О несомненной пользе плавания и ныряния
Последний расписной челн давно уже скрылся за излучиной реки, пьяные вопли и дикий хохот стихли вдалеке, но она для верности еще немножко отсиделась в камышах. Наконец, решилась, осторожно выглянула, убедилась, что берег пуст, и помчалась по отмели к лесу. Бежать было легко, тонкие узорные шальвары совсем скоро высохли от солнца и встречного ветерка.
На опушке она перешла на шаг, отдышалась и огляделась. Да, кажется, правильно – вот, в той рощице у холма…
Под слоем дёрна земля оказалась мягкой, копалось споро, и она увлеклась так, что только в последний момент услышала, как захрустели сучья под чьими – то ногами. Резко развернулась, замахнулась лопатой, но тут же опустила, узнав проломившегося через подлесок бородатого мокрого и всклокоченного мужика.
– Филька, чёрт! Напугал! – воскликнула она и рассмеялась: – Как всё сладилось-то?
– А как и задумали! – захохотал тот и, подмигнув, прошёлся вприсядку от распиравшей радости:
– После как наш тебя-то, значит, того, так и вовсе разошёлся. «Пляши! – кричит – Жги, наяривай!» Ну, я поплясал малость, да и култых за борт, будто оскользнулся, нырнул, затаился за корягой…
– А оне чо? – с легким восточным акцентом спросила она.
– А чо – оне? Поохали, плюнули, да дальше поплыли…
Так, время от времени переглядываясь и смеясь, они и выкопали пузатый бочонок, перехваченный крепкими ободьями.
– Добрых пуда два потянет, – качнула его ножкой красавица.
– Не бойсь! Своя ноша не тянет, – заверил Филька, пристраивая его на спину: – Ну, что решила: к твоим будем пробираться, аль еще куда?
Конец ознакомительного фрагмента.