Правило – нарушение правил
Зато мои организаторские способности помогли наладить журналистский конвейер совершенно не по классическому образцу: я, как правило, составляла вопросы, Геня чистил их содержательно и стилистически, Жанна Рябыш делала буквальную расшифровку, часто резвясь и оставляя все наши слова-паразиты. Читать стенограмму иногда было просто невозможно! Геня часто диву давался, как еще со мной люди разговаривают и что-то умное говорят. Формулирую я и до сих пор так, что и сама слушать запись не могу. Потом кто-то из журналистов «причесывал» текст, структурировал материал, отсекал лишнее. Лучше всего эта технически-творческая работа получалась у Гени. Она требует высокой квалификации, усилий, не сильно вдохновляет и не стимулирует самолюбие – у журналиста нет ни личной радости от общения с собеседником, ни авторской удовлетворенности увидеть свое имя в журнале. Это, как правило, работа бойцов невидимого фронта, как это я называла. И поскольку, в основном, я встречалась с людьми, особенно статусными, получалось, что профессионализм и квалификация «бойцов» работала исключительно на мой личный журналистский имидж. Сказать, что это не вызывало противодействия и ропота в среде моих коллег, не могу. Но бунты кроваво подавлялись! Человеку статусному, особенно, если в журнал он вкладывает свой рубль, не объяснишь, что общался он с тобой, а в авторстве стоит целый коллектив. Так что даже когда нет возможности делить деньги, всегда есть то, что может рассорить. В творческой среде это особенно остро ощутимо, потому что и денежный эквивалент не всегда помогает договориться с самолюбием. Порой случалось, что над одним текстом работали несколько человек, какие-то варианты просто выбрасывались в корзину, в какихто ситуациях только в ноги к Гене – он единственный может сделать быстро и качественно.
Если честно, то я сегодня не вполне понимаю, как умудрялась все это делать, не умея самостоятельно даже включать компьютер! За эти годы я научилась, конечно, многому, но далеко не всему, что могут мои коллеги. И до сих пор я не упущу возможность делегировать другому все, что возможно, потому что мне всегда найдется чем заняться. К примеру, сейчас, когда все замерло в ожидании моего нового взгляда на ситуацию – сегодняшний не внушает оптимизма – и делаю я только то, что осмысливаю время, место и себя, делать что-то ради процесса все равно не буду. И все же творчески как журналист я постепенно выросла, потому что мозг и нерв журнала, не умаляя заслуг тех, кто работал рядом все эти годы, всегда были мои. Мне отец Силуан (Царство ему Небесное!), наместник Второ-Афонского СвятоУспенского мужского монастыря, что на горе Бештау рядом с Пятигорском, с которым мы были дружны, нередко говорил: «Я читаю статьи, практически все, и заметил, что меня часто интересует даже не столько то, что ответил вам собеседник, сколько ваш вопрос и ваши реплики по ходу». Это для меня высокая оценка, уж он-то был человеком очень образованным и умным. Ну а лучше меня то, что я называю «пришлепками», то есть врезы в статьи и интервью, никто не делает. Я давно поняла, что люди часто платят деньги, дарят респект всего за одну фразу. Ее очень важно найти и прочувствовать – это должна быть оценка, причем лучших качеств человека, но без лести. Чтобы сам человек расчувствовался, как знать, может быть, и до слез, а окружающим при этом смешно не было. Это научило меня прислушиваться и приглядываться внимательнее к людям. Иногда мне кажется, что журнал – это зеркало, и я всего лишь держу раму, в которой отражается какая-то часть реальности. А кто из нас хочет в зеркале увидеть свое не самое лучшее выражение лица? Мы же хотим себя видеть красивыми!