Глава 4
Домой явилась только к четырем часам.
– Фу, – пробормотала Зайка, дергая хорошеньким носиком, – чем от тебя пахнет?
«Тюрьмой», – хотела я сказать, но прикусила язык. Незачем пугать невестку.
– Все-таки интересно, – продолжала настаивать Ольга, – где ты была?
Но тут распахнулась дверь, на пороге появилась раскрасневшаяся Маруся, а за ней маячил поджавший хвост Банди.
– Видали дурака? – завопила дочь.
Мы уставились на мелко дрожащего мощного пса.
– Опять кошки из сада выгнали, – засмеялась Маруся, – он их до смерти боится.
Наша «коллекция» собак начиналась с пит-буля Банди и ротвейлера Снапа. Страшных псов купили специально для охраны. Но в детстве и тот и другой походили на восхитительные плюшевые игрушки. Их радостно тискали и гости, и хозяева. Результат налицо. Жуткого вида кобелины обожают всех! Специально вызванный инструктор встал в тупик.
– Первый раз встречаю таких собак, – сообщил он нам, – абсолютно послушно выполняют все команды, кроме «фас»! Озлобить их невозможно!
Так Снап и Банди превратились в болонок, основной интерес которых сосредоточен на еде. Жуют они постоянно, особенно не кривляясь: суп, кашу, мясо, чипсы, орехи и соленые огурцы. Потом один знакомый попросил нас приютить ненадолго пуделя Черри, да так и забыл про собачку. Следующим оказался английский мопс Хуч, но историю его появления расскажу как-нибудь в другой раз. Последней приехала йоркширская терьерица Жюли вместе со своей хозяйкой, няней близнецов Серафимой Ивановной. Если выстроить иерархическую лестницу принадлежащих нам животных, то на самом верху, безусловно, окажутся кошки – трехцветная Клеопатра и белая Фифина. Собаки повинуются им беспрекословно. Банди же пошел дальше всех – отважный пит-буль с акульими зубами вообще боится всех кошек. А в наш сад часто забредают бродячие киски в поисках еды. Если Снап, Черри, Жюли и Хучик делают вид, что не замечают непрошеных гостей, то Банди усаживается на пороге и отказывается выходить наружу. Задние лапы пита начинают мелко дрожать, морда принимает полубезумное выражение. Правда, точно такой же ужас он испытывает при виде работающего пылесоса, кофемолки и фена.
– Клепа, Фифа, – закричала Маня, – в саду чужие!
Наши кошки стремглав ринулись наружу. Вот уж кто не дает наглым пришельцам спуску. За окном раздались шипение, утробный вой, потом сдавленное мяуканье. В две минуты пришельцы были выдворены. Хозяйки, гордо подняв раздувшиеся хвосты, важно прошествовали в холл.
– Иди уж, чучело, пописай, – вздохнула Маруся.
Банди, боязливо оглядываясь, потрусил в сад.
– Да, – сказала Оля, – а еще говорят, что пит-буль кровожаден. Наш при виде котенка в обморок грохнется!
Аркашка прибыл только к семи вечера. Мрачное лицо сына не обещало ничего хорошего.
– Ну! – накинулась я на «Перри Мейсона».
– Единственный более или менее приемлемый вариант для него – полностью признаться и упирать на то, что совершил убийство в состоянии аффекта, – резюмировал сын.
– Ты думаешь, это он?
– Нет, конь в пальто, – обозлился Аркашка.
– Но Макс клянется, что…
– Мать, – устало вздохнул Кешка, – все преступники заявляют, что они невинны, словно младенцы! Но надо же меру знать. В данном деле отрицать что-либо глупо!
Выяснилось, что около полуночи Макс вернулся домой. Его видела соседка с первого этажа Анна Михайловна. Ночь стояла знойная, женщина никак не могла заснуть и курила на скамеечке возле дома. Вместе с ней сидела и Наташа Симонова из 22-й квартиры, гулявшая со своей таксой. По их словам, Максим приехал на джипе, загнал машину под навес и пошел в подъезд. По дороге он вежливо поздоровался с женщинами и даже перебросился с ними парой слов по поводу невероятной жары. Ошибиться дамы не могли, так как обе прекрасно знают Полянских. Не прошло и пятнадцати минут, как Макс выскочил из подъезда в безумном состоянии. Он вихрем пронесся мимо мирно болтавших соседок, вскочил в джип и умчался. Наташа заметила на брюках бежавшего большие темные пятна.
При обыске со дна громадного бачка для грязного белья оперативники вытащили слаксы бежевого цвета, все заляпанные кровью. Макс клялся, что давно не надевал этих штанов, но группа крови совпала с группой крови убитой. Более того, экспертиза свидетельствовала, что это кровь одного и того же человека – Вероники Медведевой. К тому же допрошенная секретарша Тамара Павловна сообщила, что хозяин вечером просто жутко поругался с супругой. Еще она насплетничала про связь Полянского с молоденькой студенткой, и оперативники сделали единственно возможный шаг: арестовали Макса, предъявив ему обвинение в убийстве.
Я притихла. Столько доказательств! Ну что за дурак! Убегать на глазах у болтливых соседок. Почему не воспользовался черным ходом? Дом на улице Воронова строили в конце 30-х. На кухне имелась дверь «служебной» лестницы. Когда Нина Андреевна посылала меня в свое время на рынок, возвращаться с картошкой следовало именно через кухню, чтобы не трясти в холле грязными сумками. Частенько пользовался запасным выходом и Макс, когда хотел незаметно проникнуть в дом. Наружная дверь открывается в небольшой грязноватый проулочек, там стоят мусорные бачки. Редко кто из соседей прогуливается в подобном месте. Почему не побежал туда?
Зачем хранил такую улику, как окровавленные слаксы? Не разумнее ли выкинуть их подальше от дома в разных местах, предварительно разрезав на части? И уже просто глупо прятать «беретту». Утопить в Москве-реке, да и дело с концом. Макс, конечно, не светоч разума, но и не дебил. Он что, хотел, чтобы его поймали?
Потом, Нина Андреевна рассказывала о пепельнице, полной окурков. А соседки уверяют, что Макс выскочил назад почти сразу, от силы через пятнадцать минут. Как можно искурить столько сигарет за подобный срок?
Было еще кое-что. В тюрьме он сказал мне, что не убивал Веронику. Причем поклялся здоровьем матери. Вот это серьезно. Нину Андреевну Максим любит до беспамятства и клясться всуе ее здоровьем не станет.
Аркашка вздохнул:
– Завтра поеду в тюрьму, попробуем выстроить линию защиты. Предположим, она ему изменила. Узнал случайно, схватил в состоянии аффекта пистолет…
– Нет, – тихо сказала я, – так не пойдет. Его же осудят!
– За аффект много не дадут, – отмахнулся Аркадий, – в особенности если приведем свидетелей, которые расскажут о безобразном поведении Вероники. Ну, пила, гуляла, дебоширила. Главное, чтобы признался и начал плакаться: не хотел убивать, случайно вышло. Искреннее раскаяние хорошо действует на судей.
– Нет, – продолжала настаивать я, – он не виноват.
– Мать, – вспылил Аркадий, – кончай идиотничать.
– Хорошо знаю Макса. Убивать женщину, да еще стрелять из пистолета в лицо – для него невероятно!
– Слушай, – окончательно обозлился Кешка, – значит, на процессе в ответ на все выдвинутые доказательства я должен встать и с серьезным видом заявить: «Подсудимый не виновен, так как он не любит убивать женщин выстрелом в лицо!»
– Ну, – промямлила я, – конечно, звучит неубедительно и смешно.
– Вот именно. Если будет упираться рогами и настаивать на невиновности, судья впаяет ему по полной программе, мало не покажется. Есть только один путь: раскаиваться, плакать и терзаться муками совести, напирая на аффективное состояние. Или…
– Или… – поторопила я, видя, что сын замолчал.
– Или ищи настоящего убийцу, раз так уверена в невиновности Полянского, – прошипел Кешка и, стукнув кулаком по журнальному столику, ушел.
Я медленно стала подбирать упавшие газеты и рекламные листовки. Такая мысль не приходила мне в голову. А правда, что, если самой попробовать разобраться в этой темной истории? Сдается, Макса просто подставили, вот только зачем?
На следующий день утром Кешка поехал в Бутырскую тюрьму, а я – к Максу в офис.
В отсутствие Полянского хозяйничал Леня Кошкин. Вернее, Леонид Сергеевич, жуликоватого вида парень с бегающими глазками.
– И чего вам надо? – довольно злобно осведомился он. – Макс – дурак. Где это видано – самому убивать? Умные люди нанимают киллера. Лох!
Тамара Павловна, седовласая дама, восседала у двери опечатанного кабинета. В свое время Максим выбрал женщину из множества других претенденток. Отвергнув девиц с роскошными ногами, он остановился на бывшей учительнице русского языка.
– Не нужны мне соблазны на рабочем месте, – шутил Полянский, – а Тамара Павловна игривых мыслей не вызывает и юбки носит нормальной длины.
Макс не прогадал. Преподавательница оказалась великолепной работницей. Никогда не опаздывала на работу, не пила, не курила, четко выполняла все поручения.
– Сижу как за каменной стеной, – сообщал Макс приятелям, удивлявшимся, что в приемной правит женщина почти пенсионного возраста, – а у свиристелок только танцы на уме. Нет, свою секретаршу ни на какую другую не променяю.
– Чем могу помочь? – церемонно осведомилась дама, увидев, как я притормозила у конторки.
– Принесла привет от Максима Андреевича из тюрьмы, – шепнула я.
– Пойдемте, – прошептала в ответ Тамара Павловна, косясь одним глазом на дверь кабинета Кошкина.
Мы тихонько, почти на цыпочках выскользнули из офиса и сели в небольшом уличном кафе.
– Как он там, бедняга? – поинтересовалась секретарша. – Всегда знала, что Вероника его до добра не доведет.
– Почему?
– Совершенно невероятная женщина, без руля и ветрил. Могла приехать в офис и устроить скандал. В день убийства требовала у Максима Андреевича двадцать тысяч долларов на шубу из соболя. Очень громко кричала. Уж хозяин ей объяснял, объяснял, что сейчас невозможно, нет таких свободных денег, все равно настаивала. Мол, договорилась с модельером Крутиковой, и та отдает ей по дешевке, всего за каких-нибудь несчастных двадцать тысяч баксов! Слышали когда-нибудь такое? Между нами говоря, у этой, с позволения сказать, дамы был роман с Леонидом Сергеевичем.
– Откуда знаете?
Тамара Павловна рассмеялась:
– Так никто не скрывал. Вероника открыто за ним на машине заезжала. Целый месяц женихались, а потом все закончилось. Я все удивлялась терпимости Максима Андреевича. Хотя, если говорить честно, у хозяина последнее время тоже была другая женщина. Молоденькая такая студентка Яна, вроде на мехмате училась. Пару раз приходила в офис. Честно говоря, смотреть не на что, Вероника куда красивее.
– Кто сейчас заправляет всеми делами?
– Кошкин, хотя официально хозяином остается Максим Андреевич. Но как он может сейчас руководить фирмой?
Я согласилась, что из тюрьмы это делать трудно, и поинтересовалась:
– У Макса были враги? Может, долгов наделал?
– Вы кем ему приходитесь? – поинтересовалась наконец секретарша.
– Скажем, дальняя родственница.
– Тогда должны знать, – сурово отчеканила Тамара Павловна, – о невероятной честности Полянского. Знаете, почему он так быстро разбогател?
– Нет.
– Максим Андреевич всегда расплачивался с поставщиками сразу. То есть покупал, к примеру, грузовик яиц на Глебовской птицефабрике и тотчас отдавал все деньги. Многие дают только половину, а следующий кусок – после продажи. Потом частенько обманывают, недоплачивают, притворяются, что продукты оказались непроданными и испортились… Но только не господин Полянский. Поэтому с ним все хотели иметь дело. Для многих его задержание – большая неприятность.
– А бандиты наезжали?
– С нашей «крышей», – спокойно заметила женщина, – никогда не было проблем. Раз в месяц показываются, получают свой процент, и все довольны. Весьма милые ребята, никаких бритых голов и золотых цепей. Вообще Максим Андреевич – очень аккуратный коммерсант, никогда ни у кого не брал в долг, расширялся очень осторожно. Даже в офисе держал мало сотрудников, чтобы зря зарплату людям не платить. Шофера не имел, охраны тоже. Если бы не эта дурацкая история!
– Последний его рабочий день помните?
– Конечно. Утром ездил в Можайск, договаривался о поставке бройлеров. Мы хотели еще и куриным мясом торговать, Максим Андреевич даже магазин приглядел. Потом днем перекусил наскоро в кабинете и разговаривал с санитарным врачом. Затем внезапно приехала Вероника и устроила зверский скандал.
В начале восьмого Макс отпустил секретаршу домой, сказав при этом, что сам задержится, так как скоро приедет новая поставщица из Петухова.
– Точно помните название места?
– Абсолютно. Мы еще посмеялись с ним: яйца из Петухова!
Тамара Павловна спокойно ушла. Утром, придя на работу, обнаружила дверь в офис незапертой. Удивившись, секретарша пошла к себе и нашла хозяина, мирно посапывающего за столом. Макс спал безмятежно, как ребенок.
– Только зря он такое алиби хотел придумать, – вздохнула женщина. – Ну кто поверит, что проспал всю ночь на рабочем месте? Вот уж глупость. Да и поставщицы никакой не было, и кофе они не пили.
Выяснилось, что Тамара Павловна не нашла в кабинете грязной посуды. Аккуратно вымытые чашки стояли в шкафу, там же обнаружились и чистые ложки.
– Жаль Максима Андреевича, – вздохнула секретарша, – но пришлось в милиции правду сказать.
Да, Сократ, ты мне друг, но истина дороже.
Я уехала от Тамары Павловны с тяжелой душой. Неужели бывший супруг такой идиот, что, убив Веронику, вернулся на работу и притворился спящим? Настораживал еще такой факт: предположим, приехал домой около полуночи, случайно выстрелил в Веронику, испугался, распсиховался, примчался в офис и придумал жуткую глупость про таинственную посетительницу. Все хорошо, но о продавщице Полянский сказал Тамаре Павловне в начале восьмого, когда Ника еще живехонька-здоровехонька потчевала Нину Андреевну тортом. Значит, история о таинственной дилерше придумана загодя, следовательно, ни о каком аффекте не может идти речь. Планировал убийство заранее, обеспечив идиотское алиби. А это уже другая мера ответственности и другой, куда более суровый срок.
Колеса сами понесли меня на улицу Воронова. Наталья Симонова, одна из двух соседок, видевшая Макса в ту роковую ночь, сидела дома. Женщина впустила меня внутрь огромной квартиры и запричитала:
– Ой, Даша, вот горе-то!
Много лет тому назад мы с ней, молодые и веселые девушки, немного сдружились. Ходили по-соседски пить друг к другу кофе, сладострастно сплетничали. Потом я развелась с Полянским и пропала с горизонта, отношения прервались. Но сейчас Наташа узнала меня сразу.
– Кто мог подумать, – тараторила Симонова, отодвигая ногой беснующуюся таксу. – Фу, Клара, вот ненормальная собака. Стоит заметить чужого, начинает орать дурниной.
– Наташа, точно помнишь, что видела Макса?
– Господи, – всплеснула руками соседка, – ну как я могла его не узнать? Всю жизнь в одном дворе. Правда, странный шел, такой расстроенный и усталый. Обычно всегда первым здоровался, а тут плелся, голову повесив.
Симонова окликнула мужчину. Тот повернулся, подошел поближе, но не вплотную. Максим начал покашливать и посетовал, что по такой жаре где-то ухитрился простудиться. Говорили они не больше пяти секунд. Потом Полянский ушел в подъезд.
– Ничего странного не заметила?
– Нет. Такой, как всегда, только очень расстроенный. Я еще спросила: «Чего мрачный?» А он рукой махнул: «На работе неприятности» – и бегом домой. Вот только Клара…
Наташкина такса – абсолютно беззлобное существо, но при виде незнакомого человека начинает лаять как бешеная. Причем укусить не пытается, только гавкает словно оглашенная. К знакомым моментально подбегает и подставляет для почесывания шелковую спинку. Кинулась она в тот раз и к Максу. Но на полдороге притормозила и закатилась в захлебывающемся лае. Симонова пыталась успокоить таксу. Куда там! Клара прекратила хай только после того, как Макс скрылся в подъезде. Отчего-то такса в тот день накинулась на Полянского.
– Ты видела и как он уезжал?
– Ну да, – кивнула соседка. – Вылетел во двор, словно за ним волки гонятся. Лицо бледное, волосы растрепанные, брюки все перемазанные. Бежит мимо нас и бормочет: «Господи, не хотел, не хотел». Мы еще с Анной Михайловной гадали, о чем он толковал.
Да, имея такого свидетеля, трудно уверять, что не заезжал домой. Я пошла искать Анну Михайловну. Судя по всему, старушка смотрела какой-то сериал, потому что из глубины квартиры раздалось громовое: «Педро, любимый!»
– Откуда я вас знаю, – пробормотала бабулька, впуская меня в коридор, – из поликлиники, да?
– Я бывшая жена Максима Полянского, Дарья.
– Дашенька, – возрадовалась соседка, – хорошо, детка, что с ним развелась. Видишь, как оказалось. Вроде нормальный был, а Никочку застрелил. Хотя она сама, прости господи, хороша! А уж одевалась! Порой казалось, что юбку забыла натянуть. Один раз по простоте душевной и говорю: «Вероника, миленькая, в одной кофточке идешь и колготках». А она зыркнула глазищами да как рявкнет: «Платья теперь такие носят, а тебе, дуре старой, на кладбище пора, нечего за всеми подглядывать». Вот такая актриса. Правда, хорошенькая, как картинка. Жаль только, волосы красивые отрезала. Полна голова белокурых кудрей была, а превратилась в рыжего общипанного воробья. Нет, не понимаю я современную моду.
Анна Михайловна тоже не сообщила ничего интересного. Макса видела, разговаривала с ним, а потом наблюдала за поспешным отъездом джипа.
Даже одной свидетельницы хватит, чтобы утопить беднягу Максима, а тут целых две, да такие бойкие, уверенные!
Я поднялась на третий этаж. Нина Андреевна выглядела совсем плохо, а в холодильнике лежали совершенно нетронутые продукты.
– Ну нельзя же голодать! – возмутилась я. – Хоть йогурт съешьте.
– Не могу, кусок в горло не идет, – заплакала свекровь. Я поглядела на вконец измученную старуху. Несладко ей, наверное, одной в квартире, да и страшно.
– Ладно, собирайтесь, поедем ко мне жить.
– Ой не надо, деточка, – испугалась свекровь, – у тебя там в двух комнатах все и так друг у друга на головах сидят.
Не слушая ее причитаний, я пошла в спальню к бывшему мужу. Надо собрать вещи для тюрьмы. Как там советовали женщины: тренировочный костюм, майки, шорты, носки. Все желательно черного цвета, еще полотенце, тапочки. Вот уж никогда бы не пришло в голову послать в Бутырку домашние тапки.
Я раскрыла огромный трехстворчатый шкаф. Да, Максим явно себе ни в чем не отказывал. Штук двадцать великолепных костюмов, невероятное количество рубашек и пуловеров, масса галстуков, ремней, подтяжек, носков… И все отменного качества.
Я запихнула необходимые вещи в сумку. Ах да, еще часы!
Максим просил, чтобы Аркадий, когда придет, принес часы, маникюрные ножницы и игрушку «Тэтрис».
Я принялась искать, но часы не попадались на глаза. Пришлось позвать Нину Андреевну.
– Да здесь они, – сказала старуха, – когда арестовывали, велели дома оставить. У него ведь страшно дорогая штука на запястье болталась – «Лонжин», браслет платиновый, по циферблату бриллианты.
Невероятно дорогая вещичка. Такая в тюрьме ни к чему, лучше куплю простенькие, дешевые – «Полет».
Нина Андреевна продолжала рыться в письменном столе:
– Вот гляди, и перстень тут в коробочке.
– Что за перстень?
– Максим сам себе подарок сделал на 40-летие, купил в Париже у «Картье» такое огромное кольцо с изумрудом. На мой взгляд, жуткая безвкусица.
Я тихонько присвистнула. Знаю, сколько стоят у «Картье» украшения для мужчин, скорее всего Макс отдал за игрушку целое состояние. Да и «Лонжин» – недешевое удовольствие.
Взяв на всякий случай записную книжку экс-супруга, я подхватила две неподъемные сумки и стала подталкивать Нину Андреевну к выходу. По дороге задела в холле вешалку, и с нее дождем посыпались шляпы. Я отнеслась к их падению с полным безразличием – упали, и черт с ними, поднимем в другой раз.
Всю дорогу до дома Нина Андреевна молчала. Ойкнула она только, когда Снап и Банди всунули морды в салон «Вольво».
– Они не кусаются, – сообщила я, – впрочем, остальные животные – тоже.
– Очень милые собачки, – отозвалась старуха и мужественно погладила Банди по блестящему носу. Тут раздался отчаянный треск. На полной скорости во двор влетела на мотоцикле Маня. Длинные белокурые волосы выбивались из-под ярко-красного шлема. Круглая, толстенькая попка вбита в тесные черные джинсы. Не сумев остановиться, дочь влетела прямо в багажник Аркашкиного «Мерседеса».
– Вот блин, – заорала, по обыкновению, Манюня, – теперь Кешка из меня фарш сделает!
– Это моя младшая дочь Маша, – решила я внести ясность в ситуацию.
– Очень милая девочка, – испуганно проговорила Нина Андреевна.
Путаясь в собаках и кошках, мы двинулись в холл. У входной двери громоздились два огромных чемодана, перетянутых ремнями. Нехорошее предчувствие кольнуло сердце. Из гостиной вышли несколько человек.
– Узнаете Кешу? – спросила я, указывая на сына.
– Конечно, нет, – удивилась Нина Андреевна.
– Мулечка, – завопила Манюня, – Мулечка, приехала Римма Борисовна и привезла Геру.
Но я сама уже видела спешивших с распростертыми объятиями гостей. Вытерпев родственные поцелуи, решила соблюсти приличия и, подведя к приехавшим Нину Андреевну, сказала:
– Знакомьтесь.
– Очень приятно, – произнесли женщины одновременно, потом в унисон добавили: – Я – Дашина свекровь.
После такого заявления они оторопело уставились друг на друга.
Аркашка и Маруся захихикали. Ну почему у меня всегда все получается не как у людей?