Жена алхимика. Тайна русского Нострадамуса. Глава 4. Землетрясение в подвале (Полина Голицына, 2015)

Глава 4. Землетрясение в подвале

Василий вошел в кухню, в его руках все еще была папка с документами Софии. Он включил автоматическую кофеварку, присел на высокий стул у барной стойки, которая делила помещение на две неравные части, и открыл папку. Он быстро просмотрел несколько листов, которые в ней лежали, пару раз задерживался на особенно интересных местах.

Василий, размышляя о прочитанном, случайно увидел собственное отражение на полированном хромированном боку пузатой сахарницы, которая стояла на стойке. На него взглянуло лицо, искаженное кривым металлическим зеркалом, но даже это не смогло скрыть удивление, граничащее с восторгом. К восторгу, однако, примешивалось легкое недоверие. «Когда же она успела, – думал Василий, – ей нет и тридцати, а уже такой послужной список».

В заявке, которую он подал в кадровое агентство, он указал, что претендент на место его помощника должен хорошо разбираться в истории Европы и Востока, особенно – в периоде Средневековья. Одним из важных требований было знание нескольких языков, причем речь шла не о тех языках, на которых говорят и пишут сегодня, а об их предках или даже о языках, которыми сегодня пользуются лишь люди науки. Василию была нужна точность в переводе старых, очень старых алхимических текстов. Именно переводы были основной задачей его будущего помощника, хотя… задачей далеко не единственной.

Авторы этих текстов, скрывая от непосвященных свое знание, изъяснялись в них весьма туманно. Даже подготовленный носитель языка не мог извлечь ничего понятного для себя из этих текстов. Ему лишь казалось бы, что он что-то понял, но истинный смысл оказался бы скрыт за таким ложным пониманием гораздо лучше, чем за любым шифром. Сейчас носителей этих языков не осталось, да и алхимиков заметно поубавилось.

Если нарисовать средневековую карту Европы и нанести на нее светящейся в темноте краской места, где жили и работали алхимики, то, проходя мимо такой карты ночью, с керосиновой лампой, можно было бы увидеть целые созвездия, сверкающие жаждой познания тайн мироздания. И это – только карта Европы. Алхимическая карта мира тех времен сияла бы не хуже звездного неба. А вот алхимическая карта мира современного, если кто-нибудь решится сделать ее, выглядела бы рядом с картой древней, как сплошная чернота, в которой едва различимы три-четыре световые точки. Интерес к алхимическому знанию угас, заслоненный блеском современных научных открытий, но знание никуда не делось, истина не устарела. Василий верил в это, и он был одной из самых ярких алхимических точек на карте современного мира.

София, если ее документы были подлинными, разбиралась не только в старофранцузском, но и в древнеарамейском языке, не говоря уже об английском, арабском и даже китайском. Когда Василий прочел три строки, которые еле уместили список ее научных званий, выраженных, как это принято, сокращениями, он подумал, что еще не ясно, кто у кого должен работать ассистентом.

Пролистывая список ее трудов, публикаций, монографий, он позабыл о кофеварке. Машина приготовила кофе, налила его в заранее подставленный стакан. Кофе уже успел остыть, а Василий все не мог поверить, что та девушка, которую он сегодня едва не прогнал с порога, – это человек, которому принадлежит столь внушительный список научных работ. Он удивлялся, как он раньше о ней не слышал, сомнения все не отпускали его. «Что, если это все неправда? Хотя зачем – ума не приложу», – думал он, включая телефон и собираясь сделать несколько звонков. Благо, в списке мест учебы и работы Софии было все необходимое для того, чтобы эти сомнения разрешить.

Он набрал номер приемной университета Новая Сорбонна в Париже, убедился в том, что София действительно окончила там кафедру иностранных языков. Ткнул наугад в список публикаций, попал на статью в журнале «История и современность», убедился в том, что такая публикация и правда существует. «Я только одного не пойму, зачем ей работать на меня», – думал Василий.

Он поймал себя на мысли о том, что теперь, когда он хочет, чтобы она работала с ним, она, после весьма прохладного приема, может и отказать. На первой странице резюме он нашел номер Софии, поднес к уху трубку домашнего телефона, начал нажимать кнопки на его увесистом корпусе. Гудки… Василий почувствовал, как дом содрогнулся от мощного глухого удара, звякнули друг о друга бокалы на барной стойке. За первым ударом последовал второй. Гудки в трубке оборвались. Издалека послышался звон бьющегося стекла. Василий понял, что звуки слышны из вентиляционных отверстий, которые выходят в кухню из подвала.

Дверь в подвал располагалась рядом с кухонной дверью, в коридоре. Этот подвал, который занимал все пространство под домом, был особой гордостью Василия. Он сам спроектировал дом, предусмотрел все, что нужно для его алхимических опытов. На плане это значилось как винный погреб, и там, действительно, можно было найти несколько бутылок редкого вина, но на самом деле вино было лишь благовидным предлогом.

Строители удивлялись ненужной, по их мнению, масштабности сооружения, хотели было сэкономить кое на чем, но дотошный заказчик не уходил с площадки, пока все, что касается подвала, не было готово. Метровой толщины железобетонный пол, такие же стены и потолок. Василий сам точно не знал, зачем ему эта крепость под домом, фактически подвал был чем-то вроде отдельного подземного жилища. Но он чувствовал, что так будет правильно.

Когда пришло время отделки, Василий позаботился о том, чтобы дверь в его подземную лабораторию не уступала по прочности тем дверям, которые ставят в банковские хранилища. Он не очень-то доверял электронике в вопросах защиты, поэтому дверь закрывалась на механический кодовый замок и на два обычных замка, ключи от которых он всегда носил с собой. Запасные ключи хранились в банковской ячейке, а код от двери знал только он.

Когда ставили дверь, мастера предупредили его, чтобы он запомнил код как следует. Иначе, забудь он код, придется разворотить полдома, чтобы вскрыть дверь. Он позаботился и о том, чтобы в его крепость не могли проникнуть животные. Вентиляционные трубы и труба печи, без которой не обходится ни один алхимический подвал, были в нескольких местах перегорожены решетками. Сквозь самую мелкую из них не проскользнула бы даже мышь.

Судя по звукам из вентиляции, кто-то забрался в его лабораторию и крушит там все подряд. «Это невозможно», – подумал Василий, но звуки убеждали его в обратном. «Землетрясение? Но почему тогда посуда не падает с полок?» – Василий пытался найти логичное объяснение происходящему.

Алхимические процессы, если предположить, что все делается правильно, по инструкциям, требуют длительного времени и спокойствия. Помешать в работе может все, что угодно, хоть та же мышь, вполне способная в поисках пищи перевернуть склянку с ценным материалом, на изготовление которого ушли месяцы. Печь в подвале безмолвствовала уже давно. Самое ценное – колба с материалом, который должен был лежать в сухом темном месте до следующего этапа преобразований, – было заперто в сейфе на втором этаже, который, похоже, пока не подвергался чьему бы то ни было нападению. Поэтому Василий, хотя и обеспокоенный происходящим, не видел в этом катастрофы.

Он не бывал в своем подвале с тех самых пор, как убили его жену, и понял, что не помнит, где ключи.

Василий попытался восстановить в памяти события последних месяцев, посмотрел в карманах пиджака, порылся в ящике стола. Наконец он понял, что ключи, скорее всего, оставил в институте, в сейфе своего кабинета. Ругая себя за это и одновременно понимая, что тогда ему было не до ключей и не до лаборатории, он начал собираться. «Хорошо, хоть колбу убрал в сейф», – похвалил он себя.

Василий взглянул в высокое зеркало. Оттуда на него посмотрел, прищурив голубые глаза, заросший многодневной щетиной тридцатилетний мужчина. Его темно-русые волосы перепутались, их давно не касались ножницы парикмахера. Василий отступил на пару шагов от зеркала, расправил плечи: «Да, следы тренажерного зала я еще вижу, но не помешало бы туда наведаться. И если начать есть нормально, это мне тоже не повредит. Ни дать ни взять – скелет под два метра ростом», – подумал он.

Василий понял, что в таком виде появляться на людях нельзя. «А ведь и София видела меня таким, растрепанным, да и не брился я уже недели две», – корил он себя. Идею вызвать полицию для того, чтобы разобраться с тем, что происходит в подвале, он отбросил сразу – вряд ли там кто-то, на кого можно повлиять с помощью представителя власти. «А, да там трубу отопления прорвало, как же я сразу не догадался», – он все пытался понять, что же там, до того, как ему удастся туда заглянуть. В подвале работала отдельная система отопления, нагреватель стоял там же.

Василий собрался, привел себя в относительный порядок. «Хоть бы не разрядилась», – думал он, вставляя батарейку в мобильный телефон. Телефон ожил, Василий захватил ключи от своего «БМВ», еще раз прислушался к звукам из подвала. «Точно, отопление», – окончательно решил он и отправился в институт.

Когда он вышел на улицу, его, просидевшего в четырех стенах долгие недели, опьянил свежий ветер раннего лета. Василий на мгновение замер, чувствуя, как этот ветер выдувает из него пыль добровольного затворничества, пошел к машине. Та стояла под навесом, там, где он бросил ее, когда в последний раз был за рулем. «Грязная, черт, надо бы еще в мойку заехать, нельзя так запускать все», – подумал он.

Василий так убедил себя в том, что звуки в подвале – всего лишь следствие прорыва трубы отопления, что уже в этом не сомневался. Он, выводя машину со двора, планировал ремонт и продумывал, какое оборудование могло быть испорчено и что, возможно, придется заказать. Он чувствовал, что, несмотря на утреннее происшествие, возвращается к жизни, как с него спадает горестный гнет.

«Если бы она была жива, она не захотела бы видеть меня таким, я ведь себя почти похоронил. И жить мне теперь не только за себя, но и за нее», – так думал он, въезжая на ближайшую мойку.

Василий вышел из машины, смотрел, как потоки воды приводят его авто в порядок, от нечего делать разглядывал кусты роз на клумбе. Их недавно полили, капли на резных листьях сверкали в утренних лучах солнца, которое уже ощутимо грело, но еще не обжигало.

Под одним из розовых кустов, в рыхлой земле, в которой можно было различить следы срубленных сорняков, Василий краем глаза заметил движение. Он пригляделся. Ящерица. Ее наряд, выкрашенный во все оттенки коричневого, идеально сливался с землей. Не пошевелись она, он бы ее и не заметил.

Сейчас, когда он дышал свежим воздухом, когда будущее постепенно превращалось из тупика в открытую дорогу, Василий почувствовал, как эта ящерица привела с собой новую идею, вернее, напомнила ему о том, о чем он и без того давно знал, но, оглушенный бедой, попросту не думал.

Он верил в алхимию, но, когда столкнулся с настоящей потерей, и не вспомнил о том, что именно алхимический успех способен ему эту потерю возместить, способен вернуть все на свои места. Он вспомнил один из алхимических текстов. Там шла речь о ящерице, которая отращивает хвост, и о воскрешении умерших с помощью философского камня.

Он пока не видел деталей, он не думал о том, как это будет происходить, у него пока не было эликсира жизни, но он ощутил в себе всепоглощающее желание жить и работать ради того, чтобы вернуть жизнь Диане, как бы безумно это ни звучало…

Он тихо произнес ее имя, прислушиваясь к самому себе. Еще вчера это имя было для него хуже каленого железа. Оно, вольно или невольно приходя на ум, вызывало слишком много хороших воспоминаний, которые после смерти Дианы сводили с ума. Теперь же все изменилось.

«Диана, я верну тебя во что бы то ни стало. Я в это верю», – подумал он и, окрыленный новой надеждой, поехал в институт за ключами от подвала.