Глава 2.
При дворе
Чтобы при виде этого словосочетания «При дворе» у вас не возникло в воображении нечто вроде Версаля времён Людовика Четырнадцатого, полагаю стоит немного рассказать, что же это был за «двор».
По сути дела это был кочевой табор. В постоянном страхе, ежедневно ожидая вторжения англичан или бургундцев, дофин Карл всё время перемещался по своим землям из замка в замок. Зимой он откочёвывал на юг, а когда становилось теплее – переезжал ближе к Луаре.
Как половцы, право слово!
Вот в этом году он выбрал для своего летнего «кочевья» Шинон. Ну и придворные, разумеется, вслед за ним.
Тоскливая безнадёга и ожидание близкого конца, всегда царящие в этом дворе, в последний год, после того как англичане, начав новое наступление, захватили все города по течению Луары за исключением Орлеана, стали чуть ли не физически ощутимыми.
Поэтому двор, и раньше не блиставший строгостью нравов и благочестием, теперь погрузился в нескончаемые оргии и вакханалии.
Пьянство, азартные игры, самый грубый и самый утончённый разврат вот, что творилось при дворе дофина Карла круглосуточно.
Придворные, даже очень знатные, не гнушались выезжать на самый банальный грабёж округи, когда у них заканчивались деньги. Они бы, конечно, и казну грабили, но вот в казне-то пусто было.
Дофин, не имеющий возможности, разумеется, выходить на большую дорогу жил в нищете.
Даже колыбель для своего первенца он был вынужден брать в долг.
А буквально накануне приезда Жанны произошёл и вовсе случай ни на, что в истории Франции более не похожий. Сапожник отобрал у короля сапоги! За долги. Ну ладно, не у короля – у дофина. Но всё же.
История нам сохранила имя наглого и отважного сапожника – мэтр Жак. Этот Жак сшил королю сапоги. Ждал-ждал оплаты, а её нет. Тогда он, заявился в замок, почтительно поклонился Карлу, забрал сапоги, завернул их в рогожу, ещё раз почтительно поклонился и ушёл.
Так, что Жанну дофин Карл встречал в сапогах, которые дал ему поносить архиепископ Реймский Реньо де Шартр.
Прямо скажем, что со стороны архиепископа было очень благородном поступком – дать Карлу поносить сапоги. Ведь ещё совсем недавно Карлу пришлось выкупать архиепископа из плена.
Нет – нет, в плен почтенного клирика захватили не англичане и не бургундцы. Свои!
Артур де Ришмон – коннетабль Франции (это нечто вроде министра обороны) взял да и приказал схватить архиепископа и бросил его к себе в темницу.
Наверно деньги не поделили. Де Шарт он же не только архиепископ Реймский был но ещё и канцлер Франции. Вот в этой должности он, где то перешёл дорожку коннетаблю и оказался в темнице.
И дофин Карл был вынужден выкупать своего канцлера у своего же коннетабля. А сам коннетабль Артур де Ришмон, после этого стал фактическим правителем того, что осталось от Франции.
Но, ненадолго.
В том змеином клубке, что представлял собой тогда французский двор, расслабляться нельзя было ни на минуту. Де Ришмон имел неосторожность позволить себе это, и возмездие не заставило себя ждать. Пришло оно опять же от своих.
Он, Артур де Ришмон, приблизил к себе некого Жоржа ла Треймуля. Ну, а тот, осмотревшись и освоившись, втёрся в доверие к дофину и к архиепископу. Потом, эта троица, совместными усилиями низвергла всемогущего коннетабля и отправила его в изгнание.
Коннетаблем стал Жорж ла Треймуль.
Правда эта победа не обошлась без потерь. Вместе с низвергнутым коннетаблем ушли и его воины, а это полторы тысячи закалённых в боях рубак. Так, что дофин лишился воинов как после хорошей битвы.
Чуть позднее, всего через пару месяцев, когда Жанна, овеянная славой орлеанской победы, будет обладать огромной властью, она вернёт Артура де Ришмона вместе с его отрядом и приблизит бывшего коннетабля к себе.
Это, разумеется, не добавило любви к Жанне среди приближённых дофина.
Ну а, что же сам дофин? Что представлял собой этот человек?
В момент встречи с Жанной Карлу было 26 лет. Это был очень хилый человек с неуверенной крадущейся походкой и затравленным, бегающим взглядом.
Двенадцатый ребёнок сумасшедшего отца и распутной матери Карл был неуверен даже в законности своего рождения не то, что в законности своих притязания на французский престол.
Всё это сформировало характер молодого дофина. Карл был скрытен, лжив, коварен, недоверчив. Таким он и останется до самой смерти.
Дофин был очень хорошо образован. Великолепно знал несколько иностранных языков, историю и географию.
Вот только, в тот момент, меньше всего Франции был нужен историк и географ на престоле. Нужен был воин, а вот именно воином то Карл и не был.
Вот к такому двору и к такому повелителю и прибыла Жанна в начале 1429 года.
В истории есть традиционное представление о первой встречи Жанны с дофином. Сцена эта настолько яркая и красивая, что перекочевала без малейших изменений со страниц исторических трудов на страницы художественной литературы и на киноэкраны. И, право слово, она того стоит конечно.
Напомним её вкратце.
Для встречи Жанны, в залитом светом факелов и свечей тронном зале Шинона, собрались все придворные числом несколько сотен человек. Сам же дофин, желая испытать Деву, укрылся среди толпы придворных. На трон посадили подставную фигуру.
Жанна, войдя в зал, ничуть не смутилась видом роскошно одетой, знатной толпы и сразу определила, что сидящий на троне человек – не дофин.
На предложение – найти дофина самостоятельно Жанна, поискав глазами среди придворных, уверено указала на Карла. Чем привела в восторг смешанный со страхом, как самого Карла, так и придворных.
Это всё очень впечатляет. Но так ли это было на самом деле?
Знаете, известно такое явление: описывая какое-либо великое историческое событие постфактум, люди, видя всю грандиозность произошедшего и не менее грандиозные последствия, невольно начинают думать, что и у своих истоков это событие было тоже величественным и прекрасным.
Действительно, ведь трудно же представить, глядя на Волгу, что зародилась она из нескольких ручейков.
Поэтому, вольно или невольно, но летописцы начинают приукрашать и возвеличивать истоки великих событий, делая их достойными великих последствий.
Так, например, значительные исторические личности, под рукой хронистов, начинают блистать умом, силой и благородством или наоборот, жестокостью, подлостью и коварством прямо таки с раннего детства.
А несколько незначительных стычек, внезапно для всех участников, переросших в грандиозную войну, превращаются в хитрый, тщательно продуманный план злых сил «мировой закулисы».
Ну, а мы с вами, памятуя о том, что Волга, всё таки, вытекает из нескольких ручейков, а не из Миссисипи давайте попробуем посмотреть внимательней на то, что говорят различные источники про первую встречу Жаны с дофином. Благо этих источников, как уже выше говорилось, очень много.
Нас интересуют пока только те, в которых описана первая встреча Жанны с дофином
Если, из таких источников, взять только документы первой половины 15 века, то есть написанные или очевидцами или, по меньшей мере, современниками деяний Жанны, то таковых мы насчитаем шесть.
Это «Хроника царствования Карла Седьмого», «Орлеанская хроника», «Хроника Девы» и «Чёрная книга» (последний источник целиком не сохранился и дошёл до нас только в, сделанных для личного использования, выписках секретаря парижской мэрии, правда тоже современника тех событий), показания Рауля де Гокура – камергера двора дофина и показания Реньо Тьерри королевского медика
Из этих шести источников, четыре первых написаны людьми, хотя и современниками событий, но при встрече Жанны с дофином не присутствовавшими.
А вот двое последних: камергер и медик лично были сами на первой встрече Жанны и Карла и видели всё своими глазами.
Четыре первых источника описывают в разных подробностях традиционный вариант.
(правда, тут несколько особняком стоит вариант «Чёрной книги», но сей источник вообше отличается крайне нестандартным описанием Жанны. Ведь написан он был в Париже. А там, у Жанны, при её жизни, сторонников и поклонников не было. Мы ещё вернёмся к описанию Жанны в «Чёрной книге», а здесь скажем, что в её варианте дело было так: Жанна просит показать ей дофина. Ей дважды выводят подставное лицо и, дважды Жанна отвергает его. На третий раз вывели дофина и Жанна сразу же его узнала)
А вот лично присутствовавшие при встрече камергер и медик дают нам совсем иную картину.
Их показания, как и у всех кто был настоящим свидетелем какого ни будь события и не желает ничего приукрашивать, очень кратки. Поэтому приведём их полностью
Камергер Рауль де Гокур:
«Я находился в Шиноне, когда она прибыла туда и видел как она предстала перед его королевским величеством и советом. Я видел и слышал её слова „Светлейший сеньор дофин, меня послал бог, дабы помочь вам и вашему королевству“. Увидев и выслушав её, король, чтобы лучше быть осведомлённым о том, кто она такая, распорядился передать её под надзор Гильома Белье, своего дворецкого, бальи Труа и моего наместника в Шиноне, чья супруга была известна своим благочестием. Затем он повелел, чтобы Жанну обследовали клирики, прелаты и доктора, дабы выяснить, должно ли и можно ли верить тому, что она говорит»
Медик Реньо Тьерри:
«Я видел Жанну, когда она предстала перед королём в Шиноне, и слышал, как она сказала, что её послал бог к благородному дофину, чтобы снять осаду с Орлеана и повести короля в Реймс для коронации и миропомазания»
Вот и всё. Куда-то исчезает и тронный зал, забитый придворной знатью, и дофин, прячущийся среди толпы.
А появляется просто деловое заседание Королевского Совета, в котором всего-то на всего десяток человек. И дофин никуда не прячется, да и Жанне, чтобы опознать Карла среди десятка седовласых советников, совсем не требуется ни особая проницательность ни помощь свыше. Это конечно, если бы вообще, вопреки всякому этикету, Жанну не представили дофину, чем сразу же ясно указали самой Жанне на то, кто здесь кто. А её, надо полагать, всё же представили.
Так, что – всё было, как видим, намного скучнее, деловитее и проще.
Да и действительно, мыслимое ли дело, чтобы дофин, теряя остатки своего авторитета среди придворных, вдруг стал бы трусливо прятаться от какой то девчонки?
Зачем это ему? Устроить испытание Жанне? Дескать – если её и правда бог послал, то она конечно укажет на короля где бы он не скрылся.
Но ведь, решись Карл и впрямь на такое, это было бы испытание не столько Жанне сколько самому Карлу.
А ну как Жанна ошибётся и впрямь примет подставку за дофина. Что скажут окружающие?
Что это подставная Дева, мошенница и проходимка, раз не смогла различить настоящего короля?
А может они скажут совсем наоборот?
Скажут, что король не настоящий и действительно не имеет никаких прав на престол, раз даже Дева не указала на него как на короля.
Думаете, не сказали бы так? Ого, ещё как бы сказали. И нашлось бы кому про этот случай на всю Францию раструбить.
Ибо и законнорожденность дофина была у современников под большим вопросом, и права Карла Валуа на французский престол и впрямь ведь были меньшие, чем у английского короля, чего уж там. А тут ещё и Дева Карла прилюдно королём бы не признала!
Ну и зачем это всё Карлу было бы надо? Не зачем. Этого и не было. А было вот, что.
Карл принял Жанну там, где и должно принимать подобных гостей, на заседании Королевского Совета. Он никуда не прятался и не пытался вводить Жанну в заблуждение.
Состоялся короткий, как и положено при первой аудиенции, разговор, после которого аудиенция была окончена и дофин распорядился начать расследование данного дела.
Скучновато, зато правдиво.
Постойте! Мы совсем забыли ещё про одного свидетеля. Да про какого! Про саму Жанну! Ведь она же тоже рассказывала на суде о своей первой встречи с дофином.
Ну и как же там было дело, со слов Жанны?
«Когда я вошла в комнату, где находился король, то сказала ему, что хотела бы пойти на войну с англичанами»
Всё!
На вопрос, как же она узнала короля, Жанна ответила так, как обычно отвечала на вопросы суда.
«Я не помню»
Вот это всё, что сама Жанна рассказала о своей встрече с дофином в Шенноне. И никогда ничего большего кому бы то ни было, она про те события не рассказывала.
Тогда откуда же взяли информацию авторы наших первых четырёх источников? Выдумали сами или друг у друга переписали?
Разумеется, нет. Все они пользовались множеством, абсолютно независимых друг от друга источников информации.
Вот только….Жанна то уже при жизни стала легендой. И рассказы о её деяниях облетали всю Францию со скоростью необыкновенной. Разумеется, обрастая по дороге различными красочными подробностями и легендами. Нет сомнений, что тут же появились тысячи «свидетелей» якобы видевших всё своими глазами и слышавших всё своими ушами.
Например, в «Чёрную книгу» рассказ о встрече Жанны с дофином был внесён со слов нескольких таких «свидетелей», которые всё это, разумеется, сами видели.
А знаете, где они это рассказывали? В Нормандии! Это самый север Франции, побережье Ла-Манша.
А знаете, когда они это рассказывали? В марте 1429 года! Жанна ещё даже до Орлеана не дошла. Ещё и не сделала ничего. А красочные рассказы о ней уже по всей Франции ходят.
И падают, как мы это уже знаем, на очень хорошо подготовленную почву.
И скоро вся Франция, англичане, французы, бургундцы, друзья и враги узнают – Дева уже не просто легенда. Пророчество Мерлина свершилось! Дева на белом коне пришла спасти Францию!
ИНТЕРЛЮДИЯ ПЕРВАЯ: О пророчествах и Деве на белом коне
«Разве вы не слышали пророчество, что Франция будет погублена женщиной и возрождена Девой из пределов Лотарингии?» так сказала мне Жаннетта и я вспомнила это и было поражена. После этого я и многие другие поверили в неё»
Так вспоминает Екатерина Ле Рое свой разговор с Жанной.
«Разве не было предсказано, что Франция будет погублена женщиной и возрождена Девой?» спрашивает Жанна у Бодекура
«Разве вы не слышали пророчества…» многие свидетели вспоминают, что во время первой встречи с ними Жанна именно этими словами начинает беседу с ними.
Да, слышали-слышали!
К тому времени это пророчество уже все прекрасно слышали. И Жанна знает, что они это слышали. Так, что она бьёт точно в цель.
Действительно, за несколько лет до появления Жанны на окровавленной сцене Столетней войны, пророчество «Женщина погубила – Дева спасёт» начинает из уст в уста ходить по всей Францию.
Кроме того варианта пророчества, который всем напоминает Жанна, ходило ещё несколько.
В одном из вариантов это пророчество звучит так:
«Се Дева грядёт по спинам лучников»
Есть такой вариант:
«Дева выйдет из дубового леса и проскачет на белом коне по спинам лучников»
Как видим, пророчество, как и подобает пророчеству несколько туманно, но вот враг Девы указан максимально ясно – лучники, основная боевая сила английской армии.
Пророчество это приписывают не христианскому святому или, хотя бы какому нибудь святому отшельнику, а колдуну.
Колдуна того звали – Мерлин, жил он, по легендам, в 4—5 веках в Шотландии.
Но Мерлин, этот персонаж бесчисленных героических баллад (вы ведь тоже, что то про него слышали?), герой фольклорный, он для простонародья больше.
А надо же, чтобы все слои населения услышали пророчество, прониклись им и поверили в него
Поэтому, среди интеллектуалов тогдашней Франции пророчество ходит за более авторитетным для них авторством Беды Достопочтенного, англо-саксонского философа и провидца жившего в конце седьмого века. (правда известно, что в некоторых случаях оное пророчество приписывалось вообще Сивилле – это античная предсказательница)
В таком варианте пророчество звучит несколько по-другому. Более интеллектуально, что ли
«Из дубового леса выйдет Дева и принесёт бальзам для ран. Она возьмёт крепости и своим дыханием иссушит источники зла. Она прольёт слёзы жалости и острова наполнятся ужасным криком. Она будет убита оленем с десятью рогами, четыре из которых будут нести золотые короны, а шесть других превратяться в рога буйвола и произведут небывалый шум на Британских островах. Тогда придёт в движение Датский лес и вскрикнет человеческим голосом «Приди Камбрия и присоедини к себе Корнуэлл»
Хорошо написано, не правда ли? Для пророчества конечно.
Всё так грозно и туманно, но в то же время и про Деву и про Британские острова которые из-за Девы наполнятся ужасным криком сказано вполне определенно, без всяких туманов. Так, что всё, что надо – есть.
Даже, кажется, больше чем надо. В последнем предложении там упоминается некая Камбрия. По понятиям тех времён – это местность откуда франки пришли в Галлию (теперешнюю Францию). Ну, а Корнуэлл это Англия.
Так, что здесь ещё и призыв к захвату Англии имеется. Очень уместный, когда англичане в Париже и под Орлеаном.
Пророчества эти тем быстрее ходили из уст в уста и тем сильнее ложились французам на душу, чем хуже у них были дела. К моменту появления Жанны дела, как раз, шли хуже некуда.
Наверно поэтому спасителем Франции в пророчестве выступает не мужчина – рыцарь, а простая девушка. Кто-то очень хорошо учёл глубокое разочарование французов в своих мужчинах-защитниках. В то, что мужчина спасёт Францию, уже не поверила бы ни одна живая душа, сколько не запускай пророчеств.
К тому же все были уверены, что спасти Францию может только чудо. Народ жаждал этого чуда и поверить в чудо мог только в том случае если совершать его будет персонаж воистину чудесный – обычная девушка с необычными способностями.
Англичанам, конечно, эти пророчества тоже были прекрасно известны. И, разумеется, весьма их смущали и тревожили. Англичане то ведь тоже были такие же средневековые люди, как и французы, а значит, более чем охотно верили всяким предсказаниям.
Тем более – предсказаниям своего достопочтенного земляка Мерлина. Легко представить, что начало творится в британских умах и сердцах, когда они узнали – Дева из Пророчества явилась во плоти!
Забегая вперёд, скажу, когда Жанна, уже во главе армии, будет идти на Орлеан, за сутки до её появления под стенами города, чья-то заботливая рука приколет бумагу с пророчеством Мерлина на стену комнаты одного из старших английских командиров сэра Вильяма Гласдейла. А то вдруг он забыл?
А ведь Дева на белом коне уже однажды спасала Францию. И не только спасала, но и, в известной степени, создавала эту страну.
Для того, чтобы посмотреть как было дело нам с вами придётся перенестись в 5 век в Париж. Вернее не в Париж, а в галльский город, названный римлянами – Лютеция (в переводе с латыни на русский – «Грязный» или «Помойка») которому вот-вот предстояло стать Парижем.
Здесь и мы увидим Деву спасшую город. Её звали Женевьева.
Она родилась в 422 году, неподалёку от Лютеции, в семье христиан. А, надо сказать, что тогда в Галлии (будущей Франции) христианство не так, чтоб уж очень сильно распространено было. И быть христианином было не очень-то безопасно. Могли убить именно за то, что христианин.
Поэтому христианами там становились действительно люди всей душой уверовавшие в Христа. Родители Женевьевы именно такими и были. А дочь у них выросла ещё более беззаветно преданная христианскому учению, чем они сами.
Если отбросить всё то чудесное и сверхъестественное, что нагородили про Женевьеву в её же Житие и подойти к вопросу материалистически, то мы вот, что увидим.
Пламенная, фанатичная девочка, которую, по обычаю тех времён, креститься научили раньше чем пользоваться ложкой, достигнув 14 лет, то есть обычного (и даже несколько позднего) для тех времён возраста вступления в брак, предпочитает стать «невестой Христовой». То есть монахиней. В то время, хотя монастыри и существовали уже в Галлии, большинство монахинь и монахов жили именно в миру, проповедью и личным примером показывая окружающим пример правильной жизни.
До времён славного отца Горанфло, который, как мы знаем, тоже предпочитал монашествовать за стенами монастыря, было ещё очень далеко, поэтому монашество действительно могло служить примером окружающим.
Вскоре Женевьева осиротела. Её родителей унесла какая-то эпидемия. Обычнейшее дело в Средние века.
Девушка переселяется в Лютецию к своей крёстной матери. И тут её настигает тяжёлая болезнь. То ли эпидемия из родных мест её догнала, то ли уже в Лютеции Женевьева, что-то новое подхватила, но, как бы то ни было, а слегла.
Причём заболела так тяжко, что окружающие уже решили, что она – не жилец. Однако Женевьева поправилась.
А, поправившись, стала всем рассказывать, что от смерти её спасли ангелы. Которые, заодно, и устроили ей экскурсию по Раю.
Всё это Женевьева рассказывала окружающим в самых красочных подробностях.
Эти рассказы, а так же праведная жизнь и длительные молитвы вызвали у жителей Лютеции не благоговейные, а самые отрицательные чувства.
Женевьеву называли лгуньей, притворщицей и лицемеркой.
Очевидно тогдашним парижанам, верней лютецианам, было про Женевьеву известно, что-то такое, что до нас Хроники и Жития постеснялись донести.
Однако епископ Галлии – Герман (впоследствии причисленный к лику святых), услышав о Женевьеве, решил, что в столь тёмном для христианства месте, которое являла собой тогдашняя Галлия, такая девушка просто Дар Божий.
И, с его благословения, церковь приступает, как бы мы сейчас сказали, к «раскрутке» Женевьевы.
Епископ лично прибывает в Лютецию, встречается с Женевьевой, причём оказывает ей при встрече необыкновенное почтение.
А во всех галльских церквях священники провозглашают, что всё виденное Женевьевой в болезненной горячке – святая и истинная правда, а сама Женевьева – Избранница Господня.
После такого, отношение к Женевьеве, особенно среди женской части населения, резко меняется в положительную сторону. Все и правда уверовали, что эта девушка побывала в раю и беседовала с ангелами.
Но, самое главное, теперь и Женевьева окончательно уверовала в правдивость своих видений.
Вскоре эта вера подверглась очень серьёзному испытанию. В Галлию вторглись орды Атиллы.
Круша, убивая и сжигая всё на своём пути, они рвались к Орлеану. На пути у них стояла Лютеция.
Опасность была столь очевидна и страшна, а сопротивление казалось столь бессмысленным, что городские вожди на совете решили бросить Лютецию и бежать всем городом в отдалённые места.
И тут на заседание совета ворвалась Женевьева. Она принялась уговаривать – не бежать и не сдавать город. Говорила, что глас Божий поведал ей, о том, что если жители не бросят город, а решат драться, то он, Господь, отведёт от Лютеции беду.
А если, дескать, горожане голосов Женевьевы не послушают и начнут эвакуацию, то Лютеция то всё равно уцелеет (раз Господь так решил, то это не обсуждается), а вот все бежавшие погибнут по дороге.
Всё это звучало так дико и нелепо, что в обычное время могло бы насмешить, а в той обстановке страшной опасности вызвало гнев.
Женевьеву решили казнить, чтобы от дел не отвлекала. Девушку выволокли во двор, обнажили мечи, но тут в события вмешался священник Седулиус.
Потрясая крестом он кричал, чтобы никто не смел трогать божью избранницу. Смущённые этим зрелищем Отцы города отпустили Женевьеву, но от планов бросить город и бежать куда подальше, не отказались.
А Женевьева не отказалась от своих.
Сев на белого коня девушка стала объезжать городские улочки, будоража население и призывая его к борьбе.
Сразу и горячо откликнулась на её призыв женская часть Лютеции. И все женщины города насели на своих мужей с требованием идти на стены и драться.
Очевидно, это было страшней Атиллы, потому, что мужики дрогнули и предпочли иметь дело с разъярёнными гуннами, чем с разъярёнными бабами.
Вообщем, проклиная всё на свете, мужики изготовился к обороне. Причём им всем было, вполне очевидно, что эта оборона продлится в лучшем случае полчаса и ничем хорошим не завершится.
Атилла подошёл к городу.
Соотношение сил было таким: примерно одна тысяча со стороны обороняющихся и пара сотен тысяч со стороны гуннов.
Положение обороняющихся несколько улучшал тот факт, что весь тогдашний Париж полностью умещался на одном острове. В окружении реки защищаться, конечно, легче. Но даже и при этом, дело явно шло к тому, что сейчас гунны Лютецию попросту затопчут, причём большинство её даже и не заметит.
Чтобы напомнить Богу об его обещании Женевьева начала страстно молиться и призвала к этому делу всех не занятых на стенах жителей города.
Впрочем, и без её призывов молебны шли во всех парижских церквях.
И, вы не поверите, чудо всё-таки свершилось!
Постояв полдня под стенами Лютеции, гунны вдруг снялись и двинулись на юг в обход города.
Город был спасён!
Ясно дело, что у такого поведения Атиллы есть вполне материалистическая причина. Вот она: в лагерь гуннов пришли посланцы от вождя аланских племён Сангибана, что имел владения около Орлеана. (Да-да, город будущей славы Жанны тогда уже существовал)
Сангебан обещал Атилле сдать Орлеан, но просил поторопиться. Дескать, городские власти, что-то подозревают и могут помешать Сангебану сдать город Атилле без боя.
Так как Атилле вот эта вот островная помойка, вполне заслуженно носившая в те времена имя Лютеции, в принципе, даром была не нужна, а нужен ему был как раз Орлеан с его мостами через широкую и глубоководную Луару, то он быстренько поднял орду и двинулся на юг.
Так это было.
Но жители Лютеции то всего этого не знали! Для них было явно одно – чудо, обещанное Женевьевой свершилось! Дева на белом коне спасла город!
После этого Женевьеву при жизни принялись почитать как святую.
А ведь это ещё не конец истории про Деву спасшую страну, а самое её начало.
Прошло тридцать лет. Молодой король франков (так называлось объединение германских племён вторгшихся в Галлию и захвативших её северную часть) по имени Хлодвиг решил окончательно овладеть Галлией, выбив оттуда остатки римлян.
В 486 году его войска подступают под стены Парижа. Собственно Парижем его как раз франки и назвали. Жили там в основном паризии – кельтское племя, но вот по их имени и прозвали франки это место «Город паризиев» или, для краткости, «Париж».
В своё время отец Хлодвига, король Хильдерик несколько лет осаждал Париж, но сумел только взять и разграбить западную окраину этого, уже сильно разросшегося со времён Атиллы города.
Хлодвиг решил овладеть Парижем во, что бы то ни стало. Осада длилась четыре года. И снова Женевьева спасла город.
Однажды, в период особо тяжкого положения с продовольствием в осаждённом городе, Женевьева, каким-то образом, умудрилась лично провести по реке в Париж караван судов с продовольствием.
Нечто похожее совершит позднее Жанна в Орлеане.
Так Женевьева второй раз спасла Париж.
В третий раз она его спасла на четвёртом году осады. Силы парижан были на исходе. Падение города ожидалось со дня на день. А взятие города, как нам известно, и уж тем паче было известно в те времена всем заинтересованным сторонам, непременно сопровождается трёхдневным повальным грабежом, резнёй и насилием.
Женевьева отправилась на переговоры к Хлодвигу и сумела убедить того не разрушать Париж, а принять его капитуляцию на максимально почётных и безболезненных для горожан условиях.
Что и произошло. Хлодвиг не просто пощадил город, он сделал его своей Столицей, что, разумеется, самым благотворным образом сказалось на развитии Парижа.
Хлодвиг же, поселившись в Париже, быстро попал под влияние Женевьевы и, по её настоянию, а так же, под воздействием своей жены-христианки, крестился сам и крестил всю свою дружину.
То есть Хлодвиг сыграл для Франции ту же самую роль, что и для Руси Владимир Святой.
Так Франция стала первой христианской страной в Западной Европе. И вклад в это Женевьевы переоценить невозможно.
До самой своей смерти Женевьева была духовным советником власть имущих и воспитателем народа. Примерно так же, как на Руси Сергий Радонежский.
По смерти Женевьева была причислена к лику святых. Причём она святая не только католической, но и православной церкви. И поныне она считается покровительницей Парижа.
Так, что, как видим, Дева на белом коне, посланница Божья, уже спасала Францию. В мифологической форме знали об этом все французы. И народное сознание перенесло прошлые события в ожидаемое будущее. Так и пошли всё ширясь и распространяясь в народной толще слухи, скоро переросшие в страстные ожидание явления Девы – Спасительницы. Вера в её скорый приход становилась всё истовей и истовей.
И к моменту появления Жанны подробный образ грандиозного спектакля под названием «Дева спасает Францию» уже сложился в умах и французов и, что не менее важно, англичан.
Оставалось ждать исполнительницу главной роли. И вот эта исполнительница, гениальная исполнительница, появилась!