Глава 8
Зима подходила к концу. Заканчивался последний зимний месяц, но снег ещё не растаял. На деревенских улицах лежал грязный снег, почерневший от печного дыма и смешанный с землёй. Все женщины по традиции в конце года занимались генеральной уборкой и стиркой всего белья. Днём мы мыли окна, но к вечеру погода портилась, ночью гремел гром и шёл дождь, поэтому вся наша работа шла насмарку.
Самад закончил службу всего за несколько недель до наступления Ноуруза[10]. Мне казалось, что я самая счастливая на свете. С большим усердием с утра до вечера я подметала полы и мыла весь дом целиком. «Ничего, – успокаивала я себя, – зато это самый лучший Новый год в моей жизни. Муж рядом и мы вместе будем радоваться этой чистоте».
Самад вернулся из армии и теперь занимался поиском работы, редко появляясь дома. Часто он уезжал в Разан, но однажды случилось то, что заставило его остаться.
Рано утром, когда мы ещё завтракали, в дверь постучала свекровь. Поздоровавшись, она положила своих близнецов в комнате и сказала Самаду:
– Я хочу сегодня пойти к своей сестре Шахле. Ей надо помочь с домашними делами, а эти дети не дают мне ничего делать. Присмотрите за ними.
Перед уходом свекровь повернулась ко мне и добавила:
– Гадам, в гостиной очень грязно. Подмети там и вытри копоть.
Самад уже оделся и собирался уйти, но помедлил и спросил меня:
– Ты можешь одновременно смотреть за детьми и убираться в доме?
Я пожала плечами и невольно сжала губы. Не дождавшись моего ответа, муж сказал:
– Ты не справишься со всем сразу.
Сняв куртку, он заявил:
– Я присмотрю за детьми, а ты иди убираться. Когда закончишь с уборкой, тогда я уйду.
Я подумала, что ещё рано и дети спят, поэтому действительно лучше сначала сделать уборку, а с детьми Самад вполне справится.
Открыв окна в гостиной, я подняла все четыре края одеяла, лежавшего на корей, и обернула матрацы в чистые простыни, но как только взяла в руки веник, раздался плач близнецов. Сначала я не придала этому особого значения, решив, что Самад сможет их успокоить, но вскоре услышала голос мужа:
– Гадам, Гадам! Иди, выясни, что хотят эти дети!
Я бросила веник и побежала в нашу комнату, которая находилась по другую сторону двора. Дети проснулись и были голодны. Одного я отдала Самаду, а другого взяла на руки сама и стала греть молоко. Попив его, близнецы успокоились. Я воспользовалась свободной минутой и пошла опять подметать комнату, но, не успев подмести и половину, опять услышала плач детей. Не дожидаясь, пока Самад меня позовёт, я снова пошла к ним, и правильно сделала, потому что после молока оба намочили пелёнки. Я начала снимать с них всё мокрое, а муж стоял надо мной и смотрел, что я делаю.
– Хочу научиться, что делать, когда у нас будут свои дети, – сказал он.
Дети были чистые и сухие, покушали, и поэтому я решила, что теперь они помолчат и поспят хотя бы пару часов, а я тем временем смогу продолжить уборку. Я взяла в руки веник и начала подметать.
В комнате пыль встала столбом, поэтому я завязала рот платком. Слабый солнечный свет проникал в комнату и было видно, как в воздухе летают частицы пыли. Я решила потом расстелить матрацы на балконе, чтобы они хорошенько прогрелись на солнце, как вдруг в очередной раз раздался плач детей и крик Самада:
– Гадам, Гадам! Иди, выясни, что хотят эти дети!
Я положила веник на пол и снова пошла в нашу комнату. Дети были сыты, пеленки сухие, так почему же они снова кричали? Мы с Самадом взяли их на руки и стали носить по комнате. Я переживала, что не закончила уборку и что Самад опоздал на встречу по работе, но он продолжал успокаивать меня:
– Когда дети уснут, я помогу тебе в гостиной.
Дети заснули у нас на руках, но всякий раз, когда мы клали этих младенцев на постель, они просыпались и начинали опять плакать. Мы замучились таскать их на руках, ходя по комнате взад и вперёд, поэтому сели, положили детей на колени и стали качать, чтобы оба наконец заснули. Самад начал вспоминать прошлое с того момента, как увидел меня на ступеньках дома моего двоюродного дедушки.
– Я полюбил тебя с того самого дня, – признался он.
Муж вспоминал о тех временах, когда я не разговаривала с ним, а он постоянно искал кого-нибудь, чтобы посвататься ко мне.
– Сейчас, когда ты наконец стала моей женой, – сказал он, – то должна стать самой счастливой женщиной в Каеше.
Речь Самада действовала на детей как колыбельная. Если он умолкал, они снова принимались плакать, и что бы мы ни делали, уложить детей спать так и не получилось. Просто не знали, что придумать. Только положим – они опять начинали кричать. Приходилось снова кормить их молоком, но после этого они опять были мокрыми. Только перепеленаем – они успокоятся и опять не спят, хотят играть. Теперь им уже нужен был человек, чтобы он взял их на руки и ходил с ними по комнате.
Наступил полдень, а я так и не смогла закончить уборку в гостиной. Мне пришлось оставить детей с Самадом, а самой идти готовить обед, но муж не мог один справиться. На улице было холодно, и гулять с детьми мы не могли. Еле-еле я успела приготовить обед. В полдень все члены семьи, кроме свекрови и золовки, собрались дома. Я накормила обедом деверей и свёкра и хотела уже убирать со стола, как вдруг снова услышала плач детей.
С близнецами забот у меня прибавилось. Я должна была готовить молочную смесь, менять им пелёнки и укладывать спать, поэтому не заметила, как наступил вечер и вернулась свекровь. Я не успела ни убрать гостиную, ни подмести во дворе, ни помыть посуду, и свекровь, увидев всё это, рассердилась. Муж вступился за меня и рассказал матери, что дети с самого утра не давали нам заниматься делами. Свекровь промолчала.
Мы вернули ей детей и наконец-то спокойно вздохнули, а утром следующего дня Самад снова пошёл искать работу. В Каеше у него ничего не получилось и ему пришлось отправиться в Разан. Когда он понял, что работы нет и там, то сложил вещи и отправился в Тегеран. Через несколько дней Самад вернулся и сообщил мне:
– Я нашёл хорошую работу и должен на днях приступить. Жалко, что не смогу быть с тобой на Новый год, но ничего не поделаешь.
Я очень огорчилась и попыталась ему возразить:
– У меня уже есть планы на праздники. Ты не должен уезжать.
Видно, Самад был расстроен ещё больше меня, но изменить решение не мог.
– Делать нечего, – ответил он. – Сколько ещё родители должны нас содержать? Мне стыдно. Я не могу быть нахлебником. Мне надо работать. Мы должны есть свой хлеб.
Так муж уехал в первый Ноуруз после нашей свадьбы, и я осталась одна: каждый день плакала в подушку, каждую ночь видела Самада во сне и с трудом сдерживала себя, чтобы не расплакаться, когда невольно наблюдала, как другие молодые жёны вместе со своими мужьями ходят в гости, получают новогодние подарки.
Наступил апрель, а вслед за ним и май. Воздух был напоен ароматом цветов и свежестью молодой листвы. Казалось, что улицы Каеша щедро украсил зеленью сам Господь Бог.
Однажды, когда я хлопотала по дому, мой младший деверь закричал с улицы: «Самад приехал!»
Не помня себя от радости, я босиком выскочила с балкона во двор, перепрыгивая через ступеньки, схватила платок, сохнувший на верёвке среди другой одежды, накинула на голову и выбежала на улицу. Там действительно был Самад. Смеясь, он бежал мне навстречу. В руках у него было два больших пакета. Мы встретились посреди улицы и, остановившись, уставились друг на друга. На глазах мужа блестели слёзы. Я не выдержала и расплакалась. Мы вместе плакали и смеялись одновременно и даже забыли поздороваться. Потом, когда мы уже вместе вошли во двор, Самад вручил мне один из пакетов и сказал: «Это для тебя. Отнеси в нашу комнату».
Узнав, что Самад вернулся, родные вышли его встречать. После обычных приветствий и тёплого приёма все собрались в комнате свекрови. Муж поставил свой пакет на пол и сел, а все родственники сидели вокруг Самада и по очереди справлялись о его здоровье. Он рассказал, что всё-таки устроился работать бетонщиком и достраивал в Тегеране дом, построенный уже наполовину. Потом Самад открыл пакет и раздал гостинцы отцу, матери, братьям и сёстрам. Чего там только не было – платки, шали, блузки, брюки, обувь и зонтики.
Одна из золовок, которая до этого увидела мой пакет с подарками, настаивала, чтобы я принесла его и показала свои гостинцы. Я застеснялась, опасаясь, что муж мог привезти вещи, которые мне не подойдут, поэтому сказала, что сделаю это позже, и, к счастью, золовка всё поняла и перестала настаивать.
Когда мы пришли в нашу комнату, Самад хотел, чтобы я скорее раскрыла пакет с его подарками для меня. Заглянув внутрь, я поняла, что муж, как всегда, не поскупился и купил несколько платков, юбок, платьев, а также ткань для чадры и шаровар. Ещё там были ножницы, принадлежности для шитья, мыло, заколки для волос – всё это едва помещалось в одном пакете.
– Что это? – спросила я. – Ты в паломничество в Мекку ездил, раз привёз столько гостинцев?
– Это всё тебе, – ответил муж. – Я знаю, как много ты делаешь по дому. Содержать дом, в котором живёт дюжина людей, – дело нелегкое. Ты все это заслужила. Не стоит меня благодарить.
– Спасибо тебе, – всё же сказала я. – Но ты привёз слишком много.
Самад рассмеялся в ответ:
– В первый день, когда я приехал в Тегеран, я дал себе клятву: буду регулярно покупать тебе что-нибудь. Каждая вещь достойна отдельного рассказа. Скажи, что тебе больше всего понравилось?
Все вещи, которые он мне купил, были очень красивыми, и я не могла сказать, что самое лучшее.
– Всё здесь замечательное. Спасибо тебе, – ответила я.
Но муж стоял на своём:
– Гадам, милая, скажи всё-таки, что тебе понравилось больше всего.
Я снова посмотрела на подарки и больше остального мне приглянулась ткань для домашних шаровар.
– Эта ткань красивее всего, – сказала я.
От радости муж вскочил с места и воскликнул:
– Ты представить себе не можешь, в каком настроении я её покупал! В тот день я особенно сильно тосковал по тебе, так что эту ткань покупал с особым чувством. Я тогда настолько соскучился, что хотел уже бросить работу и вернуться к тебе.
Он склонил голову, чтобы я не видела его глаз, полных слёз. С этого дня нас часто приглашали в гости. Родственницы – Шахла, Ширин и другие, – узнав о возвращении Самада, стали наперебой звать нас к себе.
Самад с радостью принимал приглашения, поэтому вечерами мы допоздна сидели в гостях у родственников и знакомых. Мы рассказывали различные истории и беззаботно смеялись, а после возвращения домой Самад сажал меня рядом и заводил беседу.
– Из-за этих визитов у меня совсем нет времени побыть с тобой, – говорил он. – Ты приходишь в гости и сразу идёшь к другим женщинам, поэтому я тебя мало вижу и скучаю. Те несколько дней, когда я дома, мы должны чаще быть вместе, ведь когда я уезжаю, то сильно тоскую по тебе и ругаю себя, что так мало тебя видел и мало с тобой разговаривал.
Как же приятно было слышать такое, но эта радость продлилась не больше недели. Ближе к выходным Самад снова уехал. Это было вечером. Я осталась сидеть в комнате и горько плакала, скрывшись от посторонних глаз. Всё вокруг напоминало о муже. Все вещи в доме хранили на себе его запах. У меня не было сил с кем-то разговаривать или что-то делать и всё время казалось, что вот-вот кто-нибудь из родни скажет, что надо держать себя в руках, и тогда я точно расплачусь. Я почувствовала, что с отъездом Самада осталась совсем одна, и тогда начала думать об отце, понимая, что сильно соскучилась по нему. Помню, я накрылась с головой одеялом, которое хранило запах мужа, и сердце заныло от тоски по родительскому дому.
«Папочка, как же ты смог оставить свою дочь? Мамочка, почему ты не хочешь узнать, как мне живётся?» – думала я в тот вечер и плакала, пока не заснула.
На следующее утро мне было не по себе. Я была легко ранимой и все в доме казались чужими. Даже была мысль вернуться к родителям, но я не могла оставить близнецов, ведь в мои обязанности входило пеленать их и стирать пелёнки. Свекровь ушла куда-то по делам, поэтому я сама напоила малышей молоком, уложила спать и занялась приготовлением обеда, а затем помыла посуду, оставшуюся грязной со вчерашнего дня, подмела во дворе и вернулась приглядывать за детьми.
Я тогда так устала, что заснула ещё до наступления вечера, а на следующее утро вскочила с постели и по обыкновению отдёрнула занавеску. Было уже светло. Я не знала, что мне делать: хлеб уже был испечён и лежал в печке. Почему же я проспала? Почему не смогла вовремя проснуться? Что теперь скажу свекрови? Вдруг я поняла, что у меня нет сил даже на то, чтобы слушать её упрёки и ругань, поэтому, надев чадру, тихонько вышла из дома и побежала в дом родителей.
Увидев мать во дворе, я расплакалась. Отец был дома. Когда он меня заметил, то спросил:
– Что случилось? Кто тебя обидел? Тебе что-то сказали? Почему ты плачешь?
Я не смогла ничего ответить и только рыдала. Всё в доме напоминало мне о детстве, и я с грустью думала о своей прошлой жизни. Никто не понимал, отчего я так мучаюсь. Мне было неловко признаться, что скучаю по мужу, но одиночество было невыносимо, поэтому я сказала родителям, что хочу побыть с ними до возвращения Самада.
Целую неделю я прожила в родительском доме и всё это время не переставала скучать по мужу, хотя в присутствии отца, матери, сестёр и братьев мне стало легче, а однажды дверь нашего дома распахнулась и на пороге появился Самад. Не веря своим глазам, я с удивлением посмотрела на него. Вдруг мне стало нехорошо. Я подумала, что сейчас он станет меня ругать или огорчится из-за того, что я вернулась к родителям, однако муж повёл себя, как и прежде. Он рассмеялся и начал расспрашивать меня о здоровье. Потом признался, что сильно соскучился и всё время не переставал думать обо мне.
– Я переживал, что, не дай Бог, с тобой случилась какая-нибудь беда. У меня было странное предчувствие, и замучили кошмары по ночам.
Потом пришли мои родители. Он поговорил с ними, рассмеялся и сказал мне:
– Гадам, пошли домой.
– Сегодня я останусь здесь, – ответила я.
От обиды он закусил губу, но продолжил стоять на своём:
– Нет, пойдём.
Надев чадру, я попрощалась с отцом и матерью. Мы вышли из дома вдвоём. По дороге он всё время что-то весело мне рассказывал. Деревня у нас маленькая и соседи быстро обо всём узнавали. Ни для кого не было секретом, что неделю назад я ушла из дома свекрови и даже ни с кем не попрощалась, поэтому все кругом удивлялись, когда видели, что мы с мужем идём рядом и весело беседуем. Никто не ожидал, что Самад так отреагирует на мой уход из его дома. Сама я думала, что Самад вообще не знает, что произошло, но когда мы подошли к нашему дому, он остановился и тихо сказал мне: «Гадам, милая, делай вид, что ничего не случилось. Веди себя так, как и прежде. Поздоровайся со всеми, как ни в чём не бывало. Я уже со всеми поговорил и обещал, что приведу тебя обратно. Они тоже не должны ничего говорить. Ладно?»
Я с облегчением вздохнула, а когда мы вошли в дом, сделала всё в точности так, как просил меня муж. Свекровь и свёкор в свою очередь сделали вид, что всё хорошо, и мы спокойно пошли в нашу комнату. Самад взял в углу сумку и весело открыл.
– Иди посмотри, что я тебе купил.
– Опять ты потратился, – сказала я.
Те несколько дней, когда Самад был со мной рядом, были лучшими в моей жизни. Муж не позволял мне ничего делать по дому и всё время повторял: «Ты только сиди и рассказывай что-нибудь, ведь я так по тебе соскучился».
Каждый день по вечерам мы ходили в гости и домой приходили только ближе к ночи. Постепенно все близкие, друзья и знакомые стали говорить мне, что я счастливая и Самад меня сильно любит, а у меня сердце замирало от таких слов, однако эти несколько счастливых дней быстро закончились. В день отъезда Самад остановил меня и сказал:
– Гадам, я уезжаю, но хочу быть за тебя спокойным. Если тебе у нас хорошо, то оставайся, но если будет тяжело, можешь уйти в дом отца. Решай сама.
Я немного подумала и ответила:
– Я хочу уйти в родительский дом. Здесь мне неуютно.
Самад немного расстроился, но старался не подать виду:
– Иди, собери свои вещи. Лучше нам выйти вместе.
Я сложила вещи в сумку, спокойно со всеми попрощалась и ушла, а Самад оставил меня у родителей и уехал.
После его отъезда что-то внутри меня оборвалось. Я не могла выносить разлуку с мужем, ведь он был так нежен. Я вспоминала его заботу обо мне и ещё больше начинала скучать.
В нашей деревне никто раньше так не относился к своей жене, как Самад. Где бы я ни была, все вокруг хвалили его. Я любила его с каждым днём всё больше и больше, и он, наверное, чувствовал то же самое.
Конец ознакомительного фрагмента.