Глава 2
Клара, как и многие из военного поколения, не любила вспоминать то, что пришлось перенести. Она обычно скупо делилась тяжелыми переживаниями со своими дочерьми, только когда чувствовала, что это придаст им силы. Вчера старшая дочь Светлана похоронила сынишку Венечку, которого родила без мужа. Воспаление легких унесло жизнь трехлетнего ребенка за неделю. Никто в семье не мог понять, что всеобщего любимца, шалуна и озорника больше нет на свете.
– Самое страшное в жизни – потерять ребенка, но надо найти силы и продолжать жить! Это первое правило, которое должна знать каждая женщина: что бы ни случилось, надо идти вперед, не оглядываясь и не вороша свое прошлое…У тебя ведь дочка растет. Еще много сил надо, чтобы поднять Юлечку, дочка тебе поможет, – тихо говорила Клара. И Светлана понимала, что ежедневная, будничная забота о дочери не даст ей сойти с ума.
В поезде Клара страдала от духоты, вынужденной неподвижности, сильная боль в ногах не давала уснуть. Ремешки от босоножек врезались в кожу. Она пыталась встать, но застонала и сразу села. Ремешок на правой ноге лопнул. На натертой коже выступили капельки крови. Клара разулась и огляделась: измученные люди, грязные, голодные, оглушенные случившимся, прижимали к груди узелки – единственное, что осталось из прошлой жизни.
Дети ныли. От запахов нечистот нечем было дышать.
– Мама! – позвала Клара.
– Ты старуху седую ищешь? – спросила девушка, сидящая рядом. – Так она сошла на прошлой станции. Все Гришу какого-то искала.
Клара испугалась, снова попыталась встать, но потеряла сознание.
В N-ске была конечная остановка товарняка. Молодая соседка, которая обозвала Фаину старухой, растолкала измученную Клару.
– Да ты горишь вся! Конечно, в тоненьком платьице и босиком, – пожалела она ее. – Пошли, милая, я помогу тебе.
Она почти тащила больную Клару. Постучали в ближайшую избу.
– Нет у нас места! Уже три семьи поселилось! – сердито отказала открывшая дверь девушка.
– Да она больная, не могу я ее тащить дальше!
– А у нас что, лазарет, что ли?! Погоди, ладно, положи ее у печи на лавку, да, да. В тот угол.
Утром Клара увидела молодую хозяйку в ином настроении.
– А-а, проснулась, красавица! Мы даже твоего имени не знаем. Откуда ты?
– Здравствуйте. Меня зовут Клара, мы попали под бомбежку… У меня нет документов… Беженцы мы, из Минска. Мы с мамой ехали, потерялась она.
– А я Наташа. Будешь у меня жить, – категорично сказала девушка и, словно споря с кем-то, упрямо тряхнула кудрями. – Здесь с нами еще три семьи, потом перезнакомишься.
Она стала рассматривать Клару с головы до ног.
– Красивое платье – как у принцессы, – без зависти отметила Наташа. – В товарных вагонах в таких не ездят, дурочка! Выпускница? Ой, и ножки у тебя кукольные. Хотя что я? А, все равно другого ничего нет, – она протянула Кларе резиновые сапоги 40-го размера.
Отек ног у Клары еще не сошел, поэтому она даже была рада, что сапоги большие.
– На завод работать пойдешь, – решила за Клару Наталья. – Начальника зовут Игорь Степанович. Он горбатый, потому его на фронт не взяли. А люди на заводе нужны, тебя возьмут. И потом мать разыщешь. Вот поешь! – она протянула ей картофелину в мундире и кружку морковного чая.
Кларе показалось, что вкусней она в жизни ничего не ела. Даже штрудель, который пекла мама по праздникам, не был такой вкусный, как эта картофелина. Горячий чай придал девушке сил.
– Дайте мне адрес. Спасибо большое, что приютили…
– Завод тут рядом. Повернешь за угол и увидишь трубы. Подойди к проходной…
– Наташа, а как мне маму найти?
– Запрос на все станции надо сделать. На вокзал иди.
Прошла неделя. Маму Клара не нашла, но устроилась на завод. Игорь Степанович показался ей самым мерзким мужчиной, какого она когда-нибудь видела. Бородавка на щеке под глазом, покрытая «кустиком» щетины, вызывала отвращение. Когда Клара на него смотрела, то изо всех сил старалась не морщиться. Как самую молодую и бездетную, он ставил ее на две смены и затыкал ею все производственные дыры. Клара не привыкла к физическому труду и еле держалась на ногах. Шум цеха гудел у нее в ушах даже по дороге домой.
Наташа не давала ей работать по хозяйству.
– Успеешь еще. Попривыкни пока.
День сменялся ночью, ночь – ранним утром… Прошло беспросветных три месяца, когда наконец мать с дочерью увиделись. Фаина тоже искала Клару все это время, узнав конечную остановку их поезда, приехала в N-ск.
Мама очень изменилась, словно погасла от горя: глаза у нее не блестели, плечи безвольно опустились. Она очень похудела и, еще далеко не старая, выглядела тяжелобольной.
– Доченька, солнышко мое, что же теперь будет?
– Все хорошо, мамочка, мы сейчас вместе! А это главное, – приговаривала Клара, обнимая маму.
Наташа разрешила им жить вместе.
– Одним больше, одним меньше, – сказала она, тряхнув непослушными русыми кудряшками и улыбнулась. Это было привычное для нее движение, когда она принимала непростое для себя решение. Клара завесила их угол ситцевой, выцветшей простыней, и теперь он стал похож на комнатку.