Новелла третья. Гамбит от брюнетки
Коктейль «Фиговый листок»
Светлый ром 40 мл.
Вермут 20 мл.
Сок лимона 20 мл.
Смешать компоненты в шейкере, слегка взбить с кубиками льда и подать в бокале. Украсить «пьяной» вишенкой.
Всего лишь есть семь нот у гаммы
зато звучат не одинаково;
вот точно так у юной дамы
есть много разного и всякого
Игорь Губерман
Вскоре после того, как я стал работать в баре кафе «Весна», мне посчастливилось познакомиться с одной хорошенькой девушкой. Звали ее Ольга, ей не было еще и восемнадцати, в текущем учебном году она перешла на последний курс нашего городского медицинского училища. Несмотря на свой совсем еще юный возраст, Ольга была девушкой зрелой и гармонично развитой – как физически, так и интеллектуально. При этом девушка была весьма привлекательна внешне и именно в моем вкусе – яркая брюнетка с зовущим взглядом огромных карих глаз. Она первой выразила желание познакомиться, и я, конечно же, немедленно откликнулся на этот призыв. Девушка не постеснялась в первый же вечер зайти в подсобку, когда я после первых минут нашего знакомства полушутя-полувсерьез предложил ей помочь мне вымыть стаканы, да так и проработала целый вечер до конца смены на месте судомойки. После этого я решил проводить девушку домой, так как время было уже достаточно позднее.
Дорогой Ольга рассказала, что живет в съемной комнате в одном из частных домов вместе с подругой. Не знаю, было ли это случайно, но Ольгиной соседки по комнате в тот вечер дома не оказалась – девушка, по ее словам, уехала в село к родителям, и мы, естественно, провели эту ночь вдвоем.
Мы тайком, даже не включая света, пробрались в комнату, чтобы не беспокоить хозяйку дома, жившую через стенку. Пока Ольга, стесняясь, полоскалась в тазу, прикрывшись от меня дверцей шкафа, я возлежал в постели поверх одеяла уже обнаженный, и вожделение, подогреваемое фантазиями, уже волнами накатывало на меня, горяча тело. Несмотря на то, что практически каждый бармен, благодаря своей профессии, всегда на виду и нередко востребован у женщин, вышло так, что в последние несколько недель сексуальных отношений у меня ни с кем не было. А тут такая замечательная партнерша – юная и хорошенькая.
Ольга подошла к дивану в халатике, внимательно оглядела меня, затем, выскользнув из халатика, осторожно прилегла рядом, и я стал при тусклом свете слабенького ночника изучать, лаская, ее прелестное гибкое тело, нежно тискать, целовать и покусывать плечи, шею и грудь. Она уже дрожала от возбуждения, прерывисто шепча какие-то слова, пока я целовал медовые соски ее упругой груди в форме наливных яблочек, и довел ее этим до такого состояния, что она порывистым движением опрокинула меня навзничь и полезла сверху, насаживаясь на моего «удальца» своей знойной, разгоряченной страстью сладостно-упругой «дундочкой».
Она охнула, когда мой «удалец» вошел в нее до конца, лицо ее с упругими девичьими щечками порозовело от испарины, в ее глазах на мгновенье мелькнул ужас, наверное, от боязни, что он целиком в ней не поместится, но все закончилось благополучно, ее «дундочка» и мой «удалец» поладили между собой, затем с упоением слились в жаркой любовной схватке. Я был приятно удивлен прекрасным природным темпераментом моей партнерши, передавшемся ей, как она мне поведала во время одной из последующих встреч, вместе с болгарской кровью по материнской линии. Тело девушки оказалось необыкновенно сладостным и нежно-отзывчивым на ласку, она как кошечка искала ее, тянулась, выгибаясь навстречу моим рукам, и получала эту ласку в полной мере.
И тогда, с самой первой нашей ночи я понял, что она – моя женщина, и что мы с ней идеально подходим друг другу. Дальнейшие наши встречи, последовавшие за первой, только подтвердили мое предположение. Так завязался наш с ней роман.
Надо сказать, что Ольга, на удивление чувственная для ее возраста партнерша, очень трепетно относилась к нашим интимным отношениям, была внимательна и заботливо-предупредительна в постели, и с трогательной нежностью заботилась обо мне, что вообще редкость в отношениях между мужчиной и женщиной в наше время, насколько мне известно.
Это льстило моему самолюбию и дало дополнительный толчок к развитию наших отношений. Вскоре я с удивлением обнаружил, что 17-летняя девчонка в интимном плане дает мне больше, чем супруга, с которой я прожил семь лет, и с которой у нас, как мне до сих пор казалось, были вполне гармоничные отношения.
В одну из ночей, когда мы лежали расслабленные, отдыхая после интима, Ольга зачем-то решила рассказать мне о мужчинах, которые были у нее до меня. Я отнекивался, отказываясь ее слушать, но она настояла, чтобы я выслушал ее, сказала, что так ей, мол, будет легче. Глупенькая наивная дурочка.
И я услышал ее рассказ. Около трех лет тому назад, когда ей едва исполнилось 15, ее обманами и уговорами соблазнил… бармен. Грузин. По имени Сулико. Да, если уж быть точнее, Залико… присной памяти, мать его!.. Мой напарничек, с которым я работал какое-то время в баре ресторана «Прут», грузинский джигит. Надо же, кобель драный, и тут он поспел… После этого у Ольги был очень короткий роман с Юрой Гагра; они встречались не более недели. Этот тоже был весьма известной в нашем городе, – и за его пределами, – личностью, спортсменом, боксером, чемпионом республики, мастером спорта СССР, который, кстати сказать, вскоре стал рэкетиром экстра-класса, сумев высоко поставить себя в бандитской среде Молдавии и, между прочим, к настоящему времени контролировавшему пол-Кишинева. Затем у Ольги в любовниках оказался какой-то врач, у которого она проходила в поликлинике то ли стажировку, то ли практику – с ним у нее были более ли менее стабильные и продолжительные отношения, ну а теперь в ее жизни появился я…
Этот ее рассказ-исповедь был трогательно откровенным, ведь зачастую девушки и женщины – наши партнерши, – имевшие до встречи с нами порой весьма бурную интимную жизнь, «признаются» нам лишь в том, что мы в ее жизни «номер два».
Выслушав Ольгину историю, я обнял ее, нежно поцеловал, успокоил и сказал, что она для меня – чиста и прекрасна, и что я больше не хочу слышать о ком-либо из ее прежних партнеров, и уж, тем более о том, что она винит себя за несколько сумбурное прошлое.
Итак, после первой нашей встречи Ольга стала приходить в бар почти каждый вечер – помогать мне в работе. Не переставая улыбаться, она перемещалась внутри стойки, собирая стаканы и тарелки, и взгляды всех без исключения мужчин, находившихся в баре, были устремлены на нее; при этом, как мне казалось, со дня ее появления здесь поток посетителей в баре возрос еще не менее чем на 10—15%. Мы работали вместе слаженно и весело, сталкиваясь иногда случайно (или специально) в подсобке, застывали на секунду, глядя друг на друга, затем целовались и тут же разбегались в разные стороны, отправляясь каждый по своим делам. Нередко, задерживая на девушке свой взгляд, я мысленно ласкал каждый изгиб ее тела, и представлял себе, чем мы с ней будем заниматься сегодня ночью, когда мы закончим работу и останемся, наконец, вдвоем. Ловя мои взгляды, Ольга бросала в ответ из-под густых ресниц задорный взгляд своих маслянисто-черных глаз, затем застенчиво опускала их, однако я был убежден, что думала она о том же, что и я..
Подруга-соседка, жившая с ней в одной комнате, вернулась из села спустя несколько дней, поэтому нам необходимо было найти для встреч другое место, новое любовное гнездышко. Оно и обнаружилось вскорости, причем в непосредственной близости от места моей работы: сосед, проживавший в доме, расположенном прямо напротив нашего кафе, Генка Стрелец – прожженный урка с шестью ходками на зону, имел там небольшую двухкомнатную квартирку, в которой одна из комнат, спальня, пустовала. Быстро сговорившись с Генкой об аренде этой свободной комнаты, я задумался о форме оплаты, так как Генка любезно предоставил мне самому решить этот вопрос. Заодно нужно было подумать о том, как распорядиться ключом от квартиры, так как этот самый ключ был единственным. Впрочем, ответ на оба этих вопроса нашелся сам, причем в первый же вечер: Генка «приспособился» заносить ключ самолично – он приходил в бар к закрытию, выпивал пару стаканов портвейна, после чего мы покидали бар вместе: я с Ольгой направлялся в «нашу» комнату, Генка же шел в другую, где его дожидалась сожительница Татьяна..
Придя на место и, не обращая внимания на голоса постоянно переругивающихся за стенкой Генки с Татьяной, мы с Ольгой запирали дверь нашей комнаты изнутри на задвижку, затем включали ночник – небольшой, дающий совсем немного света и вместе с тем создающий некоторый уют. Свет нам был просто необходим для того, чтобы видеть во время любви тела друг друга, это вскоре стало для нас насущной потребностью..
Ольга неподдельно радовалась каждой минуте нашей близости, глаза ее излучали счастье и удовольствие, и вскоре я решил, что она мне дана богом как компенсация за мою несчастную любовь в браке и не сложившуюся семейную жизнь. С другой стороны, уже в скором времени я стал немного побаиваться наших с Ольгой отношений, из-за того, что она, как мне казалось, влюбилась в меня без оглядки, – ведь мы, мужчины, в большинстве своем трусы и нас пугает безграничная и всепоглощающая любовь к нам женщины; еще одним настораживающим фактором для меня было то, что увлекаясь любовными играми, Ольга не ведала границ, считая – в любви все дозволено, – а это меня, в сущности, провинциального парня, слегка пугало. Между тем, признаюсь, я и сам увлекся этой девушкой не на шутку, – мне попросту, повторюсь, с ней было хорошо. Я как хотел вертел в постели ее юное гибкое тело, изобретая все новые позы, какие мне только подсказывала фантазия; нежная упругая кожа ее при этом буквально вибрировала в моих пальцах, она безумно возбуждала меня, а как-то раз мы и вовсе сошли с ума: занимались любовью с полуночи до четырех утра практически без перерыва. Мой «удалец» к утру почти совсем онемел, потерял чувствительность, а упругие мышцы ее «дундочки», казалось, без устали были готовы принимать и ласково обжимать его в своих объятиях, выделяя при этом смазку в виде увлажняющей любовной влаги..
В тот раз мы уснули лишь под утро; счастливые и до конца опустошенные, мы забылись, не разжимая объятий, на несколько коротких часов, затем сквозь сон я почувствовал, что Ольга меня целует, но у меня не было сил даже открыть глаза, не то чтобы ответить ей. Целый день после этой ночи (Ольга убежала в свое училище на занятия) я чувствовал стеснение в груди, покалывание в области сердца, и понял, что слегка переборщил с сексом. Что интересно, именно после этой ночи Ольга стала поговаривать о замужестве, уверенно заявив, что могла бы стать мне идеальной супругой. Милая девочка, я был старше ее на добрых десять лет, к тому же предыдущий мой семилетний семейный опыт, признаться, не принеся ожидаемого счастья, меня лишь напугал. Я честно рассказал обо всем этом Ольге, и, надо заметить, она спокойно и с пониманием отнеслась к моему признанию; не слишком жалея себя, я рассказал также о своих ощущениях после последней нашей бурной ночи, и тогда она рассмеялась, сказав, что ей со мной всегда хорошо, а то, что мы вытворяли той ночью, было похоже на сумасшествие, которое совсем не обязательно повторять.
«Теперь, милая, если ты не против, мы будем иногда позволять себе выходные», – сказал я Ольге. «Непременно, – ответила она. – Мне тоже в ту ночь казалось, что я вот-вот с ума сойду, до того мне было сладко». Анализируя наши с ней отношения, я пришел к выводу, что с моей стороны они базируются почти исключительно на сексе. Даже спустя два месяца после начала наших встреч, ставших теперь ежедневными, я все еще желал ее так же страстно, как в первую ночь, а возможно, и более того. Каждый вечер, заканчивая работу, я вожделенно поглядывал на Ольгу, совершенно забывая о том, что сам же на этот день назначил нам обоим выходной, и тогда мы уходили на квартиру, и неистовая сила наслаждения вновь бросала нас в объятия друг друга.
Как-то раз, мы, как обычно, закончив работу около полуночи и закрыв бар, пришли на квартиру. Там, в большой комнате, именуемой залом, мы обнаружили ее хозяина Генку: он чистил картошку и курил какой-то сморщенный, темного цвета, явно самодельный «бычок»..
– Что, страдалец, – спросил я его, – Танька отказывается тебя кормить?
– Да вот выпил у вас в баре два стакана портвейна, – пожаловался Генка, доставая из сетки на полу новую картофелину и внимательно изучая ее, решая, видимо, с какой стороны к ней лучше подступиться. – А когда вернулся, ее, сучки, в доме уже не было. Ушла, свои вещи и наши общие деньги забрала, а есть-пить мне не оставила, даже заныканные мною на черный день полбанки спирта с собой унесла. – Генка ловко и быстро очистил картофелину, его мускулистые руки, как, впрочем, и другие части тела, не скрытые тельняшкой, были сплошь в синих татуировках. Тут же, почти без паузы он спросил:
– У тебя есть что-нибудь выпить?
– Есть, шампанское, – с готовностью ответил я, встряхивая сумку.
– Н-е-ет, – разочарованно протянул он и покачал головой. – Это кислое вино с пузырьками не для моего желудка. Мне бы чего покрепче и лучше сладкого, у меня же, ты знаешь, язва, и половины кишок нет, вырезаны..
Ольга, пока Генка все это рассказывал, собрала в миску очищенный уже картофель, вымыла его под краном, затем стала у газовой плиты, установила сковороду на огонь, мелко порезала в нее кусочки сала, брызнула туда же немного подсолнечного масла и, нарезав картофель дольками, принялась жарить. Тогда Генка, очень довольный нашим вниманием к своей персоне, решил повеселить нас очередным рассказом из своей весьма богатой тюремными приключениями жизни.
– Кинули, значит, меня два года тому назад в Одесскую пересыльную тюрьму, – начал рассказывать он, ловко сворачивая пальцами новую «козью ножку». – За нарушение надзора получил я тогда срок – один год. Был август месяц. В камере, рассчитанной на тридцать человек, томятся восемьдесят – вонь, духота, дышать нечем, народ спит в три смены, а в камере сборняк несусветный: урки, хулиганы-рецидивисты сидят вместе с новичками, с теми, которым еще только первый срок «мотать» предстоит, молодежь и старики вперемежку, – карантин, одним словом. Впихнули и меня в камеру, я как вошел, сразу поздоровался, затем нашел кусочек свободного места у голой стены, присел на корточки – усталый был. Через пару минут подваливают ко мне на полусогнутых два фраерка, оба – бычки накаченные, ну эти, которые из новеньких: что морды, что кулаки – огромные, как футбольные мячи, а в глазах ни проблеска ума, ни капли фантазии.
Тут один из них и говорит мне: «Клифт снимай, ты, бык колхозный, он тебе уже ни к чему. И в сумке покажи, что имеешь». Отвечаю я им устало: «Ребята, отвалите на хер, идите погуляйте». Куда мне, в самом деле, с ними тягаться, они же не сидели, как я, на баланде тюремной последние 20 лет. «Ты че, черт? – говорит один, – подымайся, мы тебя сейчас живо из штанов вытряхнем». – «Кончать тебя будем» – гундосит другой, устрашающе округляя глаза, и машут оба кулачищами, что твой вентилятор воздух нагоняют. «Стар я, чтобы с вами, быками, бодаться, – говорю я им, – так что идите, ребятки, на х…». И действительно, мне уже 42, хоть внешне пацаном выгляжу – худой, волосы черные, без седины, морщин нет – тюремная диета, одним словом.
А эти двое на мои слова как взовьются, уже чуть не из кожи лезут, скачут рядом, пыль поднимают. Тут открывается дверь, мусор, прапорщик с бумажкой в руке входит, и фамилию мою объявляет. Я встаю, данные свои, статью и срок, как положено, называю.
– Через 40 минут быть готовым с вещами на выход, – говорит он. Дверь закрылась, и тут со своего места поднимается, подходит ко мне один худощавый бродяга, отодвигает брезгливо этих двух духаристых и спрашивает:
– Какая ходка, браток?
– Шестая, – отвечаю ему неохотно. Стыдно мне было признаться, что за нарушение надзора год получил, а на Украине эта статья вообще не очень уважаемая. Тут эти два бугая, услышав наш разговор, как подрубленные падают на колени и подползают к моим ногам..
– Дядя, извини, прости, по глупости, по недоразумению вышло…
– Ребята, – говорю я им, – я же сказал уже, пойдите на х…, глаза бы мои вас больше не видели.
Закончился рассказ, и тут как раз подоспела картошка, разнесся по кухне вкуснейший запах. Ольга, найдя чеснок, мелко искрошила пару зубков и кинула в сковороду, после чего, накрыв крышкой, сняла ее с огня. Генка, обождав немного, потянулся к вилке, она, немытая, со следами-крошками на ней предыдущих трапез, валялась на столе, присыпанная картофельными очистками.
– Ну, присоединяйтесь, – пригласил он, поддев вилкой исходящую душистым паром картофельную дольку и отправляя ее в рот..
– Спасибо, – вежливо откликнулся я, – мы поужинали в кафе, а сейчас пойдем, пожалуй, десерт есть..
– С вами все ясно, – понимающе улыбнулся Генка, прожевывая кусок, – идите, дело молодое, сам, помню, такой же был, как видел бабу, даже есть не хотелось, сразу в постель ее тянул.
Мы отправились в спальню и, прикрыв за собой дверь, стали раздеваться. И где только Генка видел этих самых баб, запоздало подумал я, укладываясь в постель, ведь он между отсидками проводил дома не более нескольких месяцев, пил да воровал с 14 лет, а в зоне уж какие девки – одни пидоры в «петушатнике», хоть и с женскими именами, зато иметь их можно только сзади; тьфу-тьфу, сбереги меня, судьба, от подобной напасти..
Так прошел наш с Ольгой «медовый» месяц, затем другой, за ними потянулся следующий, и тогда возникла еще одна напасть – Кондрат, мой товарищ, мой «боевой» партнер, этим моим увлечением Ольгой не на шутку взволновался и обеспокоился.
Еще бы, его можно было понять. Друг его лучший, то есть я, влюбился. Еще недавно мы чуть ли не каждый день ходили к девушкам, все время вместе, вдвоем, а теперь…
Нет, если уж говорить начистоту, то пару раз, когда Ольга отсутствовала в городе – ездила к родителям в свой родной город Измаил, – я приходил к Кондрату, и мы с ним отправлялись, как и прежде, к девчонкам вольного поведения. Подруги, с которыми мне приходилось спать, по сравнению с Ольгой в постели оказывались просто никакими, а может, это я настолько к ней привык, не знаю, зато, как только она возвращалась, я, радуясь ей, вздыхал с облегчением, тут же забывая всех остальных.
Как-то раз она вернулась в наш город после двухнедельных каникул, которые она провела в родительском доме, и «доброжелатели» Ольге все-все про нас с Кондратом рассказали: где, что, с кем, и так далее. И в тот самый злополучный день она пропала, даже отношения ко мне выяснять не пришла – просто исчезла и больше недели не появлялась. Однако, как очень скоро выяснилось, моя Ольга никуда не пропала, а, как говорится, пошла по рукам, – переспала, чертова девка, за этот короткий промежуток времени почти со всеми моими друзьями-приятелями. Как я понимаю, сделала это в отместку мне за мои похождения. Так случилось, что обо всех ее «художествах» я узнал разом, в один день. И затосковал не на шутку. А на следующий день после этого она пришла ко мне в бар, уселась в дальнем конце стойки и долго смотрела на меня своими огромными и черными, как маслины, глазами.
Смотрела она на меня с упреком, и в то же время с каким-то вызовом, а я, признаться, и без того чувствовал, что сам в большой степени повинен во всем том, что она вытворила за последнее время. Едва найдя в себе для этого силы, я подошел к ней и сказал:
– Оля, ты была мне очень дорога и мне не в чем тебя упрекнуть, но прости, видеть тебя я больше не в силах. Уходи, пожалуйста, и забудем друг о друге!
Что и говорить – оба мы были хороши. Пара гнедых! И она ушла.
Несколько последующих за этим дней я ходил сам не свой, а в понедельник, в свой выходной день, забрел к Кондрату в бар. Время было еще совсем раннее, начало седьмого вечера, и бар был закрыт для клиентов. Зашел, поздоровался со своим товарищем, чем-то занятым за стойкой, затем прошел к угловому столику, где обнаружил почти всех членов нашей компании: Жердя, Стаука, а также ментов – Банана и Яника. Все были слегка навеселе, на столе стояла опустошенная бутылка коньяка, что, в общем-то было явлением необычным, – никогда в нашей компании в такое раннее время не выпивали, а зачастую, кстати, не выпивали вовсе.
Пожимая протянутые руки, я заметил, что мои друзья поглядывают на меня как-то странно, глаза при разговоре в сторону отводят, но о причинах этого не догадывался. Поэтому, вернувшись к стойке, я спросил Кондрата, в чем дело, по какому поводу пьянка, на что тот лишь плечами пожал, хоть я и чувствовал, что он-то уж наверняка знает, в чем суть дела. Спустя четверть часа, когда все наши друзья-товарищи, по-прежнему стараясь не встречаться со мной взглядами, каждый ссылаясь на разные, мало что объясняющие причины, покинули бар, я решительно подошел к Кондрату и потребовал сказать мне, в чем все-таки дело. И тогда он поведал мне о том, что произошло в баре до моего прихода, часом-двумя ранее..
– Ольга пришла сюда в самом начале перерыва и сидела одна, вот тут, напротив, и слезно уговаривала меня, чтобы я сделал все возможное, чтобы тебя с ней помирить, – стал рассказывать Кондрат. – Твоя подружка была в отчаянии, видно было, что она любит тебя, дурака, и страдает ужасно. Но я, как ты знаешь, первый среди тех, кто был против ваших постоянных отношений, – уж не знаю, на что она надеялась и рассчитывала. Лишь на то, наверное, что я имею на тебя большее влияние, чем другие. Но поговорить по душам нам с ней не дали. Вначале заявился Банан и, едва завидев Ольгу, расплылся в улыбке и сходу направился к ней. «О, какие люди у нас сегодня в баре, – заявил он, – ты пришла сегодня Кондрата снять, или, может, хочешь еще разок ко мне на опорный пункт заглянуть, на кожаном диванчике расслабиться?»
Ольга от этих слов растерялась и ничего ему не ответила, лишь попросила для себя фужер шампанского. Ну, а вскоре, когда подошли все остальные, кого ты здесь застал, Банан вновь подступил к Ольге: «Ну, не стесняйся, все твои любовники, кроме Саввы, уже собрались, выбирай на вечер любого». И добавил, дурачась: «Все здесь знают, что ты женщина знойная и любвеобильная. Ну, хотя бы расскажи нам, кто из нас тебе больше нравится, кто тебя лучше удовлетворяет. В постели, как мужчина. Давай, не стесняйся». – «Ты действительно этого хочешь?» – тихо спросила его Ольга. «Ну конечно. Выкладывай». – Банан, посмеиваясь, оглянулся на нас. «И все остальные этого хотят?» – вновь спросила она. Ответом ей было молчание. «Хорошо, – сказала она, выпрямившись и вперив во всех нас дерзкий взгляд. – Я скажу. Только, пожалуйста, без обид. Ты, Банан, конечно, шустрый мужик, но в постели ты… кролик, – наскочил, подрыгался немного, при этом только и думаешь о том, чтобы поскорее кончить, а состояние женщины тебя не заботит. Такой же и Жердь. Вам обоим оценка – троечка. С минусом. Яник – этот немного другой, он думает о своей партнерше, умеет увлечь, завлечь, но ему не хватает огня – того и гляди уснет посреди процесса. И любовник он неплохой, но это и все, четверочка с минусом. Стаук – если по мне, то никакой, мне такие парни вообще не нравятся. Вот Кондрат, если захочет, может женщине много дать, но все равно он эгоист, думает больше о себе». – «Ну, а твой Савва, что ты скажешь о нем?» – не вытерпел темпераментный Банан, заметно было, что он впервые в жизни присутствовал при столь откровенном разговоре. – «Савву не трогай, – одернула его Ольга. – Он – мой мужчина. И вы все вместе его одного не стоите. – Тут все присутствующие удивленно и растерянно переглянулись между собой. – Он единственный, кто умеет женщину поднять до вершин блаженства, при этом опуская на дно порока», – закончила она. «Ну, ты, дура, звезди-звезди, да не забывайся, – решил внести справедливость Жердь, – заканчивай тут глупости расписывать». – «А ты мне рот не затыкай, – огрызнулась Ольга. – Сами ведь хотели – честно. Вот и получите правду о себе». – И девушка, резко отодвинув от себя фужер с шампанским, встала из-за столика и вышла из бара. Все, надо признать, были в большой растерянности..
«Кондрат, налей мне сто грамм коньяка, – сказал после ее ухода Жердь, тяжело опускаясь на пуфик. – Ну и стерва эта ваша Ольга». – «Мне тоже налей, – подсел рядом с ним Банан. – Нехорошо пить одному». – «Чем же это он так хорош, наш Савва?» – задумчиво, ни к кому не обращаясь, спросил Яник, присоединяясь к ним.
Короче, все они после Олькиного ухода выпили, затем Жердь взял целую бутылку, и они повторили, ну а потом ты пришел, – закончил свой рассказ Кондрат..
Теперь мне стали понятны и косые взгляды моих друзей и их столь ранний уход. И я почувствовал себя очень неловко, словно был перед ними в чем-то виноват..
– Скажи, Кондрат, ну и на хрена мне такая реклама? – спросил я. – Теперь ребята будут обижаться.
– Плюнь ты на все это, – верно оценил мое состояние Кондрат. – Подумаешь, Олька всего-навсего правду сказала, она ведь любит тебя.
– Хороша любовь, – пробубнил я. – Со всеми друзьями переспала. И ты, конечно, был первым среди них?
– А кто же тебя, дурака, от любви лечить будет, – строго оборвал меня Кондрат. – Жениться на ней ты ведь не собирался?
– Ну, не собирался, – подтвердил я..
– Вот и все, – подвел он итог. – Ведь мы с тобой о чем договаривались? Оберегать друг друга и не давать товарищу утонуть в омуте любви..
Я, не найдя, чем ответить на эти слова, сник.
– Ладно, налей уже тогда и мне сотку конька, – попросил я жалобно.
Кондрат наполнил два бокала коньяком.
– Давай, – прикоснулся он к моему бокалу своим, – выпьем… Уж не знаю за что. – Он помолчал несколько секунд, затем улыбнулся: – За любовь, наверное.