4
У каждого свои вкусы. Я, например, люблю трупы.
Стоило ей прикоснуться к его голой спине, как он мгновенно напрягся, как будто ждал этого прикосновения. Эвелин не сомневалась: он слышал ее шаги, да и скрип открываемой двери тоже выдал ее с головой. При этом он, похоже, не знал, как ему отреагировать на этот ее небольшой ночной визит.
– Тебе тепло? – спросил он не поворачиваясь.
– Да.
– Тогда почему у тебя холодные пальцы?
Она опустила руку. Вдруг ему неприятно ее прикосновение?
– Наверно, потому что я нервничаю.
Она не предполагала, что разговор получится таким неловким. Тем более после того, что было у них прошлым летом, и сегодняшнего поцелуя. Увы, без помощи алкоголя у них вряд ли получится загладить урон, который она нанесла их отношениям.
Ей было так страшно, что он отвергнет ее, – пусть даже лишь с той целью, чтобы она тоже попробовала горькую пилюлю, которой угостила его, – что ей не давал покоя вопрос, зачем она вообще покинула свою постель. Подобная смелость совершенно не в ее духе!
Ведь если честно, она его почти не знала и в свое время предпочла положить конец любой близости между ними прежде, чем та началась.
И все же она не могла заставить свои ноги вернуть ее в ее спальню. Она хотела его. Хотела независимо от того, было ей неловко или нет, был ли он слишком для нее молод или нет, осмелится она или нет посмотреть ему в глаза.
Наконец он повернул к ней. В темном коридоре он был почти не виден, однако по голосу она смогла определить, где он и куда повернуто его лицо.
– Я не хотел будить тебя, – сказал он.
Как же ей на это ответить? Она понятия не имела. Интересно, он знает, чего она хочет? Неужели не догадался? Конечно догадался! Что означало, что ему это неинтересно, иначе он бы уже как-то намекнул ей.
– Я должна понимать это как «нет»?
Ей было слышно, как он вздохнул в темноте, затем потер бороду.
– По идее да, – ответил он.
– Это потому, что ты на меня обижен?
– Это потому, что в моей жизни не было никого, кто прошел бы через то, через что прошла ты. Не хочу делать тебе больно, не хочу будить в тебе воспоминания или делать что-то такое, что заставит тебя снова замкнуться в себе. Не хочу оказаться в твоих глазах в одной компании с тем ублюдком, который сделал тебе больно.
Она не ожидала от него столь длинной речи. Похоже, Амарок уже думал об этом, уже догадался, что она ему предлагала.
– Я знаю, что ты не он.
– Мне этого мало.
– Мало чего?
– Того, что мы вместе, – по-моему, это попахивает безумием. Я хочу следовать своим чувствам, доверять моим естественным импульсам. Чего я не могу тебе обещать, если каждый раз буду гадать, правильно я поступил или нет. Такое вряд ли кому по душе.
– Согласна. – Какая глупость с ее стороны ожидать, что он забудет, что она однажды уже оттолкнула его от себя. С какой стати ему пытаться строить с ней отношения, если ему достаточно щелкнуть пальцами, и любая женщина без ее комплексов в тот же миг бросится ему на шею? Здесь, на Аляске, мужчин в два раза больше, чем женщин, но сержант мог выбрать себе любую. – Понимаю, в этом нет ничего хорошего.
Она было шагнула прочь, но он поймал ее за руку.
– Ничего ты не понимаешь. Это меня не волнует. Я уже знаю, что такое хороший секс. Мне хочется, чтобы ты почувствовала то же самое, чтобы получила удовольствие от физической близости, как то и должно быть – а не испытала ее жалкое подобие лишь потому, что я боюсь к тебе прикоснуться. Это лишь еще сильнее убедило бы тебя, что ты ничего не потеряла за эти годы, и ты с радостью вновь возведешь вокруг себя непробиваемую стену.
– А почему это тебя так волнует?
– Потому, что у тебя украли то, что по праву принадлежит тебе, потому, что ты же заслуживаешь чего-то лучшего. Впрочем, как и все.
– Поэтому…
– Поэтому мне не нужен секс с тобой, если ты будешь его просто терпеть. Согласись, что я прав.
Эвелин сглотнула комок и в миллионный раз пожалела о том, что она в этом плане такая ущербная, не такая, как все.
– Прав. Но… я не могу тебе ничего обещать, Амарок. Ты ведь знаешь, что это будет мой первый раз с тех пор, как… Я не знаю, чего мне ожидать от собственного тела. Мне может быть больно, или я ничего не почувствую. Ты должен это понимать. С твоей стороны разумно, что ты не хочешь рисковать, – она понизила голос, – но иногда рискнуть все же стоит. Думаю, именно это тебе и придется решить, не тот ли это случай.
Когда она сказала это, он шагнул к ней ближе – так близко, что, когда заговорил, его дыхание обдало ей щеку.
– Я отдаю себе в этом отчет, доктор Тэлбот. Отсюда моя дилемма.
В ее животе как будто затянули тугой узел.
– И? Что ты выберешь?
– Это кое от чего зависит.
– От чего?
– Ты готова раздвинуть для меня ноги?
Он провоцировал ее, говорил пошлости, пытаясь проверить, испугает ли это ее. Ей нравились хрипловатые нотки его голоса, этот явный признак желания, но… он пока еще не прикоснулся к ней. Она понятия не имела, как отреагирует, когда он весом своего тела вдавит ее в матрас, или на другие вещи, которые тотчас напомнят ей обо всем, через что она когда-то прошла.
Встав на цыпочки, она поцеловала его в щеку, затем в губы.
– От одной только мысли о тебе у меня там делается мокро.
Ее голос звучал глухо, она сама едва узнавала его. Но она сказала правду, и, похоже, ему это понравилось. Его руки скользнули по ее рукам, он со свистом втянул в себя воздух.
– Можно проверить? – спросил он, и его руки скользнули ей в трусы – те самые, которые он ей одолжил.
Эвелин тотчас вся напряглась. Она почему-то думала, что он не станет спешить. Но, похоже, он не намерен оставлять ей время на раздумья. Путь к отступлению перекрыт.
Его губы накрыли ее рот, а его палец скользнул внутрь ее тела. Но она не стала сопротивляться. Вместо страха или бессилия, чего она так опасалась, она почувствовала, будто вот-вот растает, и ощущение это было чертовски приятно.
– Правильно, – прошептал он, когда ее рука подтолкнула его руку глубже. – Можешь довериться мне, Эвелин, я не сделают тебе больно.
К ее глазам подступили слезы. Она не была уверена, почему он ее вовсе не напугал, наоборот, возбуждал. Она как будто преодолевала некий барьер, отгораживавший ее от реального мира. Наконец она вернулась в него, отдаваясь во власть тому, чего была лишена целых двадцать лет.
– Это так приятно, – выдохнула она. – Нет, это восхитительно!
Удовольствие взмыло выше, когда он поднял на ней – рубашку.
– Понимаю, – прошептал он, лаская языком сосок на ее груди. – Пока все прекрасно. Ты просто божественна на вкус. А на ощупь даже еще лучше.
С этими словами он начала ее раздевать. Она даже не сопротивлялась. Она не против, если сейчас он отнесет ее в постель. Он вел себя так, будто ему больше не надо принимать никаких решений, в нем не осталось места ни страху, ни голосу разума. И, как ни странно, она ему верила. Его губы, его руки как будто взяли ее в плен – трогали ее, ласкали, возбуждали.
– Ты слишком молод для меня, – повторила она мысль, которая парила где-то в ее сознании.
Он тихо рассмеялся и добавил к первому еще один палец.
– Мне хватит лет, чтобы дать тебе то, что тебе нужно.
Между тем Макита время от времени поскуливал. Ему явно было интересно, что происходит. Он даже поднялся, чтобы проверить, и Эвелин почувствовала, как его мокрый нос коснулся ее ноги. Впрочем, пес в качестве свидетеля ее не слишком волновал. Вряд ли он увидит больше, чем видно ей – а она не видела ничего. А вот учуять происходящее носом – это в два счета. Казалось, в комнате густым облаком повис пьянящий запах секса. Он исходил от нее, от Амарока, от постели.
Да, секс ужасно мокрая и неопрятная вещь, подумала она. Впрочем, подумаешь! Зато какая приятная! Ну и что, что полицейский штата Аляска по фамилии Мерфи на семь лет ее младше и между ними нет ничего общего; то, что она ощущала сейчас, было лучшими моментами в ее жизни. И это происходило на далекой заснеженной Аляске, которую она проклинала почти каждый день, начиная с того момента, как приехала сюда.
Похоже, Амарок не заметил, что пес проследовал за ними в спальню. Он был слишком сосредоточен на ней, как будто задался целью довести ее до оргазма. Это не шло ни в какой сравнение с тем, что она когда-то испытывала с Джаспером – даже до того, как он напал на нее, когда они с ним просто экспериментировали. Нельзя сказать, что все было так уж плохо, но в целом было больше возни, чем удовольствия. Теперь, когда она поняла, как одиноко быть все время одной, как близко она подошла к тому, чтобы поставить крест на собственной сексуальности, она еще больше ценила те ощущения, которым сейчас жило ее тело.
– Я дрожу, – прошептала она.
– Я заметил, – ответил он.
– Но это какая-то безумная дрожь.
– Я вижу. – Он подпитывался ее возбуждением, точно так же, как она – его.
– Возьми меня прямо сейчас, – если все произойдет быстро, она вряд ли станет сопротивляться – просто не успеет передумать. Ей же очень не хотелось, чтобы так оно и было.
Он позволил ей стащить с него толстые стеганые штаны, которые он надел, когда выводил пса на улицу, и сам снял с себя рубашку. Его голая грудь коснулась ее груди, и она тотчас вся затрепетала. Но в следующий миг, стоило ей животом ощутить его эрекцию, как она почувствовала что-то очень похожее на страх.
Она была уверена, что это все испортит. Но он, надев презерватив, вопреки ее ожиданиям не стал подминать ее под себя. Наоборот, он отпустил ее, а сам лег на спину.
– Скажи мне, как только будешь готова, – произнес он.
Он ждал, что она возьмет инициативу на себя? Сумеет ли она? Хватит ли ей смелости?
Казалось, сердце было готово выскочить из груди, когда она оседлала его. Его руки тотчас легли ей на бедра, направляя, подбадривая. Но как только его твердый, как камень, член, коснулся ее ягодиц, она тотчас застыла.
– Ты уже почти там, – сказал он. – Осталось совсем чуть-чуть.
Впрочем, по нему не похоже, что он станет принуждать ее, если вдруг ей расхочется. Это помогло. Не желая ее отпугнуть, он делал все для того, чтобы инициатива оставалась в ее руках.
– Я хочу тебя, – прошептала она. Так оно и было, несмотря на ее страх, несмотря на ее внезапное сопротивление.
– В таком случае ты знаешь, что делать, – отозвался он. – Или, если хочешь, можешь подождать. Смотри сама. Нам некуда спешить.
Неужели он думает, что у них еще будет другая возможность? Лично ей в это верилось с трудом. Лучше довести начатое до конца сегодня, пока она не передумала. А она уже была готова это сделать.
Но как она ни пыталась, она так и не смогла пустить его внутрь себя. Внезапная паника парализовала ее, как будто ей ввели дозу сукцинилхолина[1].
– Амарок? – выдавила она из себя его имя, как будто он мог ей помочь, хотя она сама не была в этом уверена. Если он попытается уговаривать ее, будет только хуже. Она уже обливалась холодным потом. Она как будто покинула собственное тело и теперь наблюдала за тем как волнение, которое только что владело ею, испаряется самым удручающим и унизительным образом.
– Все в порядке, – произнес он. – Нам некуда торопиться.
Она потерпела поражение. Она так сильно хотела его, но воспоминания оказались сильнее. Даже если бы она не думала о Джаспере, даже если изо всех сил старалась убедить себя, что между тем, что случилось давно и что происходит теперь, нет никакой связи, что-то внутри ее сопротивлялось их близости, и она ничего не могла с собой поделать.
Она слезла с него. По ее щекам катились слезы. Она уже было собралась вернуться в свою комнату, чтобы там в одиночестве прийти в себя, но он взял ее за руку.
– Останься.
– Извини. Я знала, что так оно и будет.
– Ты предупредила меня. Все в порядке. Мы будем спать. Ложись. – Она подчинилась. Он привлек ее к себе. – Все хорошо. Спи…
Он говорил мягко и размеренно, как будто уговаривал ее спуститься со скалы или же успокаивал испуганное животное. Ей было неловко, но нежность в его голосе и его крепкие объятья сделали свое дело.
Паника постепенно отступила, дыхание вновь сделалось ровным. Она хотела поблагодарить Амарока за его понимание и терпение. Такого в его жизни наверняка еще не было. И ей было стыдно, что это произошло по ее вине. Увы, к тому моменту когда она наконец взяла себя в руки, чтобы не разреветься, – а ей страшно этого не хотелось, – он уже спал.
– Сержант, ты где? Сержант? Ты меня слышишь? У нас проблема.
Рация Амарока разбудила их с утра пораньше. Хотя физической близости между ними не было, они все равно лежали в объятьях среди сбитых в кучу простыней, а в ногах у них, согревая их, устроился Макита.
– Только не говори мне, что уже утро, – пробормотал Амарок.
Эвелин, такая же сонная, как и он, не имела ничего против их наготы.
– Без часов откуда мне это знать? – Увы, солнце им тоже было не помощник. В это время года день в Хиллтопе длится всего пять часов.
– Не может быть, что уже утро. Я только что закрыл глаза. – Он обнял Эвелин и как будто собрался вздремнуть еще, но рация затрещала снова.
– Эй! – Она столкнула с себя его руку. – По-моему, кто-то пытается до тебя дозвониться.
– Я уже понял. – Он потянулся и открыл глаза. – Интересно, как там метель?
Эвелин приподняла голову и прислушалась.
– Мне кажется, уже закончилась. Я ничего не слышу…
– Сержант, ты меня слышишь?
– …кроме твоей рации.
– Черт, – выругался он и зевнул.
– Сержант, это Коротышка. Возвращайся.
Эвелин оперлась на локоть. Коротышка был владельцем «Лосиной головы». Летом он также отвечал за общественную безопасность.
– Ты собираешься отвечать?
Амарок сунул голову под подушку.
– Пока не решил.
Подушка заглушила его слова, но Эвелин все же их поняла.
– Похоже, у него что-то срочное.
– Да я понял, поэтому и не тороплюсь, – ответил он, затем отбросил подушку и встал.
Встав с постели, он не стал одеваться и в чем мать родила направился в гостиную. До Эвелин донесся его голос.
– Это сержант Амарок. Что случилось?
– Я… не уверен, сержант. Но… мне кажется, тебе лучше приехать сюда.
В голосе Коротышки слышалось нетерпение. Эвелин села в постели.
– Сюда это куда? – уточнил Амарок.
– В «Лосиную голову».
– А что стряслось? Из-за снега провалилась крыша?
Эвелин решила, что это, наверное, так и есть. Но нет.
– Нет, сэр, – возразил Коротышка.
– Тогда что? Давай выкладывай? Нечего играть со мной в угадайку. Я не в том настроении.
– Это не игра. Сержант, я кое-что нашел. Я бы с удовольствием сказал тебе, что именно. Но мне даже страшно предположить. Ты, главное, давай сюда, и поживее.
Когда Амарок вернулся в спальню, от его сонливости не осталось и следа, ее как рукой сняло. Он включил свет и быстро оделся.
– Что происходит? – Внезапно осознав свою наготу, Эвелин до шеи натянула на себя одеяло.
– Понятия не имею. Надеюсь, я должен выносить мою задницу на мороз не для того, чтобы увидеть гигантскую сосульку.
– Ты думаешь, это что-то невинное? – Зная, что неподалеку находятся 250 самых страшных убийц Америки, Эвелин не могла не ощутить тревоги, особенно после ее странного разговора с Хьюго. Оставалось лишь надеяться, что это никак не связано с Ганноверским домом.
Коротышка упомянул, будто нашел в «Лосиной голове» «что-то». Так что, скорее всего, к ее заведению и подопечным это не имеет никакого отношения. Она очень на это надеялась.
Амарок шикнул на пса и сел на край кровати, чтобы надеть ботинки.
– Вряд ли. Но что бы это ни было, я им займусь. А ты пока отдыхай.
– Ты ведь сообщишь мне, что случилось, не так ли?
– Да, как только смогу.
– Договорились, – как можно бодрее отозвалась она, скорее ради него. Впрочем, вряд ли у нее получится уснуть. Как только он ушел, она надела теплую фуфайку, которую он ей дал, и попыталась воспользоваться телефоном. Хотела убедиться, что в тюрьме все в порядке. Увы, ответа она так и не дождалась. По всей видимости, буран завалил столб и оборвал телефонные провода – как она и опасалась.
Как хорошо, что дома у нее для кота автоматическая кормушка и поилка! Кто знает, когда она теперь попадет домой!
Она принялась мерить шагами комнату. Почему-то ей казалось, что сержант вернется совсем скоро, но минуты шли одна за другой… Прошел час, затем полтора, а его все не было.
Эвелин приняла душ, надела костюм – потому что другой одежды у нее не было, – приготовила себе яичницу и кофе. Позавтракав, она помыла посуду и снова села, глядя на часы. И просидела еще час.
– Где же его носит? – проворчала она – Уже почти полдень.
Макита встал и подошел к ней, полагая, что она разговаривает с ним.
– Все хорошо, приятель. Он скоро вернется, – сказала она псу, хотя, если честно, ею уже владела тревога. Что его могло так долго задерживать? Или он забыл, что она сидит у него дома и у нее даже нет машины?
Впервые с тех минут, когда у нее в кабинете сидела Лоррейн, Эвелин подумала о Даниэль Коннелли. Хотелось надеться, что с ней все в порядке. В противном случае Лоррейн наверняка позвонила бы, при условии, что телефоны работали, когда она проходила мимо.
Эвелин глубоко вздохнула, подошла к передней двери и выглянула на заснеженный мир. Снег по-прежнему падал, но медленно. Может, ей стоит одеться, взять один из фонариков Амарока и попытаться добрести до «Лосиной головы»? Не успела она это подумать, как увидела свет одинокой фары и услышала звук приближающегося снегохода. Ага, а вот и он. Едет домой. Это точно он. Потому что до ближайшего соседа отсюда полмили.
– Где тебя носило? – проворчала она, когда он остановился. Хотя на улице был собачий холод, она, закрыв за собой дверь, чтобы не выпускать из дома тепло, ждала его на крыльце. – В чем дело? – крикнула она, когда Амарок зашагал ей навстречу по заснеженной дорожке.
Он не ответил. Эвелин тотчас насторожилась.
– В чем дело? – повторила она свой вопрос уже громче. Сегодня он показался ей даже симпатичнее, чем вчера, хотя ей жуть как не хотелось в этом признаваться. Она еще не оправилась от унижения во время их неудачной попытки заняться любовью.
Дойдя до нее, он открыл дверь и жестом велел войти.
– Не стой здесь.
– Амарок?
Он казался каким-то холодным и отстраненным. Таким, каким был до того, как всю ночь согревал ее в своих объятьях. Они как будто снова стали чужими.
– Скажи, мог кто-то из твоих психов убежать из тюрьмы? – спросил он, наконец стаскивая с головы шапку.
Твоих психов. В его голосе слышались обвиняющие нотки, но она никак на них не отреагировала.
– Нет. Это абсолютно исключено. У нас приняты повышенные меры безопасности.
– Что означает, что у вас там полно опасных преступников. Ты уверена, что ваши меры безопасности надежны? Что ничего не могло… произойти?
Ей снова вспомнились слова Хьюго. Не думай, будто ты здесь в безопасности. Никто из нас… Неужели он все-таки был прав? В очередной раз?
– Уверена. А почему ты спрашиваешь?
– Проверь, все ли они на месте.
– Отвези меня туда, и я проверю, но, – она облизала губы, – сначала скажи мне, что происходит.
Амарок вытер рукавом лицо.
– Кого-то убили.
У Эвелин внутри все похолодело. Наверняка она побледнела, потому что он велел ей сесть.
– Кого именно?
– Этого мы пока не знаем, – сказал он. – Мы нашли лишь женскую голову. Причем изуродованную так, что ее невозможно узнать.