Ее худший кошмар. 7 (Бренда Новак)

7

Джек завел машину Эвелин лишь после того, как присоединил к ней несколько проводов и шлангов и зарядил аккумулятор. Эвелин наблюдала за его манипуляциями из окна круглосуточного магазинчика. Закончив с этим, она сразу же направилась в Ганноверский дом. На ней все еще была вчерашняя одежда, время уже близилось к вечеру, а поехать домой она пока не могла. Ей необходимо поговорить с Хьюго, выяснить, были ли у него какие-то сведения об убийстве, или же его слова были обыкновенным, хотя и жутким совпадением. Кроме того, ей нужно сообщить о гибели Лоррен всем, кто ее знал в тюрьме.

Эвелин считала, что именно она должна принести страшную весть в Ганноверский дом, хотя и понимала: сделать это будет непросто. Все любили Лоррен, особенно Гленн Уиткомб, офицер охраны, который окружил ее поистине сыновней заботой. Он практически не знал родной матери; после того, как в двенадцатилетнем возрасте он потерял отца, его растила старшая сестра. Наверное, поэтому он так сблизился с Лоррен. Эвелин было даже страшно представить, как он воспримет известие о ее гибели.

А еще она очень надеялась, что у кого-нибудь в Ганноверском доме есть сведения о Даниэль. Возможно, с той все в порядке. Не исключено, что у нее нашлись деньги на переезд на юго-восток и она отбыла, не поставив никого в известность.

Увы, в глубине души Эвелин сама в это не верила.

К тому времени, когда она въехала на стоянку, на улице было уже темно. Некоторое время назад температура поднялась на несколько градусов, но с наступлением темноты задул пронизывающий ветер. С каждой секундой становилось все холоднее, настолько, что казалось, будто воздух наполнился тысячами мелких иголок, коловших ей глаза, нос и губы.

По крайней мере не было снегопада. Эвелин подумала, что еще одного бурана не вынесет. Одна только мысль о том, как снегопад может затруднить работу Амарока и поимку убийцы, вызывала у нее содрогание.

– Мерзавцы! – Она бросила злющий взгляд на гигантское каменное строение, в котором обитали несколько десятков безжалостных убийц. – Я все-таки узнаю, почему вы совершаете свои чудовищные преступления и как вас остановить, даже если это будет стоить мне жизни.

И она понимала: когда-нибудь это действительно может стоить ей жизни. За прошедшие годы она была несколько раз близка к этому. Конечно, не так близко, как тогда с Джаспером, но ведь было и то второе похищение, которое он устроил, и другие случаи.

Как в Сан-Квентине с Хьюго. Или когда к ней домой в середине ночи заявился уголовник, психиатрическую экспертизу которого она проводила. Услышав в комнате Эвелин звуки борьбы, соседи вовремя вызвали полицию, но для нее так и осталось загадкой, каким образом он нашел ее. Когда ему задали этот вопрос, он ответил, что она сама тайком подбросила ему свой адрес.

Эвелин выключила передние фары и, вздохнув, принесла кофе. Вначале она решила провести собрание психиатров и только потом поставить в известность обслуживающий персонал. Понимая, какой ужас случившееся вызовет у жителей городка, она решила, что им всем необходим согласованный подход к ответам на возможные вопросы, может быть, даже им придется выпустить пресс-релиз, в котором будет выражена глубокая озабоченность по поводу случившегося, поддержка местных органов правопорядка и твердая уверенность в надежности систем безопасности их учреждения. Кроме того, собрав достаточно большое число специалистов – психологов и психиатров, она надеялась обсудить личностный тип убийцы и, если не сформулировать полный психологический портрет преступника, то по меньшей мере прояснить нечто такое в его поведении, что могло бы помочь в расследовании Амароку.

Но она не смогла собрать даже нескольких своих коллег.

Из тех шести, кто начинал с ней работу в Ганноверском доме в ноябре, осталось только пятеро, четверо дипломированных судебных психологов и доктор Тим Фицпатрик, который, как и она, был психиатром. Стейси Уилхайм, единственная, кроме Эвелин, женщина в коллективе, отсутствовала по болезни и, по-видимому, будет отсутствовать еще долго, если вспомнить, как трудно лечится опоясывающий лишай. Престон Шмидт позвонил и сообщил, что не сможет прибыть из-за бурана. А доктор Фицпатрик, Грег Питерс и Рассел Джонс в данный момент проводили эксперимент по определению степени возбуждения психопатов: насколько больше или меньше их возбуждают те же стимулы, что и нормальных мужчин.

Обнаружив, что врачебные кабинеты пусты, Эвелин вспомнила, что сама не явилась на назначенные ею консультации. Каковы бы ни были причины, снежная буря или что угодно, но ее отсутствие могло расстроить пациентов. Ведь в жуткой скуке тюремной жизни сеансы психотерапии были для них едва ли не единственным развлечением.

И вот на сей раз им пришлось вместо встречи с ней остаться у себя в камерах. Конечно, особого вреда от этого никому не будет. Она вернется к своей обычной работе завтра. Но все уже будет по-другому, теперь уже никогда больше к ней в кабинет не войдет Лоррейн и не предложит завтрак.

Так как собрать врачей на предварительное совещание не удалось, а у Гленна был выходной, Эвелин решила позвонить ему, а затем сообщить всем о гибели Лоррейн.

Может быть, ей стоит разослать всем сотрудникам электронное сообщение? Или воспользоваться средствами оповещения? Ей никак нельзя откладывать это в долгий ящик. Слухи могут опередить ее.

В конце концов Эвелин решила воспользоваться средствами оповещения, а затем разослать электронные письма тем, кого в данный момент нет на рабочем месте. Она взяла трубку, чтобы вызвать Гленна, но не успела набрать номер. В кабинет вошел доктор Фицпатрик, по пятам за которым следовала Пенни, не желавшая впускать его без разрешения начальницы.

Эвелин положила трубку и встала.

– Все в порядке, Пенни. Можешь закрыть дверь.

Раздраженная тем, что Фицпатрик не дал ей объявить о его приходе, Пенни обиженно взглянула на него, однако выполнила распоряжение Эвелин и вышла.

Полагая, что он пришел к ней, чтобы поговорить об убийстве, Эвелин расправила плечи. Она надеялась, что сможет рассказать ему об увиденном без слез. Но, похоже, ее коллега собирался обсуждать с ней вовсе не визит сержанта.

– Не могу поверить! – крикнул он. – О чем ты думала, когда устроила перевод сюда Энтони Гарзы?

Эвелин была не готова к такому выпаду. И не собиралась обсуждать его прямо сейчас. Она сомневалась в разумности собственного решения с тех пор, как Гарза ударил служащего охраны, но не собиралась демонстрировать свои сомнения Фицпатрику. Этак недолго потерять ту власть, которую она с такой настойчивостью отстаивала и без которой ее возможность влиять на обстановку здесь будет серьезно ограничена.

– Я полагала, что он будет полезен в наших исследованиях. У вас есть еще какие-нибудь вопросы?

– Да брось ты, – сказал Фицпатрик с двусмысленной ухмылкой. – Будь это так, ты бы предложила его кандидатуру на нашем последнем совещании. Почему же мы обсуждали Попа Хамфриза, Сола Вебера и всех остальных, но только не Энтони Гарзу?

Эвелин закрыла глаза, потерла виски, затем опустила руки и снова взглянула на Фицпатрика.

– Потому что я не хотела, чтобы на меня обрушились с критикой.

– Вот именно! Ты прекрасно знала, что мы скажем! Ты знала, что мы не дадим своего согласия…

– Он набрал целых сорок баллов по шкале Хэара, Тим.

Это было важно, и ее собеседник по идее должен был с ней согласиться. Большинство тех, у кого не было никакого криминального прошлого, набирали пять или шесть баллов. Заключенные без психопатий обычно едва могли перевалить за двадцать. Любому набиравшему больше тридцати официально ставился диагноз «психопатия». Но сорок баллов? Это действительно очень большая редкость.

К сожалению, ее слова осадили Фицпатрика ненадолго.

– Мне наплевать на его баллы! Ты организовала его перевод сюда, не предоставив всей информации о нем. Это непозволительное поведение, доктор Тэлбот.

– Вы бы поступили так же, будь у вас кто-то достойный серьезного исследования, – заметила она. У них существовали некие неписаные правила, или, точнее, она стремилась их определить, когда набирала свою команду. Управление тюрем, со своей стороны, не навязывало им никаких ограничений.

– Нет, – он решительно покачал головой, – я бы не нарушил правила.

Потому что он их сам же и разрабатывал! Фицпатрик старался создать как можно больше инструкций, рекомендаций и процедур. При этом он постоянно заявлял, что хочет, чтобы руководство Ганноверским домом осуществлялось всем медицинским коллективом совместно, но обладал таким влиянием на других врачей, что уже был близок к тому, чтобы прибрать власть в учреждении к своим рукам.

– Мы можем многое узнать, изучая его, – настаивала Эвелин.

– Ты слышала, что он делал целый день? – продолжал Фицпатрик.

Неужели это так важно, подумала она. В такой-то момент? Ей необходимо вызвать Гленна, сообщить ему страшную весть, а затем поставить в известность о смерти Лоррен всех остальных. Однако при таком накале страстей она не могла вести несколько сражений одновременно.

– Как я могла слышать? – ответила она, – Меня же не было.

Фицпатрику доставило искреннюю радость сообщить ей:

– Он заточенной зубочисткой вырезал у себя на руке твое имя. Заявил, что будет продолжать, пока ты не согласишься увидеться с ним. Но тебя не оказалось на месте, чтобы решить проблему, которую ты сама создала для нас.

– И как вы поступили?

– Мы предупредили его несколько раз, но он не обратил на наши предупреждения никакого внимания. Пришлось отправить его в изолятор. Его перевязали, затем надели на него смирительную рубашку, чтобы он еще как-нибудь себя не поранил, и сняли ее только за несколько минут до твоего возвращения.

«Ты моя следующая жертва…» Вспомнив устремленный на нее безумный взгляд Гарзы, Эвелин едва устояла на ногах. Он действительно был серьезной проблемой. Крайне сложной проблемой. И, возможно, в самом деле его перевод сюда был ее ошибкой. Однако с самого начала у нее возникло странное ощущение по его поводу – ей стало казаться, что она наконец-то нашла то, что так долго искала. С другой стороны, она не первая, кто совершил серьезные ошибки из-за нетерпения и слишком большого энтузиазма.

Так или иначе, ей совсем не нравились попытки Фицпатрика вынудить ее пойти на попятную. Если она и нарушила, то не какие-то универсальные, а только им самим введенные правила. И кто вообще его наделил подобными полномочиями? Никто. Тем не менее, чем дольше они работали здесь, на Аляске, тем более сложным и нетерпимым он становился.

Однако сегодня ей было явно не до него. Ее гораздо больше беспокоил Гленн – как он воспримет новость о гибели Лоррейн? А также Хьюго и то, что он пытался сказать ей вчера.

– У нас и другие заключенные делали подобные вещи, – возразила она. – Почти сорок из наших пациентов – серийные убийцы. И у них часто возникает фиксация на нас.

– Ему вообще здесь не место! Из-за него все наши наработки могут пойти псу под хвост.

– Он такой же психопат, как и все остальные.

Она для того и создала Ганноверский дом, чтобы в нем можно было изучать любого психопата…

– У него ведь масса других личностных расстройств. Ты получаешь такой сложный коктейль, что практически невозможно сказать, какая разновидность патологического поведения каким конкретно расстройством вызвана. Мы же это уже обсуждали. Я не оценивал его, но по тому, что я увидел сегодня, у меня сложилось впечатление, что у него имеются некоторые проявления психоза.

Кофе, который она выпила, чтобы держаться на ногах, плохо помогал. Завтрак у Амарока остался где-то в далеком прошлом.

– У него нет никакого психоза. Его история болезни заинтересовала меня. Я занесла его в свою картотеку. К вам он не имеет никакого отношения и не должен вообще вас касаться.

– Мы работаем здесь не поодиночке, – заявил Фицпатрик и даже ткнул в нее пальцем. – Мы собираем данные по пациентам близкого типа, а он слишком от них отличается.

– Это твое личное мнение! На самом деле ты не можешь утверждать наверняка, что он слишком от них отличается.

– Это совершенно очевидно! Его нужно вернуть туда, откуда он прибыл.

– Потому что я не получила твоего разрешения?

– Разрешения всего нашего коллектива.

– Ерунда. В любом случае в данный момент его невозможно вернуть. Может быть, через несколько месяцев, но не сейчас. Переводы пациентов стоят кучу денег, особенно здесь, на Аляске.

Эвелин сомневалась, что даже через несколько месяцев в особой тюрьме в Колорадо обрадуются его возвращению. Он был настолько сложным заключенным, настолько агрессивным, что они изо всех сил старались сбыть его с рук. Старший надзиратель говорил ей, что его боятся сестры, врачи и даже некоторые работники охраны.

И она понимала почему. Она тоже его боялась. Из всех заключенных, с которыми она сталкивалась, Гарза в наибольшей степени напоминал ей Джаспера. По своим физическим данным эти двое были полной противоположностью друг друга: один брюнет с внешностью бандита, другой – мальчик из престижной школы, идеальный американский юноша. Но внутри…

Фицпатрик бросил на нее ехидный взгляд.

– Значит, вот на что ты рассчитывала.

– Я никогда не думала, что мне придется полагаться на это, Тим, я даже предположить не могла, что ты будешь вести себя так, как сейчас.

– Ты прекрасно знала, что я не потерплю его в нашей клинике. Ты фактически выкрутила мне руки.

– Хорошо. Если ты таким образом воспринимаешь эту ситуацию. Да, у меня есть пациент, против пребывания которого в Ганноверском доме ты выступаешь. Ну и что из того?

– Если бы не я, у тебя бы не было никакого Ганноверского дома.

– Я очень это ценю, в противном случае тебе так много не сошло бы с рук. Памятуя о твоих профессиональных заслугах и из благодарности за помощь и поддержку я старалась не пользоваться своими полномочиями руководителя по отношению к вам. Но руководителем данного учреждения являюсь я.

Стоило ей перейти в наступление, как он, похоже, сменил тактику.

– Но почему именно этот пациент так важен для тебя, что ты ради него рискуешь всем достигнутым нами на сегодняшний день?

Она ничем не рисковала. Она просто пыталась пролить как можно больше света на проблему психопатии, что подразумевало необходимость изучения как можно большего числа убийц-психопатов.

Найдя у себя на столе папку Гарзы, Эвелин протянула ее Фицпатрику.

– Посмотри сам.

Фицпатрик быстро перелистал страницы, но, когда вновь поднял глаза на Эвелин, взгляд его оставался хмурым.

– Он убил трех своих жен, чтобы заполучить деньги по их страховкам. И что в этом такого интригующего, черт побери? В контексте того, с чем мы имеем дело, это – ничто. Вот если бы он содрал с них кожу, или съел их глаза на завтрак, или…

– Читай-читай, – прервала его Эвелин. – Мой интерес вызвали вовсе не те случаи, за которые его привлекли к ответственности.

Высокая костлявая фигура Фицпатрика опустилась в кресло. На сей раз он внимательно читал материалы в течение нескольких минут, после чего произнес:

– Детективы в Юте полагают, что именно он был Порнохудожником?

– Да. Ты слышал об этих преступлениях?

– Ну конечно. Их широко освещали в СМИ пять или шесть лет назад.

– Всего тогда было совершено шесть убийств. Но убийцу так и не нашли.

Фицпатрик положил папку на край стола. Он слегка остыл, но его гнев не прошел, а был лишь загнан внутрь, а все потому, что Эвелин сумела дать ему отпор.

– Что дает тебе основания полагать, что это Гарза?

– Он жил поблизости, на расстоянии не более часа езды от каждой из жертв. И работал на лыжном курорте – там, где обнаружили одно из тел. Убийства прекратились, когда он попал в тюрьму.

– Вот как? – Выставив острый подбородок, Фицпатрик подался вперед и хлопнул себя по колену. – Все это может быть лишь чистым совпадением! В район Большого Соленого озера приезжает покататься на лыжах огромное число людей! А что сказали на сей счет судмедэксперты?

Эвелин опустила локти на стол и впилась в Фицпатрика пристальным взглядом.

– Имейся у них заключение, ему было бы предъявлено обвинение. Все это сообщил мне главный следователь по делу.

– И как же это произошло?

– Я позвонила, чтобы узнать, завершено ли следствие по упомянутым делам.

Фицпатрик пару минут ритмично постукивал носком туфли по полу, размышляя над ее ответом.

– От тебя ничего не укроется.

По саркастическому тону Эвелин поняла, что его слова совсем не комплимент.

– Я посвятила этому жизнь. Мой долг быть предельно добросовестной во всем.

– Твое поведение можно охарактеризовать и другими словами.

– Если ты хочешь сказать, что я одержима, я не стану возражать.

Фицпатрик покачал головой, как будто ее слова загнали его в тупик, из которого он не видел выхода, в чем, собственно, и заключалось ее намерение.

– Ладно, – сказал он, – ты подозреваешь, что Гарза – Порнохудожник. Но что из того? Почему тебя так увлекли какие-то там нераскрытые убийства в Юте? Теперь ты, получается, помимо изучения психопатов, взялась еще и убийства расследовать?

Выносить самодовольное выражение его лица было все труднее. Эвелин стиснула зубы.

– Мое внимание, Тим, привлекли позы жертв. И хотя я следила за этим делом с самого начала, я была всего лишь внешним наблюдателем. Только совсем недавно следователь сообщил мне некоторые подробности.

Она впервые столкнулась с Грином, когда работала в собственном небольшом терапевтическом центре в Бостоне восемь лет назад. Тогда она еще только начинала, и ей еще предстояло сделать себе имя в психиатрии.

Фицпатрик вытащил из кармана платок, поднес его к своему похожему на клюв носу и громко высморкался.

– Ну и что? Откуда такой интерес к позам жертв?

Эвелин удивила его недогадливость.

– Джаспер делал нечто подобное, когда убивал моих подруг.

Сунув платок в карман халата, Фицпатрик неожиданно для Эвелин разразился хохотом.

– О господи!

Оскорбленная реакцией Фицпатрика на ее слова, та расправила плечи.

– В чем дело?

– Ты прекрасно знаешь, в чем. Ты используешь буквально все, что я помог тебе создать, в своих собственных целях.

– В моих собственных целях? Мы изучаем здесь психопатию, и Энтони Гарза – психопат. Он полностью соответствует классическим характеристикам психопата, поэтому не может идти речь о какой-то моей ошибке. Но если вы все-таки считаете мое поведение ошибочным, я могу заверить вас, что я никогда не делала секрета из своего твердого намерения отыскать того психопата, который когда-то чуть было не убил меня. Именно из-за этого я вообще и занялась исследованием психопатий.

Фицпатрик встал.

– Но вовсе не на таких принципах мы строили наше сотрудничество. Ганноверский дом должен преследовать гораздо более значимые цели, нежели решение жизненных проблем одного из его сотрудников.

Эвелин встала, чтобы не чувствовать себя совсем подавленной его огромным ростом. Он тоже как-то забыл о принципах их сотрудничества, когда однажды декабрьской ночью после долгого рабочего дня прижал ее в углу и попытался поцеловать. С точки зрения Эвелин, его поведение было значительно хуже, так как с той поры ей было очень неловко работать рядом с ним, особенно когда неделю спустя после происшедшего он пригласил ее на прогулку так, словно ничего из ряда вон выходящего не случилось.

– Если у меня появилась возможность исследовать в ком-то модель поведения, сходную с моделью поведения Джаспера, я обязательно такой возможностью воспользуюсь, – сказала она.

– Неужели ты не понимаешь? Общего между Джаспером и Гарзой на самом деле не так уж и много. И то, что ты все это делаешь фактически за нашей спиной…

У нее не было сил продолжать их бессмысленный спор. По крайней мере не в тот момент, когда их основное внимание должно было занимать убийство Лоррен.

– Тим, – прервала она излияния своего коллеги. – Лоррейн убита.

Глаза Фицпатрика полезли на лоб.

– Что?

– Я думаю, ты слышал, что я сказала.

Ее коллега не сразу овладел собой.

– Та женщина, которая руководила пищеблоком? Поэтому она не появилась на работе сегодня и нам пришлось обратиться за помощью к Кэти Ольсен?

– Именно поэтому. И именно по поводу ее гибели сюда приезжал сержант.

– Он уверен?

– Я опознала ее.

По телу Эвелин пробежала дрожь омерзения, когда она описала то, что сделал с жертвой преступник. Ей так давно приходилось иметь дело с подобной жестокостью, что порой она начинала проявлять равнодушие даже в случае самых отвратительных преступлений. Но только не сегодня. У нее были слишком теплые отношения с убитой, и обычный профессиональный буфер не помог Эвелин. Она чувствовала себя так же, как много лет назад, когда узнала о гибели своих подруг.

– Прими мои соболезнования, – пробормотал Фицпатрик. – Я знаю, вы были с ней очень близки. В полиции кого-то подозревают?

– Никого, – глухо отозвалась Эвелин.

Прежнее раздражение Фицпатрика сменилось возбуждением, и он начал мерить комнату шагами.

– Как неудачно складываются обстоятельства. Ее убийство вызовет шок у местных жителей, они перестанут нам доверять, будут относиться враждебно…

Его опасения имели основания. Надо будет потом как-нибудь поразмыслить над его словами. Но в данный момент Эвелин не могла слушать разглагольствования о том, какие последствия это жуткое преступление может иметь для Ганноверского дома. Слишком велик был пережитый ею шок.

– Мы подумаем об этом потом.

По резкому тону, с которым она отреагировала на его слова, Фицпатрик понял, что задел ее за живое.

– Ты кому-нибудь уже говорила о случившемся? – спросил он, несколько смягчившись.

– Я хотела вызвать Гленна. Он должен узнать первым, они были так близки. А потом я сделаю общее объявление.

– Хорошо. Я… подготовлю инструкцию по мерам безопасности. Разошлю ее электронным письмом обслуживающему персоналу с тем, чтобы она в дальнейшем стала доступной всем.

– Спасибо. Это будет очень полезно.

Фицпатрик уже было направился к двери, но Эвелин остановила его.

– Мне очень жаль, Тим, что все так получилось из-за Энтони Гарза. Но я совершенно искренне полагаю, что он может быть полезен для наших исследований.

– Я понимаю, – отозвался он, оглянувшись. – Я просто не согласен с твоей тактикой. Но… мы как-нибудь все уладим.

– Я очень ценю вашу гибкость. В самом деле.

Он открыл дверь.

– И еще одно, – сказала она.

Он снова остановился.

– Не могли бы вы сделать сообщение о Лоррейн? У меня… у меня могут сдать нервы перед микрофоном.

Эвелин едва сдерживалась и была готова в любой момент разрыдаться, а ей еще предстояла беседа с самым близким Лоррейн человеком в Ганноверском доме.

Конец ознакомительного фрагмента.