Жандарм. На пороге двадцатого века. Глава 1 (Андрей Саликов, 2017)

1

– Кажется, подъезжаем, Сергей Петрович, – радостно произнес поручик Потапов, мой адъютант (а для не многих посвящённых начальник моей же охраны), выглядывая в окно.

– Похоже, вот и пристань. Да, прибыли, – подытожил я, и, словно подтверждая мои слова, поезд, и так еле-еле плетущийся, начал останавливаться. Послышался скрип тормозов, и вагон качнуло, пара рывков, а затем он замер. – Пойдёмте, Дмитрий Александрович, – обратился я к стоящему рядом Потапову. – Сразу отправьте посыльных найти проводников Курта Генриховича.

– Слушаюсь.

Харбин встретил нас теплом. Хотя середина апреля, и по заверениям бывалых путешественников должно быть прохладно. И простыть можно очень легко, коварное солнышко и лёгкий ветерок сделают это незаметно. Болеть я не планировал и надел тёплую парку, ничего, пар костей не ломит. Поверх надеваю портупею, вместо штатной «селёдки» подвешиваю штык-нож и кобуру с маузером. Как хорошо на твёрдой земле! Сомневаетесь? Тогда прокатитесь из Питера до Харбина через почитай всю Россию-матушку. Сразу захотите ножками-ножками. Да, впечатлила меня «манжурка», это так здесь все называют КВЖД, такую дорогу отгрохать! Нет, пока своими собственными глазами не увидишь, не поймёшь. За два года! ОХРЕНЕТЬ! И это без механизации, ну откуда она возьмётся в начале XX века? И ведь даже Хинган преодолели, вспомнив его туннели, лишь восхищённо качнул я головой. И всё это лысый Кукурузник спустит в сортир, мл…ь, клоун. Что-то я опять разнервничался…

Достаю портсигар, он у меня простой, без всяких финтифлюшек, типа каменьев, эмали, гравировок. Серебряный, а не золотой. Не из жадности или бедности. Просто смысла нет мне носить разные «статусные» вещи. Когда каждый второгильдийский купчина так и норовит показать то часики золотые от Павла Буре, то монструозного вида портмоне (у кого с деньгами не ахти), поневоле приходится дистанцироваться. Ну а для Петровского дворянства я всё равно остался выскочкой, этаким парвеню. Про старую знать… это даже не смешно. Вот и посудите сами, прав я или нет. Да что говорить, когда всё это продолжается без малого около двадцати лет, поневоле начинаешь на всё смотреть другими глазами. Утилитарно. И ко всему прочему, выкинь папиросы, промой, и готов обеззараживатель, ну да это так, один чёрт не оценят, дикари-с.

Что-то я отвлёкся… Так вот, папироса. Дунуть, смять гильзу, огонёк спички… Лепота. Первая затяжка после долгого перерыва. Её не может испортить даже дым от паровоза. Вращающиеся вокруг эшелона китайцы со своими товарами так и не решились «на приступ». Нет, решительно табак здесь продают настоящий. Не элитный, конечно, но тоже весьма не плох.

Позвольте представиться, подполковник Отдельного Корпуса Жандармов (все с большой буквы) Дроздов Сергей Петрович. Это так сказать витрина, а вот за ней… за ней классическое двойное дно. Родился я в конце XX века, да-да, именно так, в один далеко не лучший день в моей жизни я оказался в прошлом, причём мне ещё относительно повезло – в правление Александра Второго Освободителя, после 61 года. Какой-то умник сказал, мол, времена не выбирают, угу, его бы сюда, посмотрел бы я на него. Попал я благодаря везению и благоприятному стечению обстоятельств в корпус, а там уже сам карьеру начал делать. И довольно успешно, вышел в штаб-офицеры и в данный момент являюсь командиром отдельного батальона осназа, овеянного жуткой славой. Как нас только не называли либералы. Убийцы, кровавые чудовища и тому подобное. Но мне понравилась одна статья. В ней малоизвестный журналист довольно правдиво описал нашу часть и сравнил нас с католическими орденами, иезуитами и доминиканцами, назвав имперскими псами. Особого резонанса статья не вызвала. Отсутствие в ней пикантных подробностей о батальоне заранее обрекло её на неудачу. Напоминание же о его участии в последней войне вызвало неприятие не только интеллигенции, но и большого количества военных. Увы, но в газетах поголовно печатали очередные байки, как мы всех вешали и расстреливали. Ладно, Бог с ними.

Как я здесь очутился? Очень просто. Батальон убрали с глаз долой после одной грязной (ну, грязной с точки зрения местных аристократов) истории. Плюс интриги в высших сферах, где разменной монетой бывают фигуры гораздо весомей меня. Влезать в этот террариум не хотелось, но, как говорится, положение обязывает – будешь сидеть, хм, ровно, сожрут и не поморщатся, а потому пришлось играть в меру своих сил и веса. И знаете, получилось на три с плюсом, причём с очень жирным плюсом у меня вышло. Так что батальон начали учитывать в своих раскладах многие Игроки. Да, именно так, с большой буквы. Ну а история, что ж, если хотите конкретики, то это кончина второго сына императора Александра III Георгия Александровича. Ещё в своём времени я удивился, но не придал значения его смерти, когда читал Пикуля, больше ста лет с тех времён прошло, какие бури над страной пронеслись! Да я ведь как раньше к этому относился? Мол, помер и помер. В одиночестве. Но жизнь нынешняя меня по самую маковку погрузила, так сказать, вглубь произошедшего, и вот ЗДЕСЬ мои суждения и взгляды претерпели изменения. И официальная версия меня устраивать перестала. Ага, блин, позабыт, позаброшен… Третий человек в империи. А, чёрт, нервы, вкус табака стал какой-то кислый.

Добил в две затяжки папиросу. А воспоминания снова вернули меня назад.

– Ваше высочество, в одиночку вы в Абастумани не поедете, – словно малому дитю, объяснял я Георгию Романову. Тот злился, но пока не посылал наглого жандарма куда подальше. – То, что вы именуете свитой, меня категорически не устраивает. Там до Турции рукой подать.

– Вы думаете, меня захотят похитить? – иронично спросил он. Подполковник, что стоял перед ним, не переставал его удивлять: вот так спокойно спорить с сыном императора… – Это…

– Я не думаю. Есть уложения, циркуляры, устав, наконец. А там прописано, что, сколько и как, – невежливо оборвал я великого князя. Да, молодец во флотском мундире, стоящий передо мной, поставил на себе крест. И уже смирился со скорой кончиной, а потому желал только одного: дабы его все оставили в покое. Да, судьбинушка у него… Ведь и жениться на любимой женщине не разрешили, хотя он официально заявил о готовности отречься от престола. В конце концов, по-моему, жестоко так поступать со смертельно больным человеком. Но мой хороший знакомый из Дворцовой полиции попросил (должок за мной числился, а так хрен пошёл бы) переговорить с его высочеством. И попробовать убедить его взяться за ум и не ограничивать себя парой служивых из данного ведомства, как он хотел. – И поэтому вы поедете с охраной. И не спорьте, можете хоть императору пожаловаться на меня.

– И как вы это себе представляете? – Впервые с начала нашего разговора улыбка тронула его лицо. Только не озорная, а горькая. Георгий Александрович, получивший в последнее время немало жестоких уроков, вынес для себя одну простую истину, что древние римляне были довольно неплохими знатоками человеческих душ или, по крайней мере, тот, кто сказал «человек человеку волк». – Полковник, вы отлично понимаете, что перед вами живой труп. К чему всё это?

– Я давал присягу, – с металлом в голосе ответил я. Мне было просто жаль этого парня. Ведь даже самый тупой лакей в Гатчине знал, что обратно сын императора живым уже не вернётся. И так еле встал, думали, что преставится. – И если лизоблюды, что вокруг вас тёрлись, рванули искать себе новое тёплое местечко, то ко мне это не относится.

– Извините, полковник. – Георгий отвёл глаза. А затем ему на ум пришла одна идея, и он, мысленно показав всем язык… Эх, а всё-таки известный жест куда более уместен был бы. – Просто именно сейчас я многое понял… Хорошо, пусть это будет именно ВАША охрана.

Тут мне, как говорится, поплохело, такой результат беседы меня категорически не устраивал, но было уже поздно.

– Тогда разрешите пару слов вам сказать лично, от себя.

Да, я знал, что в данный момент ступаю на тонкий лёд интриг, где мне не тягаться с местными зубрами (если только не с винтовкой, тогда да, от пули их не спасёт никто), но выхода у меня уже не было. Такое мне не простят, встанут единым фронтом и не успокоятся, пока наглого выскочку не уничтожат. Отсчёт времени уже пошёл: ещё максимум полгода – и батальон расформируют, а меня выкинут на пенсию. А так будет шанс, дохленький, но шанс, что моё имя и батальон упомянут в Высочайшем присутствии. Причём положительно. Что? Подло и низко использовать смертельно больного человека? А не пойти бы всем моралистам куда подальше…

– Слушаю вас, господин полковник. – Георгий ждал, что сейчас к нему в очередной раз обратятся с какой-нибудь просьбой… и он даже огорчился. Хотя все мы люди, а у этого жандармского офицера дела в карьерном плане идут не блестяще.

– Ваше высочество. – «Все мы смертны» хотелось сказать, но в последний момент я прикусил язык, по-другому нужно. – Не стоит опускать руки. – Поймав слегка удивлённый взгляд визави, махнул рукой на дипломатию. – Займитесь делом, нужным и полезным для империи. Да, и вы, и я знаем, что вам, простите за прямоту, недолго осталось. Но это не повод лечь в кровать и завернуться в саван. – Да, такого он явно не ожидал… – Вы же флотский, так трудитесь для него не покладая рук, ну а смерть… Ведь во времена Петра Великого служили пожизненно. Докажите всем, что «небывалое бывает»!

– Хм… – Георгий покачал головой и задумался. Задело. А ведь действительно, прав жандарм, носом его ткнул, словно котёнка. – Небывалое бывает, говорите, полковник? – И бесшабашно улыбнулся, у него на душе стало легко-легко, словно тяжкий груз скинул с плеч. – Давайте…

Разговор оказался очень плодотворным как для него, так и для меня. Я, помня ТУ историю, чётко озвучил наши возможности на Дальнем Востоке, что у нас там есть и чего (и очень многого) нет. Согласившись со мной, что проблемы флота во Владивостоке не решить таким лихим кавалерийским наскоком, Георгий плавно сменил тему на реки. Вот тут он проявил хорошее знание матчасти, в смысле – кораблей, их двигателей, вооружения и всего остального. Две трети терминов я просто не понял, но он заверил, что тут не всё так безнадежно.

– Сергей Петрович, то, что мы не имеем на Амуре нормальные корабли, – это конечно же плохо. Суда, что там в данный момент находятся, при необходимости возможно вооружить. Вот только сие предприятие порочно. – Черканув у себя в записной книжке, он на миг задумался, а затем, решив что-то для себя важное, продолжил: – Придётся за границей заказывать. – Видя моё скисшее лицо, чуть улыбнулся. – У германцев, я тоже не сторонник коварного Альбиона. Да и нынешние союзники… – Договаривать он не стал. Не секрет, что галлы хоть и не показывают, но относятся к нам как к удачно вложенному капиталу, который поможет вернуть им Эльзас и Лотарингию…

С Георгием Романовым я отправил взвод из разведроты, несмотря на его просьбу не посылать с ним половину батальона. Ребята битые и тёртые. Командиром пошёл прапорщик Сергеев, проинструктированный и с моим неофициальным напутствием валить всех, а Бог там уж сам разберётся. Цинично? А вы что хотели? Ибо вместо тихого угасания Георгий Александрович выложился, как говорилось в моём времени, на все сто, ему, на мой неискушённый взгляд, просто некогда было болеть. Он своей волей загонял недуг глубоко внутрь, не давая ему себя победить. Были поездки не только в Тифлис, но и даже в Петербург, когда господа под «шпицем» попытались мягко саботировать его приказ о быстрейшем принятии кораблей и перегонке их из Второго рейха на Дальний Восток. Тут уже артиллерия РГК в лице императора мигом загнала этих тараканов «под лавку». Но всё имеет предел. В конце концов Георгий, второй сын Александра Третьего, умер, но не как безродный бродяга на руках у случайно набредшей на него молоканки, а у себя в кабинете, лечь в постель он категорически отказался, а врачам сказал, что это ЕГО мостик.

Россия благодаря его энергии получила по-настоящему боевые корабли – в состав флотилии вошли четыре миноносца типа «Або» шихауских верфей. Причём штатные 37-е пушечки были заменены на 2,5-дюймовые орудия Барановского, коих флот имел в больших количествах в качестве десантных. И перевозимые миноноски (как он мне писал – на тебе Боже, что нам негоже) получили по две митральезы. Ставить туда «максимы» он счёл расточительством. И как результат – боевое ядро составило десять кораблей, да были заказаны мониторы (кои наконец получили свои ТТХ), и куча других специальных судов, правда, когда они появятся, никто не знал. И самое, на мой взгляд, главное – судоремонтный завод (построенный под ключ Крампом) во Владивостоке. Мощности, которые собирались поставить в Артуре, туда так и не отправили.

Получив телеграмму от Сергеева о кончине Великого князя, пришлось мне стать чёрным вестником. Царственная чета смирилась и смерть сына встретила стойко.

– Полковник, – император стоял слегка бледный, – кто ТАМ?

– Второй взвод разведроты, ваше величество. Парни обо всём позаботятся.

Мои слова он правильно понял и кивком показал, что аудиенция окончена.

Вся эта титулованная сволочь так и не смогла нам простить того, что ЖАНДАРМЫ стояли у гроба царственного покойника. Недолго. Но пока не был выработан акт похорон, Сергеев так и не допустил к телу армеутов. Хотя «мингрельцы» и попробовали было «пододвинуть» моих парней. Лишь после указа императора они сдали посты.

Вот и отправил нас Александр III подальше, дабы не раздражали именитую аристократию (и жену), но не забыл он и «флюгеров», что бросили его сына. Думаю, многие об этом ещё пожалеют, и, несмотря на то что всё-таки сдал (Борки проклятые), ходу им не будет. Уехали мы, правда, из Северной Пальмиры не сирыми и убогими, а очень даже наоборот. У меня в кармане лежит рескрипт, что податель сего… Я не удержался и, вспомнив тёзку императора из моего времени, попросил написать о праве меча и верёвки. Самодержец был очень раздражён и, мстительно улыбаясь, собственноручно написал сей документ, украсив его своим автографом.

Естественно, сыграли роль и прошлогодние события, когда охреневшая (а другого слова и не подберу) студенческая бражка в ответ на предупреждение ректора вести себя прилично освистала его. После, вывалившись из стен альма-матер, устроили столкновение с полицией, но, отведав нагаек, мигом поджали хвост и разбежались. А дальше начались, на мой взгляд, заигрывания с великовозрастными балбесами, когда те играли в революционное движение. Но когда император наконец обратил своё внимание на нестерпимое положение, в котором оказались высшие учебные заведения, то беспорядки были мгновенно и жёстко подавлены. Мой батальон тогда привлекли к арестам и охране задержанных, содержащихся в манеже. Помня Лукьяновку и тот бардак, я лично отправился на «фильтр», где в весьма энергичных выражениях потребовал не путаться под ногами у бывшего тут товарища прокурора. Тот связываться со мной не стал, и мне наконец удалось навести порядок, а не веселое времяпровождение для мажоров. Жалобы, которые впоследствии написали на меня обиженные родители, согласно личному приказу монарха были уничтожены…

Кроме того, цесаревич намекнул, что будет рад, если у меня всё сложится удачно. Этому я нисколько не удивлён, ведь для придворных не секрет, что его супруга Александра Фёдоровна (и тут такое же ФИО у жены наследника) так и не смогла сойтись со своей свекровью. Маменька Николая, женщина властная, попробовала подмять под себя сноху и обломалась. Теперь, как и в прошлой истории, между ними идёт классическая «холодная война». За одним исключением: это не Алиса Гессенская, а именно Елена Орлеанская, похоже, обработала своего Николя насчёт ставшего «бесхозным» жандармского батальона. Первая же давно лежит в могиле… Когда любимая внучка королевы Виктории по приглашению Сергея Александровича должна была приехать в Россию, то с ней приключилась смертельная неприятность. Лично, передоверить ТАКОЕ я не мог никому, Курт страховал мне спину (хотя, без сомнения, сработал не хуже меня), а то, что она соплюшка… Так произошла ликвидация БИОЛОГИЧЕСКОГО ОРУЖИЯ. И ДИНАСТИЯ не прервётся, поскольку Мишкин, увы, так и остался обалдуем. Хорошим, добрым, но на роль самодержца не тянул и, самое главное, не ХОТЕЛ им быть… Всё, хватит об этом.

Вообще-то мы здесь находимся (я подразумеваю Россию), как отголосок японо-китайской войны. Шесть лет назад Япония напала на Китай, поскольку выбора у самураев не было: или подыхать от голода (перенаселённость острова просто зашкаливала), или найти соседа, которого можно грабить. Сосед в лице Кореи находился прямо под боком, но тут возникла проблема. Страна утренней свежести была коровой Китая, и он её доил. Намерение островитян присосаться встретило негативную реакцию со стороны руководства Поднебесной. Противоречия между ними были решены на поле боя. Поскольку свою армию правители Поднебесной не кормили, то и результат был плачевный: тяжёлое военное поражение и громадная контрибуция. Японцы получили Формозу, острова Пэнхуледао и Ляодунский полуостров. И Порт-Артур, да-да, тот самый. Симоносекский договор 1895 года, по которому Микадо всё это хапнул (и главное, потребовал для себя привилегии, как и для европейцев!), не понравился Европе. Получился аналог Берлинского конгресса. В результате японцы были вынуждены оставить Квантуй под давлением Франции и Германии. Россия, к моему удивлению (приятному, кстати), что-то проговорила в стиле «давайте всё спокойно обсудим». Маньчжурию собирались оккупировать по-тихому, из архивов извлекли проект железной дороги покойного министра путей сообщения Витте (того самого, хм, убитого террористами БУНДа). И вот она, родимая КВЖД, вбухали в неё 152 тысячи за версту, а их около тысячи четырёхсот. Золотом, заметьте! Дорога проходила не так далеко от границ империи, и это всех успокаивало. Кричать и бить в колокола, мол, люди, опомнитесь… Ну-ну, лавры Кассандры меня, пардон, не прельщают. Да и кто мог предположить, что через пятнадцать лет грянет Первая мировая? И все инвестиции Германии, России и Австрии уплывут в сортир? Потому дорога считалась продолжением Великого сибирского пути.

Всё было хорошо, пока англичане не захватили порт Вэйхавэй в 1898-м, хотя немцы первыми «приватизировали» Циндао, не без нашей помощи кстати. Хотя государыня и чуть не на гов… простите, пена у неё изо рта летела. Правда, на Александра это не произвело особого впечатления. Англичане в своей излюбленной манере прислали корабли, но что немцы, что наши просто забили на «лимонников», и те, обеспокоенные усилением конкурентов и возможностью опоздать, заняли Вэйхавэй. Вот тут император и закусил удила, у Китая арендовали Порт-Артур и Дальний. Хотя адмирал Дубасов чуть ли не матом указывал на Мазампо, как наиболее подходящее место базирования флота. Но, увы, слишком много тёрлось у трона различных авантюристов, интриганов и различных «филов». За взятку Россия договорилась о долгосрочной аренде, плюс вливания в китайских генералов, в результате нам достались склады военного имущества и большое число крепостных орудий. Великий князь Кирилл Владимирович поднял на Золотой горе Андреевский флаг. Естественно, японцы озверели, в газетах зазвучали призывы к пересмотру мирного договора: как так, им нельзя, а нам можно? Хорошо хоть, туда денег не закачивали, так, минимум, для стоящих там двух отрядов миноносцев и эскадры лёгких крейсеров…

Сейчас я как раз собираю свой батальон. Шли мы тремя эшелонами. Мой зам капитан Курт Генрихович Мейр был отправлен с двумя первыми. Как мне это удалось, лучше никому не знать. Кстати, а где он? На Генриховича не похоже…

– Как вы смеете?! – Возмущённый крик за спиной оборвал мысль, где может находиться Курт.

Оборачиваюсь и вижу забавную картину. Судя по форме, этот субъект из мелкого начальства. И вот его родимого волокут ко мне, «заломив белы рученьки». Нет, заламывать руки ему не собирались, это так, гипербола. Вокруг крутились рабочие, куча китайцев. Патруль охранной стражи, шедший мимо, остановился, но, узрев, что путейцу ничего не грозит, продолжил свой путь.

– Разрешите доложить, – тянется в струнку унтер-офицер Немов. – Саботажник.

– Так-с. И как это понимать, милейший? – небрежно осведомляюсь у железнодорожника. – Отпустите его.

Стрелки, что так невежливо приволокли этого субъекта, отступили на шаг.

– Нет, это как вас понимать? – с ядом спросил тот, всем своим видом показывая, что не желает со мной говорить. – Что вы себе позволяете? Я этого так не оставлю!

– Постойте спокойно и, главное, молча. – М-да, распустили мерзавцев, подумать только, едва коллежского регистратора перерос, а туда же, фрондёр! – Где проводник? – спросил я у унтера то, что меня наиболее в данный момент интересовало.

– Нету его, вашвысокоблагородь. – Ответ в устах Немова был невероятен. Или наоборот, то, что он не нашёл посыльного Мейра, означает большую… Хм, или, как в объявлениях пишут, «возможны варианты».

– К вам подходил посыльный? – резко спросил я путейца.

– Нет, – ответил тот быстро.

– Чёрт, штабс-капитана Крамаренко ко мне, живо! – И один из конвоиров рванул в конец состава. – Вы известили капитана Мейра о времени прибытия эшелона? – Увидев растерянность путейца, мысленно сплюнул. – Как же так? Мы время теряем! Вы-то отлично знаете, что на дистанции происходит! – Путеец отвёл глаза. Блин, ну до каких пор этот цирк продолжаться будет?! Мелкую гадость считает долгом делать каждый образованный человек! А потом удивляемся, почему злые хунхузы не пойманы, а шастают и режут всех подряд. Да… – Благодарю, пока вы тут в позу встаёте, ваших коллег, возможно, уже убивают.

Я развернулся и пошёл навстречу спешащему Крамаренко. Судя по писку за спиной, этого урода поволокли, чтобы позднее разобраться во всём более подробно.

– Сергей Петрович, выгрузка идёт по плану. – Высоченный штабс-капитан напоминал вставшего на дыбы медведя. И при взгляде на его могучую фигуру всем, не знавшим его, на ум приходило, что это «начальник штурмовиков». Сам Александр Фёдорович лишь посмеивался. Мол, боятся – значит уважают. Выпускник элитного Михайловского артиллерийского училища, он был командиром батареи из шести пушек Барановского.

– Очень хорошо, Александр Фёдорович, сколько времени ещё осталось?

– Минут двадцать.

– У нас проблемы.

Крамаренко вопросительно посмотрел на меня, ожидая разъяснений.

– Нет проводников.

– Надеюсь, они просто заплутали. – Хотя в это ни я, ни Крамаренко не верили. В худшее, а именно в сознательный саботаж путейцев, ему верить не хотелось. Возможно, к ним (да-да, не меньше пяти) привязался какой-то штаб-офицер. Мол, кокарда не блестит, сапоги у нижних чинов не сияют и так далее. По первости и хуже бывало, особенно у рядовых и унтеров, их и на гауптвахту могли забрать. Да и отбуцкать, правда последнее быстро сошло на нет, когда любителей почесать кулаки встречали хмурые и неразговорчивые сослуживцы, быстро выбившие дурь из особо бесшабашных голов. Теперь лишь время потеряем, у армеутов даже негласные соревнования были на предмет, кто лучше, интереснее и дольше задержит жандармские пешие команды. – Всё может быть… – задумчиво протянул комбатр.

– Дай-то бог, обратите внимание на перевозку снарядов. – Отпустив Крамаренко, ещё раз посмотрел на часы. – Дмитрий Александрович, как только прибудут проводники, немедленно пришлите их ко мне, – озадачил я Потапова, уж больно мне хотелось узнать (не откладывая дело в долгий ящик) причину опоздания.

– Есть, – козырнул тот и сразу направился к заведующему воинскими перевозками.

Я оглядел эшелон и пошёл обратно в своё купе. Пора «одеваться». Подвешиваю лопатку, патронные сумки, надеваю ранец, подхватываю карабин. Всё, я готов. На перроне ловлю на себе пренебрежительные взгляды, мол, как можно? Офицер – и такое… Караул, основы рушатся! Угу, а ведь Англо-бурская только-только отгремела, вернее, перешла в фазу партизанской войны, где бурские коммандо ведут безнадёжный бой. Вообще-то, мне по барабану, что потомки голландцев и бритты относятся к остальному миру, словно они господа, а остальные навоз. Кстати, эта заваруха началась раньше, чем в моём мире, и виноваты в этом сами буры. «Папаша» Крюгер решил возложить оборону республик на Второй рейх, публично пообещав кайзеру землицы с золотишком. Вильгельм хотя и любил выспренные выступления, но в этот раз не знал, что и сказать. Хотя его и считали ожившим Скалозубом, я был уверен, что это не более чем одна из его масок. В конце концов он разразился очередной трескучей речью, но вот броненосцы так и остались стоять в Вильгельмсхафенне. Зато «лимонники», очень нервные после Фашоды, мигом перебросили в Кейптаун просто дикое количество войск и тупо задавили числом. Ибо Виктория приказала потерь не считать. Сказано – сделано, заодно и концлагеря появились. И там как раз и было продемонстрировано и полезность защитного цвета, и умение метко стрелять и окапываться. И джентльмены (для меня это слово синоним бандитов и убийц с утончёнными манерами плюс жуткий трайбализм в голове) не гнушались из дорогущих штуцеров (по качеству на порядок превосходящие обычную винтовку) стрелять по своим противникам и по женщинам с детьми, кстати, тоже, но тут не всё однозначно. И достигли в этом деле больших высот. Это, так сказать, к слову о птичках…

А вот на карабин зеваки смотрят заинтересованно. Даже завистливо. Ну-ну, хотеть не вредно, вредно не хотеть. Просекли, что «родитель» – винтовка Мосина. И возмущение вижу не только во взглядах, но и на лицах проступает. Как так? Такое у жандармов? Ведь армия их не имеет! А вы что думали? Весь батальон ими оснащён. В этом я, так сказать, виновник торжества. Как приняли на вооружение «мосинку», сразу подал рапорт о замене «берданок» на карабин. Угу, рапорт подписали, и получили винтовку «казачью». Столько-то единиц. Сам, конечно, виноват. Недосмотрел, а Курт решил, что так и должно быть. Глядя на длинную «дуру» (метр двести с копейками), являющуюся обычной «драгункой»[1], только без штыка, я матюгнулся. Попытка выбить карабины, по типу маузера, провалилась. Не заказало военное министерство карабины[2]. Совсем. Совсем, совсем, и мне ещё попеняли, что я ничего не понимаю в современном вооружении. Прошибать стены лбом я не стал, и лесковским Левшой выглядеть в глазах этих дол… придурков не захотел. Плетью обуха, как известно, не перешибёшь. Пришлось переделывать винтовки под себя. Произвести, так сказать, апгрейт. Вот только менять предстояло практически половину.

За основу взяли маузер – ложе, сделали шейку пистолетной формы более удобную. Укоротили ствол, рукоятку затвора удлинили и опустили вниз. Мушку защитили крыльями. Вершиной стал штык-нож, крепящийся на карабине, слизанный у того же маузера. Вот такое получилось «вундерваффе». И не стоит смеяться. Аккуратная и удобная винтовка стала короче на двести мэмэ и легче на целых полкило. Вот только каких мне это трудов и нервов стоило…

По прибытии на Сестрорецкий завод, куда меня отправили для переделки, поначалу попытались меня отфутболить, причём сыпали терминами типа «заднюю бабку непременно надо выставлять, в шпиндель ствол не зайдёт, и оснастки нет и некогда…». Послушав этот трёп, я попросил документацию на карабин Бердана. Тут эти господа малость задёргались, но требуемое принесли, спросив, в чём, собственно, дело? Но я в еврейском стиле задал им вопрос: мол, какая разница, и сунул им под нос документацию. Меняется всего несколько деталей, какие у них затруднения в переделке?

Убедившись, что заказчик в моём лице разбирается, так сказать, «в предмете», господа инженеры зашли с козырей – как только будет указание свыше, и для ясности ткнули пальцем в потолок (на генералов ГАУ намекая), то они с радостью выполнят столь интересный и важный заказ. Красиво, не спорю, кричать-ругаться-грозить страшными карами бесполезно – они всё сделали по закону. Вот только ухмыляться вам не стоило, именно это повлияло на мои поступки и решения. И вот тогда я не отказал себе в удовольствии побыть Лаврентием Павловичем. Весь их трёп попросил изложить письменно, всё, как положено, с датой и подписями…

Что тут началось! Песня, но теперь моя была, и всё законнейше – ну действительно, не могут на данном заводе делать карабины. Покочевряжились, но пришлось касатикам бумагу написать и печати поставить, и военпреда я припахал к сему делу, в (качестве вишенки) смысле подписи. Как ни сопротивлялся, а пришлось оставить барственную закорючку. И немедля направил рапорт о сём прискорбном событии, правда, при его прочтении у моего начальства возникло ощущение, что им подтёрлись и выкинули. Ну а меня послали куда подальше как душителя свободы. Естественно, господа генералы были возмущены и благосклонно разрешили подложить этим… хм, господам из ГАУ изрядную свинью. Бывшая при корпусе оружейная мастерская получила щедрое вливание и после оного тянула уже на вполне неплохой заводик.

Ознакомившись и подержав в руках полученное оружие, командование озаботилось провести его (со всеми возможными патентами) как карабин жандармский образца 1895 года. О перекошенных мордах как армейцев, так и гражданских, шпаков, умолчу, но их лицезрение доставило всем огромное удовольствие. Меня похвалили и подкинули кое-какие денежки. Я удивился отсутствию небольшого удобного пистолета для жандармских офицеров. Сам отлично помню, что вот-вот бельгийцы должны заказать у великого Мозеса знаменитую модель 1900 года. Получив разрешение, немедля связался с Браунингом на предмет разработки сего девайса. Тот ответил на запрос положительно (о том, как штабс-ротмистр Бережнов это провернул, можно написать весьма интересный авантюрный роман), и в результате на сегодняшний день на меня оформлена генеральная лицензия на пистолет Браунинга модели 1899 года. Хотя оснастка и специальный инструмент для массовой выделки был изготовлен ещё в конце 1898-го. Признаюсь честно, без помощи его высочества Георгия Александровича не видать мне не только лицензии, но и пистолета. Слишком многие не хотели (особенно господин Наган, хотя и бельгийцы из FN не дремали), чтобы у России появилось производство современного оружия. И кстати, на сегодняшний день уже изготовлено не менее десяти ТЫСЯЧ единиц, а вал заказов только растёт…

А вот и Потапов. И с ним, похоже, потерянные проводники.

– Господин полковник, поручик Свечин. Капитан Мейр назначил меня в качестве сопровождающего, – спокойно рапортует он, словно ничего существенного не произошло.

– Что вас задержало, поручик?

– Ещё один заглоба, – чуть усмехнувшись, ответил тот.

Понимающе кивнул – сие определение стало нарицательным после одного весьма поучительного случая. Когда в очередной раз армеут, для разнообразия не пехтура, а драгун начал «строить» попавшегося ему унтера, то проходивший мимо жандармский офицер вежливо так осведомился, «с чего это пан Заглоба так надрывается?». Поскольку драгун был гонористый, шляхтич в просторечии, то героя трилогии он узнал моментально. Как и то, на что намекал наглый литвин (а это пану как нож в сердце) в лазоревом мундире. Поскольку данный персонаж был чересчур хитрым, точнее, хитроседалищным. Но при нижнем чине он не стал доводить дело до дуэли и, побурчав немного, удалился. А случайно обронённая фраза зажила собственной жизнью…

Как и обещал Крамаренко, уложились в двадцать минут. Ну, тронулись… Направлялись мы, похоже, в Старый город, на окраину. М-да, в Новом нас видеть не желают. Что же, учтём, я не злопамятный. Просто злой, и память отличная. Открывшийся вид меня поразил, а господа офицеры, сотворившие это чудо, заслужили ящик «шустовского» коньяка, и это как минимум. Все постройки приятно радовали глаз, казармы-блокгаузы (не много), арсенал, хрустальная мечта. Построенные на скорую руку бараки и главный жилой фонд – землянки для нас уже были готовы, тут постаралась инженерно-сапёрная рота капитана Извольского. Откуда она, спросите вы? Просто для НАС, у армейцев, почему-то сапёров нет. Ну и, соответственно, нет и различного имущества и материалов, и чёрта с два построишь простую землянку, про остальное молчу. Вот и создали роту, нашлись и офицеры, и унтеры, и нижние чины. Все прошли вначале действительную службу (это касается двух последних категорий). А найти офицеров проблемы особой не было. Место под строительство городка нам выделили в «чистой» половине, наверняка соседи, состоятельные китайцы-христиане подсуетились, поскольку при любых заварушках всегда находились желающие пограбить богатого соседа. А к ним местные имели особые счёты. Надо уточнить у Курта, он наверняка уже удочки туда закинул.

– Аве Цезарь, – устало поприветствовал меня Курт, едва я вошёл в канцелярию.

– Это вместо здравствуйте? Оригинально. – Знаю друга и по совместительству зама пару десятков лет. Тот был мрачен. – Что случилось?

– Вот сводка, – протянул он листки бумаги и закурил. – Только что местные прислали.

Едва начав читать, я мысленно выругался. Началось. Гиринский цзяньцзюнь[3] Чан Шунь сообщал, что крупные отряды «боксёров» появились на его территории. Заверяя русское руководство в своей лояльности, он предложил совместно разбить повстанцев.

– Завтра собираем весь местный истеблишмент. – Пора наводить здесь хоть какой-то порядок. – А пока нанесём визит в штаб охранной стражи. Они обстановку лучше нас знают.

Нет, не быть мне кавалеристом, хоть и научился ездить в седле, но всё равно, для меня это экзотика, несмотря на двадцатилетний стаж. Хочется авто, пусть примитивного, но для меня такого родного. У здания охранной стражи спешиваюсь, денщик привычно подхватывает поводья, а я легко взлетаю по ступенькам. Перед кабинетом главного начальника расположился, по-другому и не скажешь, массивный стол. На нём возвышался телефон, своей монументальностью напоминая скорее пульт космической связи.

Находившийся за столом штабс-капитан попросил обождать и направился доложить о моём визите.

– Господин полковник, вас ждут. – А с другой стороны, что хотел? Они хоть и считаются как бы в отставке, но фактически с действительной службы не уходили.

– …Вы уверены, господин полковник? – Милейший Александр Алексеевич смотрит на меня с лёгким превосходством. Мол, мы здесь давно, а вот вы только прибыли и уже всё знаете.

Хм, не спорю, просто ещё в своём времени мне попался на глаза боевой путь «Корейца». И там как раз и было очень хорошее описание штурма форта Дату. Так что в восстании я был уверен на все сто процентов. Вот только местное начальство считало, что всё само образуется.

– Абсолютно. – Вот только железобетонных доказательств у меня нет, с печатями и подписями китайской стороны.

– Что ж, вам видней, – явно сворачивает беседу полковник Гернгросс.

– Всего наилучшего, – сухо прощаюсь.

Его понять можно, мысленно он в России, где ему вручат генеральские погоны. Но и плохого слова о нём не скажешь, служба у него поставлена толково, есть чему поучиться.

– Всего доброго, – точно таким же тоном отвечает он.

Интересно, а голова у наших начальников только для того, чтобы шляпу носить? И ещё они туда едят… Грустно и убого. Славный город Харбин, столица, можно сказать, КВЖД, к обороне была не готова. Абсолютно. Хотя «боксёры» вовсю орут, что собираются вырезать всех «белых дьяволов». Похоже, предстоит Баязет номер два, хотя какой к чертям… тут и аналог подобрать трудно. В правлении КВЖД, куда я собрал всё местное руководство, шло муторное (другого слова и не подберёшь) совещание. Вот и сейчас мне по надцатому кругу твердят – как можно, мы местные старожилы, как там… я все мели знаю, вот первая!

– Господин подполковник. – Будущий генерал и начальник дороги, сейчас командовавший батальоном, куда включили всё мужское военнообязанное население, не собирался подчиняться мне как старшему по команде (педалируя на разницу в чинах). – У нас в Харбине все имеют оружие, окраина, как-никак, шалят…

– Хватит, господин полковник. – Миндальничать с этим оратором я не собирался. – И не стоит так нервничать. Всё. У вас два дня, чтобы привести ваше так называемое ополчение в божий вид. Иначе вы будете отстранены от командования.

– Да я… – Хорват налился краской.

– Молчать! – рявкаю свистящим от ярости голосом. – Вы и так просрали всё, что можно. Попробуете вредить, так до Сахалина не так далеко, ясно? Свободны. – Хватая ртом воздух, тот, пошатываясь, выходит из комнаты. – Теперь вы, милейшие градостроители, – перевёл я взгляд на вальяжно сидевших до этого момента гражданских чиновников. Югович, только недавно назначенный главным инженером, явно проникся выволочкой, устроенной мной только что. За прошлые дела его и наказывать нельзя, но, как известно, в таких случаях бьют, а уже потом разбираются. – О ваших делах разговор впереди. Кто доживёт… – От моей ухмылки они здорово напряглись.

– По какому праву… – начал было один из путейцев.

– Заткнись, – «ласково» посоветовал я тому. – Для тех, кто ещё не понял. Вот-вот китайцы начнут мятеж. И не только беднота, но и регулярные части. Город беззащитен – как против регулярных войск, так и против банд ихэтуаней. Причём по вашей вине, господа, и не надо говорить, что «мы не умеем строить люнеты, форты, редуты и прочие сооружения». Не надо, простейшие заграждения из дерева вам вполне доступны. А о рвах и говорить не хочется. Потому вы пойдёте в окопы, КОГДА, а не если сюда доберутся китайцы. Да-да, господа, и я, так уж и быть, выделю каждому по берданке с патронами. Дабы вы смогли сами защитить ваших близких.

– Но можно отправить семьи в Россию, – проблеял зам Юговича.

– Нет уж, все семьи останутся здесь. А вы, господа, на своей шкуре почувствуете всю «прелесть» осады. Можете прочитать Пушкина, там это хорошо описано. А насчёт права… – Я достал императорский рескрипт. – Ознакомьтесь…

– А вы не переусердствовали, Сергей Петрович? – поинтересовался ротмистр Дуббельт, когда мы отъехали от правления.

– Хм, Афанасий Михайлович, – начал я, стараясь сдержать переполнявшие меня эмоции. Смотря на тридцатилетнего ротмистра, мне стало ещё тяжелей. – Неужели вы не поняли, нас сейчас будут убивать. Всех – мужчин, женщин, детей. Им без разницы. А эти… Пусть и до них дойдёт хоть что-то.

– Вы всерьёз собираетесь отправить их в цепь? – удивился он.

– Такими вещами не шутят. Они уже взяты под стражу. – Видя недоумение ротмистра, мне пришлось пояснить: – Я отдал этот приказ ещё до начала совещания.

Немая сцена. Чёрт возьми, как точно этот момент охарактеризовал Николай Васильевич!

– Поймите, – продолжал «образование» ротмистра. – Сейчас по всей дороге сотни русских людей. С семьями. И помочь большинству мы не сможем. Сил не хватит. А тут ещё управление послало партию к Мукдену. Больше пятисот душ. Связи с ними нет. Остаётся только молиться, чтобы они выбрались самостоятельно. – На Дуббельта было страшно смотреть. До него только сейчас дошёл весь трагизм ситуации.

– Но мы не можем просто так сидеть и ждать. – Теперь он по-волчьи смотрел на меня. Минутная слабость осталась в прошлом.

– Правильно. Но для этого у меня должна быть вся полнота власти. По-простому, каждый на КВЖД должен знать, что я за саботаж расстреляю любого. За воровство буду вешать. Поймите, Афанасий Михайлович, в данный момент говорильня смерти подобна. Те, кто сейчас здесь были, палец о палец не ударили для спасения людей. И если бы я их не арестовал, то в дальнейшем они нас и обвинили бы в неумении навести порядок. Теперь слушайте приказ. Вы возьмёте документы из управления и проведёте ревизию. Касса опечатана, и доступ к ней закрыт. Завтра у меня на столе должен быть документ о состоянии дел на дороге…

После, уже в 1920-х годах командир корпуса Афанасий Михайлович Дуббельт не раз напоминал своим подчинённым, что в критических ситуациях всё зависит от них самих.

Урок, который преподал ему битый жизнью комбат осназа, он запомнил на всю жизнь.

Город обсуждал эту новость только день, а потом началось спешное приготовление к обороне. Силами местного населения были возведены пять фортов (против местной армии сойдёт, а против восставших пейзан и подавно), сформировано ополчение, тут полковник Хорват сумел меня удивить. Было учтено всё: кто, где, сколько и когда служил, бывал ли в деле, даже такую, казалось бы, малость, как калибр винтовок, и то учли.

А в середине мая полыхнуло, так что мало никому не показалось… Восстание охватило провинции Китая, словно пал. Будто вернулись страшные времена крестьянских войн. Правитель Гирина предложил нам свои войска для усиления гарнизонов. Тут мне пришлось взять на себя все возможные последствия такого шага. Но я пошёл на риск, и позволил войти им на станции. Своих сил катастрофически не хватало.

– …И не надо пугаться! – кричал я в телефон. – Что?! Раньше нужно было думать! А я солдат не рожу! Вот как! Ах ты, сволочь, не дай бог сбежишь, прогоню три раза сквозь строй. Клянусь. Пох…ю тебе, ладно, посмотрим. – Кинув трубку на «рога», я расстегнул ворот гимнастёрки. Нет, какой наглец! Чуть успокоившись, крикнул: – Сергеева ко мне, срочно! – Да, сорвался, а что вы хотите, когда начальники станций бегут, словно крысы. Губернатор Мукденской провинции пока сидит и смотрит, кто станет побеждать. А вот правитель Цицикара встал на сторону мятежников. И теперь его войска с удовольствием будут ломать всё, до чего смогут дотянуться. Как же не вовремя у меня… Эх, что говорить!

– Поручик Сергеев прибыл по вашему приказанию, – отрапортовал высокий, под два метра, командир первой роты.

– Вольно. Вот что, Кузьма, с ротой смотаешься в Хулачен. Задача проста: разгромить авангард этой пугачёвщины. Если удастся, то и по регулярным частям пройдись. У тебя взвод скорострелок Барановского и четыре «максима». В качестве разведчиков возьми взвод стражи. Они здесь каждую тропку знают. И, пожалуй, взвод сапёров, да, он точно не помешает. И не зарывайся, душевно прошу. Мне не нужен героизм штыковой атаки. Тебе не надо и громить всю армию. Выбьешь ихэтуаней, потреплешь регулярные части – и назад. Задача ясна?

– Так точно, господин полковник! – перешёл тот на канцелярщину, знать, ещё что-то просить будет. И точно. – Разрешите ещё один взвод из разведроты взять?

– Хорошо, – согласился я. Шесть взводов плюс средства усиления, вполне хватит разбить отряд в тысячу человек.

– Есть! – Стараясь не показать радости, он словно на плацу повернулся и, чётко печатая шаг, вышел…

– Связь с Читой есть?

Наш «Маркони» отрицательно покачал головой. Стоя над ним (телеграф мной, скажем так, «был усилен караулами»), я размышлял. Наиболее агрессивный на данный момент цицикарский губернатор, можно сказать, на официальном уровне поддерживал мятежников. Да эта сволочь фактически уже перерезала дорогу! Теперь, чтобы выбить эту «пробку», необходимо посылать крупные силы для взятия Цицикара, тогда его вассалы задумаются, а стоит ли поддерживать такого господина?

– Есть ещё пока с Владивостоком, – отозвался телефонист. – Сообщают, что правитель Гирина отбросил ихэтуаней от дороги.

– Господин полковник. – Голос Курта отвлёк меня от карты. Положив трубку телефона, он «обрадовал» меня: – Только что на третий блокпост вышел гонец от Чан Шуня. Он сообщает, что часть войск правителя Мукдена перешла на сторону восставших.

– Похоже, старичок решил половить рыбку в мутной водице… – протянул я. – Так, сообщите Чан Шуню, что мы закроем глаза на его споры с Мукденом.

Нет, царь-освободитель определённо заслужил, чтобы его взорвали. Это каким надо быть идиотом, чтобы корпус передать МВД! Что, духу не хватило послать Лорис-Меликова на три весёлых буквы? И не надо говорить, что сейчас во мне говорит оскорблённое самолюбие. А то шефа корпуса в отставку, на его место министра внутренних дел, и его же назначить шефом! Во-во, маразм крепчал, однако это не предел! Уничтожили Третье отделение (да, у нас с ним конкуренция была, так ведь на пользу дела) и образовали вместо него департамент государственной полиции. А на обер-полицмейстера, точнее, на секретное отделение его канцелярии возложили почётную роль драбантов. Народ от этого тихо шизел и матерился, итог закономерен. Почему, скажите на милость, охрана не уволокла этого латентного самоубийцу (блин, Соловьев стрелял, Халтурин взрывал, и это за последние три года!) с места взрыва? Нет, вышел и смотрел, а что же случилось? Вот и получил бомбу, а над нами издеваются, мол, что ж ВЫ, так кичащиеся преданностью престолу, не уберегли царя-батюшку? Теперь у нас, я подразумеваю жандармов, большие проблемы. Причём они связаны непосредственно с выполнением как профессиональных обязанностей, так и личного плана. Сейчас каждая собака старается нас укусить, и побольнее. Народ пока терпит, но в своём кругу поговаривают об отставках. Меня сие моровое поветрие тоже коснулось. Из канцелярии губернатора (каким боком они тут?) пришла бумага о передаче моей роты во внутреннюю стражу (жандармская команда, как погляжу, совсем под шпаков легла?). Городской голова ажно чуть в экстаз не впал, вручая мне это. Идиотизм. Что мы там делать будем? Плюнув, я решил применить метод Ходжи Насреддина. Где «либо ишак сдохнет, либо падишах умрёт».

– Вашбродь, к вам становой пристав, – доложил мой неофициальный секретарь ефрейтор Жуков.

Почему неофициальный? А кто мне на это место грамотного человека найдёт? Поэтому и приходится вот так выкручиваться. И кстати, урок Засулич я для себя усвоил. Посетители принимали ефрейтора за канцелярскую крысу, не подозревая, что тот отлично стреляет по-македонски. Ага, добровольцем отвоевал в Черногории, откуда и вынес сие, несомненно, нужное умение.

– Ждём-с.

И спустя полминуты в кабинет вошёл Илья Иванович Стрешнев. Мой теперешний начальник. Вроде бы. Я пока в этом толком не разобрался.

– Здравия желаю, господин пристав.

– Хм, Сергей Петрович. – Стрешнев с понимающей ухмылкой смотрел на меня. – Давайте поговорим спокойно.

– Давайте. – Лезть на рожон я не собирался.

– Вы, да и я, грешный, больше по землице ходим, – начал он издалека. – и в высокие сферы не залетаем.

– Да. – Хотя сказанное ко мне не относилось. У меня как раз были такие высоты, что, когда голову задерёшь, шапка валится. Но знать это милейшему Илье Иванычу совершенно незачем.

– Так вот, я тут решил особо дипломатию не разводить. Как жить будем? – спросил он в лоб, смотря на меня внимательным взглядом, стараясь уловить мою реакцию.

– Дружно. – В моё время это вызвало бы улыбку: как же, кот Леопольд! Но сейчас это было не смешно. До Бога высоко, а начальство – вот оно, сидит напротив. И гадостей может наделать, сколько сможет.

– Это правильно, не стоит оно того, – с облегчением, как мне показалось, выдохнул он.

– Вы совершенно правильно подметили. Не стоит. У меня просьба к вам будет, Илья Иванович, – с улыбкой крокодила произнёс я.

– Смотря, что за просьба, – осторожно уточнил тот. Прибрать к рукам роту осназа не получится в любом случае. А вот сохранить нормальные отношения… Тут открываются большие перспективы.

– Понимаете, у нашего головы началось головокружение, уж не посетуйте за каламбур. И возомнил он что-то о себе слишком много. Нет, – заметив реакцию начальства, решительно отмёл я его подозрения. – Никакого членовредительства, или, упаси бог, огласки. Они со своей кодлой хоть и являются для понимающих людей кучкой клоунов, но они – власть. И на глазах у всех её принижать… Нет, это невозможно. Всё решится тихо и мирно, и не одна сволочь ни о чём не узнает.

– У меня есть выбор? – прищурился Стрешнев.

– Выбор есть всегда, – дипломатично ушёл я от прямого ответа. Мол, понимай, как хочешь.

– И что мне даёт этот ваш термидор? Судьбу Наполеона? Увольте, я уже стар и на Сахалин не желаю.

– Бог ты мой, с чего вы это взяли? Какой такой термидор? Я и не знаю, что это значит. – И, закончив балагурить, жёстко сказал: – Просто данные люди дадут подписочку, и всё будет хорошо.

Услышав такое, Стрешнев лишь махнул рукой, мол, поступай как знаешь. Связываться с жандармами ему не хотелось. Поговорку о щуке и зубах придумали очень умные люди.

В городке после этого разговора ничего не изменилось. И только очень внимательные замечали, что, встречая жандарма, городская верхушка старалась как можно быстрее уйти. Причём в глазах у них был страх. Но свои наблюдения они оставили при себе. В конце концов, может, и показалось им. Но визиты становому приставу они нанесли. О чём были разговоры, так и осталось тайной, только с проблемами теперь обращались к Стрешневу.

2

– И напоминаю: часовой является лицом неприкосновенным. – Оскалу прапорщика мог позавидовать уссурийский тигр. – Не стоит пытаться, право слово…

В курительной комнате, словно заведённый, матерился Хорват. Окружающие благожелательно прислушивались к особо интересным оборотам. Наконец выдохнувшись, он сел в кресло. Поведение этих жандармов было неслыханным, ну ничего, скоро он поставит зарвавшихся мерзавцев на место.

– Вы успокоились, друг мой? – осведомился у багрового от гнева полковника помощник директора депо. Старый, битый жизнью и начальством технарь насмешливо смотрел на Хорвата.

– Что, голос прорезался? – грубо оборвал тот старика.

– Ну-ну, это вы здесь такой смелый? – с металлом в голосе спросил Синцов. – А под револьвером вы так же говорить будете? Или вам неизвестно, что осназ гуманизмом не страдает? Смотрите, как бы кровью не отхаркнуться.

В помещении настала гробовая тишина. Небожителю нанесли неслыханное оскорбление! А виновник с усмешкой смотрел на всех.

– К чему это вы? – спросил Югович. Он только дела принял, и тут на тебе – мятеж, жандармы.

– Как вас понимать? – Хорват уже пришёл в себя. Выходка его не красила, и потому он решил расспросить старика. А сгноить его можно и позже.

– Мне с этим господином, – усмехнулся старик, – приходилось сталкиваться. Вы помните конец семидесятых – начало восьмидесятых годов?

– Да уж, прости, Господи, и убереги. – Те, кто постарше, перекрестились, а молодёжь навострила уши. Именно в таких разговорах и выплывает на свет такое…

– Не томите, Павел Иванович? – Хорват оглянулся в поисках поддержки.

– Я тогда работал в депо Киева, и, надеюсь, все помнят, что тогда произошло? – Старшее поколение энергично закивало. – Так вот, нынешний командир батальона усмирял тогда мастеровщину. Причём его бойцы едва не перестреляли казаков, когда те… ну сами знаете.

Слова Синцова были встречены с пониманием. Донцы своим козырянием об обособленности казачества достали всех. А поскольку многие работали на Южной дороге, то жестокость станичников не была для них секретом.

– И что? – Молодой помощник инспектора скептически пожал плечами.

– А ничего. – Голос Синцова словно хлестнул нахала. – Главное, что станки и часть подвижного состава были испорчены. А время было военное. Мне говорили, что после этого начались аресты среди начальства. И методы следствия были, как во времена Тайной экспедиции.

– Не может быть! – загомонила молодёжь. Правда, не очень уверенно. Хоть на дворе и XX век, но правит-то СЛМОДЕРЖЕЦ! А не, прости, Господи, президент какой.

– Да нет. – Старик недобро оскалился. – Пугать я никого не хочу, но тогда ему ничего не было. Совсем. А теперь у него бумага времён Петра Великого, вот так.

В комнате вновь воцарилась гнетущая тишина. Нет, в пытки никто не поверил, чтобы в наш просвещённый век!.. Вот только проверять на себе это не хотелось.

Задал мне задачу Старик, это мы так за глаза нашего командира называем. Хотя, положа руку на сердце, с такими силами грех не показать «макакам», где раки зимуют. Местные из охранной стражи, сразу видно, люди битые и опытные, не чета обычной «крупе». Всё у них подогнано, а командир их, кроме винтовки (казачья, кстати), имел при себе ещё и маузер.

– Вашбродь, третий взвод пятнадцатой сотни охранной стражи прибыл в ваше распоряжение. Командир взвода урядник[4] Терещенко, – вытянулся во фрунт крепкий мужик лет сорока.

– Вот что, давай сделаем так: выдели на каждый взвод по два человека. А оставшиеся будут головным дозором. Вы тут все тропы знаете, значит, вам и быть впереди. Только запомни: твоя задача не воевать, а быть проводником. Чтобы мы не плутали, местности мы не знаем, а карты, сам знаешь, соврут.

Интересно было наблюдать за его лицом, по мере того как стало ясно, что война для них отменяется. Всё же платили им гораздо больше, чем в России, выслуга шла полуторная, в общем, было что терять.

– Это мы завсегда… Вот только не мало ли нас? – на всякий случай поинтересовался урядник.

– Воюем не числом, а умением, с прошлой войны ещё, – сообщил я малоизвестные подробности о славных деяниях старшего поколения.

– Вашбродь, дозвольте на вашу карту взглянуть? – деликатно попросил Терещенко.

Жандармы, судя по виду, особо не бедствуют. Вон одни карабины (мечта каждого служивого) чего стоят! Видать, справные у них офицеры, знают службу.

– Смотри. – Отказывать я не стал, даже интересно стало, что нам картографы вручили. Достал из сумки карту и протянул её уряднику.

– Ага… – Поводив пальцем, тот удивился: – Хорошая она, только пары дорог не нанесено.

– Критично? – обеспокоился я. Ничего себе, а если по этим тропкам-дорожкам к нам в тыл зайдут?

– А? Что? Нет, не особо, – успокоил он. – Но по одной вполне можно на повозках проехать. Вы бы, вашбродь, дозволили бы, чтоб мы ещё и по бокам шли…

– Действуй, – не стал я обрывать разумную инициативу урядника. Чёрт его знает, но могут и из зарослей пострелять наудачу.

Дорога на Хулачен оказалась в приличном состоянии, выбоин и колдобин было не много. Так что артиллеристы и обоз (пара патронных двуколок плюс пулемётчики на четырёх точно таких же повозках) движение не задерживали. Вокруг простирались невысокие сопки, поросшие кустарником. Марш совершали по всем правилам военной науки: с головной заставой, боковыми дозорами и арьергардом. Тут и выяснялось, что охранная стража не уступает моим бойцам в выносливости и умении совершать дальние переходы. А мне-то думалось, что по пути придётся по очереди сажать выбившихся из сил солдат на повозки, давая им недолгий отдых.

Ничего интересного мне в пути не встретилось, хотя мне папа говорил, что здесь можно обнаружить седую древность. Не знаю, но, на мой неискушённый взгляд, попадавшиеся нам фанзы и одна кумирня под это определение не подходили, китайцы, что мы встречали, смотрели на нас отсутствующими взглядами. Не поймёшь, то ли им действительно всё равно, то ли они умело скрывают свою ненависть к нам.

– Не любят они нас, – согласился с последним утверждением урядник. Он шёл рядом и рассказывал, как и что происходило в этих краях при строительстве дороги. – Не поверите, вашбродь, но тут, почитай, и власти-то нет. Та, что в Пекине, только указы шлёт. Тут губернатор царь и бог. Что захочет, то и сотворит. Тот, что в Цицикаре сидит, дюже на нас злой, чуть что, так жди оттуда беды.

– Странно, ведь как дорогу проложили, так это захолустье развиваться стало. – Мне было непонятно поведение столь высокопоставленного чиновника.

– Боятся они, – тихо пояснил Терещенко, – что мы энту землю себе возьмём, а их в шею погоним.

Дальше говорить он не стал. А мне стало как-то не по себе. Ещё в гимназии наш историк очень хорошо рассказывал (с примерами), чем такое противостояние заканчивается.

На ночлег урядник посоветовал остановиться у полуразрушенной фанзы. Протекавшая неподалёку речка обеспечила нас водой (колодцем Терещенко пользоваться не советовал), я выставил посты и секреты и приказал принимать пищу. Видя реакцию стражников, испытал гордость за свой батальон. Особенно удивило их, что у отряда имелось новейшее изобретение – полевая кухня, на мой отряд их выделили две штуки! Кашевары ещё по дороге вскипятили воду и заложили гречу и, когда та сварилась, добавили в крупу мясо из консервных банок (опять же только в батальоне есть), и вскоре все дружно застучали ложками о котелки.

Ночь прошла спокойно, крутящиеся около бивуака китайцы куда-то делись.

К окраине города отряд подошёл на второй день в три часа пополудни. Когда до него оставалось не больше версты, стало ясно, что нас там уже ждали войска и присоединившиеся к ним местные жители (всадников, мелькавших недалече, заметить было нетрудно). Причём, похоже, они решили задавить числом белых демонов. Растянувшись по фронту, пейзане, подобно волне, покатились на нас. Вооружённые белым оружием, они были для нас страшны только количеством и только в рукопашной схватке. Навскидку их было около двух тысяч, а вот за ними в отдалении были регулярные части, правда, не много, может, четыреста или около того. Их командир был неглупым человеком и вперёд послал восставших, наверняка повоевал с корейцами (с японцами точно нет), а возможно, и с нами под личиной хунхуза. До нас довели, что такое явление тут часто случается. Что ж, патронов на всех хватит, недаром каждый таскает на себе по триста штук.

– Первый взвод, с двумя «максимами» занять высоту Левая! – спокойно, словно на учениях, скомандовал я. С той сопки, что возвышалась левее от меня примерно метрах в ста, вид должен открываться превосходный, вопрос, почему её не заняли мятежники? Ну, да это их просчёт, – Второй взвод первой полуроты – резерв. Второй полуроте занять оборону от высоты Средняя до отдельно стоящего камня! – Получив приказ, оба полуротных командира, козырнув, направились к стоящим солдатам.

– Вашбродь, а нам что? – севшим голосом спросил Терещенко.

Не сказать, что он испугался, но такую массу можно и не удержать огнём. А рукопашная без потерь не бывает.

– Охранной страже прикрывать тылы, смотри, чтобы нас не обошли незаметно, – напутствовал я его. Он понимающе кивнул и увёл своих подчинённых беречь нам спину. – Артиллерии начать обстрел регулярных частей противника! – На пределе дальности, но шрапнелью вполне можно достать. – Стоять здесь, будете резервом, – повернулся я к подошедшему прапорщику Мигунову, командиру второго взвода. Подпоручик Голиков с первым взводом отправился занимать вершину. – Тут нас скрытно не обойти. Потому вы, как только атака захлебнётся, начинаете обходить их, двигаясь в направлении фанзы.

– Понятно, прикроюсь оврагом и вон на том холме стану. Тогда вот этот путь отступления к городу будет перекрыт. – Посмотрев на карту, прапорщик ткнул в дорогу, выходящую из ворот под номером четыре. – Уйдут они всё равно. Вот по этой дороге и уйдут.

– Что делать, Старик приказал только потрепать, а не устраивать тут Канны. Никто не думал, что тут будут эти в таком количестве, – кивнул я в сторону приближавшихся «боксёров».

Дальше всё было просто. Первыми начали стрелять снайперы (всех отдали для усиления), лежащие в цепи вместе со стрелками, но, в отличие от последних, они были вооружены «драгункой» с установленным на ней ружейным телескопом. Вот тут я впервые увидел, что могут ТАКИЕ стрелки: главарей или просто наиболее активных мятежников выбивали одного за другим. Причём стрельбу начали шагов с семисот, ну а редкие промахи по такой толпе невозможны, всё равно пуля свою жертву находила. В бинокль я отлично видел, как знаменосец, дёрнувшись на мгновение, застыл, а после упал под ноги бегущим следом за ним. Это, естественно, не остановило крестьян, они уже ничего не видели вокруг, уподобившись дикарям, которые хотят только крови врагов, но вот адекватно командовать – уже нет.

Рёв сотен глоток, гул тысяч ног, зрелище по-настоящему жуткое, но раздались свистки взводных, и солдаты (из положения лёжа, подложив ранец для удобства) открыли огонь. Не было так любимой армейцами пачечной стрельбы, солдаты стреляли по готовности, а с пятисот шагов карабину точности боя вполне хватает. Первые ряды ихэтуаней падали десятками, но задние неумолимо шли вперёд по мёртвым, затаптывая раненых или просто упавших. Но в конце концов сработал закон больших чисел – полурота Сакена просто выкосила передние ряды, затормозив этот живой прибой на несколько секунд, а потом раздались ОЧЕРЕДИ. Двенадцать ружей-пулемётов Мадсена (Старик называет их ручными) ударили по толпе с трёхсот шагов, выпустив по магазину. То, что я увидел, запомнилось мне на всю жизнь: целые ряды валились на землю, образовывая вал из мёртвых тел. На этом наступление китайцев, попавшее под перекрёстный огонь, закончилось. До нас им осталось пробежать не больше двухсот шагов, но те жалкие остатки «боксёров» уже не помышляли о наступлении.

А в этот момент огневой взвод поручика Вожина начал обстреливать регулярные части. Серые облака шрапнельных разрывов стали рваться чуть правее основной массы (увы, при всех достоинствах пушки Барановского всё же устарели), но вскоре, пристрелявшись, батарейцы накрыли основные силы китайцев. Желание сохранить своих солдат сыграло с китайским командиром злую шутку. Бежавшие впереди крестьяне, с одной стороны, прикрывали и оттягивали на себя огнь, но с другой, мешали стрелять по нас. Его солдаты просто не видели цели, за что и поплатились… Нет, стрелять-то они стреляли, но попасть, кроме как в мечущихся «боксёров», они никуда не смогли.

– Второй взвод, вперёд! – скомандовал я, едва наметился отход противника, на глазах превращающийся в поспешное бегство. Врага надо добивать, иначе он оправится и убьёт тебя.

Мигунов, достигнув холма, принялся охватывать правый фланг. Одновременно с началом атаки «максимы», что были на вершине, ударили по смешавшейся массе, приведя её в полнейшее замешательство. Это стало переломным моментом, восставшие не выдержали и побежали, втоптывая в землю остатки воинства цицикарского губернатора. Не медля ни секунды, я бросил вторую полуроту преследовать противника.

Спустя полчаса всё закончилось. Первый взвод собирал трофейное оружие, пленные, числом не менее трёхсот, сидели под прицелом двух так и не побывавших в деле «станкачей».

– Так, урядник, вот этих, – кивнул я на «боксёров», – рассортируйте. Вожаков отдельно, солдат отдельно, офицеров и унтер-офицеров отдельно.

– Есть, – козырнул Терещенко и, собрав своих подчинённых, начал сортировку.

А я смотрел на город и мучительно думал, что с ним делать. Вне всякого сомнения, там полно мятежников или им сочувствующих, что в принципе одно и то же. Вот только стирать (вернее, обстрелять) город артиллерией мне не хотелось. Хотя любой европеец это сделал бы без колебаний. Сил же для зачистки у меня не было. Тут две роты потребны, а лезть сейчас – людей терять напрасно.

– Не понял, быстро к поручику Сакену, – приказал я посыльному, стоящему рядом. Тот мигом рванул к командиру второй полуроты. В бинокль было видно, как из ворот выбегали горожане, причём, судя по одежде, отнюдь не нищие. – Что думаешь?

– Христиане, – мгновенно ответил командир первой полуроты подпоручик Голиков. – Больше некому. Повезло им.

– Да, – согласился я с ним. – Вон тот китаец, видишь? – обратил его внимание на довольно высокого крепкого мужчину.

– Да, точно. Перекрестился, – подтвердил Голиков. – С собой забираем?

– А как же, иначе их тут поубивают. Думаешь, кто-то из них прикидывается?

– Не сомневаюсь. Но для выяснения этого у нас есть другие люди…

Купец Ван Шуи, в крещении Иван Фёдорович, уже приготовился к смерти. Правда, в смирении умирать он не собирался. А прихватить с собой на тот свет как можно больше врагов – это да. Дело богоугодное, как бы ни говорили священники. Ведь сказал же Спаситель: «Не мир я принёс, но меч». Сыновья и племянники деловито набивали обоймы. Вот ведь как вышло, ведь почуял он, что неспроста к нему староста Дзян приходил. Всё смотрел, на себя примерял и одежду, и дом. Да вот подавился, не стал Ван ждать, а лишь глазами показал на него сыну и остался в доме, который так хотел себе забрать староста с перерезанным горлом. Быстрые сборы – и вот он уже у племянника Си, тот, правда, католик, но какая для него и Вана в принципе разница? Точно такого же мнения придерживались и местные ихэтуани, на следующий день они разгромили оба костёла, убив двух священников-европейцев. А потом началась охота на всех христиан, их убивали, не щадя никого, жутко, страшно.

Тяжело вздохнув, он посмотрел на жену. Та спокойно собрала вокруг себя женщин и детей. В руках у неё была бутыль с собственноручно приготовленным ядом. Когда мужчины погибнут, они примут его. Грех, конечно, великий, но ведь попасть в руки ихэтуаней ещё страшнее. Бог простит.

Вначале прочность дома попробовали нищие. Оставив шесть тел, эти крысы поняли, что добыча им не по зубам. Однако штурм, которого все со страхом ожидали, так и не случился. Словно вымерло всё вокруг, будто предлагая: ну же, рискни, попробуй прорваться. Отогнав это наваждение, Ван Шуи прикрикнул на племянника, чтобы тот внимательно смотрел по сторонам. Прошёл час, и вдалеке раздались раскаты грома. Потом ещё и ещё…

– Пушки, – тихо произнёс он. – Русские, больше здесь никого быть не может.

Изменения заметил не только он. Нищие, подобно гиенам крутившиеся возле дома, как-то быстро исчезли. А потом началось бегство, чиновники вместе с семьями и охраной устремились к северным воротам. Ван смотрел на это с каким-то умиротворением. Обернувшись, он увидел стоящую жену. Та сразу всё поняла и начала успокаивать женщин, которые уже стали впадать в истерику.

– Вей Лунь, возьми троих и сходи на разведку, – громко приказал Шуи.

При этих словах могучий китаец поклонился и ловко спустился со стены по верёвке. Вслед за ним скользнули трое охранников. Служивший почтенному купцу уже полтора десятка лет Лунь не был христианином. Однако он, поездив по стране и увидев иностранцев, не впал в детство, как ихэтуани. Наоборот, он проявил завидную волю и выбился в старшие стражники. Вот тут и подвернулся случай возвыситься, и упускать его он не намерен. У южных ворот не было никого, сами ворота были распахнуты, и можно было видеть, как солдаты в незнакомой форме идут к городу. Задумавшись, Линь чуть не допустил постыдную оплошность, но в последний момент увидел двоих в знакомой форме охранной стражи.

Китайский купец оказался для меня хорошим подспорьем: зная этот город, он указал, где находятся все интересующие нас здания. Иллюзий относительно своей судьбы он не питал и мигом развил бурную деятельность. Его даже не пришлось просить: узнав о множестве пленных, он сразу заявился туда и опознал трёх вожаков. Потом, осмотрев трупы погибших офицеров, указал на тех, кто наиболее «отличился» в убийствах христиан. Вожин накрыл всю командную верхушку на втором залпе. Вот теперь мне стало ясно, почему солдаты вели себя так пассивно. Переночевав в городе, на следующий день рота с уцелевшими китайцами-христианами ушла обратно в Харбин.

В который раз мой начштаба капитан Милютин смотрит то на карту дороги, то на выданные в столице секретные пятивёрстки.

– Что, Иван Тимофеевич, – окликаю его. – Ошибки?

– И это тоже. Главное, Сергей Петрович, как интересно симпатии и антипатии расположились. Взгляните, я тут специально кроку под это дело изготовил. – И протянул мне раскрашенный лист.

– Действительно, занятно. – На отлично скопированной пятивёрстке была нанесена текущая обстановка. Мукден и Цицикар, главные города провинций, синели, а значит, фактически две трети территории Маньчжурии были на стороне мятежа. Причём Мукден отрезал связь с Порт-Артуром, а Цицикар – с Читой. Единственная радость – Гирин, в кольце красных «ресничек». Но он, кстати, в стороне от главной ветки – совпадение или нет? – Вот что, други мои, оставлять здесь всё как есть – значит проиграть. На нас смотрят не только враги, но и друзья. – Господа офицеры согласно закивали, хотя межрасовые предрассудки никто не отменял, просто перешедшие в православие считались уже своими. – Задача – их защитить. Даже если их и обзывают «желтомордыми макаками». Если мы это не сделаем, то Маньчжурия для нас потеряна. А это недопустимо. Итак, вы, Иван Тимофеевич, назначаетесь командиром сводного отряда. Ваши силы: две роты батальона осназа. Батарея орудий под командованием капитана Крамаренко. Александр Фёдорович, вы возьмите двойной запас снарядов. Взвод сапёров, Артемий Сергеевич, надо. И двести стрелков губернатора Чан Шуня. Пулемёты «максим» я вам не даю, своих хватит. Задача: выбить из складывающейся коалиции Мукден, чтобы тамошний губернатор приказал своим войскам подавить выступления мятежников.

– Сергей Петрович, а если он не согласится? – Капитан Милютин, как истинный служака, моментально просёк, ЧТО придётся делать в случае отказа.

– Тогда он сам становится мятежником, а, соответственно, его жизнь и имущество перестают пользоваться неприкосновенностью. – Чётко формулирую приказ: – Те части, что открыто встали на сторону мятежа, – уничтожить. Сейчас не до сантиментов. За убийства российских подданных виновных вешать! За убийства христиан виновных расстрелять, вожаков передать в распоряжение капитана Мейра. Обязательно зачитать, что оные будут казнены отдельно. Вопросы?

– Никак нет, – ответил Милютин.

Своим приказом насчёт имущества милейший Сергей Петрович найдёт множество сторонников среди гиринского чиновничества и офицерства. Жажда наживы – очень хороший стимул.

– Теперь вы, Артемий Сергеевич. Подготовить город Харбин к круговой обороне. Срок – месяц. Полтора максимум, – озадачил Извольского комбат, хотя проделанная тем работа уже внушает определённый оптимизм. Так просто город уже не атаковать, а уж закрепиться в занятых районах…

– Будут только полевые укрепления, – предупредил сапёр. – Иначе не успеть.

– Согласен. Действуйте. – Плевать, подумалось мне, главное, туда можно посадить ополчение и этим высвободить значительные силы для получившего генерал-майора Гернгросса. – Курт Генрихович, на вас ляжет разведка и общение с китайскими союзниками. Кроме того, необходимо по примеру европейцев создать колониальные части. У нас есть старые «берданки». Вооружите ими христиан. Я уверен, что в добровольцах отбоя не будет. Для начала сформируйте три взвода лёгкой пехоты по тридцать человек.

– Всё понятно.

– Теперь вы, Афанасий Михайлович, – обратился к Дуббельту. – На ваши плечи ляжет вся контрразведывательная работа и выявление местонахождения подданных империи. Кроме того, вы должны подготовить список ценностей, находящихся на балансе дороги.

– Вывоз их будет осуществлять Курт Генрихович, я правильно понял?

– Совершенно верно. Всё, господа, за работу.

Оставив господ офицеров заниматься подготовкой к предстоявшим боям, я направился в свой кабинет. В приёмной сидел поручик Потапов, а на диване ожидал меня начальник жандармского управления Харбина ротмистр Митрохин.

– Здравствуйте, Илья Иванович. – Вот только, похоже, обиделся местный Малюта Скуратов на меня, хотя вида не показывает. Высокого роста, под метр восемьдесят, крепкого телосложения, он был выходцем из старых, но обедневших дворян. Снобизмом не страдает, но и запанибрата не держится. А потому я и поздоровался с ним по имени-отчеству, сразу переходя на неофициальный характер разговора. Теперь, как говорится, мяч на его поле. – Рад с вами познакомиться.

– Взаимно, Сергей Петрович. – Рукопожатие у Митрохина было крепким.

– Дмитрий Александрович, нам чаю с лимоном.

– Слушаюсь.

– Присаживайтесь, – указал я рукой на стоящий у стены столик. – Разговор у нас долгий будет. Вы не обижаетесь, что вас только сейчас и вызвали?

– Отнюдь. Я, Сергей Петрович, не барышня. Вы сначала хотели сами атмосферой проникнуться, а потом и меня вызвать, чтобы ответ держал, – спокойно ответил он. – Бумага у вас очень сильная, с её помощью много чего сделать можно.

– Вы правильно подметили, много чего. Итак, Илья Иванович, мне в данный момент пока не интересны махинации, завышение стоимости и банальное воровство. – Заметив, как тот скис, я предостерегающе поднял руку: – Не спешите унывать или, упаси Боже, считать меня способным потакать казнокрадам. Просто сейчас важнее сохранить дорогу. Да, совсем забыл, согласно моему приказу мобилизованы служащие дороги. И когда неприятель попытается захватить Харбин, придётся им повоевать.

Ух ты, а глазки у него как засверкали! Видимо, очень не любит он господ из управления.

– Хм, вы правы, Сергей Петрович, сейчас каждый штык на счету, – ухмыльнулся он.

– Хорошо, что мы друг друга правильно поняли. У меня к вам один очень важный вопрос. – Тот напрягся. – Вы долго прожили здесь и изнутри видели всю картину. Скажите, идеи Желтороссии здесь осуществимы? Только мне нужен правдивый ответ, а не в духе нашей официальной политики.

– Нет, – после долгого размышления ответил он. На меня смотрел человек, который наконец-то может однозначно ответить на главный вопрос: есть ли перспективы у нашего пребывания в Маньчжурии. – Идея, высказанная китайскими купцами и подхваченная нашими «патриотами», мертворожденная. Мы опоздали на несколько лет. Когда здесь жили лишь маньчжуры, кое-какие шансы были на присоединение к нам. Но теперь, когда императрица Цыси дала добро на переселение сюда десятков тысяч китайцев… Увы.

– Русские варвары резню устроить не смогут, – с горькой улыбкой сказал я. – А цивилизованные европейцы…

– Да, – кивнул Митрохин, соглашаясь со мной. – Кроме того, им, я имею в виду китайских переселенцев, разрешили обрабатывать землю.

– А как кочевники отреагировали? – холодея, спросил я у него, заранее зная ответ. Это был удар ниже пояса. Без дураков.

– Как и должны были. – Ухмылка у ротмистра была ещё та. – Попытались перебить поселенцев, но их художества быстро задавили с помощью солдат. Ещё лет двадцать – и всё, маньчжуры станут на своей земле маленьким племенем. Как индейцы в Североамериканских Штатах.

– Плохо. А с чего это верховная власть так расщедрилась? – Некое несоответствие зудело, словно засевшая под кожу заноза. – Раньше за ней меценатство и гуманизм к своим подданным не числились.

– Сергей Петрович, я уже писал рапорт, но боюсь, он далее Читы не пошёл. Слишком опасная информация. Причём, если копнуть глубже…

– И? – Он смелый человек и наверняка понимает, что этого ему не простят. Значит, сведения у него такие, что плевать ему на начальство, которое, скорее всего, пойдёт в отставку. А может и в Петропавловке осесть. Не надолго, на пару лет, но и этого хватит. Тут если ты сел, то автоматически лишаешься всех чинов и привилегий. И пенсии.

– Вот прочтите. – Он протянул мне папку, лежавшую рядом с ним.

– Да… – задумчиво протянул я, отложив последний лист. Нет, молодцы предки, умели работать. Это вам, господин подполковник, не направо и налево стрелять. Сидящий напротив меня ротмистр ожидал вердикта. Вот только что сказать-то? – Вы уверены, что вам не подсунули дезинформацию?

– Да, – твёрдо произнёс он, отрезая себе пути к отступлению.

Очень хотелось курить, но усилием воли я задавил эту слабость. Убойная вышла папочка. Пожалуй, даже для меня, известного своей кровожадностью и прозвищем Вурдалак, будет небезопасно подать эти документы на высочайшее рассмотрение. Если отбросить все экивоки, то милейший Илья Иванович через свою сеть собрал материалы, которые, попав на стол к императору, повлияют на дальнейшую судьбу империи. Да, именно так. Выбив пальцами на столе такты «Преображенского марша», я с ненавистью посмотрел на папку.

– Это война, – наконец произнёс я страшные слова. Ротмистр смотрел на меня тяжёлым взглядом. Нет, он это знал, но даже сам себе не озвучивал этого. Но надо смотреть правде в глаза. Переселение китайцев было не просто прихотью старой императрицы, это был приказ Лондона, который давно перекроил его под свои нужды. Японо-китайская война, после которой англичане выпустили на континент нового хищника в противовес нам и немцам. А вот теперь и заброска агентов. – У вас есть информатор, который опознал торговца И Вена как офицера японской армии?

– Да, тот человек очень хотел убить его, но я запретил.

– Кореец? – Заметив удивление, промелькнувшее на лице Митрохина, продолжил: – Китайцы тоже не любят японцев, но они дома, и, скорее всего, просто зарезали бы невезучего шпиона.

– Да.

– Что же, Илья Иванович, давайте начистоту. ВСЮ папку я не покажу. Сами понимаете. – Тот кивнул. В ней кроме всего прочего были доказательства саботажа местных чиновников, сознательный подрыв боеспособности армии и флота. Их связи, уходящие в столицу… и фамилии с чинами тамошних подельников. За такое Читинское и Иркутское управления его сожрут, а скорее всего, падёт храбрый ротмистр в стычке с хунхузами. – Последнюю часть его величество получит, где описаны и приведены доказательства подготовки японцами против нас враждебных действий. И ещё: раз война началась, то давайте действовать. Итак, первое: на вас ляжет подготовка и формирование туземных частей лёгкой пехоты из корейцев. Второе: подготовка и проведение саботажа и диверсий на объектах, принадлежащих Японии. Третье: вам необходимо создать сеть разведчиков в Корее. Война начнётся там. Вопросы?

– Как и кем укомплектовать созданные части? – Ротмистр подобрался, как тигр перед прыжком. Изрядно послуживший, он моментально понял, что становится одной из персон, которые будут определять дальнейшее положение на востоке империи.

– Вам разрешается набрать офицеров и унтер-офицеров из Читинской пешей команды. Документы для этого я вам подготовлю и предупрежу, чтобы вам не чинили препятствий.

– Акты саботажа согласовывать с вами? – уточнил самое главное Митрохин. Тут нужно быть особо осторожным.

– Да, но в экстренных случаях разрешаю действовать самим исполнителям, в случаях невозможности связаться с вышестоящим руководством. Только учтите, это должны быть действительно глобальные и важнейшие дела. А не мелочёвка.

– Вас понял, Сергей Петрович, по третьему пункту у меня условие. – Он аккуратно одёрнул мундир. – Сеть знаю только я. Вам при нужде передаю лишь трёх человек.

– Согласен. – В таких тонких материях, как агентурная работа, информатор, можно сказать, становится родственником. И попытки чужого получить доступ к списку сотрудников, а то и самой сети всегда вызывают решительный отпор куратора. – Илья Иванович, у меня к вам вопрос довольно деликатный.

– Слушаю вас, Сергей Петрович.

– Подскажите, кто из полицейских чинов лучше всего подойдёт для борьбы с хунхузами? – Заметив его недоумение, пояснил: – Мне необходим результат, а некоторые, скажем так, досадные недоразумения, могущие возникнуть при этом, меня не интересуют.

– Вахмистр Ильин. У него бандиты украли сына и потребовали выкуп. Мы платить не стали, и спустя неделю к нашим постам подкинули голову ребёнка[5]. После этого Ильин начал настоящую охоту на убийц сына. И нашёл, представьте. Головы убийц вахмистр разложил вдоль полотна дороги.

– Спасибо. Вы мне очень помогли.

После ухода ротмистра я задумался. Дело, которое должен был возглавить вахмистр, было на порядок серьёзнее, чем просто ловля бандитов, и гораздо страшнее. Нам, по сути, противостояла система, где у каждого более-менее крупного чиновника была своя банда. Она кормила его, уничтожала врагов, а он предоставлял, как говорилось в моём времени, «крышу». Можно сказать, законное бандформирование. Занимались они отнюдь не каллиграфией, а очень даже серьёзными делами: контрабанда, незаконная золотодобыча, наркоторговля, работорговля, заказные убийства, рэкет. Да-да, всё это было в 1900 году от Рождества Христова, и я собираюсь эту систему ломать. Ломать и через попавших в мои руки главарей постепенно, шаг за шагом выйти на верхушку. Зачем? Странный вопрос, потому что они были прямыми конкурентами власти. Здесь и сейчас нашей. Старые китайские императоры за такое уничтожали со страшной, нечеловеческой жестокостью. И я иду по тому же пути. Кстати, для местных мои действия будут понятны, вполне логичны и оправданны. Согласие вахмистра получить просто: человек будет занят «любимым» делом и, главное, у него будут развязаны руки.

Достав папиросу, привычно дунул в неё, смял гильзу, на мгновение замер, словно решаясь, а потом чиркнул спичку. Облако ароматного дыма поплыло по кабинету. Удивительно, сам уже для себя всё решил, а в последний момент начинаю колебаться.

– Дмитрий Александрович, – вызвал я звонком адъютанта, – пришлите мне унтер-офицера Дроздова.

– Слушаюсь, господин полковник.

Спустя полчаса в кабинет вошёл сын. Мой единственный ребёнок и единственный близкий человек в этом мире.