Есть ли душа у животных?. I (Е. П. Блаватская)

I

Много есть «устарелых религиозных предрассудков» Востока, которые западные народы часто и неразумно осмеивают; но ни над чем не смеялись столь много и ничто не подвергалось такому полному пренебрежению, как уважение восточных народов к жизни животных. Любители мяса не могут симпатизировать тем, кто абсолютно отказывается от него. Мы, европейцы, представляем собой нацию цивилизованных варваров, и между нами и нашими предками, жившими в пещерах, которые высасывали кровь и костный мозг из невареных костей, лежит всего лишь несколько тысячелетий. Таким образом, вполне естественно, что те, кто столь мало ценит человеческую жизнь во время частых и несправедливых войн, не обращают никакого внимания на смертельную агонию животных и на ежедневное принесение в жертву миллионов невинных безобидных жизней; ибо мы слишком большие эпикурейцы, чтобы поглощать жаркое из тигров или крокодиловые котлеты, но желаем есть нежных ягнят и фазанов с золотыми перьями. Все это – единственное, чего следует ожидать в нашу эру крупповских пушек и научных вивисекторов. И совсем неудивительно, что дерзкий европеец будет смеяться над мягким индусом, который содрогается при одной только мысли об убийстве коровы, или же откажется симпатизировать буддисту или джайну, которые уважают жизнь любого чувствующего существа, от слона до комара.

Но если мясная пища становится жизненной необходимостью – «довод тиранов!» – среди западных народов; если в каждом большом городе, пригороде и деревне цивилизованного мира ежедневно должно погибать множество жертв в храмах, посвященных тому божеству, которое отрицал св. Павел и которому поклоняются люди, «чьим Богом является их желудок», – если всего этого и многого другого нельзя избегнуть в наш «век Железа», то кто же будет настаивать на том же «оправдании» в случае спортивной охоты? Рыбная ловля и охота – наиболее привлекательные «удовольствия» цивилизованной жизни – конечно являются наиболее предосудительными с точки зрения оккультной философии, и наиболее греховными в глазах последователей тех религиозных систем, которые имеют прямое отношение к эзотерической доктрине, то есть индуизма и буддизма. Есть ли какое-либо основание у приверженцев этих двух старейших в мире религий рассматривать представителей животного мира – от огромного четвероногого до бесконечно малого насекомого – как своих «младших братьев», сколь смехотворной ни казалась бы эта идея европейцу? Этот вопрос и будет подробно рассмотрен далее.

Сколь бы преувеличенным ни казалось это мнение, тем не менее ясно, что лишь немногие из нас способны без содрогания вообразить те сцены, которые каждое утро происходят на бесчисленных бойнях так называемого цивилизованного мира, или даже те сцены, которые ежедневно разыгрываются во время «охотничьего сезона». Первый солнечный луч еще не пробудил спящую природу, когда со всех сторон света приготовляются мириады гекатомб, чтобы приветствовать восходящее светило. Никогда языческий Молох не радовался таким крикам агонии своих жертв, как жалостные вопли, которые во всех христианских странах звучат каждый день с утра до вечера, подобно долгому гимну страдающей природы. В древней Спарте – чьи суровые граждане вряд ли были чувствительны к деликатным проявлениям человеческого сердца – ребенка, обвиненного в том, что он мучил животное для своего удовольствия, подвергали смерти, как того, чья природа до такой степени испорчена, что ему нельзя позволить жить. Однако в цивилизованной Европе, быстро прогрессирующей во всем, кроме христианских добродетелей, «сила» до сих пор остается синонимом «правоты». Абсолютно бесполезная грубая практика убийства с чисто спортивной целью бесчисленного количества птиц и зверей нигде не сопровождается большей горячностью, чем в протестантской Англии, где милосердное учение Христа вряд ли сделало человеческие сердца более мягкими, чем во времена Нимврода, «великого охотника перед Богом». Христианская этика столь же легко перешла к парадоксальным силлогизмам, как и этика «язычников». Один спортсмен однажды сказал автору, что поскольку «ни один воробей не упадет на землю без воли Отца», тот, кто убивает ради спорта, скажем, сотню воробьев, сотню раз действует по воле своего Отца!

Жалкий жребий для бедных животных, превращенный рукой человека в неумолимую неизбежность. Разумная душа человеческого существа рождается, по-видимому, для того, чтобы стать убийцей неразумной души животного – в полном смысле этого слова, так как христианская доктрина учит, что душа животного умирает вместе с его телом. Не может ли легенда о Каине и Авеле иметь двойной смысл? Взглянем еще на одно бесчестье нашего культурного века – научные бойни, называемые «комнатами для вивисекции». Войдем в одно из таких помещений в Париже и посмотрим на Поля Берта или кого-либо другого из тех людей – которых так справедливо называют «учеными мясниками института» – за их ужасной работой. Я могу привести убедительное описание, сделанное очевидцем, который тщательно изучал modus operandi [способ действия] таких «экзекуторов», хорошо известным французским писателям:

Вивисекция, – говорит он, – это специальность, в которой пытка, научно используемая нашими палачами-академиками, применяется в течение дней, недель и даже месяцев к жилам и мышцам одной и той же жертвы. Он (мучитель) использует любой вид оружия, проводит свой анализ перед безжалостной аудиторией, каждое утро распределяет свою задачу сразу между десятью учениками, один из которых работает с глазом, другой – с ногой, третий – с головным мозгом, четвертый – с костным мозгом; и их неопытным рукам удается тем не менее к ночи, после тяжелой дневной работы, обнаружить целостность живого трупа, который им приказали расчленить, и вечером его тщательно убирают в погреб для того, чтобы с раннего утра с ним снова можно было работать, если в жертве сохранится, конечно, хотя бы капля жизни и чувствительности. Мы знаем, что сторонники закона защиты животных пытались протестовать против этой мерзости; но Париж показал себя более безжалостным, чем Лондон и Глазго.[1]

И все же эти джентльмены хвастаются тем, какую великую цель они преследуют, и какие огромные тайны открываются с их помощью.

Ужас и ложь! – восклицает тот же автор. – Относительно таких тайн (за исключением того, что касается локализации способностей и движений в головном мозгу) мы знаем лишь об одной тайне, которая принадлежит им по праву: тайна увековеченного мучения, по сравнению с которым ужасный естественный закон аутофагии [взаимного поедания], ужасы войны, жертвы спортивной охоты, страдания животного под ножом мясника, – все это ничто! Слава нашим людям науки! Они превзошли все известные формы мучений и останутся навсегда, без какого-либо соперничества, королями искусственного страдания и отчаяния![2]

Обычное оправдание убийства и даже легального мучения животных – такого как вивисекция, – это один-два стиха из Библии и их плохо усвоенный смысл, искаженный так называемой схоластикой, представленной Фомой Аквинским. Даже де Мирвиль, этот горячий защитник прав церкви, называет такие тексты «наполненные библейской терпимостью, навязанными, как и многое другое, Богом после потопа и вызванными упадком нашей силы». Как бы то ни было, такие тексты откровенно противоречат другим текстам той же Библии. Человек, который ест мясо, спортсмен и даже вивисектор (если последний верит в творение и Библию), – все они обычно цитируют для своего оправдания тот стих из Бытия, где Бог дает дуальному Адаму власть «над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над всякими животными, пресмыкающимися по земле» (Бытие, I, 28), и таким образом, как это понимает христианин, он дает ему власть над жизнью и смертью каждого животного на земном шаре. Более философичные брахман и буддист могли бы ответить на это: «Это не так. Эволюция начинает лепить будущие человечества внутри самых низших ступеней бытия. Поэтому, убивая животное или даже насекомое, мы останавливаем прогресс единого целого по направлению к его конечной цели в природе – ЧЕЛОВЕКУ»; и на это изучающий оккультную философию может сказать «Аминь», добавляя, что это не только задерживает эволюцию единого целого, но и мешает тому, чтобы возникла последующая, более совершенная человеческая раса.

Кто из оппонентов прав, кто из них более логичен? Ответ зависит, конечно, прежде всего от личных верований посредника, избранного для решения этого вопроса. Если он верит в (так называемое) творение, то в ответ на простой вопрос: «Почему убийство человека должно рассматриваться как самый ужасный грех против Бога и природы, а убийство миллионов живых существ просто как спорт?» – он выдаст ответ: «Поскольку человек создан по образу Бога и смотрит вверх на своего Творца и место своего рождения – небеса (os homini sublime dedit), а взор животного направлен вниз, на место своего рождения – землю; ибо сказал Бог: «Да произведет земля душу живую по роду ея, скотов, и гадов, и зверей земных» (Бытие 1:24)». И кроме того, «поскольку человек имеет бессмертную душу, а немая тварь не обладает бессмертием, и после смерти не проживает даже малого времени».

На это неискушенный мыслитель мог бы ответить, что если Библия должна быть авторитетом для нас в этом деликатном вопросе, то в ней не в большей степени содержится доказательство того, что место рождения человека находится на небесах, чем то же в отношении земных тварей, – как раз наоборот: в Бытие мы находим, что если Бог создал «человека» и благословил «их» (Бытие 1:27–28), то он же создал «огромных рыб» и «благословил их» (21–22). Более того, «создал Господь Бог человека из праха земного» (2:7); и «прах» – это, конечно, размельченная земля? Соломон, король и проповедник, является общепризнанным авторитетом и мудрейшим из библейских мудрецов; и он высказывает ряд истин в Екклезиасте (гл. III), которые следует использовать до сих пор при любом обсуждении этого вопроса.

«Чтобы они [сыны человеческие] видели, что они сами по себе – животные» (стих 18)… «участь сынов человеческих и участь животных – участь одна… и нет у человека преимущества перед скотом» (стих 19)… «Все идет в одно место: все произошло из праха, и все возвратится в прах» (стих 20). «Кто знает: дух сынов человеческих восходит ли вверх, и дух животных сходит ли вниз, в землю?» (стих 21).

Воистину, «кто знает»! Во всяком случае, не наука и не «божественная школа».

Если бы целью этих строк была проповедь вегетарианства на основании авторитета Библии или Вед, то это было бы очень легкой задачей. Ибо, если это верно, что Бог дал дуальному Адаму – «мужчине и женщине» главы I Бытия, – (который имел мало общего с нашим «предком-подкаблучником» из главы 2) «власть над всяким живым существом», однако нигде мы не найдем, чтобы «Господь Бог» повелел Адаму, или кому-либо другому, поедать живые творения или убивать их из спортивного интереса. Как раз наоборот. Ибо указывая на растительное царство и «плод древесный, сеющий семя», Бог говорит совершенно ясно: «вам [людям] сие будет в пищу» (1:29).

Первые христиане столь ревностно воспринимали эту истину, что в течение первых веков нашей эры они никогда не ели мяса. В «Octavio» Тертуллиан пишет Минуцию Феликсу: «нам не позволено ни быть свидетелями, ни даже слушать рассказы об убийстве, мы – христиане, и отказываемся пробовать пищу, к которой могла быть примешана кровь животного».

Автор этих строк не проповедует вегетарианство, просто защищая «права животных», но пытается показать ошибочность непризнания таких прав, опираясь на авторитет Библии. Кроме того, спорить с теми, кто рассуждает исходя из целого ряда ошибочных интерпретаций, было бы совершенно бесполезно. Тот, кто отрицает учение об эволюции, всегда будет идти по дороге, вымощенной препятствиями; поэтому мы никогда не согласимся с тем, что это в большей степени согласуется с фактами и логикой, чем рассмотрение физического человека просто как сознательный образец животного, а духовное эго, которое информирует его, – как принцип, находящийся на полпути между душой животного и божеством. Было бы бесполезно говорить ему, что если он не примет не только те стихи, которые он цитирует в качестве своего доказательства, но и Библию в целом в свете эзотерической философии, которая примиряет целый ряд противоположностей и положений, кажущихся абсурдными в ней, он никогда не получит ключ к истине, ибо он не поверит ей. Библия, в целом, изобилует милосердием к людям и добротой и любовью к животным. Оригинальный еврейский текст главы 24 книги Левит переполнен этим. Вместо стихов 17 и 18, так переведенных в Библии: «Кто убьет скотину, должен заплатить за нее, скотину за скотину» в оригинальном тексте говорится: «жизнь за жизнь», или, скорее, «душу за душу», нефеш такхат нефеш.[3] И если суровость закона не доходила до такой меры, как убийство (как в Спарте, человеческая «душа» за «душу» скота), все же, хотя он и заменял убитую душу душой живущего существа, на виновного налагалось тяжелое добавочное наказание.

Но это еще не все. В Исходе покой праздного дня распространялся на скот и других животных:

«День седьмой – суббота… не делай в оный никакого дела ни ты, ни… скот твой» (20:10); и праздный год «…в седьмой [год] оставляй ее [землю] лежать в покое… чтобы отдохнул вол твой и осел твой» (23:10,12),

– эта заповедь, если она что-либо означает, показывает, что даже животные не были исключены древними евреями из участия в поклонении их божеству, и что это участие во многих случаях происходило наравне с самим человеком. Многие вопросы происходят из непонимания, что «душа», нефеш, совершенно отлична от «духа», руах. И все же ясно утверждается, что «Бог вдохнул в ноздри (человека) дыхание жизни и человек стал живой душой», нефеш, не в большей и не в меньшей степени, чем животное, ибо душа животного также называется нефеш. И только благодаря развитию душа становится духом, и оба они являются ступенями, более низкой и более высокой, одной и той же лестницы, основа которой – Универсальная Душа, или дух.

Это утверждение испугает тех добрых мужчин и женщин, которые, хотя многие из них и могут любить своих кошек и собак, все же слишком привержены учениям своих уважаемых церквей, всегда признающих его ересью. «Неразумная душа собаки или лягушки божественна и бессмертна так же, как и наши собственные души?» – безусловно, воскликнут они, но именно так и обстоит дело. И сказал так не скромный автор сей статьи, но такой авторитет для всех добрых христиан, как король проповедников – св. Павел. Наши оппоненты, которые с таким негодованием отказываются выслушивать аргументы современной или эзотерической науки, все же могли бы с большей доброжелательностью прислушаться к тому, что сказали по этому вопросу их собственные святые и апостолы; кроме того, правильная интерпретация их слов должна быть дана не теософами и не их оппонентами, но тем, кто был столь же добрым и набожным христианином, таким как, например, другой святой – Иоанн Златоуст, тот, кто объяснил и прокомментировал послания Павла, и кто пользуется высшим уважением у богословов обеих церквей, римско-католической и протестантской. Христиане уже обнаружили, что экспериментальная наука не на их стороне; они могли бы быть еще в большей степени неприятно удивлены, обнаружив, что никакой индус не мог бы защищать жизнь животных серьезнее, чем это делает св. Павел в послании к римлянам. Индус, по существу, призывает к милосердию к бессловесному животному только исходя из доктрины о перевоплощении и, следовательно, из сходства принципа, или элемента, который одушевляет и человека, и животное. Св. Павел идет дальше: он показывает животное надеющимся и живущим в ожидании такого же «освобождения от оков разложения», как и любой добрый христианин. Это ясное выражение великого апостола и философа будет цитироваться в дальнейшем, и будет показано его истинное значение.

Конец ознакомительного фрагмента.