Глава 2
Главный секретарь отдела расследований Соня Иккерман поставила в центр стола поднос с чашками кофе.
– Делаем фику, иначе у меня голова лопнет.
– Нет, не делаем, – протянул дрожащие руки Виктор Браги, вечно возбужденный и гиперактивный молодой человек, жаждущий новой дозы кофеина. – Нет, не лопнет.
– Расслабься, – потрепала его и без того неаккуратные кудри она. – Мы никуда не спешим.
– Нет, спешим, мы спешим, – подскакивали его колени.
– Результаты почерка у нас на руках, – бросил на стол файлы вошедший Уве. – Совпадение почти стопроцентное. Почерк женский.
– Почерк легко подделать, – заметила Жаклин.
– По-моему, ситуация как ясный день проста, – вступил Лок. – Она знала, кто ее убьет, потому что чем-то ему насолила.
– Святая простота, – усмехнулся Уве.
– Почти паспортная фотография вряд ли принадлежит обыкновенному знакомому, – согласилась Жаклин. – Но и не уголовнику. В базе данных его нет.
– Мы отправили фотографию в поисковик, – сообщила Соня.
– Если чертов наркоман там не работает, мы ничего не обнаружим, – заметил Лок.
– А его там и нет, – кивнул немного успокоенный Виктор. – Мы не можем с ним связаться. Или он не хочет выходить с нами на связь.
– Единственный, с кем он выходит на контакт, это ты, Жаклин, – наклонил голову в намеке Уве. – Ты его единственный друг, если можно так сказать.
Девушка не поняла ни намека, ни цели обсуждения и посмотрела на всех по очереди.
– Мы имеем в виду Тоби, – подсказал Уве.
Жаклин кивнула и сглотнула кофе.
– Поможешь его найти? – уже совсем открыто спросил он.
– Сегодня же сделаю, – сняла всеобщее напряжение она.
Тоби она знала уже семь лет с его криминальных шестнадцати, когда он угодил за решетку за взлом банковского счета в первый раз. Именно она помогла ему устроиться в отделе и заработать первые законные деньги.
Тоби не скрывал пристрастий к наркотикам, хотя и старался с ними бороться. В семнадцать его задержали за выращивание марихуаны на балконе. У соседки снизу была на нее аллергия и отсутствовала проблема с нюхом. Она стучала к нему в квартиру не единожды, но так и не прорвалась через волны тяжелой и невозможно громкой музыки. Помимо этого мальчик сквернословил, много пил и устраивал частые вечеринки с девушками из неформальных баров. Но чего у него отнять было нельзя, так это талант
– Без него бы мы многое не выяснили, – справедливо заметил Уве. – Простите, но в нашем отделе работают полные идиоты. Даже я со своим скромным стажем в сети разбираюсь лучше.
– Не надо извинений, – согласилась Жаклин. – Ведь это правда.
– Нам нужно найти не только этого парня, – перевел тему Уве. – Не менее важно установить личность убитой. Я хочу, чтобы Тоби занялся именно этим.
– Соня, поторопи этих кретинов из информационного центра. Пусть печатают фотографию в газетах и журналах, вешают на столбах – что угодно, если не хватает мозгов найти по фото из паспорта.
– Мы не знаем, сколько дней она пролежала в этом лесу, – заметила девушка.
– Ты уже говорила с Чарли?
Над Чарли Паталисом насмехался весь отдел. Никто не знал, почему настолько эмоциональный и восприимчивый к насилию молодой человек выбрал профессию патологоанатома. Он боялся одного вида крови.
– Это я собираюсь сделать прямо сейчас, – не дожидаясь одобрения, поднялась она.
Уве закивал.
– Вы объявите перерыв? – уточнила она, застыв у двери.
– Перерыв, – подала знак остальным Соня.
Жаклин дождалась, пока поднимутся окружающие и направилась по коридору к лифту. Она не подозревала, что после этой мизансцены все вернулись к обсуждению. Девушка спустилась на подземный этаж, в кабинет Чарли сохранялась минусовая температура.
Обугленное тело лежало на кушетке в центре кабинета. Эксперт затягивался мятной электронной сигаретой и потирал подбородок. Невероятно худощавый с искривленным носом и слишком темными для его светлой кожи бровями он выглядел еще более бледным, чем обычно.
– Чего ты так испугался? На ней же ни капли крови – попыталась улыбнуться Жаклин.
– Кровь есть на каждом трупе, – тускло ответил он. – Это женщина, ты была права. Судя по органам, не старая, но и не молодая. Средних лет.
– Сорока?
– В этом районе. О здоровье заботилась – видимо, деньги позволяли, – но старость ничем не обманешь.
– Ее обеспеченность нам это на руку. Скоро ее хватятся.
– Есть и неприятная новость, – поджал губы Чарли. – По грибы она ходит уже четверо суток, поэтому кровь запеклась сильно. Дымилась она, потому что лампы работали еще какое-то время после смерти.
– И никто до сих пор о ней не вспомнил, – протянула Жаклин. – Довольно странно для обеспеченной женщины.
– Согласен, – печально кивнул он. – Итак, жертва ни насилию, ни грабежу не подвергалась.
– Она девственница?
– Думаю, что нет, – не смог скрыть улыбку Чарли. – Ей за сорок.
– То есть она замужем?
– То, что она не девственница, не обязывает ее быть замужней.
– То есть она спала с мужчинами будучи свободной? – серьезно продолжала допрос она.
– Ведь это не преступление, – развел руками эксперт.
– И сколько у нее было мужчин?
– Я… Подожди, мы говорим о принудительном сексе перед убийством? Остальные связи нас не интересуют. Она могла хоть групповые вечеринки устраивать!
– Групповые? Что это значит?
– Ну… – смутился мужчина.
– Звучит интересно. Потом расскажешь, – оборвала мужчину она, обходя кушетку по кругу. – Кстати, не хочешь совокупиться?
– Что? – заговорил шепотом он. – Мы ведь с тобой давние друзья.
– Да не такие уж мы и друзья.
– Я фигурально выражаюсь. Просто я не готов к серьезным отношениям, – начал запинаться через слово он.
– А кто говорит о чем-то серьезном? – смутилась девушка.
– Жена только что меня оставила, и я…
– Этот долгий монолог меня успокоил. Есть что добавить?
– К чему? – окончательно растерялся он.
– К делу.
– А, – собрался Чарли, поглядывая на девушку искоса. – Цепь замкнули, женщину ударил мощный поток энергии. Волосы загорелись мгновенно, поэтому так сильно обуглилось лицо. Ее убили днем, если ты об этом. Примечательно, что убийство произошло днем.
– То есть убийца действительно не боялся быть пойманным, – рассуждала Жаклин. – И хотел, чтобы жертва видела его лицо. К чему эта демонстрация?
В порыве мысли она покинула кабинет эксперта и продолжала думать вслух в лифте и на выходе из отдела, не обращая внимания на других сотрудников.
Компьютером дома Жаклин предпочитала не пользоваться. Вместо этого она сидела за самым маленьким отделением, огражденным самой высокой ширмой, и почти без света и в отдающей эхом тишине. Тоби она обнаружила почти мгновенно. На связь он не выходил, потому что заблокировал все страницы и адреса с последней их совместной работы.
«Не хочешь заработать?», – бросила ему в ящик она и тут же добавила:
«Я про честный заработок».
«Ты из отдела?» – пришел ответ через пару секунд.
Она позволила ему найти ответ собственными силами.
«Кто мог взломать мой сервер?»
«Жак?»
«Бинго. Так как насчет работы?»
«Тебе я всегда рад помочь».
«Хотя деньги у меня пока имеются».
«Ты же знаешь, что пока есть что пить, я работы не ищу».
«А ты знаешь, что я могу в любой момент устроить облаву на твой притон?»
«И ты не успеешь убрать свои кусты под кирпич над окном».
«Или в дыру за шкафом».
«Или в морозильнике».
«Я понял».
«Хорошо».
«Облаву я тебе все равно устрою».
«Но ты же обещала!»
«Разве?»
«Нет, прочла переписку и убедилась, что действительно ничего не обещала».
«Я спросила – хочешь? Ты не ответил. Значит, хочешь».
Жаклин отсканировала одну из копий подозреваемого и отослала на почту Тоби.
«Но это не так важно», – приписала она.
«Ну и за каким чертом ты мне тогда это шлешь?»
«Чтобы понял, от чего отталкиваться. Это может как-то помочь в установлении личности погибшей. Куда важнее именно это. Разузнай, какая обеспеченная женщина пропала четыре дня назад. До связи».
«П. С. Мне деньги не нужны».
«П. П. С. Я и не собиралась платить».
Она отключила процессор и откинулась на спинку стула. За окном висело матово-черное покрывало. Стрелка застыла на одиннадцати. Из информационного отдела люди утекали уже после шести. В дверях просторного зала появилась кудрявая голова Сони Иккерман. Она уже знала, что дверь кабинета закрывать не стоит, даже когда рабочий день кончен. Жаклин устанавливала свой график. Могла приехать под вечер и остаться на всю ночь.
Секретарь поставила на ее стол маленькую чашку эспрессо и ласково улыбнулась.
– Отдохни немного, а я послежу за сообщениями о подозреваемом в прессе.
– Угу, – запихала под верхнюю губу снус Жаклин. – Не думаю, что информатором будут СМИ. Мужчина со снимка не публичный человек, и знать его должен кто-то столь же непубличный. Нужно развесить больше портретов где-нибудь на фонарях и на входе в подъезды. Тогда звонки поступят от местных. Наблюдайте именно за телефоном и не уделяйте слишком много внимания телевидению.
– Хорошо, я вызову нескольких девочек, – успокоила следователя Соня. – Чтобы посмотрели за телефоном в мое отсутствие. Мы будем чередовать перерывы.
– Я рада, – бросила Жаклин, опустошив чашку одним глотком.
Уже через минуту она пристегивала ремень безопасности. Кофеин быстро исчерпался, и последние пять минут езды голова ее периодически падала на грудь. Она прибавила газу, чтобы не потерять управление, и поспешила припарковаться у тротуара своего дома.
Жаклин втянула ночной зимний воздух. Многие окна, несмотря на поздний час, еще горели. Жаклин закурила единственную сигарету, завалявшуюся во внутреннем кармане пальто, и вскинула голову на незанавешенную личную жизнь. Какой-то мужчина со второго этажа пил чай за круглым столиком кухни, ребенок наблюдал за скудным видом из окна, подперев щеки кулачками, женщина разбирала только что поступивший заказ и мерила новые туфли.
Из круглосуточной пекарни за углом повеяло печеными яблоками, булочками с корицей и кофе с банановым сиропом. Ухватив ноты кофеина, Жаклин приободрилась и забыла о сне. Пересчитала монеты и направилась в заведение, не успев докурить. Знакомая официантка, а по совместительству кухарка и владелица, попросила затушить никотин и протянула меню, которое девушка знала наизусть.
Жаклин расположилась на любимом высоком стуле у окна. Она была единственным посетителем и, пожалуй, самым постоянным. И дело было не в том, что ей нравилось именно это место. Она посещала несколько заведений в день за новой порцией кофе, не ограничиваясь кофемашиной у себя или бесплатным автоматом в участке.
Дома Жаклин опустилась в покрытую ржавчиной ванну за ширмой. Пахло сыростью и даже каким-то гниением. Она подумала, что в таких случаях следует вызывать сантехника, к услугам которого она еще ни разу не прибегала. Потолок раскрошился. Посторонний звук, означающий очередной сорвавшийся со стен пласт, напоминал о ремонте, которого она еще никогда не проводила. Это была ее и одновременно не ее квартира.
Девушка поставила пластмассовый стаканчик с кофе на подставку для ноутбука, но была так измотана морально и физически, что не сумела до нее дотянуться и уснула прямо в ванне.
Ее разбудил звонок сотового из кармана пальто, брошенного на пол. Она вздрогнула и поежилась от воды, успевшей остыть за пару часов. Жаклин осмотрела свое посиневшее от холода тело и подняла телефон.
– Сколько времени? – бросила она, не взглянув на экран.
– Шестой час утра, – ответила Соня. – Я дежурила всю ночь. Звонок поступил две минуты назад, и первым делом я решила позвонить именно тебе.
– Все правильно, – откинула мокрые волосы Жаклин и набралась мужества вырваться из холода.
Конечности онемели. Сначала девушка разогрела пальцы на ногах, затем поднялась и покачнулась. На воздухе оказалось еще холоднее.
– Ванко, ты открыл окно? – крикнула она в комнату и продолжила в трубку. – Дальше.
Птица вылетела из-за ширмы и опустилась на почерневшую раковину.
– Ванко будил, – отчитался ворон.
– Жак? – напомнила о себе Соня.
– Я вся слух, – положила под ухо трубку она, согреваясь полотенцем, и тяжело закашляла.
– Судя по голосу, ты простудилась. Прими что-нибудь от гриппа. В такое время это нередкое явление.
– Все это не слишком информативно.
– Хорошо, перейду к делу. Кажется, наш подозреваемый найден. Позвонила пожилая женщина и представилась его соседкой
– Где он живет?
– В том-то и дело, что больше нигде.
– То есть? Он безработный?
– Он умер два месяца назад и уже захоронен. Уве сбросит адрес его соседки.
– Это не столь важно.
– Ты не собираешься ее опрашивать?
– Собираюсь. Но еще я собираюсь разведать кладбище этого парня. Как его имя?
– Михаэль Сванссон.
– Говорит о чем-нибудь?
– Еще как, – тускло признала Соня. – Два месяца назад этот парень разбился на машине бывший автомеханик. Просто забыл проверить тормоза перед тем, как выезжать.
– Автомеханик, не проверивший тормоза собственной машины?
– Неаккуратный механик. Бывает и такое. В каждой профессии встречаются гнилые зубы.
Повисла долгая пауза.
– Плохие исключения, – добавила Соня. – Уве в участке. Говорит, что сбросил адрес. Можешь выезжать. Старушка живет напротив механика. Не бойся ее беспокоить. Она с четырех на ногах. Хотя у тебя с беспокойством все просто.
– Выезжаю, – хлопнула крышкой старого дешевого телефона она и набросила единственные вещи в своем гардеробе: штаны под кожу, мужскую рубашку и голубое пальто с ярким воротником, по которому ее узнавали с дальнего расстояния.
На готовку кофе времени она решила не тратить, поэтому купила в придорожном кафе. Навязчивая сладость сводила челюсти, поэтому она остановилась, чтобы выбросить стаканчик и купить эспрессо без каких-либо наполнителей.
Дом автомеханика располагался в тридцати километрах от нее, на юге города, недалеко от Лесного кладбища, где предали земле мужчину. Такой же небогатый квартал и дешевые квартиры. Жаклин вспомнила о том, что мужчина умер сегодня только для ее перспективы, поэтому квартира не просто не обнесена полицейской лентой, но принадлежит другим владельцам – довольно бедной многодетной семье. Женщина тридцати с небольшим лет согласилась ответить на все вопросы с условием, что будет кормить при ней младенца.
– Вы не имеете ничего против? – убедилась в последний раз женщина.
Для своего возраста она выглядела прекрасно. Ее не портили ни растянутый шерстяной свитер, ни безвкусные меховые угги.
– Нет, все же мне как-то неудобно, – улыбнулась она, засовывая ребенку пустышку в рот.
– Так снимите свитер, – посоветовала Жаклин.
– Я не в том смысле, – улыбнулась она шире. – Мне перед вами неудобно, а не физически.
– В нас не так много отличий, чтобы их стесняться.
– Вас интересуют мои персональные данные? – вернулась к теме хозяйка.
– Нет-нет, меня даже имя ваше не интересует. Но для протокола потребуется.
– Тогда Наташа Гуттенберг. Мы переехали в Швецию совсем недавно и купили эту квартиру уже после смерти владельца, поэтому мало о нем знаем.
– Мы обмениваемся вот уже пятой репликой, а кофе вы до сих пор не предложили.
– Простите, – спохватилась хозяйка. – Это так на меня не похоже. Обычно я сразу предлагаю гостям что-нибудь выпить.
– Молотый или растворимый?
– Простите?
– Вы пьете молотый или растворимый?
– Люблю молотый, но пью растворимый, – смущенно улыбнулась она. – В этом месяце зарплата у мужа совсем паршивая.
– Значит, обойдемся без него, – усадила ее жестом следователь. – Мне и это очень неинтересно, и все же, откуда вы родом?
– Великобритания, Ливерпуль. Вы когда-нибудь там были? В нашем регионе ситуация была совсем отвратной. Рабочих мест никаких. Муж поставил последние центы на рулетку. На эти деньги мы бы все равно долго не протянули, а так был какой-то шанс на удачу и быстрый заработок. Мы смогли переехать, и государство предложило ипотеку.
– Значит, этот дом принадлежит государству?
– У прежнего владельца родственников не было. Об этом мы узнали уже после въезда. В конторе нам о ее судьбе ничего не рассказали. А вот соседка знает больше, чем надо…
Пустышка выпала из губ младенца, и тот разразился криком. Из комнаты выбежал мальчик пяти лет, потирая сонные глаза, такие же большие, как у женщины.
– Ложись, спи, милый, – кивнула ему мать. – Ничего не случилось.
Мальчик вернулся в комнату, не отводя взгляда от незнакомки.
– Это мой старший, – с нежностью пояснила хозяйка. – Есть еще дочь. Так вы от кофе отказались? Справедливо. Но можете попросите у соседки. Она часто сует нос не в свои дела. Кроме того, рассказывает то, что нам знать вовсе необязательно. И любит хвастаться тем, что у нее новое все-что-только-можно-представить.
– Да, – по инерции поднялась Жаклин и направилась к двери в коридоре.
Женщина проводила ее взглядом и рассеянной улыбкой. Но у самой двери следователь обернулась и задала контрольный вопрос:
– Никаких вещей он не оставил?
– Во всяком случае, не в нашей квартире.
Жаклин задержалась еще на минуту, чтобы насладиться красотой женщины. Она крайне ей симпатизировала, и сдержать мысли на этот счет было сложно.
– Вы как-то очень хорошо выглядите.
– Что ж, спасибо, – улыбнулась та.
Жаклин перевела взгляд на фотографию невзрачного и немного раздутого в брюхе мужчину и бутылку крепкого напитка на столе.
– Этот тип имеет на вас права?
– Да, – смутилась женщина, не переставая улыбаться. – Так уж вышло. Я его любила. И ничего менять не хочу.
– Но ведь он вас недостоин, – справедливо заметила Жаклин.
– Не нам выбирать достойных нас, – ответила с печальной улыбкой хозяйка.
– Досадно, – завершила знакомство она.
Шорох за дверью напротив следователь услышала еще прежде, чем позвонила. Как только цепь заиграла, она выставила документ под нос пожилой женщине.
– Жаклин Врана, полиция Стокгольма. У меня к вам несколько вопросов. И первый вопросом не является. Почините дверь, если не можете так долго ее отпереть. Я слышала, как вы подошли к ней, когда звонила вашей соседке, Наташе Гуттенберг. И второе, тоже не вопрос. Налейте мне кофе. Желательно эспрессо без сахара. Но если есть ореховый или ванильный сироп, можете добавить пару капель. А теперь перейдем к вопросам, которые лучше задавать сидя.
Старуха застыла с приоткрытым ртом, и девушке пришлось чуть отодвинуть ее в сторону и переступить порог. Квартира выглядела действительно намного лучше соседской. С ремонтом и встроенной техникой. Она даже напомнила Жаклин дом сестры. Такой же обильно обставленный и в розово-персиковых тонах. Выбежала навстречу и принялась облизывать нос ее сапога маленькая собачка. Из собак Жаклин предпочитала только крупные породы, маленькие откровенно ее раздражали. Поэтому следователь тряхнула ногой, так, что та отлетела к стене, и нагнулась, чтобы протереть сапог от слюней одноразовым платком.
– Тинкерли, – пришла на выручку животному хозяйка. – Будьте осторожнее с моим сокровищем. Она очень любит гостей.
– Сомневаюсь, что это взаимно. Я сяду на диван в той комнате. Он мне больше нравится.
– Пожалуйста, – пропустила ее старуха.
Жаклин села на подушки. Хозяйка прибежала из кухни с чашкой эспрессо.
– Моя машина все делает.
– Я за нее рада.
– И капучино, и мокачино.
– Разве что сироп не добавляет, – отпила Жаклин. – И мелет зерна?
– Нет, – проскрежетала старуха.
– А моя мелет, – равнодушно призналась девушка, не замечая, как потемнела хозяйка, и отставила чашку на стеклянный столик. – Итак, фру…
– Называйте меня просто Молли, – приторно улыбнулась та.
– Я могу вас называть как угодно, только для отчета требуется полное имя.
– Молли Якобссон, – снова потускнела женщина.
– Для Молли вы откровенно стары. Значит, коренная шведка.
– В отличие от соседей, я никакая не иммигрантка, – воздела подбородок она. – А вот у вас имя и фамилия далеко не шведские. Жаклин…
– Нет, правильно Жаклин, – исправила она с паузой между слогов.
– Жаклин, – повторила она, как и в первый раз.
– Жаклин. «А» короткая, «и» тянется. Жаклин. Я, знаете ли, горжусь французскими корнями. Хотя не знаю, с какой стороны им взяться. Скорее всего, от бабушки по материнской линии.
– Так вы метиска? – чуть заметно поморщилась та.
– Вы даже не представляете, насколько.
– А фамилия какого происхождения?
– Чешского. И хотя это вас не касается, была зачата в Праге. Информация не конфиденциальна, поэтому могу добавить, что дед по стороне отца – норвежец, а по стороне матери – исландец.
– У вас полная сборная солянка в крови.
– В крови у меня эритроциты, а кофе у вас отвратительный. Но это к слову. А теперь к вопросам. Как хорошо вы знали подозреваемого?
– Я знаю, что он был большим лентяем. Мало работал и много развлекался. Настолько ленив, что даже семью не успел к своим сорока с лишним завести. Эта квартира досталась ему от матери.
– Она жива?
– Сомневаюсь. В последний раз я видела ее пятнадцать лет назад, и уже тогда она была старше, чем я сейчас. Может, вы неохотно поверите, но мне уже шестьдесят.
– Почему же не поверю? – простодушно удивилась Жаклин. – Весьма охотно. Я думала, больше. Значит, в данный момент ей должно быть около восьмидесяти.
– Я не сказала, насколько больше. На тот момент ей было за семьдесят. Нет ее сейчас в живых. Люди столько не живут.
– Почему же? В Швеции довольно приличная продолжительность жизни.
– Но не до ста же лет! – возмутилась фру Якобсон.
– Кто знает?
– Я знаю, – поджала губы старуха. – Никому не хочется жить так долго.
– С этим я согласна. Особенно если позаботиться о тебе некому.
– О ней этот эгоист не заботился. Не то, что мой милый Влади.
– Сын часто вас навещает?
– Не так, чтобы часто… Зато он много чего здесь купил, – поспешила добавить она. – Да-да, вот это все – то, на чем вы сидите, из чего и что пьете, – привозит он.
– Значит, забота для вас определяется материальными подарками.
– А для вас нет? – натянула улыбку старуха, скрывая дрожь в голосе.
– А для меня все равно, – равнодушно призналась Жаклин. – Ваш сосед, вероятно, поджарил электричеством одну из своих знакомых.
– Он кого-то убил? – упала челюсть фру Якобсон.
– Вы не замечали его в компании с женщиной?
– Разумеется, нет! Вряд ли он мог позволить что-то, кроме бутылки пива. Нет, прекрасное ему было чуждо. Иногда он снимал каких-то дешевых проституток, но только по праздникам. Он мало работал и, как следствие, мало зарабатывал.
– Действительно дешевых или это какое-то очередное фигуральное выражение? – аккуратно задала свой больной вопрос Жаклин.
– Самых дешевых! Страшных, как… Даже моя жизнь не настолько страшна.
– А никто из них не мог, скажем, внезапно разбогатеть?
– Сомневаюсь, что одна из них нашла иной способ заработка.
– Ни с кем из них у него конфликтов не было? Вы не слышали криков из его квартиры?
– Ему даже скандалить было в тягость, а вы говорите о спланированном убийстве! Все, что он хотел от жизни, так это умереть и спать спокойно. Я, кстати, была на его похоронах. Кроме меня никого на них не было. Приставной судья и какой-то тип, крадущий права на его квартиру. Какой-то государственный чиновник. Ни одного родственника или близкого. Думаю, на его могиле цветов нет совсем, а единственный букет, который, кстати говоря, мой, уже давно завял. Печально, когда никто о тебе не вспоминает после смерти. Печально и страшно. Будто и не жил вовсе.
– Будто и не жил вовсе, – завороженно повторила Жаклин. – Да, досадно.
Взгляд ее оставался стеклянным, когда она покидала квартиру старухи. Она представила себя на месте мужчины. Себя, на одиноком кладбище с единственно загнившим букетом цветов от какой-то незнакомой соседки, такой же одинокой и брошенной. В компании с червями, медленно пожирающими ее плоть. Такая готика ей по вкусу не пришлась, и она подумала написать завещание, в котором просила себя кремировать. На случай внезапной смерти от пули преступника.
Жаклин бросила пустой взгляд на болтливый навигатор и заткнула механическую женщину. Солнце еще не собиралось вставать, и панорама переливалась ее любимым и умиротворяющим голубым. Она свернула в узкий двор по украшенным звездными шарами улочкам. Ей пришлось сложить боковые зеркала внедорожника, чтобы не оставить их на снегу. Она проезжала мимо развилок с привязанными к фонарям велосипедами и подумала о том, что неплохо бы и ей приобрести это приятное средство передвижения. Везде проходимое и не замирающее в пробках.
Особенно ей нравились ярко-желтые дома на фоне призрачно-синего марева. Они напоминали ее пальто. В сущности, саму Жаклин. Они будто говорили, что здесь ее настоящий дом.
Вскоре показались вязы Лесного кладбища. Время от времени Жаклин навещала здесь того, кто помог ей подняться и устроиться в теперь уже своей стране. Офицер полиции Отто Нильс. Человек, который подарил ей крышу над головой и, в конце концов, жизнь. Именно он нашел ее в лесу замерзшей и потерянной после того, как та оставила дом и купила билет на ближайший рейс. Отто устроил девочку в контору, и первое время она жила у него. Теперь, после его давней смерти, все эти воспоминания превратились в потертую пленку с погоревшими кадрами.
У самого офицера Нильса семьи не было. Он не любил об этом рассказывать, но с девочкой поделился в обмен на ее откровенность. Жена и маленький сын погибли в автокатастрофе. В машине, которую он вел. Он задавался вопросом, почему не ушел вместе с ними, почему оставлен страдать в одиночестве. Жаклин ответила на его вопрос наглядным примером. Для того, чтобы спасти ее.
Жаклин презирала отца, а к матери, что еще хуже, вообще ничего не испытывала, потому что сильно от нее отдалилась и потому что та держала ее на вытянутой руке слишком долгое время, для того чтобы обрушить на нее удушливую опеку, какой окружала сестру все годы отсутствия Жаклин. Отто заменил ей обоих родителей, всю семью. А когда его не стало, она окончательно определилась с профессией. Несмотря на то, что ее семья еще существовала, смерть лишь одного человека – а для ее сознания всех родственников – отрезала девочку от остальных и поселила на материк под названием Одиночество. Когда-то она делила его с таким же потерянным, но теперь училась справляться своими силами. Она хотела спасать, оберегать и справедливо наказывать, но скорее из долга и мести, а не от большой любви к человечеству.
Лесное кладбище Жаклин навещала часто. Его заснеженные просторы, пышные кроны вяза, как в саванне, цепь свечек в знак памяти об усопших. Машину она оставила у входа, в конце липовой аллеи, а путь продолжила по сугробам пешком. Долгие пешие прогулки, особенно на подъеме по лестнице, обычно ее утомляли, но не в этом случае. На последней ступени ее ожидали Уве с Локом.
– Опросила старуху? – бросил мужчина, разворачиваясь к тропе.
– Да, ничего особенного. А это кому? – заметила букет в его руке Жаклин.
– Отто. Подумал, что ты, как всегда, забудешь, а ему внимание приятно.
– Вот кто меняет ему цветы, когда забываю я, – догадалась девушка.
Уве был одним из лучших друзей Нильса и по совместительству его коллегой и младшим помощником. Он был свидетелем убийства мужчины и понимал, каким ударом обернется эта потеря для девочки, поэтому опеку о ней после его смерти принял на себя.
– Всегда найдется тот, кто принесет цветы ему на могилу, – опустила голову она.
– Хорошему человеку не жалко всех полей мира, – согласился Уве.
Лок появился в отделе только пару лет назад, когда оканчивал институт на первой стажировке, поэтому о ком идет речь, понимал смутно.
– Мы уже опросили рабочих, – вступил в разговор он, чувствуя неловкость. – Наш подозреваемый покоится по левую сторону от часовни. В нескольких метрах и около пятнадцати по глубине в лес.
– То есть почти километр от этого места, – заключил Уве.
Этот километр троица посвятила тишине и созерцанию. В конце тропы их поджидал пожилой служитель кладбища. Он показал остаток пути, отвечая на вопросы касаемо личности погребенного.
– У вас великолепная память, – восхитился Уве. – Помнить каждого – большой подвиг.
– Не так уж часто к нам заселяются, – рассмеялся старик. – Но этого действительно легко забыть. Его никто не навещает. Пришлось поменять цветы самому. Кажется, у него совсем нет родственников. Печально не быть знаменитостью. Он не Грета Гарбо, которую навещают толпами. Знаете, молодой человек… – обратился к Жаклин служащий. – Может, это прозвучит странно и даже абсурдно, однако вы на нее очень похожи. Было в ней что-то мальчишеское. Или даже мужественное.
– Или во мне что-то женское, – заметила она, чем ввела мужчину в краску. – Грета…
– Актриса, – ответил на ее вопросительный взгляд Уве.
– Хорошо, – кивнула она, когда рабочий остановился у могилы со знакомым всем именем. – А теперь раскопайте.
– Что? – опешил старик. – Но это запрещено?
– Это запрещено? – перевела вопрос помощникам она.
– Это запрещено, – подтвердили те, поджав губы. – Без разрешения, да.
– Вы мешаете следствию, – настояла Жаклин. – А это будет рассматриваться как сокрытие улик и соучастие в преступлении.
– Но беспокоить усопшего – кощунственно! – взмолился рабочий.
– Этот человек, возможно, и не усопший вовсе. Вероятно, три дня назад совершил зверское убийство. Так вы отказываетесь с нами сотрудничать? Будете беречь мертвых или спасать живых?
Она развернулась, и старший следователь подыграл ее трюку, тогда как Лок уловки не понял и остался у плиты, растерянный и лишенный дара речи.
– Ладно, постойте, – остановил их старик. – Сейчас позову могильщиков. И через двадцать минут…
– Приятно иметь с вами дело, – резко развернулась и пожала ему руку Жаклин. – А мы пока проведаем нашего старого знакомого.
Следователь направилась к своему покойному родственнику. Уве поспешил следом и вложил букет белоснежных лилий ей в руку.
– Это не мое, – попыталась вернуть букет она, но мужчина покачал головой. – Это нечестно.
– Он хотел бы, чтобы ты их положила.
– И желательно купила.
Лок остался наблюдать за рабочими. Посещать того, кого он не знал, казалось ему неловким.
Земля у плиты Нильса была усеяна цветами.
– Не мы одни его навещаем, – умиротворенно заметила девушка.
– Здравствуй, Отто.
Жаклин обернулась, втянув шею от удивления. Остальные двадцать минут они провели в тишине, погруженные в думы и общение со старым знакомым. Их размышления прервал крик Лока.
Первым отреагировал Уве. Жаклин задержалась еще на пару минут, чтобы коснуться плиты друга. В присутствии постороннего ее это смущало. Она потерла покалывающий нос и заложила руки в карманы.
К ее приходу гроб уже вынули на поверхность. Еще новый, но из очевидно дешевого материала. Неаккуратно сложенные доски раскрошились, ржавые гвозди вылетали от малейшего нажатия. Рабочие отступили, предоставляя дальнейшие действия следователям.
Жаклин приблизилась к ящику и постучала по заиндевевшему дубу. Раздался отзвук пустой скорлупы от грецкого ореха. Она приложилась к нему ухом и задержала дыхание, будто рассчитывала услышать биение сердца. Затем решительно выпрямилась и дернула за одну из досок. Любопытные рабочие, успевшие приблизиться вплотную, дрогнули от неожиданности. Уве предложил помощь, но девушка раздраженно отмахнулась и помогла себе ногой. Мощная подошва сапог прорывалась и застревала между досками. Один из рабочих этой сцены не выдержал и предпочел наблюдать с безопасного расстояния. Наконец нога ее полностью провалилась, и ручка изнутри щелкнула. Она освободила ногу и пригнулась, убирая непослушные волосы за уши. Рабочие замерли, Уве подошел ближе и вынул пистолет на всякий случай.
Жаклин дернула крышку, и содержимое открылось окружающим во всем своем отвратительном великолепии. Восприимчивому Локу снова сделалось нехорошо, Уве опустил оружие, закрыв глаза, Жаклин потерла переносицу и тихо чертыхнулась. Гробница не пустовала. Хозяин ее, уже порядком разложившийся, мирно спал. Одежда сильно истлела и потрепалась, кожа проваливалась между костями в черепе.
– Его осматривали? – спросила Жаклин, перебирая пальцами рабочую форму механика.
– Нам это неизвестно, – ответил старик. – Кажется, его похоронили в том, что на нем было в последний момент.
Девушка запустила руку в карман оранжевой куртки, потускневшей от холода и грязи. Что-то зашуршало между ее пальцами. Она бросила гневный взгляд на рабочих и скорбный – на своих коллег.
– Мы здесь ни при чем, – оправдывались первые, в то время как она вынимала поблекший снимок паспортного образца.
– Кто бы сомневался. Это какая-то игра обиженного ребенка. Кажется, у нас это называется испорченным телефоном. Или переводом стрелок, – она подняла фотографию над головой и продемонстрировала Уве обратную сторону со словами «Он меня убил».