Глава 2
Почему-то это совсем не было похоже на первое свидание, когда со скрипом ищешь внутри себя какие-то ничего не значащие слова, мучительно перебираешь общие темы, стараешься понравиться или приглядываешься – стоит ли вообще тратить время?
– Давай сразу договоримся, не нужно вопросов, как на интервью, ладно?
– Я и сам хотел предложить…
Это была легкая река, по которой мы плыли вместе так, будто знакомы уже много лет. Просто очень давно не виделись и стольким хотелось поделиться. Мы как будто бы начали с какой-то точки, на которой прервались недавно. И совсем скоро я впервые поймал себя на мысли: мне хочется, чтобы эта встреча не заканчивалась. Чтобы она смеялась моим остротам и смотрела мне прямо в глаза, чтобы я рассказывал ей (совершенно для себя неожиданно) о том, о чем никогда ни с кем не говорил, а она слушала. Мне внезапно захотелось, чтобы мы были вместе и никогда не расставались, как в сказках или голливудских фильмах.
Вдруг она сказала:
– У меня через час выступление.
– Я хочу поехать с тобой.
Представить, что мы сейчас расстанемся хоть на минуту, было невозможно…
Убегая в гримерку, Жанна бросила, улыбаясь:
– Ты же знаешь все мои песни, будешь подпевать.
– Не хочу тебя расстраивать, но я не знаю ни одной…
Она вышла на сцену, сияющая, в коротком облегающем платье в пайетках и в туфлях со знаменитой красной подошвой, с тонким вкусом подобранных к наряду, с убранными в хвост волосами и хищным взглядом. А я стоял в отдалении, с любопытством наблюдал и был поражен, насколько она переменилась, оказавшись в лучах прожекторов, на сцене перед публикой. Жанна Фриске. Звезда. Конечно, это была роль. Но в ней она была безупречна. И, надо сказать, Жанна очень любила эту роль. Работа приносила ей невероятное удовольствие. Я еще не раз удивлюсь тому, какая пропасть между этой сверкающей, купающейся в любви поклонников, фотографиях и автографах Дивой на сцене и моей Жанной.
И, глядя на нее тогда, я впервые задумался: какие же мы разные. У меня амбиции и нервы, я агрессивен и нетерпим. А она – спокойна и светла, улыбчива и дружелюбна с каждым, кто встречается ей на пути, будь то гример, продюсер, телохранитель или продавец в магазине. Знакомство с Жанной стало для меня хорошим уроком не только в ощущении себя, но и в отношении к окружающим. И сейчас, оставшись без нее, я очень ясно чувствую, что ее любовь к жизни, к людям, терпение и внимание даже к самым случайным встречным теперь живут во мне. Это еще один урок от моей Жанны. Она круто изменила меня. Благодаря ей я стал другим и, несомненно, стал лучше.
Но мог ли я знать наперед, каким быстрым будет этот урок? Какой короткой встреча? Какой стремительной, острой и неутоленной любовь? А пока, уезжая с концерта, мы спускаемся в лифте. Возле меня невысокая девушка, еще несколько минут назад на сцене казавшаяся такой недосягаемой. А сейчас об этом напоминает только блеск сценического макияжа. Я прикасаюсь к ее щеке, смахивая ресницу, беру ее за руку, и – нам ведь еще столько нужно обсудить – мы скрываемся в ночном городе продолжать праздновать нашу встречу.
Примерно через неделю, набравшись смелости, я пригласил ее присоединиться ко мне на концерте Jamiroquai в Берлине. И был готов, что откажет, с ее-то графиком выступлений. Но совершенно неожиданно и восхитительно легко она согласилась.
Мы договорились встретиться за день до концерта прямо в Берлине, потому как летели из разных городов. И, конечно, Жанна не была бы собой, если бы не пропустила свой рейс. Она почти всегда и всюду опаздывала. Меня всегда восхищало, с каким олимпийским спокойствием она могла только выезжать в аэропорт, когда любой другой на ее месте был бы там уже несколько часов. А чемодан она вообще складывала минут за пятнадцать – гастрольная привычка.
Потом, долгими больничными ночами я думал: «Девочка моя, почему ты изменила этой своей привычке опаздывать? Почему не опоздала на встречу с болезнью? Зачем вообще нужна была эта встреча? Неужели нельзя было просто пройти мимо, не успеть на этот роковой рейс? Так же просто, естественно и без каких-либо сожалений или угрызений совести. Как тогда, в Берлине…»
В общем, Жанна, как умела легко, пропустила свой рейс и присоединилась ко мне только через день, за несколько минут до начала концерта.
Мы танцевали и смеялись. А потом, прыгнув в такси, колесили всю ночь по Берлину, рука в руке. От бара к бару, из клуба в клуб – и безостановочно болтали. Нам хотелось, чтобы это путешествие не кончалось, и уже представляли, какой следующий город будет нам обоим по душе.
Это было так легко, непринужденно и весело, как прежде не было со мной. В какой-то момент я понял, что никогда не смогу утолить свою страсть к этой женщине. Хочу узнать ее до мельчайших подробностей, раствориться в ней, обнять узкие плечи, прижать к себе, стать с ней тем самым двуспинным существом из любимых стихов.
Смущало меня все еще только одно: она – Жанна Фриске. Я совсем не хотел встречаться со знаменитостью. Признаться, это казалось мне чуть ли не дурным тоном. Подобные «служебные» романы всегда вызывали у меня скепсис. Казались неискренними, притворными. Мне даже это не льстило. Под утро я набрался храбрости и сообщил ей об этом. Как было бы здорово, говорю, разделить, провести границу между той, ненастоящей сценической жизнью и повседневной. Отделить поп-звезду от обычного человека. Жанну Фриске от Жанны. Она рассмеялась. Не от моих слов. Почему-то ей показалось, что я, говоря с ней, настолько увлекся, что слишком манерно пью кофе, будто по-прежнему пытаюсь произвести впечатление. Я смутился и улыбнулся в ответ. И всё сразу будто встало на свои места. Стало просто.
– В крещении я Анна.
– Вот и отлично, значит, я буду называть тебя Аня.
Несколько недель мы упорно старались привыкнуть: я – называть ее Анной, а она – откликаться на это имя. Признаться, это было мукой, и скоро мы бросили эту затею. Но мое острое желание встречаться с женщиной, в которую я влюблен, а не с поп-звездой, никуда не исчезло.
И, кажется, у нас получилось. Каждый раз, когда она возвращалась с концерта домой, я просил поскорее снять макияж, чтобы возле меня оказалась не Дива, от которой не могут оторвать взгляд поклонники, а моя Жанна.