Глава 4
Лорд Эдвард Картрайт поправил рукав нового кремового сюртука, расшитого розами (манжет рубашки должен выглядывать идеально, а не торчать небрежно), и повернулся к лорду Бисмайру:
– Отвечая на твой вопрос, дорогой Дельберт, скажу: нет, нет и еще раз нет. Если когда-нибудь во мне возникнет желание переселиться в деревню, немедленно вызывай самых лучших врачей. Пусть отворяют мне кровь, ставят пиявок или поят микстурами, лишь бы вылечили. В деревне жизни нет.
– Многие тысячи крестьян с тобой не согласны, – усмехнулся лорд Бисмайр.
– Господь всемогущий, Дельберт, но я-то не крестьянин! Мне ни к чему вспахивать землю, собирать яблоки или кормить свиней. В деревне я дохну от скуки.
– Тогда почему ты пропадал там последнюю неделю? Мой слуга ездил с поручением в Уилтшир и клянется, что видел тебя на улице Брэдфорда-на-Эйвоне.
– Ах, ну это. Там поместье графини Флиндерс.
– И? – приподнял бровь Дельберт.
– Успешно, разумеется. Вдова не смогла устоять.
– Она известна своей замкнутостью и набожностью.
– А в постели весьма горяча.
Лорд Бисмайр фыркнул.
– Я всегда говорил: чем святей с виду человек, тем внутри он порочней. Быть порочным и, не колеблясь, говорить об этом – гораздо честнее, чем строить из себя святошу. И кстати, о святошах. Эта дочка лорда Меррисона опять за тобой наблюдает. Не оборачивайся.
– Вот как? – Лорд Картрайт даже головы не повернул.
– Да, прячется за этим растением в кадке и думает, что ее никто не заметит. Так забавно, Эдвард, она тебя просто преследует.
– Она мне неинтересна.
– Она не уродина.
– И что с того? Дельберт, вокруг полно красавиц, остается лишь выбрать. А я выбираю лишь интересных дам. Безмозглые дурочки – не по моей части. Что интересного можно найти в общении с дочкой того святоши, о которых ты с презрением только что говорил, я не знаю. Следовательно, и замечать ее не нужно.
– Ее интерес скоро станет неприличным, – заметил лорд Бисмайр, глядя Эдварду через плечо.
– Это должно волновать ее, но не меня.
Эдвард не собирался оборачиваться и давать глупышке надежду, что он в ней заинтересован. Может, попозже скользнет взглядом, чтобы убедиться: наверняка она все в том же ужасном платье, без украшений, и волосы уложены гладко, как у монашки. Правда, монашки еще и плат набрасывают, чего юной дочке лорда Меррисона не хватает. Появись она и ее сестры на балу в монашеских одеяниях, никто, наверное, и не удивится уже. Хотя в монастырь их отправить нельзя, и лорд Меррисон наверняка об этом сожалеет. Взгляд девушки буравил спину, и Эдвард передернул плечами, пытаясь избавиться от неприятного ощущения.
И что эта девчонка в нем нашла? Он ведь даже не говорил с ней ни разу, а если и перебросился парой фраз, то совершенно этого не помнил. Он ее вообще в упор не видел, пока Моника ему не сказала. Женщины быстрее замечают внимание других женщин, и леди Дьюли, сверкая шоколадными глазами, насмешливо поведала другу, что его просто преследует одна девчонка.
Дочери лорда Меррисона были всеобщим посмешищем. Если кому-то из дебютанток хотели привести в пример «неправильную» леди, то сестры Меррисон для этого служили наилучшим объектом. В обществе, где все усилия направлены на то, чтобы флиртовать, весело проводить время и сочетаться удачным браком с подходящим человеком, простые платья, строгое поведение и отсутствие пудры и мушек на лице считались оскорблением. Эдвард ненавидел пудриться и не носил парик, перевязывая волосы медного оттенка атласными лентами, однако компенсировал сии недостатки умением себя вести, исключительной любвеобильностью и знаками внимания, которые оказывал дамам. Проще говоря, лорд Картрайт был повесой, за долгие годы заработавшим себе определенную репутацию, полностью его устраивавшую. Его и за глаза, и в глаза частенько называли лорд Щегол – эта птица своим пением подманивает насекомых, а Эдвард так подманивал женщин. Обаянием. В среднем он покорял по женщине в неделю, ни с кем подолгу не задерживаясь и никому ничего не обещая. «Фарфоровый век» оправдывал его и поощрял, быть нынче у кого-то в любовниках не стыдно, но престижно. О победах Эдварда ходили легенды. Многие женщины предлагали ему вступить с ними в брак, и если бы лорд Картрайт пожелал, то мог бы войти даже в ряды высшей аристократии, а то и породниться с королевской семьей – чем черт не шутит. Эдвард, однако, брачных уз избегал, как упомянутый черт – ладана. Конечно, рано или поздно придется обзавестись супругой и сыном, чтобы было кому наследовать фамилию и состояние; но еще лет десять можно подождать. Эдварду исполнилось тридцать в прошлом году, и он не горел желанием надевать супружеское ярмо так рано.
И уж конечно, он никогда не женится на девушке строгих правил; к чему лорду Картрайту жена, которая станет его пилить за каждый взгляд налево? Эдвард не видел подтверждений тому, что любовь существует; есть легкие отношения, которые либо приносят взаимное удовольствие, либо оборачиваются чередой ссор. Он признавал, что слишком ленив, чтобы ссориться, и обрывал связь, стоило женщине упрекнуть его в чем-то хотя бы раз. Потому жена ему нужна с характером легким и жизнерадостным, а не затюканная богомолка, которая станет суеверно креститься, если он по своей привычке ляпнет что-нибудь не то. Эдвард временами бывал несдержан в выражениях и даже (в изрядном подпитии обычно) полагал себя вольнодумцем.
К сожалению, таковым его полагали и некоторые служители церкви, но Эдвард этому совершенно не придавал значения.
И уж ни в коем случае он не обратил бы внимания на кого-то из сестер Меррисон, если бы над ними не смеялся весь высший свет. Эдвард вообще полагал себя человеком не слишком наблюдательным и старался не упускать деталей, лишь когда дело касалось женщин. Моника, его давняя знакомая, очаровательная вдова, вместе с лордом Бисмайром и лордом Остлером составлявшая самый близкий круг друзей Эдварда, замечала все – она первой и заговорила о Меррисонах. И правда, было над чем посмеяться. Сестры появлялись на балах в одних и тех же платьях, были запуганы донельзя и не поднимали глаз. Кроме самой младшей, кажется, Кристианы, с тоской наблюдавшей издалека за веселыми друзьями лорда Картрайта.
Почему эта девчонка привязалась к нему, а не к другому джентльмену (весельчаков в Лондоне хватало), Эдвард не знал. После того как Моника открыла ему глаза на происходящее, он часто ловил на себе взгляд мисс Меррисон, тоскливый какой-то и слегка вопросительный. Лорд Картрайт старался не замечать этого интереса. То, что дурочка им увлеклась, неудивительно. Вот почему ее отец не пресек блажь дочери – этого Эдвард не понимал. Может, лорд Меррисон просто ни о чем не ведал.
– Она не уходит, – заметил Дельберт.
– Повторюсь, пусть это волнует ее родственников.
– Лорд Меррисон тебе все потроха промоет, если заметит.
– Меня не волнуют досужие сплетни, ты же знаешь.
– А меня волнуют, и я некоторое время назад ходил на разведку.
Эдвард, которого раздражала настойчивость друга, осведомился весьма сварливо:
– Прошу прощения, что ты делал?
– Я подошел к гнезду Меррисонов (если ты заметил, они всегда сидят кучкой) и пригласил на танец одну из сестер. Кажется, она средняя, но ручаться не буду. Естественно, мне отказали в грубой форме. – Дельберт усмехнулся. – И все же я их разглядел. Не так уродливы, как можно было бы подумать. Но одеты просто убого.
– У них же хватает денег, – Эдвард невольно заинтересовался разговором.
– Да, но лорд Меррисон – известный скупердяй. Пожалуй, попрошу сегодня графа де Грандидье, пусть представит меня Меррисону, тогда у него не будет формальных причин отказать мне в танце с одной из его дочек.
– Возьми вон ту, – Эдвард едва заметно кивнул в сторону кадки, за которой притаилась подглядывавшая девушка. – Может, она не на меня, а на тебя так призывно смотрит.
– Если графиня Флиндерс оказалась столь страстной особой, ты предполагаешь, что сестры Меррисон в постели и вовсе должны быть огненными? – задумчиво промолвил Дельберт. – Твоя теория не лишена смысла.
– Это не моя, а твоя теория, ты ее сам только что придумал. Ты хочешь танцевать с девчонкой Меррисон, а не я.
– А почему бы и нет?
– Что – почему бы и нет?
– Пригласи ее на танец.
Эдвард невольно обернулся, но Кристианы Меррисон у него за спиной уже не было – ушла, видимо осознав несбыточность своих надежд. Лорд Картрайт пожал плечами.
– Зачем? Она очевидно скучна.
– Смеху ради. Такая тоска в последнее время, – пожаловался Дельберт и повернулся к зеркалу, чтобы удостовериться: и костюм, и парик сидят безупречно. Эдвард машинально проследил за его взглядом. В зеркале отражался все тот же бал, пары кружились, женщины обмахивались веерами. – Одни и те же люди, одни и те же разговоры. А танец с неприступной богомолкой хотя бы рассмешит и тебя, и меня. Это вызов, дорогой Картрайт, и я намерен его принять.
– То есть погоди… Ты всерьез? – удивился Эдвард. – Соблазнить одну из дочек Меррисона? Смеха ради? Но это не победа, Дельберт, это падение!
– Отнюдь, я так не считаю. Чем недоступнее приз, тем больше честь его завоевать.
– Это не завоевание, а черт-те что.
– Посмотри на вопрос с другой стороны, Эдвард. Лорд Меррисон – старый высокомерный сукин сын. Разве ты не желаешь стать героем, который наконец-то утрет ему нос, уведя из-под тщательной опеки одну из его драгоценных доченек? Это будет скандал, но какой скандал!
– Дельберт, я, конечно, очень люблю скандалы, но соблазнить дочку Меррисона очень просто и скучно.
– Просто? – усмехнулся лорд Бисмайр. – Попробуй сам, и папаша Меррисон даст тебе такого пинка, что ты будешь лететь через весь зал!
– Он не посмеет.
– Поспорим?
Эдвард подозрительно уставился на друга.
– К чему ты меня склоняешь?
– К пари, друг мой, к банальному пари.
– На то, что мне не удастся соблазнить крошку Меррисон? – усмехнулся Эдвард. – Брось, Дельберт, это же глупо. Ты меня знаешь. Через неделю она будет у моих ног.
– Возможно, возможно. А может, и нет. – Лорд Бисмайр улыбнулся. – Отец с нее глаз не спускает. Но я хочу предложить кое-что более веселое, Эдвард.
– Что же?
– Женитьбу.
Лорд Картрайт порадовался, что в данный момент ничего не ест и не пьет: наверняка поперхнулся бы.
– При всем моем расположении к тебе, ты переступаешь черту. Я не собираюсь из-за идиотского пари жениться на ком-то из сестер Меррисон. Это невыгодная по всем параметрам партия. Нет и нет, Дельберт.
– Дослушай же до конца. Я и не предлагаю тебе жениться всерьез. Но спорим, что даже твоего обаяния не хватит, чтобы Меррисон добровольно отдал за тебя дочь?
– Если я соблазню ее, он сам станет настаивать, чтобы я на ней женился.
– На твоем месте я не был бы так в этом уверен, это раз. Скорее старый скупец отправит согрешившую дочурку в деревенскую глушь или быстро выдаст замуж за подходящего кандидата, а отнюдь не за тебя. А два – это ведь не будет его добровольным выбором, не так ли? Это будет отсутствием выбора. Нет, я хочу поспорить с тобой о другом: что ты не сможешь сделать так, чтобы старик сосватал за тебя дочь с радостью.
– А если смогу? – Эдвард был азартным человеком, и стоило кому-либо задеть его, бросался в спор. Дельберт совершенно отчетливо его задевал. – Это не такая сложная задача, как тебе кажется.
– Дело не в соблазнении, – напомнил лорд Бисмайр, – а в добровольном согласии отца на брак крошки Меррисон с тобой.
– Я понял, ты можешь не повторять два раза. – Эдвард оглядел друга с ног до головы. – Я лишь не возьму в толк, почему я должен с тобой спорить. И что мне будет, если… вернее, когда я выиграю.
– Потому что тебе скучно. И мне скучно. А лорд Меррисон – старый дурак. Разве причин не достаточно?
– Действительно, более чем, – язвительно произнес Эдвард. – Предположим, я соглашусь, тебе удалось меня зацепить. Возможно, тогда эта девчонка от меня отстанет. Но спор требует определенных условий. Во-первых, я не намерен на ней взаправду жениться. Как только будет во всеуслышание объявлено о помолвке, я найду причину ее расторгнуть, но спор при таких условиях выигрываю.
– Согласен, – кивнул Дельберт. В глазах его зажегся азарт.
– Во-вторых, я могу использовать любые способы для достижения цели, не так ли?
Лорд Бисмайр развел руками.
– Не вижу таких способов, которые ты не можешь использовать. Врать ты не станешь, и помни: лишь добровольное согласие отца…
– Да-да, я уже запомнил это. В-третьих, условия выигрыша.
– Если выиграю я, – самодовольно заметил Дельберт, – то хочу получить твою Озорницу.
Эдвард присвистнул.
– У тебя неплохие запросы!
– Так ведь и задача непростая. Но ты клянешься, что справишься. Значит, тебе нечего опасаться.
– Хорошо, – помедлив, согласился Эдвард. Он не собирался так просто отдавать даже лучшему другу самую прекрасную кобылку из своей конюшни. – Если выиграешь, получишь Озорницу. А если я выиграю…
– То что?
– Дай подумать. – Лорд Картрайт рассеянно обвел взглядом зал, как будто в лицах веселящихся гостей мог отыскать ответы. – Если я выиграю, то ты женишься в течение года. На одной из сестер Меррисон.
– Помилуй! – возопил Дельберт. – Это неравноценно!
– Ты же сам твердишь каждый день, что пора обзавестись формальной супругой, завести с ней формального наследника… Чем дочка Меррисона плоха? – ухмыльнулся Эдвард.
– Ну уж нет. Я женюсь, когда пожелаю.
– Хорошо. Не буду тебя заставлять, я не жесток нынче вечером. Тогда ты отдашь мне ту коляску, что привез из Франции. Озорница будет отлично смотреться впряженной в нее.
Лицо Дельберта исказила мучительная гримаса: новую коляску он обожал и расставаться с нею не собирался.
– Это равноценно, – настаивал Эдвард.
– Ладно, ладно, я согласен, – сдался лорд Бисмайр. – Так и быть.
– Ты же не собираешься проигрывать, – поддел его Эдвард, – вот и не переживай.
– Я не переживаю. Все равно у тебя ничего не получится.
– Уж конечно, – легкомысленно кивнул лорд Картрайт. – По рукам?
– По рукам.
Эдвард улыбнулся. Дельберт частенько втягивал его в подобного рода споры: сможет или не сможет соблазнить понравившуюся скромницу, выиграет ли скачки, заберется ли на дерево… Деревья, впрочем, в спорах давно не фигурировали, это дань детству. Семьи Картрайт и Бисмайр были соседями, и Эдвард с Дельбертом дружили с младых ногтей. Так что ничего удивительного, что друг решил развлечься подобным образом.
Задача на первый взгляд представлялась легкой; Эдвард не сомневался, что ему удастся уговорить старого Меррисона выдать за него дочь – это дело нескольких дней, может быть, пары недель. Существует много способов заставить людей делать то, что ты хочешь, а они об этом даже не догадаются, наивно полагая, что это их собственное желание. Нет, Эдварду не было жалко объект охоты – Кристиану Меррисон (понятно, что свататься следует к ней, так как она охотно сама пойдет в руки). Скорее он испытывал небольшое отвращение к предстоявшему приключению – нехороший душок обмана витал, никуда не скроешься. Девушка-то в любом случае останется в проигрыше. Впрочем, какое ему дело. Она наверняка черства и ничего не понимает в любви. Так ей и надо. А он выиграет новую коляску.