Глава 5
Утро ворвалось в комнату, где ночевали супруги, рассеянными лучами, озарив безмятежное лицо Амабель, нахмуренные брови Роберта и его руку, перекинутую через талию жены.
Мирная картина просуществовала ровно до той поры, пока не раздался робкий стук в дверь. Радостное приветствие замерло на губах у появившейся в дверях Доротеи, которая пришла разбудить госпожу. Увидев супружескую чету, безмятежно почивавшую на кровати, она, не сдержавшись, вскрикнула, тем самым разбудив их.
– О, простите, простите меня… – пролепетала ошарашенная девушка, отступая за пределы спальни.
Сонное шевеление на кровати ускорило ее уход. Она постаралась это сделать как можно тише, молясь, чтобы ее не заметили.
Когда Амабель открыла глаза, первое, что она ощутила, была странная тяжесть на животе. Удивленно опустив глаза, она с трепетом обнаружила там мужскую руку. Вернее, руку мужа. Повернув голову и увидев, как он лежит, Амабель пришла в волнение и задержала дыхание. Роберт прижался к ней так близко, что она могла чувствовать жар его тела через тонкую ткань. Жар и что-то похожее на палку, упирающуюся ей в местечко пониже спины.
Отчего-то она чувствовала неловкость и дискомфорт. Неуверенная в своих ощущениях, она развернулась под его рукой и посмотрела вниз на тыкающееся неудобство. С просыпающимся любопытством она увидела, что это, чем бы оно ни было, выпирает из кюлотов ее мужа. Завязки чуть подраспустились и ткань ластовицы свободно облегала выпирающий бугор. Вспомнив все, чего она нагляделась, сидя на деревьях, а так же туманные намеки кормилицы Марии о пчелках и птичках, Амабель, страшно покраснев, поняла, что это такое.
Девушки на балу как-то шептались между собой об этом. Говорили, что мужской пол одарен этим органом, который обычно спокоен, но когда мужчина хочет овладеть женщиной, становится твердым. Он проникает в женское лоно и находит там свое высвобождение. Если девушка девственна, то это орудие рвет тонкую преграду, что охраняет ее честь. Потому отдать свою невинность значило всецело предоставить себя в руки мужчины.
А еще говорили, что после этого обязательно бывает кровь и девушка чувствует сильную боль. Амабель боялась, но все равно хотела испытать это волнующее проникновение. Ведь иначе у них не будет детей. А ведь это то, ради чего и заключается брак: чтобы произвести наследников и передать им свое состояние. Так внушал ей отец.
Однако все наталкивалось на то, что Роберт так и не озаботился заключить брак по-настоящему. И теперь эта твердость доказывала, что находясь рядом с ней, он хочет войти в ее тело.
На миг она была обрадована и воодушевлена этой мыслью, но потом помрачнела, припомнив недавние обстоятельства и отказ Роберта объяснить свое поведение.
Это было непонятно. Мысли заходили в тупик из-за невозможности придумать что-либо вразумительное.
Вопросы, вопросы… Они крутились, напоминали о себе, мешали дышать…
Стон и бормотание, раздавшиеся рядом, заставили ее поднять глаза на мужа. Он, сонно прищурившись, несколько раз поморгал, прежде чем остановить свой взгляд на Амабель. Осознав, где он находится, и кто лежит рядом с ним, Роберт отпрянул от нее как от прокаженной.
– Черт! – последовал его возглас.
Он отодвинулся от нее подальше, проводя рукой по груди и ниже, будто бы проверяя наличие одежды. Проследив за этим движением, Амабель заметила, что, как по волшебству, выпирающего бугра не стало. Поймав ее на разглядывании, Роберт смущенно оглядел себя и торопливо поднялся, чтобы привести свою одежду в порядок. Он поспешно стал завязывать шнурки на кюлотах и запрятывать в них рубашку.
Амабель тоже встала с кровати, испытывая неловкость и стеснение от того, что на ней так мало надето. Шкаф с платьями находился в том углу, где стоял Роберт, а подойти сейчас туда было равносильно для нее прыжку в бездну. Сжав руки, она опустила голову, не позволяя себе пялиться на мужа. Тот уже все у себя поправил и теперь смотрел по сторонам, видимо, в поисках туфель и камзола.
Осторожное покашливание заставило Амабель вернуть взгляд на мужа. Тот внимательно смотрел на нее и уже открыл было рот, чтобы произнести что-то, однако его взгляд невольно опустился на ее вздымающуюся из-под корсажа грудь. Амабель судорожно вздохнула и упругие холмики чуть не выпорхнули из-под выреза.
В угоду моде корсаж был скроен так, что больше открывал, чем закрывал, давая полное представление об имеющихся женских формах. Амабель могла гордиться своим сложением, но не знала этого, поэтому смущалась и краснела, как и положено добропорядочной девственнице. Даже оставшаяся злость на мужа не помогала ей вести себя более непринужденно. Ах, где тот нож, с которым ее мужество не подвергалось столь волнительному штурму… Увы, здесь ее испанская капля крови, по-видимому, уступила первенство английской, потому что девушка вся трепетала, робела и была в смятении.
Роберт с усилием отвел глаза и проговорил, махнув в непонятном направлении рукой:
– Мне… надо одеться…
Она кивнула и хотела уже отойти, но его слова ее остановили.
– Я… – он помолчал и продолжил более твердо: – Амабель, я хочу извиниться перед вами за недостойное поведение прошлым вечером. Я не должен был так вваливаться к вам. Тем более, в таком состоянии. Уверен, что противен вам сейчас.
Амабель хотела возразить, но он продолжил, пряча от нее глаза:
– Я вообще недостоин вас, такой милой и красивой. Я допустил, что Колдер пробрался к вам, хотя сделал все возможное, чтобы отвадить его.
Только Амабель хотела спросить как именно, но он направился к ней, и она задержала дыхание. Роберт подошел так близко, что стали видны коричневые крапинки у него в глазах. От интенсивности его взгляда можно было сгореть как факел.
– Вы позволите мне загладить свою вину?
– Как? – прошептала она, очарованная пылающим зеленым огнем.
– Всеми силами, – так же прошептал он, взяв ее руку и оставив на внутренней стороне кисти благоговейный обжигающий поцелуй.
В этот момент они забыли, что оба практически раздеты, что перед этим им было так неловко, что они смущались как дети, про те события, что практически их развели в разные стороны. Забыли обо всем, кроме глаз друг друга, от которых невозможно было оторваться. Магия витала в воздухе, закручиваясь вокруг них спиралью, отнимая способность двигаться и говорить. Их тянуло с неудержимой силой, толкало в объятия, напрягало губы, призывая обняться, поцеловаться, отдаться и покончить с натянутостью в отношениях.
Первой опомнилась Амабель. Как бы ей не хотелось развития событий, она была уверена, что первый шаг должен исходить от мужа. Ему надо сделать так, чтобы она научилась доверять ему, полагаться на него до такой степени, чтобы не бояться отдать в его руки свою жизнь и… честь. Что греха таить, он был красив, загадочен и привлекал ее вопреки всем обстоятельствам и здравому смыслу. Ей просто хотелось познать счастье полноценной жизни, дышать свободно и любить этого мужчину, предназначенного ей судьбой. Любить, не оглядываясь на прошлые ошибки и ложные домыслы. И верить ему как себе.
Она порывисто вздохнула и отодвинулась, чтобы пройти мимо него к шкафу и накинуть на свое тело теплый шлафрок. Прикрыв его, а особенно глубокий вырез груди, она почувствовала себя увереннее. Роберт, отыскав свои вещи, медленно оделся, временами поглядывая на нее. Он был задумчив и, казалось, подбирал нужные слова.
Когда они опять оказались друг перед другом, прежняя неловкость опять расцвела буйной порослью. Молодые люди пытались держаться стойко, но она опутывала их, мешая начать выстраивать что-то новое. Амабель хотела отвернуться, но Роберт остановил ее за руку. Его силы воли хватило на них обоих.
– Я… увижу вас за завтраком? – с надеждой спросил он. Она не видела причин отказать ему в этом.
– Да, – последовал кивок и легкая улыбка.
– Могу ли я попросить вас об одолжении?
– Еще об одном? – лукаво спросила Амабель, и они легко рассмеялись. Неловкость рассыпалась как карточный домик.
– Я очень жадный, – шутливо признался Роберт. Его острота была оценена ею по достоинству.
– Слушаю вас, – она смотрела на него и видела отражение своей улыбки на его лице.
– Завтра приезжают мои родители. Я уже говорил вам об этом. Мой отец… имеет дурную привычку лезть не в свои дела, и, я знаю, он будет расспрашивать слуг о нашей… жизни.
Амабель побледнела. Она представила маркиза Нортгемптона, шныряющего по их дому и опрашивающего прислугу обо всем, что произошло за последнее время. Ее глаза в ужасе расширились.
– Не беспокойтесь, – поспешил ее утешить Роберт. – Слуги преданы нам и не болтливы, но… одно обстоятельство может ему показаться подозрительным.
– Какое обстоятельство? – еле проговорила она, еще не оправившись.
– Что я не прихожу к вам вечерами.
Она удивленно подняла на него глаза.
– Вы хотите сказать, что он лично будет это проверять?!
– Нет, – помотал Роберт головой. – Но у него слуги, которые не столь лояльны к нам. Они будут шпионить и могут донести об этом. Думаю, будет лучше, чтобы на время их пребывания я проводил вечера у вас в комнате.
Амабель покраснела.
– Проводил вечера… – нерешительно промямлила она, осознавая, что понимает это совсем не в том ключе, чем он. – Неужели он настолько вам не доверяет? Ведь вы уже взрослый мужчина.
– Боюсь, тут дело не во мне, а в ожидаемых внуках.
Щеки Амабель запылали огнем.
– А… Ооо… – последовали от нее невразумительные звуки.
– Скорее всего, он будет внимательно наблюдать за нами, ожидая увидеть изменения в вашем положении. – Роберт опустил глаза. – И если у него зародится сомнение…
Было видно, как он сглотнул, и это движение почему-то показалось Амабель отчаявшимся и безнадежным. Ее сердце дрогнуло.
Она взяла его за руку и тихо спросила:
– Неужели я вам так неприятна, что вы не хотите, чтобы я стала вашей женой в полной мере? Все эти ухищрения…
Он поднял голову и посмотрел так пылко, что у нее подкосились ноги. Роберт обхватил ее лицо обеими руками и жарко ей прошептал:
– Я желаю вас до боли, Амабель. Но я не заслуживаю ни капли вашей любви, ни крупицы сочувствия вашего сердца.
Много позже, Амабель писала в письме к тете Элисон:
«Дорогая тетя, мне кажется, что он начинает понемногу раскрываться мне. Конечно, ситуация была щекотливая, но мы преодолели неловкость и смогли поговорить, не поссорившись. Я вижу, как он желает меня, но что-то его сдерживает и не дает заявить на меня все права. Он сплошная загадка, и это привлекает меня к нему еще сильнее.
Ты говорила, нужно дать ему время. Возможно, это и есть верное решение. Мы наделали много ошибок, и теперь в наших руках их исправить. Я хочу дать ему шанс, хочу верить, что все наладится.
Знаешь, мне кажется, что я смогу полюбить его. Конечно, я не забыла тот разговор и того нападения, но сердце мне подсказывает, что Роберт не настолько виноват, как думается. Что просто мы многого не знаем. Я полна решимости разобраться со всем этим. И да поможет мне Бог».
***
Слуга, прибывший за два часа до приезда гостей, привез вселяющие страх вести. Помимо маркиза Нортгемптона с супругой к ним пребывали еще и другие гости. Граф Херефорд и его супруга, леди Джессолина, а так же герцог Арундел со своей женой, леди Шарлоттой.
Это были давние друзья их семьи, которые горели желанием навестить молодых в их гнездышке и обязательно убедиться, что сын высокородного Олдфорда Горсея сделал правильный выбор и живет в мире и согласии.
Амабель восприняла это известие с долей паники и тревогой, которую так и не могла унять. Так много гостей, которых надо разместить и приветить. А так же не забыть, что под прицелом стольких глаз, они с Робертом должны были выглядеть образцовой парой.
И еще тот самый план, от которого у нее подкашивались ноги и потели ладони. План, что вел в неизвестность и дарил ощущения подарка от судьбы. Амабель не собиралась упускать эту возможность. Тем более, что он сам это предложил. Значит, так тому и быть.
Как говорится в писании: «над телом мужа властна его жена». Соответственно, она может распоряжаться им по своему усмотрению. Хотя, она еще не совсем его жена, но была решительно настроена покончить с этим положением, все взяв в свои руки. Возможно, это Господь направил ее сюда, чтобы помочь Роберту в том несчастии, которое, как она чувствовала, мешает ему быть с ней. Она завоюет его доверие и поможет ему. Обязательно поможет.
Но для начала надо встретить неожиданных гостей так, чтобы они не уделяли слишком пристальное внимание их взаимоотношениям. Ибо, хотя правилами этикета и приписывалось сохранение невозмутимости и неизменной вежливости, пример Розалинды был вполне убедителен, чтобы ожидать каверз и от друзей маркиза.
Олдфорд Горсей надменно и гордо прошествовал в гостиную, где неожиданно по-отечески поприветствовал Амабель поцелуем в лоб и пожал руку сыну. Его просиявшая дочь была вознаграждена снисходительным похлопыванием по щеке. Затем он обосновался у пылающего камина, выжидая, пока остальные приезжие не познакомились и не поприветствовали друг друга.
Когда леди Эсмерелда одарила дочь и молодых теплыми объятиями, он пустился в многоречивые сетования по поводу отвратительной погоды и последней волне слухов и сплетен, касающихся якобы затонувшего корабля Георга II, на котором тот возвращался в Англию. Подключившиеся к разговору Херефорд и Арундел с жаром кинулись обсуждать последнее обращение принца Уэльского к парламенту об увеличении своего содержания.
Пока мужчины разговаривали, Амабель украдкой рассматривала приехавшие пары, вежливо отвечая на вопросы женской половины гостей. Хрупкая леди Джессолина и мощный рослый Херефорд выглядели странной четой, однако не вызывало никаких сомнений, что именно муж был под пятой своей энергичной жены.
Леди Шарлотта выглядела более вялой в сравнении с леди Херефорд и, соответственно, более спокойной, однако у Амабель сложилось впечатление, что ее взгляд может проникнуть гораздо глубже и увидеть намного больше. Герцог Арундел ей немного напоминал Джорджа. Он так же заглядывал в глаза маркиза Нортгемптона, будто бы выпрашивая вкусность. И на любое его телодвижение отвечал своим, достигнув потрясающей синхронности. Все рассуждения маркиза им принимались за несомненную истину, исторгая одобряющие восклицания и поддакивающие междометия.
Политические дебаты мужчинам, по-видимому, казались весьма разумным времяпровождением. Но когда эти разговоры продолжились и за ужином, леди Джессолина не выдержала и с возмущением воскликнула:
– Господа! Это просто невозможно. Херефорд, милый, ты и дома обсуждаешь это каждый божий день. И тут продолжается то же самое!
– В конце концов, это невежливо, – поддержала ее леди Шарлотта. – Среди вас столько дам, а вы все о политике, да о политике. Скука смертная.
Маркиз Нортгемптон поднял в поражении руки.
– Прошу прощения. Вы правы. Это было неучтиво с нашей стороны.
– Рыба просто изумительна, – заметила леди Эсмерелда, давая понять мужу, что она бы предпочла беседовать на нейтральные темы.
– У вас так много цветов, – проговорила леди Шарлотта, повертев головой в разные стороны.
– Слишком много и слишком дорого, – добавила Розалинда.
Амабель покраснела.
– Так романтично! – восторженно поддержала тему леди Джессолина. – Херефорд, милый, ты видел, как теперь ухаживают за молодыми женами?
Ее муж пробурчал что-то невнятно положительное, отпив вина из бокала.
– А может, это в честь чего-то знаменательного? – предположил маркиз, взглянув на сына. Тот невозмутимо продолжил есть.
– Знаменательного? – живо откликнулась неугомонная леди Херефорд.
– В каком смысле знаменательного? – глаза леди Шарлотты перебегали от одного собеседника на другого.
Леди Эсмерелда успокаивающе проговорила:
– Олдфорд, дорогой, сбереги свой вздох, чтобы остудить овсянку. (прим. авт.: английская поговорка, означающая, что не стоит вмешиваться в чужие дела)
Маркиз Нортгемптон внимательно посмотрел на Амабель, будто бы ожидая, что она сейчас же в чем-то признается. Но закаленная в борьбе с обстоятельствами юная жена стойко выдержала его взгляд. Невозмутимо отпив из бокала, она обратилась с толковым вопросом к леди Джессолине, направив течение разговора на балы и лондонские развлечения. Тема оказалась неисчерпаемой, и вскоре к этому разговору присоединились все сидевшие за столом. Обсудили красоты Олд-Спринг-Гарденз и целебные воды в Ислингтоне, затем перешли на новые тенденции моды и возникшему интересу к кружевным воротничкам. Казалось, гости благополучно отвлеклись от щекотливых вопросов, однако Амабель все время ощущала на себе пристальный взгляд старшего Горсея. Подбадривающий кивок Роберта и легкая улыбка немного ослабили ее напряжение, но она все равно чувствовала себя неловко.
Когда мужчины перешли на кофе и сигары в кабинет, дамы оказались предоставлены самим себе. Розалинда с леди Джессолиной и леди Шарлоттой немедленно пустились в пересуды последних светских сплетен, а леди Эсмерелда и Амабель, сев рядом, остались практически один на один.
Леди Горсей взяла невестку за руку и мягко проговорила:
– Как вы, моя дорогая? – Eе добрые глаза излучали теплоту и участие. – Мой сын с вами хорошо обращается?
– Он очень… обходителен, – слегка улыбнулась Амабель.
– Меня это радует, правда. – Она помолчала, потом продолжила: – Роберт мой первенец. О таком ребенке мечтает каждая мать. Добрый, послушный мальчик. Не без баловства, как водится, но я не видела в этом преднамеренной жестокости или грубости. Даже на выпады маленькой Розалинды он всегда отвечал только мягко и терпеливо.
Амабель про себя заметила, что это говорило о его незлобивости, но вряд ли способствовало правильному воспитанию дочери маркиза. Откинув мысли о Розалинде, она, воспользовавшись моментом, задала леди Эсмерелде мучающий ее вопрос.
– Но он мне кажется несколько замкнутым. Его трудно… разговорить, – Амабель чуть смутилась, задавая этот вопрос, так как осознавала его двойственность. Однако ее свекровь восприняла предмет разговора серьезно, по-настоящему задумавшись перед тем как ответить.
– Раньше он таким не был. Лет около двадцати он неожиданно стал очень рассеянным и отдалившимся. У меня сложилось впечатление, будто он пережил какое-то потрясение, но я не смогла добиться от него ответа. Он упорно уходил от этой темы, но мое сердце чувствовало, что тут что-то не так, что он что-то скрывает.
Леди Горсей печально вздохнула, и Амабель ободряюще сжала ее руку. Убедившись, что остальные дамы все еще заняты, она успокаивающе проговорила:
– Он очень красив, – и внезапно сама зарделась от этого признания. Леди Эсмерелда мягко рассмеялась. – Красив и обаятелен…
– Роберт хороший человек, – убежденно проговорила леди Горсей. – Он сделает вас счастливой.
– Кто? – раздался капризный голосок леди Джессолины. – Вы про кого говорите, дамы?
– Наверно, про нашего красавца Роберта, – предположила проницательная леди Шарлотта.
– О, да… – подхватила ее подруга и проговорила, обращаясь к Амабель: – вам несказанно повезло, милочка.
Розалинда криво усмехнулась.
Молодая жена согласно склонила голову, сжав зубы, чтобы ими не заскрежетать.
– Помню, когда я лет пять назад должна была выйти замуж, – продолжила леди Джессолина, – и увидела его на каком-то светском рауте… я чуть не разорвала помолвку. – Oна легкомысленно рассмеялась.
Леди Шарлотта холодно заметила:
– Не говорите глупостей, дорогая. Чтобы быть невесткой лорда Каллена, мало иметь подходящий экстерьер.
Леди Горсей укоризненно покачала головой.
Ничуть не смущаясь, леди Джессолина продолжила:
– Я видела, как он смотрел на дам…
– Вернее, как дамы смотрели на него, – перебила ее леди Арундел. – Право же, эта тема неудобна, тем более при леди Амабель.
– Ну что вы, Шарлотта. Амабель такая радушная хозяйка, – вставила Розалинда. – И Роберт ее так любит.
Все повернули к ней головы. Кто с любопытством, кто с неодобрением, а кто и с недоумением.
– Я имею в виду цветы, – она пожала плечами. – Это ли не доказательство?
В этот момент Амабель произнесла про себя благодарность Богу, что ее невестка скоро уедет. У нее был просто талант неудобные вещи делать откровенно неудобоваримыми.
***
– Я просто без сил, – пожаловалась Амабель Роберту, как только они, следуя договоренности, оказались за пределами ее спальни. – Это невыносимо. Они всегда так много говорят?
Он усмехнулся.
– Ты о леди Ша и о леди Джи?
Амабель легко рассмеялась. Ее серебристый смех почти прогнал усталость.
– Они подначивают друг друга и всех вокруг, находя в этом свое особенное удовольствие, – покачал головой Роберт. – С ними только Розалинда может найти общий язык.
– Я заметила.
– Она вам опять докучала? – озабоченно спросил он.
– Не больше чем обычно.
Амабель подошла к туалетному столику и, взглянув на свое отражение, вдруг подумала о том, что раньше ей не приходило в голову.
– Роберт… – проговорила она и замолчала, не зная как подобрать слова.
– Да? – он подошел ближе.
– Мне надо раздеться. Уже поздно… – она чуть покраснела. – А завтра опять развлекать гостей.
– Вам позвать Доротею?
– Да… А вы? Вы останетесь? – не глядя на него спросила Амабель. Не без умысла задав вопрос, она с замиранием сердца ждала его ответа.
– Мне придется остаться, – тон его голоса заставил ее поднять глаза и посмотреть на мужа. Слово «придется» прозвучало как «очень хочу».
– Вам тоже надлежит снять одежду, – тихо сказала она, сама не веря, что говорит это.
– Думаю, да, – согласился он и нежно провел пальцем по ее шее, оставляя горящий впечатавшийся в кожу след.
Амабель задержала дыхание. Роберт отошел к двери, чтобы позвать горничную, а она смотрела ему вслед, пытаясь утихомирить ворох мыслей, которые взметнулись как перышки и опускались по мудреной плавной траектории.
Один на один с этим мужчиной в спальне, где стоит кровать, и откуда нет возможности выйти до утра – это серьезное испытание для ее возбужденных нервов. Они буквально алкали прикосновений, толкали ее на действия, которые не были присущи столь благопристойной девице. Она осторожно перевела дыхание и отдала себя в руки горничной, мечтая о том моменте, когда они разделят первый супружеский поцелуй.