Глава 3
На пороге гостиной Оливия помедлила, позволив Митчелу хорошенько осмотреться. Пока он разглядывал блестящее общество, она наскоро снабжала его сведениями о внушительных родословных и впечатляющих успехах собравшихся.
– Тот джентльмен, с которым только что говорил Сесил, – внук основателя «Юниверсал раббер». Собирается баллотироваться в сенаторы, и все мы уверены, что когда-нибудь он станет президентом. Хорошенькая брюнетка рядом с ним, которая как раз смотрит в нашу сторону, – его жена.
Митчел позволил ей высказываться, хотя с первого взгляда понял, кто эти люди и что собой представляют: самодовольные, напыщенные мужчины, уверенные, что хорошее происхождение автоматически возносит их над простыми смертными, и распущенные тщеславные женщины, скучающие от безделья, недовольные своей жизнью и своими мужьями и развлекающиеся благотворительностью и грязненькими романчиками. Эта сцена вовсе не была нова для Митчела, разве что была лишена европейского лоска и разнообразия типов, к которому он привык. Очередная, довольно провинциальная вечеринка, на каких он бывал не раз. Привычное событие в его жизни.
– Джентльмен в темно-сером костюме и бордовом галстуке – Грей Эллиот, – продолжала Оливия. – Грей происходит из хорошей старой чикагской семьи и самый молодой из окружных прокуроров. Но он уже доказал, что способен на многое, и приобрел большую известность. С ним рядом стоят Эван Бартлетт и его отец Генри. Бартлетты были поверенными Уайаттов, сколько я себя помню и еще гораздо дольше: на протяжении многих поколений.
Митчел смотрел на старшего Бартлетта и представлял, как тот улаживал скандальную историю, связанную с его появлением на свет: поддельное свидетельство о рождении, условия развода, выплаты матери.
– …молодой Эван – блестящий адвокат, – весело щебетала Оливия, – который почти перехватил поводья у Генри…
«Молодой Эван, – мрачно думал Митчел, – завтра же просмотрит все старые дела, когда отец расскажет ему все, что помнит о Митчеле Уайатте».
Оливия с тревогой вгляделась в лицо Митчела, ожидая его реакции.
– Уже скучаешь? – сокрушенно пробормотала она.
Митчел не испытывал ничего, кроме брезгливости, но она так явно хотела угодить ему и ввести в свой круг, что он невольно покачал головой:
– Вовсе нет.
– Собираешься скоро нас покинуть? – вздохнула Оливия.
– Да. Через две недели.
Она немедленно отвернула лицо, судорожно вцепившись в его рукав и дрожа как в ознобе. Митчел поспешно обнял ее за талию и огляделся в поисках ближайшего свободного стула.
– Вы больны… – начал он, но дрожь прошла так же быстро, как началась.
– Я редко болею, – сухо отозвалась она. – А если бы и заболела, заверяю тебя, не стала бы делать этого в присутствии гостей!
И в доказательство она подняла голову и окинула его вызывающе гордым взглядом, хотя выцветшие янтарные глаза подозрительно влажно блестели.
При виде ее слез Митчел скрипнул зубами. Он отвергал ее право расстраиваться из-за его отъезда. Еще в кабинете Сесила он понял, почему она пыталась рассказывать ему о портретах родственников. Знал, почему ей так чертовски не терпится повести его в гостиную и представить всем как своего внучатого племянника. За последние тридцать четыре года Оливия даже не попыталась послать ему хотя бы записку с объяснением, кто он и кем она ему приходится. А вот теперь ей приспичило каяться. Воображает, что может все искупить пустыми, никому не нужными поступками! Ее умоляющее лицо и цепкая рука вовсе не кажутся ему признаками истинной симпатии к нему и скорее говорят о вине и страхе.
Да, она всего лишь напуганная старуха с нечистой совестью, стоящая на пороге смерти. Хитрая старуха, желающая побыстрее получить прощение. Вероятно, поэтому и не хочет, чтобы он обманул ее ожидания, слишком поспешно уехав из города. Недаром она подозрительно быстро оправилась от приступа дурноты и сдержанно, почти безразлично поинтересовалась:
– Возвращаешься в Лондон или Париж?
– Нет! – отрезал Митчел, решив устроить ее в ближайшем кресле и тут же ретироваться. Не собирается он представляться гостям, вот и вся недолга! – Простите, уже поздно, а мне нужно отвезти Кэролайн домой.
– Собираешься когда-нибудь еще раз приехать в Чикаго?
– Через две недели после отъезда, – коротко ответил Митчел, едва ли не насильно подводя ее к неудобному на вид антикварному стульчику, прямо у входа в гостиную.
Но она остановила его, прислонив трость к его коленям:
– Так ты вернешься через несколько недель?
Митчел взглянул на просветлевшее лицо и засиявшие, полные слез глаза, и крошечный камешек оторвался от стены безразличия, которую он воздвиг и всю свою жизнь всячески оберегал от незнакомых ему членов семьи. Оливия буквально лучилась радостью и сжимала его руку, словно не могла заставить себя отпустить его.
Она напоминала ему хитрого паучка, не обращавшего внимания на его куда большие размеры и готового храбро встретить опасность, поджидавшую тех, у кого хватало ума бродить под обваливающимися стенами. Он мог одним щелчком сбросить ее с рукава, но вместо этого услышал собственный голос:
– Я строю дом на Ангилье, и мне нужно провести там пару недель, а после этого я вернусь.
– Я так рада! – воскликнула она и в доказательство порывисто прижалась пергаментной щекой к его руке. – Я слышала, Ангилья – прекрасный остров. Кстати, там есть отель, о котором все только и говорят. Генри Бартлетт часто туда ездит, – добавила она, но тут же вспомнила о восхитительной задаче, которую взяла на себя и еще не успела выполнить. – Это Мэтью Фаррел и его жена, Мередит Бэнкрофт. Они только что вернулись из поездки в Китай. Ты, разумеется, слышал о них?
– Да, – протянул Митчел, с удивлением обнаружив, что действительно знает и искренне любит по крайней мере двух людей в этой комнате.
Вытянув шею, Оливия приготовилась вести его в бой.
– Итак, кому первому тебя представить?
– Мэтью Фаррелу, – поспешно ответил Митчел.
– Прекрасно, но нам придется пройти мимо Бартлеттов. Так что начнем с них.
Она взяла его под руку, весело улыбнулась и потащила вперед. Митчел, не видя выхода, наскоро нацепил на лицо маску учтивости и позволил ей править бал.
Очевидно, Сесил уже успел кое-кому шепнуть о появлении Митчела, и новость быстро распространилась среди гостей, потому что стоило ему войти в гостиную под руку с Оливией, как множество любопытных лиц тут же повернулось в их сторону. Давно его не разглядывали так пристально, подвергая тщательному осмотру с головы до ног. Уровень шума мгновенно снизился почти до нуля, превратившись в восторженный шепоток.
Оливия мгновенно отметила благоприятное впечатление, произведенное племянником, и зашагала еще медленнее, чтобы как следует его показать.
– Похоже, ты вызвал настоящий фурор среди дам, – довольно прошептала она и, окинув комнату понимающим взглядом, добавила: – Даже среди замужних.
«Особенно среди замужних», – мрачно подумал Митчел. Как же, в стойло ведут нового жеребца, и к тому же чистокровного! Порода делала его гораздо более желанным любовником, чем простые инструкторы по теннису, фитнесу или нищие художники и актеры.
Он давно уже выступал в высшей лиге с такими же, как эти, игроками, знал все правила и способы их выиграть. Он не гордился и не стыдился прошлых успехов, но и не пытался их повторить. Единственной реакцией на собравшихся в этой комнате женщин было чувство облегчения. Какое счастье, что Оливия слишком старомодна, чтобы понять, о чем думают некоторые из них.
Оливия снова сжала его пальцы, чтобы привлечь внимание, и Митчел повернул к ней голову.
– Я знаю, о чем думают эти особы, – объявила она.
– И о чем же? – осторожно осведомился растерявшийся Митчел.
Оливия утвердительно кивнула и счастливо прошептала:
– Они думают, что ты их хрустальная мечта!
А вот Генри Бартлетт явно так не считал. Генри Бартлетт точно знал, кто такой Митчел Уайатт, и Генри Бартлетт хотел, чтобы Митчел тоже это знал.
Когда Оливия в соответствии с инструкциями Сесила поинтересовалась, встречался ли он с Митчелом, ледяная улыбка Бартлетта сменилась наглой ухмылкой.
– Да, – грубо ответил он, сунув руку в карман, вместо того чтобы протянуть ее Митчелу. – Правда, тогда он был куда меньше.
Столь неожиданный ответ поверг Оливию в полное смятение.
– Генри, ты, должно быть, путаешь Митчела с кем-то еще. Ты не мог знать Митчела в детстве…
– Думаю, Генри прав, – перебил Митчел, бесстрастно глядя на Бартлетта. – Бьюсь об заклад, именно он взял меня в мой первый полет.
– О нет, только проводил до самолета.
– Теперь у Митчела свой самолет, – вставила Оливия, создав у Митчела впечатление, что она ни слова не поняла из того, что сказал Генри, но ощутила нечто неладное, и это ей не понравилось. Обратившись к сыну Бартлетта, она добавила: – Митчел, это Эван Бартлетт, сын Генри. – Но тут же осознав ошибку, неуклюже поправилась: – Ты ведь помнишь Эвана, не так ли?
– Мы не знакомы! – отрезал Митчел, и пальцы Оливии нервно затеребили жемчужную нить у горла.
Однако Эван оказался лучше воспитан, чем отец. Он пожал Митчелу руку, не стал задавать нескромных вопросов и предпочел для разговора нейтральную тему вроде частных самолетов:
– Мы ищем для своей фирмы «Гольфстрим G-3» двухлетней давности. Полеты на коммерческих авиалиниях отнимают столько времени и усилий, что хотя бы в целях экономии просто необходимо иметь свой самолет. Ясно, что больше так продолжаться не может.
Митчел зловредно отомстил Генри, предоставив его сыну выпутываться из трудного положения, и вместо ответа просто поднял брови и промолчал.
– Проблема в том, – продолжал Эван после неловкой паузы, – что «G-3» – довольно дорогое удовольствие, особенно если помнить, что «лир» с таким же успехом доставит нас куда угодно.
– Но не с такими удобствами, – заметил наконец Митчел.
– Верно. Разумеется, если брать в расчет комфорт и роскошь, в том случае когда деньги абсолютно не имеют значения, единственный самолет, который стоило бы иметь, – «G-5». Боже, что за красавец! Редкого пера птичка! Я вожделею ее каждый раз, когда вижу на взлетной полосе. Возбуждает, как вид красивой женщины. Вы никогда не бывали внутри?
Митчел предположил, что он имеет в виду самолет, а не женщину. Не будь здесь Оливии, наверняка попросил бы уточнить, исключительно чтобы позабавиться реакцией Эвана. Но поскольку рядом стояла тетка, Митчел только утвердительно кивнул.
– А какой же самолет у вас? – допытывался Эван.
– «G-5».
Оливия громко фыркнула, но тут же испуганно огляделась.
– Через две недели Митчел уезжает на Ангилью, – выпалила она. – Вы ведь часто там бываете, не так ли, Генри?
– Несколько раз в год, – ответил Эван за отца, поскольку тот упорно молчал. – Через три недели я сам впервые туда лечу. Хотел поехать в ноябре, но не смог получить номера в клубе «Айленд» до первого февраля. Там почти невозможно остановиться, если только вы не постоянный гость. А вы тоже там останавливаетесь, когда бываете на Ангилье?
– Нет, – коротко обронил Митчел и, чтобы воспрепятствовать Оливии, явно умиравшей от желания во всеуслышание сообщить, что он строит там дом, поспешно добавил: – У моего друга там яхта. Он всегда приглашает меня останавливаться у него.
– Надеюсь, мне не придется отменять поездку, – пожаловался Эван. – Один из наших клиентов внезапно умер, а его дочь, как сами понимаете, безутешна. Она может не… – Он осекся, глянул на часы и нахмурился. – Кстати, о кончине клиента: сегодня вечером мне придется идти на его поминки, и я уже сильно опаздываю.
Он попрощался с отцом и Митчелом, поцеловал Оливию в щеку и стал пробираться к выходу сквозь толпу.
Оливия воспользовалась его уходом и, холодно кивнув Генри, потащила Митчела прочь.
– Ну-ка посмотрим, где сейчас Мэтью Фаррел, – пробормотала она, оглядываясь. – Смотри, он сам идет сюда. По-моему, ему не терпится познакомиться с тобой.
– Почему вы так думаете? – спросил Митчел, втайне наслаждаясь озадаченной улыбкой друга.
– Да ведь он тебе улыбается.
– Возможно, считает меня хрустальной мечтой, – хмыкнул Митчел, ощущая, как предвкушение встречи вытесняет раздражение и скуку.