Ералаш. Elisir d’amore. Цикл «Прутский Декамерон». Книга 6. Новелла первая. Награда (Александр Амурчик)

Коктейль «Пьяная ссора»

Светлый ром 40 мл.

Сухой ром 20 мл.

Смешать компоненты вместе с кубиками льда. Украсить кусочком лимонной цедры.

Когда весна, теплом дразня

скользит по мне горячим глазом,

ужасно жаль мне, что нельзя

залечь на две кровати разом

Игорь Губерман

То памятное мне августовское утро выдалось весьма жарким, и к девяти часам, когда я выбрался из дома и направился к озеру, носящему название «Фрумоаса» (буквально «Красивое»), у меня было лишь одно желание – немедленно окунуться в воду. Сбросив с себя майку и спортивные брюки на пустовавшую парковую скамейку, я остался в плавках и направился к воде.

Поплавав минут десять-пятнадцать и достаточно освежившись, – вода, к счастью, еще не прогрелась до температуры воздуха, оставаясь приятно прохладной, – я вышел на берег и внимательно осмотрелся по сторонам. На узкой песчаной полоске пляжа и выше, кто на солнце, а кто в тени невысоких деревьев, раскинувшись в живописных расслабленных позах – кто-то на покрывалах, а кто-то и просто на траве – принимали солнечные ванны до полусотни отдыхающих. Неудивительно, что в основном это была молодежь – юноши и девушки, так как август – это время каникул. Кое-то из них читал, кто-то, мечтая приобрести равномерный загар, то и дело поворачивал спину или живот вслед за солнцем; в воде же торчали всего несколько голов, в основном неугомонных подростков, по целым дням из нее не вылезавшим.

Я пересек узкую, в несколько метров, полоску песка и улегся в невысокую, густую и пружинистую траву, подставив спину под еще ласковые, утренние лучи солнца. От нечего делать я стал было разглядывать расположившихся неподалеку от меня девушек, отметив для себя пару-тройку стройных фигурок, однако вскоре, потеряв к ним интерес, опустил голову на руку, задумался о чем-то и незаметно для себя задремал. Некоторое время я пребывал в этом состоянии между сном и бодрствованием, когда вдруг тишину прорезал детский крик:

– Тонет, тонет! Смотрите, смотрите, там тетенька тонет.

Я вскочил на ноги. В трех шагах от меня, возбужденно подпрыгивая на месте, кричала девочка-подросток лет двенадцати, рукой указывая куда-то в сторону воды. Прикрывшись от солнца рукой, я посмотрел в указанном ею направлении, невольно напряг зрение, и только тогда увидел шагах в двадцати-пяти от берега над желтоватой, блещущей солнечными бликами поверхностью воды лицо с темным кружком разинутого рта. Это, судя по копне волос на голове, была девушка, она судорожно дергала головой, то и дело запрокидываясь назад, при этом руки ее, совершая хаотичные движения, шлепали по воде. Неподалеку от нее другая девушка энергично размахивала одной рукой над головой, очевидно пытаясь привлечь чье-нибудь внимание.

Несколько человек, уже привлеченных криками, тоже вскочили и взволнованно переговаривались между собой, но то были сплошь женщины и подростки.

«Надеюсь, что это не розыгрыш», – подумал я, направляясь к берегу и с ходу бросаясь в воду. Быстро загребая руками, я поплыл к тонущей девушке. Всего лишь позавчера вечером, вспомнилось мне, где-то неподалеку от этого самого места, утонула по пьяному делу наша местная девушка, самая симпатичная в городе шлюшка – звали ее Лиза, и ей было всего 17 лет. Этой потере многие в нашем городе огорчились, – совсем ведь молоденькой ушла. Парни и девушки – партнеры-собутыльники Лизы, сидевшие на берегу и употреблявшие портвейн, даже внимания на ее исчезновение не обратили, а когда очухались, хватились подруги, полезли в воду, нашли и вытащили ее, было уже поздно – девушка не дышала.

Еще несколько мощных гребков, и я у цели, однако, не рассчитав сил, я подплыл к девушке слишком близко. Прямо передо мной возникло перекошенное страхом лицо, девушка, перестав размахивать руками, дернулась мне навстречу, каким-то чудом в одно мгновение дотянулась до моей шеи и судорожно обхватила ее одной, а затем и другой рукой, и все это с совсем не девичьей силой. Поэтому уже в следующую секунду я ушел с головой под воду. От неожиданности щедро хлебнув воды, я попытался вырваться на поверхность, но не смог этого сделать, так как оказался намертво прижатым к груди девушки. На мгновение меня обуял тошнотворный страх… Но уже в следующую секунду отчаянным рывком я освободился от смертельного захвата, для чего одной рукой, сжатой в кулак, ткнул ее в грудь, а другой с трудом разжал ее кисть (думаю, мне это удалось лишь благодаря многолетним занятиям единоборствами). Затем, вынырнув на поверхность, я жадно вдохнул воздух и увидел на расстоянии вытянутой руки от себя бледное, искаженное мукой лицо. Надо было немедленно действовать, однако в этот самый момент я вдруг почувствовал, что силы мои иссякли: от незапланированного нырка на вдохе и воды, неожиданно попавшей в мой организм, я, несколько секунд тому назад крепкий и уверенный в себе мужик, вдруг ощутил себя слабым и совершенно обессилевшим – и это открытие было не из приятных; я еле держался на плаву, а тонущая девушка продолжала размахивать руками, тем самым мешая мне ее спасти. Собрав остатки сил, я медленно и опасливо приблизившись, размахнулся и открытой ладошкой с некоторой даже злостью шлепнул девушку по лицу, целясь в скулу. Попал, конечно. У девушки закатились глаза и она, перестав размахивать руками, опала в воду; я, а судорожно дыша, поднырнул, подставляя под ее безвольное, почти невесомое тело руки, перевернул на спину и, придерживая ее лицо над водой, поплыл к берегу. Спустя полминуты я вынес девушку на берег и уложил на песок – рука ее вновь обвила мою шею, но теперь это уже было неопасно. С перепугу, видя, что она не подает признаков жизни, я вспомнил все, казалось, давно забытые мною упражнения по искусственному дыханию, которым нас усиленно обучают в пионерлагерях, в школе, в армии, учебных заведениях и т. д., и все их я применил к девушке, очень надеясь на то, что это не мой удар по челюсти стал причиной того, что она сейчас вот так безжизненно лежит передо мной. Теперь у меня была лишь одна проблема – груди лежащей передо мной девушки оказались неожиданно большими, что мешало мне правильно проводить искусственное дыхание.

Надо сказать, что едва мы с ней выбрались на берег, как нас сразу стала окружать толпа, с каждой минутой все увеличивающаяся. Я, конечно, ничего этого поначалу не замечал, но в какое-то мгновение услышал голоса и увидел вокруг себя множество знакомых и незнакомых лиц; любопытные, судя по всему, сбежались со всех концов пляжа и теперь со всех сторон сыпались советы:

– Изо рта в рот – это лучшая помощь, – прокричал кто-то из зрителей.

– Да что ты ей титьки-то мнешь, волоки ее в кусты и используй, пока теплая, – восторженно кричал еще один умник.

– Трахни ее прямо здесь, на песке, вот увидишь, мигом отойдет.

– Давай, Савва, сделай ей вдувание, – радостно взвизгнул чей-то женский голос.

– Ну-ка вы, жеребцы с телками, расступитесь, видите, человеку дышать нечем, – устало отозвался я, продолжая спасательные мероприятия.

Девушка, откликнувшись наконец на мои потуги, кашлянула, открыла глаза, еще бессмысленные, и глубоко задышала; лицо ее постепенно стало приобретать естественный цвет; я, стоя перед ней на коленях, потрепал спасенную по щеке и сказал:

– Ну, вот все и закончилось, малышка, теперь уже не опасно.

Зрители, окружавшие нас, стали неохотно расходиться, ведь эта девушка прямо на их глазах едва не рассталась с жизнью. А смерть – обратная сторона жизни – всегда привлекает и интригует людей. Спасенная, бережно поддерживаемая мною, села на песке, и тут же к ее плечу с другой стороны припала девушка, подруга пострадавшей – все это время она стояла рядом, закрыв лицо руками, и без конца повторяла: «Мама, мамочка! О, боже, что же теперь будет?» и, честно говоря, своими причитаниями стала меня уже раздражать.

«Спасая одного человека, ты спасаешь целый мир», – всплыли в моей памяти чьи-то слова. Они показались мне несколько высокопарными для данного случая, зато помогли вернуться в хорошее расположение духа и успокоиться после случившегося. Кстати, в моей жизни уже был почти такой же случай, вдруг вспомнилось мне. Только он случился несколькими годами раньше и в другом месте, на берегу Черного моря. Тогда тонула девочка двенадцати лет, за которой ее мама просила меня присмотреть. В том случае я тоже подплыл к ней недопустимо близко и чуть не пострадал из-за этого, урок, однако, не пошел мне впрок – на этот раз точно такая же ошибка.

– Мы… я… как вас зовут? – теребя меня за руку, спрашивала подруга спасенной девушки. – Мы пойдем в облисполком, напишем, как все было, и вам дадут медаль. За спасение утопающих.

«Если учесть всех тех, кого я за эти годы из воды вытащил, то мне, пожалуй, положен уже орден, только жаль, что орденов таких не дают» – подумал я, а вслух, поднимаясь на ноги, сказал девушке: – Зовут меня Савва, и в нашем городе, милая моя, не облисполком, а всего лишь горисполком, так что самая лучшая медаль для меня – это поцелуй; заранее согласен, если это будете вы.

Девушка на секунду растерялась, огляделась по сторонам, затем, приблизившись, прильнула ко мне, и я тут же получил требуемую награду – поцелуй, правда, скромный, в щечку.

– Как зовут вашу подругу? – спросил я, в смущении отодвигая от себя девушку.

– Ее – Гульнара, – ответила девушка, – а меня Зульфия… Нет, правда, давайте я запишу вашу фамилию, я пойду в горисполком и потребую, чтобы вам…

– Тише, девушка, и пожалуйста, хватит об этом, не то меня засмеют друзья и знакомые, если услышат, о чем мы тут с вами говорим, – оглядываясь по сторонам, сказал я. К счастью, ни друзей, ни знакомых поблизости уже не было, лишь самые терпеливые зеваки, а также опоздавшие к представлению околачивались теперь рядом с нами, усиленно делая вид, будто они здесь оказались совершенно случайно.

– Сейчас первым делом, ее необходимо отвезти к врачу, – добавил я, наклоняясь к девушке, по-прежнему сидевшей на песке, и поднимая ее на ноги. Она оказалась на удивление легкой.

– Зачем к врачу? Я вижу, она в порядке… – развела руками Зульфия.

– Нет, обязательно надо показать ее врачу, – твердо повторил я. – Чтобы не оказалось потом, что в легкие попала вода, и тогда могут быть любые осложнения, вплоть до смертельного исхода. Сейчас я подсажу вас в машину к кому-нибудь из моих знакомых и немедленно двигайтесь в больницу.

– Хорошо, – согласилась Зульфия, беря подругу за руку и спрашивая, как та себя чувствует. Подруга едва слышным голосом отвечала ей, что все в порядке, и она хочет побыстрее отправиться в лагерь, но состояние девушки было все еще слабым. То и дело поглядывая на спасенную мною Гульнару, я не мог для себя не отметить, что ее грудь, скрытая купальником, была не по фигуре крупной и полной. Зульфия же, как я также успел заметить, наоборот, была пропорционально сложена, округлые и зрелые формы ее тела радовали глаз, и ей, на мой взгляд, не хватало лишь того, что в избытке имелось у ее подруги – бюст ее был относительно мал.

Стряхнув с себя непристойные и совершенно не подходящие к месту и времени мысли, я, приобняв Гульнару, повел девушку к дамбе; Зульфия поддерживала ее под руку с другой стороны, хотя в этом не было нужды, так как девушка уже вполне пришла в себя, хотя, может быть, еще не оправилась от шока, по-прежнему оставаясь бледненькой, но при этом она уже то и дело улыбалась.

– Мы живем в студенческом городке, – поведала мне Зульфия дорогой. – А учимся в Казанском университете.

– Я так и думал, – улыбнулся я ей. – Зульфия, у меня к вам будет одна просьба.

Девушка с готовностью закивала.

– Как только ваша подруга выздоровеет, обязательно приходите в бар, – сказал я. – В противном случае мне придется вас разыскивать, а мне необходимо знать, что все закончилось благополучно. Вы меня легко там, в баре или ресторане, найдете, любой подскажет где я, только имя мое назовите. Вы его запомнили? Савва.

– Хорошо, – ответила девушка. – Обещаю, что мы вас обязательно найдем.

Через несколько минут на искусственной дамбе, которая отгораживает озеро от долины, по которой протекает речка Фрумоаса, мы остановили «жигуленок». Его владельцем оказался знакомый мне мужик, работающий водителем междугородного автобуса. Выслушав меня, он без слов посадил девушек к себе в машину и повез их в больницу. Я был уверен, что он сделает все как надо – привезет, еще и потребует срочно принять, – у него самого, как я знал, было двое детей, пожалуй, такого же примерно возраста. Перед тем как он тронулся с места, я еще раз шепнул Зульфие, что буду ждать их в баре ресторана в любой из ближайших дней.

– А какой это ресторан? Как он называется? – спросила та, высовываясь из окошка, когда машина уже тронулась.

– У нас в городе один-единственный ресторан, а бар расположен на первом этаже, – прокричал я ей вслед.

Это был уже третий по счету вечер, который я безвылазно проводил у Кондрата в баре; мой товарищ в который уже раз подшучивал надо мной, говоря, что не дождаться мне уже тех девушек-татарочек, с которыми у меня случилось происшествие на озере, и предлагал этим вечером сколотить компанию с другими девушками – его знакомыми студентками-заочницами.

– Хорошо, – наконец согласился я, – если «мои» до десяти вечера не придут, будем заниматься «твоими» заочницами.

Оседлав стульчик-пуфик, стоявший на углу стойки прямо у двери, я пристроил перед собой пепельницу и закурил гаванскую сигару, подаренную Кондрату кем-то из клиентов.

Девицы, женщины и совсем молоденькие девушки, в сопровождении мужчин и без оных, чаще парами, а иногда небольшими компаниями, то и дело входили в бар, привлекая мое внимание, затем кто-то выходил, а кто-то оставался, заказывая напитки и присаживаясь за столики, одна мелодия сменяла другую, а я, приканчивая третью чашку кофе, уже стал терять надежду… Однако когда моя сигара уже почти догорела и в горле от курения и выпитого кофе появилось стойкое ощущение горечи, выяснилось, что я все же ждал не напрасно – среди вновь входивших посетительниц я увидел наконец «моих» девушек: это были Гульнара и Зульфия.

Признаться, в первую секунду я их просто не узнал, скорее догадался, что это те самые девушки, ведь встречались-то мы всего один раз, на озере, тогда обе они, да и я сам были в купальниках, к тому же и ситуация была – не приведи Господи – экстремальная. Девушки, не сразу сориентировавшись в полутемном баре, обойдя меня, подошли к стойке; Зульфия, с интересом озираясь по сторонам, шла первой; Гульнара скромно держалась за спиной подруги.

– Вы кого-нибудь разыскиваете? – привстав со своего места, спросил я. Девушки увидели меня, Гульнара тут же покраснела и в смущении опустила глаза, а Зульфия воскликнула:

– А, ну вот мы вас и нашли. Здравствуйте, Савва!

– Здравствуйте, девчонки, – заулыбался я, победно подмигивая Кондрату. – Присаживайтесь вот здесь, рядом со мной. Как самочувствие, Гульнара? Когда пойдем на озеро купаться?

Гульнара засмущалась, а я осторожно прикоснувшись к ее руке, прошептал улыбнувшись: «Шучу, шучу» и пододвинул к девушкам стульчики-пуфики. Едва они присели, Кондрат тут же поставил перед девушками бокалы и стал наливать в них шампанское.

– Я надеюсь, доктор уже разрешил вам пить веселые напитки? – спросил я, обращаясь к Гульнаре.

– Да… нет, я не знаю, – сконфузилась та.

– Савва, – вмешалась в наш разговор Зульфия, – я хотела вам сказать…

– Если вы опять про медаль, – перебил я девушку, – то я твердо решил: меньше чем на орден не соглашусь. А пока позвольте, я познакомлю вас со своим другом, нашим барменом, зовут его Кондрат. – Я вздохнул. – К сожалению, ничего хорошего о нем сказать не могу, потому что он… ну, вы сами понимаете, он мой лучший друг. А это, Кондрат, те самые девушки, о которых я тебе рассказывал.

Я назвал ему имена девушек, и Кондрат раскланялся с ними. Затем он налил мне и себе коньяку в миниатюрные рюмочки, после чего поднял свою, и слегка перегнувшись через стойку, наклонился и сказал Гульнаре:

– Ну, девушка, за твою вторую жизнь. Желаю прожить ее красиво, весело и беззаботно. – Кондрат выпил рюмку в один глоток, девушки пригубили из своих бокалов. Мы поболтали какое-то время о всякой всячине, затем Кондрат поставил медленную музыку, и я с Зульфией отправился танцевать; застенчивую Гульнару, которую я и сам еще стеснялся, мы усадили за дальний столик в углу бара и оставили одну.

– С первого взгляда может показаться, что Гульнара слишком стеснительная, – сказала Зульфия, медленно двигаясь и в танце притягивая меня за плечи вплотную к себе. – Но я открою тебе секрет, она просто немного замкнутая, вот и все. Но сегодня, – девушка сделала многозначительную паузу, – она не будет против, если ты поухаживаешь за ней. Так что удели ей внимание, – она прошептала эти слова, почти уткнувшись мне в шею губами. – Знаешь, она считает себя обязанной тебе. – Закончив эту тираду, она вдруг спросила: – У вас с другом случайно нет каких-либо планов на этот вечер?

– Если ты не будешь против ухаживаний моего друга, тогда мы, считай, договорились, – весело сказал я. – Потому что мы с ним всеми четырьмя руками – за.

Губы девушки тронула самодовольная улыбка, которую она тут же попыталась скрыть. Оставив Зульфию у стойки общаться с Кондратом, я отправился к Гульнаре: девушка сидела за двухместным столиком, положив на него руки ладошками вверх и рассматривала их.

– Ну, Гульнара, – сказал я, присаживаясь напротив девушки. – Если я не ошибаюсь, линия жизни на твоей ладони говорит о том, что жить тебе теперь до ста лет. – Протянув руки, я мягко взял ее ладони в свои. – Как ты себя чувствуешь?

– Я… простите, что напугала вас тогда. Зульфия сказала, что я вас чуть не утопила. Я почти ничего не помню. Спасибо за все.

– Пожалуйста, – улыбнулся я. – Знаешь, пожалуй, это было бы несправедливо – утонуть там вдвоем, да еще с такой симпатичной девушкой, причем даже не познакомившись с ней.

Мои слова вызвали улыбку на лице девушки. Следующие несколько секунд мы сидели, безмолвно разглядывая друг друга. Мой взгляд, к моему стыду, в первую очередь приковывала ее грудь – крупная настолько, что тонкие лямки лифа едва ее удерживали. Третий размер, не меньше – пронеслось в голове, а то и вовсе четвертый. Я поднял глаза выше – модная майка на двух бретельках открывала оголенные смуглые плечи, руки девушки были худенькими, а кожа – гладкой, практически без волос. Затем я решился поглядеть ей в глаза… А хорошо разглядев их, от неожиданности обомлел: глаза у нее были необыкновенно красивые – раскосые, что не редкость для девушки из Татарии, но при этом совершенно необычные – яркие, с блеском; цвет золотисто-карий, к тому же мне показалось, что в этот момент они светятся, возможно, симпатией ко мне – мне было приятно так думать; или же девушка испытывают ко мне какое-либо другое чувство – пусть даже это и обыкновенное чувство благодарности.

Я с удовольствием продолжал разглядывать девушку: небольшая красивой формы головка, модная стрижка жестких черных волос под «сассон», небольшие аккуратные ушки, обычный прямой носик, губы средней полноты. В молчании прошло несколько минут, затем наши головы, словно по волшебству, сблизились. Гульнара улыбнулась мне и прошептала:

– У тебя такие красивые губы…

– А у тебя – необыкновенные глаза.

– Мне ужасно стыдно, Савва, но я хочу… чтобы ты меня поцеловал, – еле слышно произнесла она. – Мне кажется, я ощущала уже эти губы, там, на озере.

– Да, – смешался я. – Только я не целовал тебя тогда, я просто… помогал тебе… дышать.

– Спасибо тебе, – Гульнара высвободила свои ладони из моих рук, после чего довольно сильно сжала их своими кистями и тут же отпустила. – Спасибо. Я тебе бесконечно благодарна.

Я взял и поднес ее руку к своим глазам, затем, разглядывая ее, сказал удивленно:

– Вот этой самой ручкой ты хотела меня утянуть за собой под воду? Руки-то у тебя сильные.

Руки ее от плеч и до кистей действительно были худыми, но в моменты напряжения на них выделялись четко очерченные мышцы.

– Просто я волейболом занималась, – оглядывая свои руки, виновато сказала Гульнара. – Десять лет в спорте, между прочим, призер Союза среди девушек, кандидат в мастера.

– Что ж это ты, – улыбнулся я, – такая спортивная, а плавать не умеешь?

– В моем городе нет реки, а потом, когда я стала заниматься в универе, тоже плавать некогда было. То есть, я плаваю, конечно, но плохо и недалеко, да еще быстро устаю.

Я склонил голову и прижал ее руку к своим губам.

– Ну что ты, Савва? – смущенно покраснела девушка. – Это я должна тебе руки целовать.

– Это наше мужское дело – дамам руки целовать. А ты – просто живи и радуйся! И обязательно научись хорошо плавать.

– Я научусь, – пообещала она. – Я тебе очень, очень благодарна.

– Если ты еще раз заикнешься о благодарности, – нарочито строгим тоном проговорил я, – то я попрошу тебя остаться со мной сегодня до самого утра. – И тогда я, то есть мы… наверняка утопим друг друга… в поцелуях.

– Хорошо, я, я… согласна, – выговорила Гульнара и стыдливо опустила свои прекрасные глаза.

– И ты не боишься утонуть в поцелуях?

– Н-нет, не боюсь, – ответила девушка, – я с тобой уже ничего не боюсь.

Вот это да! А я чуть было не сглупил, собираясь уступить эту девушку Кондрату. Зульфия, конечно, тоже очень интересная девушка, но если присмотреться, она ничем не лучше Гульнары, просто ее имя – Зульфия – напомнило мне другое, несколько с ним схожее. Альфия – так звали одну необыкновенно красивую девушку, мою любовь двухлетней давности, которая, кстати, была студенткой того же университета и родом из тех самых мест.

Не удержавшись, я спросил Гульнару, задав свой вопрос как можно равнодушнее:

– Знаешь, пару лет назад, когда ваши студенты так же, как и вы, работали в нашем городе, среди них была одна девушка по имени Альфия. Она была активистка, везде и во всех мероприятиях участвовала, даже с городской трибуны выступала, поэтому я ее и запомнил.

– Ты имеешь в виду… невысокая такая, яркая, красивая, и волосы черные?

– Да, – ответил я как можно беззаботнее, не акцентируясь на слове «красивая», – пожалуй, да, черные. Как у тебя.

– Я знаю ее, – кивнула девушка. – Она теперь секретарь комсомольской организации университета, на правах секретаря горкома. Учится на пятом курсе, весной выпускается. – Гульнара слегка надула губки и вопросительно посмотрела на меня. – А что, ты был с ней знаком?

– Да так, немного. – И добавил поспешно: – Она встречалась, будучи здесь, с моим соучеником, Гришей. Через него мы с ней и познакомились. И тоже, кстати, на озере. А запомнил я только глаза ее, они с твоими чем-то схожи.

– Пожалуйста, давай не будем больше о ней, – мягко попросила Гульнара. – Ладно? А то я сейчас ревновать начну. Разревусь еще.

«О боже, а ведь девочка действительно ревнует!»

– Нет-нет, что ты, – сказал я вставая и подавая ей руку, не показывая при этом, насколько мне ее ревность приятна. – Конечно, нет. Я не дам тебе повода для ревности и грусти, и уж тем более для слез.

Двумя часами позднее, когда мы с Гульнарой лежали в постели, а за стеной, в соседней комнате Кондрат развлекался с Зульфией, я бережно стянул простыню, которой Гульнара стыдливо прикрывала грудь, и сказал:

– Ты позволишь мне поцеловать ее?

– Конечно, милый, – Гульнара сдержанно засмеялась, – только там синяк, память от тебя, поэтому я стесняюсь.

Надо же, подумал я, зарываясь лицом в большие и упругие груди. Я же ее тогда, в воде, кулаком прямо в грудь саданул. Всю, можно сказать, избил: по лицу треснул, руку вывернул и даже на груди синяк оставил – хоро-о-оший был повод для последующего любовного приключения. Однако моим действиям есть оправдание – все это я сделал, спасая ее.