Глава 7. Сестра Рита
Гуляя по сайту, Кира Борисовна наткнулась на фотографии, которые выложила в Интернет Рита. Но вклинилась к ней невидимкой, чтобы сестра не узнала, что она интересовалась её жизнью.
– Глеб! А Глеб! – позвала она мужа, который сидел за большим компьютером.
– Ну чего тебе?
– Ритка со всей семьёй в Турции отдыхала. В отеле «Jacaranda». В пятизвёздочном, между прочим.
– Ну и пусть. Тебе-то что?
– Да я так просто. Думала, тебе интересно.
Но у Глеба были свои предпочтения.
– Я смотрю материал об «оранжевых революциях», – проворчал он. – Представляешь, мы ещё от Второй Мировой и Афганистана толком прийти в себя не успели. От перестройки и вовсе почти без штанов остались. Едва только начали выкарабкиваться из этой бездны, а тут другая беда на подходе… И ведь всё повторяется! Вице-канцлер России Горчаков ещё в середине девятнадцатого века говорил о том, что революционная зараза, как чума, быстро переходит от одного места в другое, и что определённые лица намеренно провоцируют такие революции.
– Враги не дремлют. Расслабляться нельзя, – в тон ему ответила Кира, но муж её уже не слушал.
Раньше Рита часто приезжала к ним, чтобы навестить, поговорить о том о сём. И после её ухода обязательно что-нибудь пропадало из вещей. Чаще всего деньги. Сначала Кира думала то на мужа, то на друзей сына, пыталась устроить разборки, но, кроме семейной ссоры, это ни к чему не приводило. Все дулись друг на друга, а ни вещи, ни деньги так и не возвращались. Потом однажды она посетовала Рите, что пропало новое одеяло, еще с фабричной этикеткой. И каково же было её удивление, когда вдруг, примерно через полгода, одеяло неожиданно появилось в шкафу, на своём привычном месте, только на него было страшно смотреть, таким замызганным оно стало и отвратительно пахло. Все домашние отрицали свою причастность к неприглядному факту, а с сестрой Кира свои подозрения не связала.
Но потом как-то раз Рита пришла в неурочный час, когда, кроме Киры, никого в квартире не было, и принесла в подарок кулёчек с печеньем. Только они сели пить чай с ватрушками, испечёнными накануне Снегирёвой, и печеньем, как вдруг Рита попросила угостить её вареньем, дескать, такого вкусного варенья нигде больше не пробовала. Кира полезла в шкафчик, чтобы достать банку с клубничным джемом. Сестра обрадовалась, ела джем да нахваливала. Потом они допили чай, посидели, поболтали минут пятнадцать, и тут у Киры внезапно заурчало в животе, после чего её скрутила резкая боль. Она едва добежала до туалета, а когда приступ острого отравления прошёл и она хотела продлить общение с сестрой, оказалось, что Рита засобиралась домой. А вскоре после её ухода позвонил Глеб.
– Ну, ты готова? Выходи быстрее, поедем в сервис. Надо проверить машину.
Кира Борисовна знала, что предстоит поездка, и заранее, ещё утром, положила в свою сумку необходимые деньги и документы. Она торопливо оделась, взяла сумку, закрыла дверь на ключ, и они поехали. И только в сервисе обнаружила, что сумка пуста – ни денег, ни документов. И стало понятно, кто все эти годы шарил по карманам, сумкам, вещам… «Значит, она мне в чай что-то подсыпала», – поняла Снегирёва, представив, как сестра рылась в её вещах, пока она была в туалете.
С тех пор Кира прекратила с ней всякое общение. На ум стали приходить различные эпизоды из жизни, на которые она прежде старалась не обращать внимания, попросту закрывала на них глаза. А зря! Родственники и знакомые, побывав в гостях у Риты, неоднократно жаловались, что у них пропадали деньги. Обычно это происходило так. Ритин муж зазывал в гостей в дом, где стол ломился от яств и напитков, вещи и сумки гостей при этом оставались в коридоре. Разумеется, без присмотра. Да и кому в голову могла прийти мысль, что их кто-то обворует здесь, у родных людей? Но факт оставался фактом – деньги исчезали с завидным постоянством. То же самое происходило и на работе Риты – в лотке на рынке. Сначала хозяйка лотка подозревала в краже кого угодно, так ловко могла обставить всё это Рита, и только потом, убедившись в воровстве, выставила её за дверь.
Рита ещё со слезами на глазах жаловалась Кире, что, мол, кто-то обворовывает хозяйку, а та, взъевшись на что-то, свалила на неё чужую вину, обидела, ославила на весь рынок, и теперь её нигде не берут на работу. А на пенсию разве проживёшь? Но недаром говорят: не поймали вора сегодня, поймают завтра. И Снегирёва, наконец, прозрела. Поняв, что сестра воровка, она долго переживала, не в силах смириться с тем, что узнала. Трудно было привыкнуть к этой мысли, невозможно найти объяснения позорному факту.
Рассказала матери – но та не поверила! Удивительно! Подозрительная ко всем и во всём, она отказалась верить, что Рита не чиста на руку. А ведь и у самой Нины Сергеевны неоднократно пропадали из квартиры и вещи, и деньги, и она, оказывается, подозревала в воровстве кого угодно, но только не Риту. Да и вообще она к ней относилась гораздо лучше и нежнее, чем к Кире.
Ещё когда они жили в Кустанае, мать, бывало, съездив куда-то на отдых или в командировку, привозила Рите и красивые платья, и кукол, а Кире – в лучшем случае детскую книжку. Риту и ласкала, и называла «Деточка моя, красавица!», а Киру больше ругала, чем хвалила. Могла и отшлёпать, и назвать обидным словом.
Однажды, когда они только-только вселились в кустанайскую квартиру, Кира сильно заболела. Она ужасно кашляла и хрипела, температура поднялась за сорок, девочку бил озноб. В квартире было страшно холодно – печку мать не топила, и Кира не могла согреться даже под теплым одеялом. Мама не хотела пропускать рабочие дни и оставляла дома её одну, пока той не стало совсем худо. Только тогда мать и вызвала врача на дом. И получила такую взбучку! Женщина-врач кричала, что заявит на неё куда следует, за то что она не выполняет своих материнских обязанностей, ребёнок находится в неподобающих условиях, не согрет, не накормлен. Девочка крайне истощена, у неё воспаление лёгких. Мама плакала, жалуясь, что они одни и ей приходится работать, чтобы как-то сводить концы с концами… По настоянию доктора Нина Сергеевна всё же взяла больничный лист, стала топить печь и заниматься лечением дочери.
Кира поправилась. Но при первом же удобном случае мать старалась спихнуть её к бабушке – там была корова, дающая молоко, были свои куры и огород. Но и в бабушкином доме Кира видела, что к ней далеко не такое отношение, как к Рите. Свою дочку тётя Валя утром, чуть та проснётся, потихоньку поведёт на кухню и накормит вдоволь сметаной, горячими оладушками. А Киру даже к столу не позовёт. Ни в материнском доме, ни у тётки она не чувствовала себя любимой и нужной. Только бабушка её и жалела. То леденцами угостит, купив на свою пенсию, то кислого молочка из погреба достанет… Так и текли дни детства и отрочества худенькой и тихой Киры.
И всё-таки с Ритой было весело, с ней можно было придумать какую-нибудь игру. Ни бабушка, ни тётя Валя не заставляли их трудиться: грядками в огороде занималась бабушка, а тётка готовила еду и прибиралась в доме. Целыми днями девчонки пропадали на улице, где собиралась детвора со всей округи. Играли в фантики и догонялки, катались на велосипедах, прыгали через скакалку. Ходили в поле за цветами, а иногда, пешком, добирались до Кустаная и бродили по городским магазинам, а если бабушка давала деньги на билеты, то шли в кино на дневной сеанс или в парк.
Однажды Рита предложила покататься на качелях и подвела сестру к самолёту – эта была двухместная, деревянная, крошечная модель с открытой кабиной. Когда девчонки в неё сели, то оказалось, что ноги вытянуть невозможно – места было слишком мало. Рита устроилась впереди, Кира за ней. Самолёт начал крутить обороты в воздухе перпендикулярно земле, и, когда он поднимался вверх, к небу, девчонки висели вниз головой. При первом же витке выяснилось, что сиденье плохо закреплено и отстаёт от крепёжной доски, и, чтобы не вывалиться из кабины и не разбиться о землю, Кире пришлось вцепиться руками в борта самолёта, а ступнями ног – держаться за нижнюю часть доски, на которой сидела Рита. И с невероятными усилиями каждый раз, когда самолёт взмывал вверх, удерживать весь свой вес… Вот страху-то натерпелась! Она проклинала себя за то, что согласилась на эту авантюру, поддавшись уговорам сестры. Когда самолёт, наконец, остановился, она едва вылезла из кабины, так сильно её укачало. Подкатил спазм к горлу, и пришлось бежать к ближайшим кустам, где её вывернуло наизнанку. А Рите – хоть бы что! Тогда сестра впервые сказала, что хочет быть стюардессой, а Кира поняла, что не рождена для полётов.
Перед самым отъездом Киры с матерью в Сочи соседский парень, который работал шофёром на автобусе, расщедрился и отвёз их на танцы в сельский клуб… Ехали больше часа по пыльной степной дороге, трясясь на каждом ухабе и выбоине. Но как весело оказалось в клубе! Кира впервые была на танцах и с удивлением обнаружила, что парни интересуются ею, приглашают потанцевать, хотят познакомиться… Это было увлекательно и непривычно…
А потом был отъезд в Сочи, полусгнивший дом, незнакомые люди. Хорошо, хоть скучать было некогда – предстояло готовиться к поступлению в вуз, а после зачисления ходить на занятия, делать курсовые проекты и чертежи. Два года, пока они с матерью жили в тяжелейших условиях, подставляя вёдра и тазы прямо в комнате под капель с дырявой крыши, да угорая от плохо работавшей печи, Рита им даже писем не писала. А как только появилась у них квартира – пусть маленькая, но со всеми удобствами, Рита тут же пожаловала к ним. И не в гости! А насовсем. Оказывается, тётя Валя, устав по ночам гонять её хахалей, о чём трезвонила вся улица, решила отправить Риту в Сочи.
Кира, увидев сестру с чемоданом, думала, что мама приютит племянницу на пару дней, а потом отправит обратно в Кустанайскую область. Но вышло по-другому. Мать встретила Риту с радостью. Отвела в парикмахерскую, купила ей пару симпатичных платьев, после чего поехала в общежитие для лётного состава и устроила её там, поспособствовав давней мечте девушки стать стюардессой. Договорилась, с кем надо, об обучении, и племянница начала осваивать опасную специальность, дающую право носить красивую форму одежды и многие приятные льготы, в том числе пенсионные. Проблем с зачислением не возникло: у Риты оказался превосходный вестибулярный аппарат, здоровое тело, и медицинскую комиссию она прошла легко.
Общежитская жизнь, где царила полная свобода, а любовью грезили все, от прыщавых новичков и до респектабельных выпускников училища, была ей по душе. Со своим бойким нравом и склонностью к лёгким отношениям она в скором времени познакомилась с будущими пилотами, прописанными в этом же общежитии. Честь свою не блюла, поскольку оставила её ещё в бабушкином доме, куда через окошко по ночам к ней лазали знакомые парни.
Словом, Нина Сергеевна и охнуть не успела, как Рита пришла к ней вся в слезах.
– Тётя Ниночка, я… беременна! – расплакалась она. – Кроме вас, мне никто не поможет!
– Хватит реветь! – оборвала её тётка, соображая, как выйти из сложившейся ситуации. – Лучше скажи, кто отец ребёнка?
– Выпускник училища.
– Ну и в чём проблема? Он хоть знает о твоей беде?
– Знать-то знает, да только жениться не хочет.
И Нина Сергеевна помчалась на всех парах сначала в общежитие, потом к начальству бедного парня, в лётную часть, куда он уже успел получить направление. Свадьба, конечно же, состоялась… Так Рита стала не только стюардессой, но и женой пилота. Родила ему сына Дмитрия, долгое время летала сама, чередуя полёты с наземной службой, потом стала получать пенсию. К тому времени сын не только вырос, но уже успешно осваивал аэробусы, пойдя по стопам родителей. Интересно, известно ли ему о пагубном пристрастии матери к воровству?
Как и почему у сестры появилась тяга к клептомании, Снегирёва не понимала. Вроде бы вместе росли, рядом спали на полу, подстелив пару ватных одеял, чтобы было мягче. Но когда и откуда взялась эта зараза?.. Казалось бы, близкий человек, и вдруг выходит, что он совсем не такой, каким ты его себе представляла… Что за ним водится грех, который считается одним из худших грехов, ибо сказано в Библии: «Не кради». А ведь бабушка не раз повторяла внучкам заповеди, чтобы помнили и не грешили, а однажды крестила обеих, пригласив священника.
Это было в эпоху жуткой и оголтелой борьбы с церковью. А значит, наказуемо, если бы кто-то из соседей написал донос. Но бабушка верила в Бога и не хотела, чтобы внучки остались без Его защиты. Поэтому тайно от всех и провела обряд крещения, когда Кире было семь, а Рите шесть лет. И соседи их не выдали. Помнит ли о том дне Рита? Как священник, шепча молитву, окатил их с головой, прямо на огороде, прохладной водой, зачерпнув её ковшом из цинкового ведра? Воду бабушка заранее набрала из колодца и дала ей постоять, чтобы нагрелась под лучами летнего солнышка. Рита вскрикнула и заплакала, но не потому, что было страшно или холодно, а потому что новенькая рубашка, которую специально для такого случая сшила из белого ситца ей мать, стала мокрой и некрасивой. А Кира не плакала, она была старше сестры на полтора года и знала, что плакать – это нехорошо. Даже если больно, лучше молчать, а то отругают, и будет ещё хуже!
Кириной мамы во время обряда не было. Бабушка надела внучкам по серебряному крестику на шею и сказала, чтобы этот крестик они никому не показывали, а лучше всего спрятали в укромном местечке, но всегда помнили, где он лежит, и в трудную минуту брали его в руки и просили Боженьку о помощи. Кира потом так и поступала.
И рожать Вадика пошла с бабушкиным крестиком, надев его на шею.