Глава 3
Будем жить впроголодь! В нищете и лохмотьях собирать остатки еды по помойкам
Артемида Степановна Селиванова растила девочку, отказывая себе во многом, если не сказать во всем. Она надеялась, что со временем из той вырастет хорошая, покладистая дочь, благодарная матери за все ее мучения и лишения. Людмила выросла, но благодарить не спешила. Мало того, что она не обрадовала родительницу получением высшего образования – Селиванову-младшую с треском выгнали из химико-технологического института за хроническое непонимание процессов взаимодействия веществ. Устроила-то Артемида Степановна дочь в вуз по знакомству за определенное вознаграждение. Так та еще и не оправдала надежд матери на быстрое и удачное замужество. Хотя Людмиле на протяжении всей жизни, как Митрофанушке-недорослю, внушалось, что если не хочешь учиться, то нужно жениться, то есть идти замуж. Артемида Степановна звала свою дочь перезрелой грушей и, как и все нормальные матери, оказавшиеся в таком трудном положении, пыталась ее познакомить с состоятельными мужчинами.
Естественно, все они были в возрасте, внешность имели соответственную: лысинка да животик. Но разве можно обращать внимание на такие мелочи, когда у этой лысинки лежит солидная сумма в банке, имеется трехэтажный особнячок и в гараже томится парочка иномарок – для себя и для будущей половины. Людмила наотрез отказывалась становиться этой самой половиной. Так что все усилия Артемиды Степановны свелись к абсолютному нулю.
И вдруг вчера дочь призналась, что вышла замуж. Такого удара в спину Артемида Степановна не ожидала. У нее на примете как раз был один солидный бизнесмен, ищущий хозяйку для своего ранчо. Мать не стала устраивать истерику и закатывать неблагодарной дочери скандал. Она тихо и спокойно пригласила молодоженов к себе на дачу. Должна же Селиванова-старшая познакомиться с мужем собственной дочери, которая ее даже на свадьбу не пригласила! О том, что свадьба была «комсомольской», она и слышать не хотела. Впрочем, что еще можно было ожидать от этой вертихвостки?!
Дочь согласилась и обещала приехать с новоявленным родственником завтра. Артемида Степановна попыталась прозондировать почву насчет положения зятя в обществе, состояния его бизнеса и так далее. Но получила лишь небольшой отчет Людмилы о том, что жених не богат и не хорош собой. Что заставило ее дочь выйти замуж за подобное ничтожество, Артемида Степановна не знала и собиралась найти ответ, лично увидев господина Смолкина. Нет, а фамилия-то какая идиотская?!
Федор, уставившись на Артемиду Степановну, молчал, переминался с ноги на ногу и тупо улыбался. Он с утра не сказал ни единого слова своей супруге. Ему не хотелось с ней разговаривать, почему-то ее голос Смолкина перевозбуждал. В плохом смысле этого слова. Федор молчал всю дорогу, пока они тряслись в переполненной электричке, тащились по полям и тропинкам к обветшалому домику с серо-буро-малиновым забором и вредной теткой возле крыльца. Эта тетка и по совместительству мать его супруги показалась ему безумной фурией, сбежавшей из психбольницы и прихватившей с собой полинялый плед, в который наспех замоталась по дороге.
Он вспомнил народную истину: «Хочешь узнать, какой станет твоя жена через пару десятков лет, погляди на ее мать». Люська Селиванова должна была превратиться в толстую, ярко раскрашенную колоду: с синими тенями на веках, с тонкой жесткой полоской бордового рта на одутловатой физиономии и тремя рыжими прядями, собранными на макушке в пучок, напоминающий фигу. В голове Федора вновь пронеслась мысль: какого черта он женился?! Он тяжело вздохнул и тут же получил тычок в бок от Люськи. Оказалось, нужно было что-то ответить на мамочкино приветствие.
– И мне тоже, – пробормотал Смолкин, – очень приятно.
– Еще бы! – съязвила фурия и, повернувшись к ним спиной, зашагала в дом.
Смолкин грустно подумал о том, что эти две женщины способны с ним сделать все что угодно: удушить, повесить, прирезать. И никто не кинется на его одинокий крик о помощи! Он огляделся. Шесть соток, где находилась дача Селивановых, казались совершенно пустынными, как и соседние владения. Окружающие участки кусты с намечавшейся жиденькой листвой наводили ужас и тоску. Безлюдные улочки дачного поселка тоже не внушали особого доверия. Федор расправил плечи и решил, что просто так он им не дастся. Однако, приближаясь к дому, он заметил на соседнем участке копошащееся существо. Поодаль с ведрами двигалось еще нечто подобное, и дальше, через участок, возилась парочка согнувшихся в три погибели огородников.
– Я не стала в этом году сажать картошку, – заявила Селиванова-старшая, проследив взгляд гостя. – Разбила газон с цветами. Слава небесам и Тихону Аркадьевичу, который мне помог. – При этом она просверлила глазами дочь: мол, от той никакой помощи век не дождешься.
– Я же работаю, мама, – попыталась оправдаться Люська.
– Он, между прочим, тоже, – многозначительно отозвалась мать, – трудится. На ниве малого бизнеса.
– Он что, комбайнер? – решил поддержать разговор Смолкин. Наживать себе еще одного врага ему не хотелось.
– Он бизнесмен, – презрительно сказала Артемида Степановна и открыла дверь, пропуская молодых. – Переобувайтесь в тапки! У меня стерильная чистота, – скомандовала она.
Люся подмигнула ему и принялась переобуваться. Федор последовал ее примеру.
Судя по тому, какие тапки ему достались, мужчины в этом доме водились редко. По крайней мере те, которых можно было в приказном тоне заставить переобуваться. Из чего Федор и сделал вывод, что он будет единственным мужчиной в их семье. А в таком случае ему придется, несмотря на мягкий, доверчивый характер, бить кулаком по столу. Сегодня этого делать он не станет, но в следующий раз… Нет, следующего раза он допустить не должен! Развестись с Селивановой раз и навсегда! Федор подошел к столу и стукнул по нему кулаком. Артемида Степановна в недоумении подняла на него свои засиненные глазищи.
– Крепкий стол, – пояснил Смолкин, – не шатается.
– У меня все крепкое, – заявила та и поставила на стол бутыль с самогоном.
– Мама, – Люся снова толкнула Смолкина в бок, – у нас с этого дня сухой закон.
Федор потер свой бок в том месте, где, по его расчетам, после всех жениных тычков точно образуется синяк, и горестно вздохнул. Действительно, пить ему нельзя ни в коем случае. Иначе неизвестно, чем все это может закончиться. Люська в суде заявит, что прожила неделю с законченным алкоголиком и потребует материальную компенсацию морального ущерба. Свидетелей у нее полным-полно. Нет, он не доставит ей такого удовольствия. Впрочем, развестись с ней нужно прилично. Мама скандала не переживет. Его мама, а не эта фурия с самогоном.
– Ага, – мстительно вставила Артемида Степановна, придирчиво разглядывая осунувшегося Смолкина, – допился, значит.
– Ну, почему сразу допился? – заступилась за Федора Люська.
Она знала заранее, что реакция матери на новоявленного супруга будет резко отрицательной, но не до такой же степени. Все-таки следует принять во внимание, что это Люська вышла за него замуж, а не какая-то проходимка. Впрочем, она как раз и есть та проходимка, которая на самом деле не вышла замуж. Но знать об этом маме совершенно необязательно. Пусть думает, что дочка замужем, и тогда, может, закончит подсовывать ей некондицию в виде лысинок. Пусть знает, что Людмила живет мирно и счастливо с этим болваном. Но болваном называть Смолкина вправе только она. Почему-то неприятно, когда это делают другие. Не значит ли это, что она питает к Федору какие-то чувства?
Люся поглядела на Смолкина, кружившего, как хищный орел, над бутылью, и поняла, что никаких особых чувств, в отличие от Настасьи, она к нему не питает. Да и не может питать. Он не мускулистый брюнет с карими глазами, а полная тому противоположность.
– И как же вы встретились? – Артемида Степановна усадила их за стол и принялась пытать.
– Мамочка, я же говорила, что мы с Федей вместе работаем, – напомнила Люся.
– Ага, – сказала та, направляясь в кухню за провиантом, – производственный роман! Вместо того чтобы трудиться на производстве на благо общества, вы занимались чем попало!
– Мама, – укорила ее Люся.
– Что мама?! – Артемида Степановна поставила на стол блюдо с пирожками. – На работе нужно работать, а не заниматься обустройством личной жизни.
– Правильно, – поддержал ее Федор, применяя свой излюбленный метод обольщения дам. – Я тоже, Артемида Степановна, всегда говорил вашей дочери, что на работе нужно работать.
– Правда? – недоверчиво покосилась на него хозяйка и прошла за чайником. – А почему вы так быстро решили пожениться? – выкрикнула она оттуда.
– Почему же быстро, мама? – пожала плечами Люся.
– Правильно, Артемида Степановна! – перебил ее Смолкин. – Я тоже говорил Люсе, что слишком быстро!
– Неужели?! – уже теплее спросила вернувшаяся с чайником Артемида Степановна. – И что же вы теперь собираетесь делать?
Смолкин в порыве искренности чуть было не крикнул, что лично он собирается как можно быстрее развестись, но вовремя сдержался. Вряд ли мать девушки, только что выскочившей замуж, мечтает о разводе молодоженов. Он любезно улыбнулся и сказал:
– Прислушиваться к вашим мудрым советам, Артемида Степановна. Вы такая умная женщина, вы вообще такая… – он старался изо всех сил. – Такая обворожительная!
Та в изумлении плюхнулась на стул. Такого пассажа от своего зятя она не ожидала. Тем не менее Артемиде Степановне было весьма приятно.
– Нужно было слушать молодого человека, – сказала она, обращаясь к дочери. – Он трезво мыслит!
Люся засмеялась. Смолкин был, как всегда, неотразим в своей чрезмерной лести дамам. За что, по большому счету, те его и любили. Он умел преданно глядеть в глаза, вовремя говорить ласкающие слух комплименты и тяжело вздыхать, изображая разрывающие его мужскую душу истинные, нежные и глубокие чувства. Он многое умел, когда хотел. Сегодня и Артемида Степановна попалась на его удочку. Смолкин – и вдруг трезво мыслит?! После двух дней беспробудного пьянства? Может быть, он о чем-то догадался?!
Но тот уже обсуждал с мамой неблагоприятные последствия скоропалительных браков. Люся пригляделась к Смолкину. Что интересного и загадочного в нем могла найти Настасья? Как жаль, что сегодня ее нет с ними. Ведь нужно и дальше продолжать показывать брак с хорошей стороны, не забывая при этом наносить Смолкину мелкий вред. Люся надеялась, что настоящим вредителем станет ее мать, которая ни при каких обстоятельствах не должна была принять новоявленного супруга с распростертыми объятиями. Но вдруг начала это делать.
Артемида Степановна во многом соглашалась с зятем. Вернее, тот соглашался с ней практически во всем, чем вызвал в теще волну благожелательного к нему расположения. Ко всему прочему, Федор еще изловчился, чтобы у Артемиды Степановны свалился со стола пирожок, лежавший возле кружки с чаем. Смолкин в мгновение ока поднял пирожок с полу и подобострастно водрузил его обратно. В любом другом случае Артемида Степановна выговорила бы необразованному тупице, что подбирать с полу пирожки и класть их на стол не просто не культурно, а вообще немыслимо! Но она сдержалась и сухо поблагодарила Смолкина. Тот ничего не понял и остался доволен.
Люся затосковала. Ее планы рушились, Федор смог-таки найти к матери подход. Впрочем, чего еще можно было ожидать от заправского Казановы? Но все же она не ожидала, что чары Смолкина распространяются на пожилых дам с вредным характером и стойким иммунитетом к мужским особям. Пока она прикидывала, что предпринять, чтобы показать Смолкину отвратительное лицо истинной тещи, тот кинулся мыть посуду. Люся выставила ногу, пытаясь остановить Смолкина подножкой, но тот, дребезжа собранными чашками в руках, перепрыгнул через ее конечность и исчез на кухне.
– Какой приятный мужчина, – пробормотала Артемида Степановна. – Возможно, он сделал правильный выбор.
– Это я его выбрала, мама, – разозлилась Люся. – Я! От меня зависело, станет ли Федор моим мужем.
– Твоя самостоятельность не знает границ! – укорила ее мать. – А девушка должна быть покладистой и мягкой. Как перина, на которую так и тянет завалиться.
– Я не хочу, чтобы Смолкин на меня заваливался, – сказала Люська, не подумав.
– Так у вас с ним ничего не было?! – округлила глаза мать.
Только этого не хватало! Люся подавила в себе желание нагрубить матери. Это ее личное дело, что и с кем у нее было. Она уже слишком большая девочка, чтобы отчитываться перед мамой.
– Значит, я еще долго не дождусь внуков? – допытывалась та. – Он что, импотент? Я так и знала! Ничего хорошего ты выбрать не могла. Ладно, хоть посуду моет и пирожки с полу поднимает. Вот Тихон Аркадьевич, – она перешла на шепот, – по этому делу такой мастак! Не таращь глазищи, у меня с ним чисто дружеские отношения. Я сужу по его трем бывшим женам, с которыми у Тихона Аркадьевича остались чудесные отношения и дети.
– Когда-нибудь, – вздохнула Люся, – и у меня будут чудесные отношения и дети…
– Я не доживу, – поджала губы Артемида Степановна и кинула взгляд в кухню: – Старается, моет.
Смолкин действительно старался. Людмила совершенно не понимала причину его стараний. Неужто ему так захотелось произвести неизгладимое впечатление на тещу? Но она же не его теща! Впрочем, Федор об этом не догадывается. Неужели он искренне полагает, что они заживут одной большой и дружной семьей? Люсе на миг показалось, что они с Настасьей зря все это затеяли. Если все зайдет так далеко, то Смолкин потребует не только большой и дружной семьи, но и выполнения супружеских обязанностей. В какую-то минуту Люся чуть не проявила слабину, собираясь честно признаться матери во всем случившемся и бросить свою затею. Но нельзя подводить Настену. Слишком уж она надеется на положительный исход этого сомнительного предприятия.
– Пойду помогу твоему муженьку, – Артемида Степановна скрылась на кухне.
Оттуда сразу послышались голоса, полилась светская беседа про погоду и природу, посыпались комплименты. Люся усмехнулась. Нет, этого Смолкина все-таки придется перевоспитывать ради подруги, и никуда ей от этого не деться. Она встала и подошла к окну полюбоваться привычным дачным пейзажем. Солнечный день явно располагал к прогулкам. Люсе захотелось выйти на крыльцо и вдохнуть чистый, не загазованный воздух.
Открыв дверь, девушка вскрикнула от неожиданности. Прямо перед ней оказался огромный букет ромашек, из-за которого выглядывала довольная физиономия румяного толстяка.
– Привет! – обрадовался тот, как будто произошло именно то, о чем он мечтал все последнее время. – Испугал?
– Испугали, – ответила Люся, понимая, что доставляет ему сказочное удовольствие своим ответом.
– Какая пугливая, – надвинулся на нее толстяк, сунув Люсе в руки цветы. – Козочка!
– Что? – обомлела Люся, догадываясь, что козой назвали ее. Не Артемиду Степановну же, которая продолжала возиться со Смолкиным на кухне. И что они там только делают? По пятому разу моют чашки?! Или сплетничают о ней?
– Мама! – крикнула она. – Тут к тебе пришли!
– Не к ней, – заявил толстяк, проходя к столу и располагаясь на месте Федора. – К тебе!
Люся чуть не закричала ему, что такое непозволительное обращение и обзывательство рогатым скотом совершенно с ней недопустимо, что такие непрошеные гости ей ни к чему. Пусть забирает свой букет и тащится с ним обратно. Не то, не то… Не то, Смолкин выйдет и разберется с ним.
– У меня между прочим муж есть! – вырвалось у Люси в продолжение мысли.
– Какой муж? – нахмурился толстяк, и его рука остановилась в нескольких сантиметрах от тарелки с пирожками.
– Законный, – сказала Люся, довольная, что озадачила гостя.
– Как это? – Он взял пирожок и задумался. – Артемида Степановна этого мне не говорила…
– А она сама об этом узнала только вчера! – заявила Люся, ликуя, что ее слова произвели должное впечатление на толстяка.
– Ты – Людмила? – на всякий случай поинтересовался тот.
– Людмила Селиванова, – гордо тряхнула рыжей шевелюрой Люська.
– А я Тихон Аркадьевич, – задумчиво представился толстяк.
Люся чуть не сказала, что она рада, но вовремя опомнилась. С чего бы ей радоваться? Да и не рада она вовсе встрече с этим половым гигантом, у которого имеются три жены, отношения и дети.
– Мама о вас говорила, – на всякий случай сказала она вежливо.
– Она много чего говорила, – с обидой отозвался толстяк. – А про мужа не упоминала!
– Да, – из вредности Люська снова наступила ему на больную мозоль, – я вышла замуж! Так что меня можно смело исключить из списка ваших потенциальных невест.
– Жаль, ты мне понравилась, – признался Тихон Аркадьевич и полез в карман пиджака за носовым платком, которым тут же принялся вытирать вспотевший от досады лоб. – Когда выскочила замуж?
– На днях, – Люся оскорбилась. Ишь какой! Выскочила! Как будто жениться идут, а замуж только выскакивают. Натуральный шовинизм. Мужчина никогда не скажет, что он выскочил жениться. Зато если девушка, то та обязательно выскакивает. – Вышла замуж! – повторила она.
– Слышал уже, – скривился толстяк и налил самогона из сиротливо стоявшей на столе и непочатой бутыли. Залпом опрокинул стакан в себя.
– Мама! – снова позвала Люся, прекрасно понимая, что светской беседы у нее с гостем не получится. – К тебе пришел Тихон Аркадьевич!
– Да, – мрачно заявил тот, – к ней я пришел! – Выхватил у Люси цветы и встал.
– Тихон Аркадьевич! – Из кухни пулей вылетела Артемида Степановна и кинулась к гостю.
Тот сунул ей букет, тоскливо поглядел на вышедшего за ней Смолкина и тяжело вздохнул.
– А у меня такая радость, – произнесла Артемида Степановна голосом человека, потерявшего в одночасье все, что было нажито непосильным трудом, – дочь замуж вышла.
– Знаю уже, – буркнул толстяк и… упал.
Конкуренции Смолкин не терпел. В этом было его мужское обаяние и сила. Ради любимой женщины он был готов на любые безумства. Людмилу Селиванову он не любил ни в данный момент, ни в принципе, но раз уж она считалась его женой, то имела право на его внимание. Только его, а не этого типа с ромашками! Пока Артемида Степановна раскланивалась с гостем, Смолкин успел убрать в сторону его стул. Конкурент, естественно, сел мимо.
Люся блаженно улыбалась, глядя, как лакированные ботинки взлетели над столом и опустились вслед за их нахальным владельцем на пол. Артемида Степановна заохала, сунула букет дочери и принялась хлопотать над незадачливым женихом, бросив колючий взгляд на довольных молодоженов.
Смолкин тут же сделал озабоченное лицо и кинулся помогать теще.
– Как же вы так? Да как же, – суетилась Артемида Степановна, водружая толстяка с помощью Федора на стул, – промахнулись-то?!
– У вас что, – прохрипел гость, – стулья ненормальные, на колесах?!
– Есть тут у меня ненормальные, – прошипела та, сверкнув глазами в сторону дочери.
– Я бы попросил вас, – простонал тот, держась за свой бок. – Тому, что я двадцать лет назад не прошел психиатра на призывной комиссии в военкомате, есть вполне объективное объяснение…
– Да что вы говорите?! – всплеснула руками и цветами Люська, довольная, что вывела субъекта на чистую воду. – То-то я думаю, ненормально иметь чудесные отношениями с тремя бывшими женами!
– Он шутит, – заявила мать, усаживаясь рядом с толстяком, с лица которого успел сойти румянец.
– Да, – сказал тот, – я шучу.
– Я тоже, – встрял Смолкин, – пошутил.
– И я могла бы признаться, что про замужество пошутила, – усмехнулась Люся, – но не стану.
– Какие уж тут шутки, – вздохнула Артемида Степановна и принялась ухаживать за гостем.
Если бы она только знала, на что способна ее дочь, то дело приняло бы нешуточный оборот.
На Тихона Аркадьевича, как поняла Люся с первого взгляда, возлагались особые надежды. Неоправданные, как оказалось впоследствии. Как ни старалась Артемида Степановна убедить присутствующих, что скоропалительные браки часто разрушаются, что кризис наступает уже на первом месяце семейной жизни, что ничего хорошего от этого супружества она не ждет, что каждый второй брак, нет, каждый первый брак в конце концов все-таки разваливается… Ничто не могло помочь толстяку вернуть на свою унылую физиономию розовый цвет.
Смолкина-то она вполне убедила. Тот угодливо поддакивал теще и кивал головой. Но Тихон Аркадьевич, которому приспичило жениться, ждать кризиса и развода не собирался. А сейчас он хотел только одного – пирожков с чаем, что ему и было немедленно предоставлено.
Люся в очередной раз провалила план матери по сватовству. Сколько было таких планов! И она все отвергла. Сегодня сватовство, правда, не состоялось по уважительной причине. Нельзя же девушке иметь сразу двух мужей. Мужей нельзя, а если распределить роли иначе? Один будет мужем, другой – любовником. Подобной схемой «жена+любовница» пользуются многие мужчины, и никто их за это не осуждает. Люся поглядела на одного, на другого: оба показались ей недостойными вариантами. Да и не до такой степени она феминистка, чтобы использовать нескольких мужчин в комплекте.
Она обычная девушка со своими принципами и жизненной позицией, которые слегка устарели на фоне глобальных мировых перемен. Конечно, она не Джульетта, ищущая своего Ромео, но выйти замуж по любви все-таки хочется, несмотря ни на что. Хотя она и пустилась в авантюру с мнимым замужеством, но ее философия осталась прежней – ни за что и никогда без любви. Люсе почему-то резко расхотелось возвращаться со Смолкиным домой. Кто знает, не начнет ли он ее домогаться? Судя по его ревнивой реакции на Тихона Аркадьевича, от Федора можно ожидать чего угодно.
Впрочем, Люся может прикинуться больной. Начнет кашлять и скажет, что заболела открытой формой туберкулеза. Нет! Он испугается и сбежит, и процесс перевоспитания затянется на неопределенное время. Можно сказать, что у нее болит голова. Тут же в голову полез пошлый анекдот про то, что домагивающийся Смолкин ее не думать заставляет… Лучше Люся ему сообщит, что она беременна и ее постоянно тошнит. Точно! Это наилучший вариант. Раз назвалась груздем, то не вылезай из кузовка. На всякий случай Люся изобразила икоту и, якобы испугавшись, закрыла рот рукой, стремительно выскочив из-за стола.
Конец ознакомительного фрагмента.