Единственное желание. Книга первая. Скалы (Надежда Черпинская)

А начиналось всё очень мило…

Золотые лучики солнца ещё не успели согреть остывший за ночь воздух, и он был полон сырой утренней прохлады, зябкой и липкой, как паутина. От этой туманной промозглости хотелось забраться в тёплую норку одеяла, ещё пахнущего байковой негой сна. Но восходящее светило уже яростно заявляло свои права на новый день. Отражаясь в пыльных стёклах автобуса, солнце слепило глаза и заставляло жмуриться, одновременно навевая сонную дремоту и, в то же время, наполняя сердце ощущением бодрости, радости и предчувствия чего-то нового.

Пользуясь тем, что пассажиров в утренней маршрутке, спешащей на окраину города, было раз, два и обчёлся, водитель включил радио на всю катушку. И теперь салон автобуса оглашали доносящиеся из хриплого динамика громкие возгласы Мадонны, воспевавшей мисс «American pie».

– Лай, лай, Американ пай! – вяло подвывал суперзвезде невыспавшийся кондуктор, пристукивая ногой в такт заводной песенке.

Это был пожилой мужчина, загоревший до противоестественной черноты, неопрятный, обутый в драные кроссовки, заляпанные тёмными пятнами машинного масла.

Кондуктор обвёл салон хмурым взглядом. Видно было, что ему не хочется подниматься с насиженного места, а плату, тем не менее, следовало собрать.

– Конечная! – громогласно объявил он на весь автобус, очевидно в надежде, что пассажиры сами пошевелятся и оплатят проезд.

Светловолосая девушка, дремавшая на плече своей подруги, резко проснулась от этого окрика и испуганно вскинула голову.

– Что, выходим? – спросила разбуженная девица, которую звали Олесей.

– Ну, если ты умудришься уехать дальше конечной, то можешь не выходить! – усмехнулась её спутница.

– Не язви! – упрекнула её блондинка, протирая глаза и сладко зевая. – Уснула я просто! Не заметила, как доехали.

Автобус резко дёрнулся, затормозил и, любезно распахнув двери, вытряхнул остатки пассажиров на пыльную обочину. Немногочисленный народ торопливо разбредался по улочкам близлежащей деревушки. Под их ногами шелестела мокрая от ночного дождя галька, которой были засыпаны все тропинки, бегущие от шоссе к деревеньке Павловке. На остановке остались стоять только две девушки, одетые по-спортивному: «кроссы», ветровки, джинсы. Они деловито поправили за спиной небольшие походные рюкзачки и огляделись.

В низине, по правую сторону дороги, окутанная утренним туманом, белым как молоко, лежала деревня Павловка. Небольшая и ничем не примечательная. Обычные, вросшие в землю, избы смотрят в утреннее небо голубоглазыми квадратиками окон (и почему во всех деревнях и сёлах красят ставни в голубой цвет?). Уже частично убранные августовские огороды растягиваются, сбегая по небольшому холму, до самой реки Георгиевки.

К концу лета тонкая её ленточка была едва различима в кустах ивы и черёмухи. Заболоченная и поросшая травой, она скорее напоминала стоячее болото, столь медленно и лениво перекатывала она свои воды.

На берегу красовалась старенькая деревенская церквушка, уцелевшая ещё с дореволюционных времён и благополучно пережившая времена «советского террора». Недавно её подкрасили и подновили, и теперь медноголовые купола костром горели в свете выползавшего на небо утреннего светила. Церковь носила имя Святого Георгия, и, видимо, в честь этого прихода сонная речушка, временами склонная превращаться в болото, и получила своё название. Впрочем, вполне возможно, что было всё как раз наоборот, и церковь получила своего небесного покровителя в соответствии с названием реки.

– О чём задумалась, Настёнок? – окликнула Олеся свою подружку. – Долго ещё стоять будем?

Вторая девушка тряхнула рыжей головой:

– Да так, странные иногда мысли в голову приходят… Думала вот, что вперёд было – курица или яйцо.

– Чего? – не поняла блондинка.

– Церковь эта – Святого Георгия, и река – Георгиевка. Интересно, что вперёд появилось, что чему имя дало… – объяснила рыжеволосая.

– Мне неинтересно! – заверила Олеся. – Чудная ты, Настя! Какое тебе дело до этого? Всё это – пыль веков и предания старины глубокой. Пойдём, пока ещё не жарко! Путь-то неблизкий. Святогорье – это ведь туда? – спросила блондинка, кивая в сторону, противоположную деревне.

Там, по левую сторону дороги, расстилалась непроходимая лесная чащоба, и ветер гладил вершины устремлённых к облакам деревьев.

– Нет, пройдём чуть дальше по дороге! – предложила Настя. – Там есть тропа на Святогорье, где заправка и павильон.

– А, помню, помню, – закивала белокурой головой Олеся, – мы же там в прошлый раз шли! Я уже подзабыла. Редко ты меня, Настёнок, в люди выводишь, вернее, в лес дремучий…

– Lets go, что ли! – улыбнулась Настасья. – А то так можно и до вечера простоять! Скоро на этой тропке, ведущей к Воронову утёсу, народу станет немерено, и можно будет забыть о тишине и покое. Лес не терпит суеты. Чтобы услышать звуки природы, самому надо молчать. И тогда, если замереть на миг, можно увидеть, услышать, ощутить что-то необычное, невероятное!

На этой философской ноте девчонки, наконец, двинулись в путь.

– Ради того, чтобы найти что-то необычное, помимо крутейших пейзажей, я готова молчать всю дорогу, как рыба! – заверила её Олеся.

– Такого геройства я от тебя даже не прошу, – оглянувшись через плечо, усмехнулась Настя.

– Нет, я, конечно, болтлива! Но ты хочешь сказать, что я неспособна закрыть рот даже на время?! Я могу! – настаивала Олеся. – Только ведь, всё это – бред! Кого мы можем встретить в этой глуши? Все звери давным-давно отсюда сбежали, ведь соседство с туристами им явно не катит. Или ты надеешься натолкнуться на какую-нибудь фею или эльфа, сказки о которых ты так любишь? Тогда клянусь молчать, молчать и только молчать, от начала пути и до его финала.

– Было бы славно, если бы ты помолчала хотя бы пару минут! – улыбнулась Настя. – Но эта миссия для тебя невыполнима, ибо ты явилась в наш мир, чтобы говорить…

– Гляди-ка, какой магазин отгрохали! – удивилась Олеся чуть позже, кивая головой в сторону масштабного кирпичного строения, сложенного на манер средневекового замка.

Раньше на его месте стоял маленький ободранный павильончик, в который иногда заглядывали проходившие мимо любители туристических прогулок. Теперь же это был симпатичный придорожный минимаркет, а пришпандоренная над входом зелёная вывеска гласила, что заведение сие носит звучное название: «Робин Гуд».

– Клёво! – усмехнулась Настя. – Какой гений такое милое названьице придумал?

– А что? По-моему, зачёт! Чистосердечно и откровенно, – усмехнулась Олеся. – Решил зайти, будь готов к тому, что останешься без денег.

– Ещё бы Соловьём-Разбойником обозвали! – подхватила Настя. – Стояли бы у дороги, свистели и грабили клиентов. Хотя этим уже гаишники промышляют, а они от своего дохода так просто не откажутся! Надо же им, бедным, на хлеб зарабатывать.

– Ага, с чёрной икрой! – хмыкнула Олеся. – Как в анекдоте: «Вставай, сынок! Они уже полчаса бесплатно ездят!» Что, заглянем к «Робину»?! – предложила Олеся, возвращаясь мыслями к магазину. – Жвачки хочу или леденцов… В дороге – милое дело!

– Зайдём! – поддержала Настя.

Настя рассеянно оглядела многочисленные стеклянные витрины и прилавки, скользнула взглядом по притулившемуся в углу телефону-автомату.

– Ничего себе! Смотри, какая рухлядь! – кивнула Олеся в сторону таксофона. – Я думала, они уже вымерли, как мамонты! Изжили себя, как вид, не пригодный к существованию в двадцать первом веке!

– Тише ты! – шикнула Настя. – Думаешь, теперь все при сотовых? Знаешь, когда я на первый курс пришла, даже у наших ещё не у всех мобильники были! А уж в этой дыре… Тут, кстати, даже если купишь телефон, толку мало! Связи-то нет! Вот и бегают наверняка сюда всей деревней звонить!

– А, так ты поэтому велела телефон дома оставить? А я думаю, что за странная тема! Тут реально ни один оператор не ловит?

– Не-а! Ни один! Говорят, это из-за гор…

– Чушь! – не поверила Леся. – Неужели везде, где есть горы, сотовой связи нет?

– Тут нет. Стопудово! – рыжая девчонка решила поставить точку в затянувшемся разговоре.

Блондинка подошла к кассе, нетерпеливо постучала холёными ногтями по пластиковому столику для покупателей. Из подсобки неторопливо выплыла дородная дама неопределённого возраста и сильно «злоупотребляющего» вида.

– Что берём – «Орбит классический» и пару пачек «Бонпари»? – уточнила Олеся скорее у себя самой, чем у подруги.

Настя согласно кивнула. И «леди Робин Гуд», неторопливо шаркая по полу стоптанными донельзя китайскими сланцами, принялась шарить по полкам в поисках леденцов.

– Если можно, «Зелёное яблоко» и «Ягодное ассорти», – попросила Олеся, пытаясь заглянуть за прилавок, под которым скрылась продавщица.

– И пачку «L&M»! – добавила Настя. – Лёгкие.

Олеся развернулась к ней, сверля подругу яростным взглядом.

– Ты же обещала мне, что бросишь курить! Настёнок, ты же говорила в прошлый раз, что это всё – последняя сигарета!

– Теперь точно последняя, – Настя запнулась, – … пачка.

Леся негодующе фыркнула:

– Фиг тебе! Я за здоровый образ жизни! Долой вредные привычки! Да здравствует чистый воздух, ну, и всё такое, типа того! Мы идём в лес, кислородом дышать, а ты!

Вернувшаяся к кассе продавщица безучастно переводила взгляд с одной подруги на другую.

– Не будь занудой! – Настя отвела взгляд. – Обещала бросить – брошу, но не могу же я так сразу.

– Ну и флаг тебе в руки – травись на здоровье! – обиженно заявила Олеся.

И продавщица, уже уставшая от их мелких разборок, положила на столик все покупки: «Орбит», конфеты и пачку сигарет.

– Я тебе это припомню, моя прелесть! – уже на выходе из магазина зловеще прошипела Олеся, потрясающе похоже пародируя манеру речи толкинского Голлума из модного нынче «Властелина колец».

За спиной девчонок тихо звякнул колокольчик «музыки ветра», подвешенный над дверью, и они зашагали дальше.

Тропинка от магазина резко сворачивала влево и сбегала в низину по крутому пригорку, осыпавшемуся под ногами мелкой крошкой серо-розовых камней. К тому же после ночного дождя было грязновато, следовало идти маленькими осторожными шажками, чтобы случайно не устроить себе скоростной экстремальный спуск. Сбегая в лог и пересекая небольшой ручеёк, изрядно замусоренный гнилыми корягами, тропинка терялась в лесных зарослях, приглашая путниц в тихое, почти заповедное местечко – Святогорье. Уголок нетронутой природы, где бьёт под сенью леса кристально-чистый Святогорский ключ, где, возвышаясь над кронами столетних деревьев, к небу устремляются чёрные пики скал, именуемых Вороновым утёсом.

Это было любимое место отдыха всех горожан. В выходные и праздники сюда стекались тысячи отдыхающих. Словно паломники, идущие к святыням, они устремлялись в Святогорье «на шашлыки».

Но сегодня был четверг, раннее утро, и в лесу пока оставалось относительно тихо. Лишь барабанная дробь дятла нарушала тишину просыпавшегося от ночной дрёмы леса.

Хорошо утрамбованная множеством ног тропа постепенно забиралась всё выше и выше, петляя меж деревьев, уже слегка тронутых осенью. Конец августа одаривал в этом году по-летнему жаркими днями, и южный ветер веял сухим раскалённым зноем, словно рождался он на просторах Сахары или в брюхе гигантского сказочного дракона. Но ночи уже были холодны, трава в оврагах становилась бурой от сырых осенних туманов. Кое-где в кронах деревьев мелькали целые стайки пожелтевших листочков, и лес светился тем ядовито-салатовым оттенком, который является несомненным предшественником золотого сентября.

Девчонки не торопились: любовались живописным видом, шутили на ходу, разглядывали птах, щебетавших в ветвях. По мере того, как поднималось солнце, в лесу стали появляться люди. Многие из них торопливо обгоняли юных туристок, но Олеся и Настя даже не пытались их настигнуть. Появление чужаков сопровождалось шумом, гвалтом, болтовнёй и смехом, а нередко выражениями, далёкими от литературного русского языка.

Всё зависело от «кондиции», в которой находились отдыхающие…

А многие были уже, мягко говоря, не совсем трезвы, несмотря на раннее утро.

Такое соседство не доставляло радости девчонкам.

Настя присела на поваленное бревно на обочине дороге, проводила хмурым взглядом толпу (человек десять) школьников, обогнавшую их. Старшеклассники галдели на всю округу, с идиотским азартом пытались выяснить, какое количество спиртного они с собой прихватили. Подсчёт осложнялся тем, что часть «неприкосновенного запаса» уже была уничтожена.

– Неужели и мы такие были? – вздохнула Настя.

– Нет, мы такие не были! – задумавшись на миг, решила Олеся.

– Да, не были, – согласилась Рыжая. – Деградирует молодёжь!

Олеся усмехнулась:

– Тоже мне нашлась старушка – третий курс только впереди! Но, в самом деле, эти малолетние хроники-алкоголики мне всё удовольствие портят. Я отдыхать приехала, а тут вместо тишины леса приходится слушать их ржание лошадиное и маты трёхэтажные!

– Ничего, – хитро подмигнула Настя, – мы сейчас от них оторвёмся.

– Каким образом? – недоверчиво поинтересовалась её подруга. – Ты с собой пару противотанковых гранат захватила?

– Через двадцать минут будем у Святогорского ключа, а там есть одна тропинка, о которой не все знают. Неприметная тропа в стороне от основной дороги на Воронов утёс. По ней только лесники ходят. Там тихо, спокойно. Вот туда и двинем, в стороне от толпы.

Святогорский ключ и вправду не заставил себя ждать. Чуть в стороне от тропы громоздились почти белые валуны, меж ними из земли бил родник. Вода, ледяная и абсолютно прозрачная, с весёлым журчанием устремлялась вниз по склону, перепрыгивая по скалистым порогам, вливалась в неглубокую траншею, пересекавшую дорогу, и продолжала свой путь, теряясь в лесу. Через канавку были перекинуты доски, представлявшие собой хлипкое подобие мостика.

Олеся и Настя свернули к источнику, у которого парень лет двадцати пяти и красивая светловолосая девушка набирали воду в походные фляжки. Рядом на земле валялись большие туристические рюкзаки, и весь внешний вид парочки выдавал в них не просто любителей, а ярых фанатиков, для которых лес и горы были родным домом.

На дне источника красовались разноцветные мелкие камушки, а также множество монет различного достоинства.

По преданию лет триста назад в здешнем лесу жил святой старец Прокопий. Жил себе не тужил тихой скромной жизнью отшельника, молился Богу за весь белый свет и лечил болящих, попутно вразумляя заблудшие души. Местные жители его почитали. Но, как обычно, нашлись «добрые люди», кому не по нраву пришлись богоугодные дела старца.

Где-то здесь, у этого источника, принял тот мученическую смерть. И пролилась святая кровь Прокопия в чистую, как слеза ангела, воду родника. Но добрый монах, умирая, простил всех и благословил. До последней минуты продолжал он молиться за неразумных детей Божьих, даже за своих обидчиков. Потому земля, впитавшая кровь Прокопия, стала не проклятой, а святой. Вместе с кровью вошла в неё святая благодать старца, и воды источника ныне считаются целебными. С тех самых пор любой проходящий мимо не упустит случая напиться чудотворной водицы и смыть грехи с рук своих. А нынешнее поколение придумало бросать в источник мелкие монеты, на которые загадывали самые заветные желания.

Девчонки тоже возможность не упустили – две монетки, сверкнув золотым рёбрышком, опустились на дно.

– Что загадала-то? На любовь, небось? – усмехнулась Олеся.

– А ты, можно подумать, что-то другое!

– Эх, Рыжая! Проще надо к парням относиться! – покачала золотой головой её подружка. – Принцев мало, и их всех уже давно разобрали. Надо хватать то, что жизнь преподносит! А там уж как пойдёт… Один надоест, другой найдётся.

Настя тряхнула рыжей шевелюрой.

– А зачем, Леся? Зачем те, кто тебе не нужен, до кого дела нет сердцу твоему, кто тебя не достоин? Зачем пытаться строить отношения, обречённые на провал, с теми, кого совсем не любишь?

– Да, любовь – она должна быть единственной и вечной! – согласилась Олеся. Усмехнулась озорно и добавила: – Только любимых надо менять периодически…

– Да иди ты! – беззлобно огрызнулась Настя.

– Но ведь я права! Али перевелись на Руси нормальные мужики? – вопросила Олеся. – Да вот, хотя бы, Руслан Новогородцев! Настоящий мачо! Чем он плох?

– Руся? – Настя пожала плечами. – Ничем не плох, наоборот, всем хорош! Только вот Ленку свою без ума любит, и это тоже хорошо. Потому что за это я его и уважаю! Мы просто друзья, Леся, иначе не будет! А других таких, как он, я пока не видела…

– А если бы ты захотела, могла бы его у Ленки отбить, – вкрадчиво промолвила Олеся. – За таких стоит бороться, Настёнок!

– На чужой беде счастья не построишь! – отрезала Настя. – Хватит болтать! Идём!

– Ну и ходи, как дура, без парня! – бросила рыжей в спину Олеся, спохватилась, бросилась догонять. – Эй, не обижайся!

– Я не обижаюсь, – не оборачиваясь, ответила Настя, уже вполне спокойно. И добавила со вздохом: – Я просто не хочу ни за кого бороться! Я хочу, чтоб за меня сражались, добивались моей любви, совершали ради меня подвиги и безумства!

– Ну, милая моя, тогда тебе надо было родиться лет этак четыреста-пятьсот назад! Там найти себе рыцаря без страха и упрёка, а в нашем веке не дождёшься от них никакой романтики! – заявила Олеся.

– Хуже всего, что ты права! – вздохнула Настя. – Весь мир под себя переделать нельзя!

– Кстати, ты уверена, что мы правильно идём? Уж больно здесь всё как-то дико, нехожено! Мы не заблудимся?

– Тише! В лесу такими словами лучше не бросаться! – одёрнула Настя. – Мы эту тропу лет пять назад с Денисом нашли. Ещё когда нередко на природу выбирались. Я её хорошо знаю.

– Н-да, учитывая, что твоему Денису после свадьбы, а это уже года так… четыре, совсем не до походов, представляю, как ты её знаешь! – пробурчала Олеся, но послушно догнала подружку.

Олеся и Анастасия были подругами, что называется, не разлей вода. Хотя не прошло ещё и двух лет с тех пор, как судьба свела их вместе, Насте казалось, что они знают друг друга всю жизнь, с самого рождения. Не проходило ни одного дня, чтобы они не увиделись. И трудно было представить, что когда-нибудь жизнь может вновь развести их в разные стороны.

Олеся пришла в группу Насти уже на втором курсе (она до этого тоже училась на экономическом факультете, но в другом институте). В Торговом Олеся сразу же произвела фурор. Весёлая, компанейская, яркая, «хохлушка-хохотушка» привлекла к себе массу людей.

Настя тоже со всеми старалась быть в хороших отношениях, но именно Леся стала для неё настоящей подругой.

«Я хочу с ней сдружиться – мы обязательно найдём общий язык!» – решила Настя в тот самый миг, когда незнакомая блондинка впервые появилась в их аудитории, и Светлана Ивановна, преподаватель по экономической теории, любезно представила группе новенькую – Олесю Петрушенко.

Она была необычайно красива и мила. Волосы, стриженные под каре, красила в цвет «золотой блондин». В сочетании с тёмно-карими глазами (цыганскими, прямо-таки роковыми) светлые волосы добавляли интриги её и без того привлекательной внешности. Олеся предпочитала чёрные тона в одежде и, будучи стройной и высокой, обладала мягкой, кошачьей грацией.

А уж Леськина улыбка могла растопить любое, даже самое чёрствое, сердце! Неудивительно, что поклонники падали к её ногам штабелями. Впрочем, дело было не только (и не столько!) во внешности, сколько в её характере. Она была безнадёжной хронической оптимисткой, жизнелюбивой до мозга костей. Энергия из этой девчонки била фонтаном.

И это при том, что детство своё она провела в глухой, забытой Богом, деревушке, где основной валютой и ценностью считался технический спирт. Девчонка жила как на пороховой бочке, успев нахлебаться горя с вечно пьяными и скандалящими родителями. Натерпевшись побоев и дебошей, уставшая играть роль миротворца и пытаться вразумить окончательно забросивших хозяйство «предков», Олеся сбежала в город к тётке. Кроме племянницы у тётки было на попечении три кошки, два пуделя и пекинес. За всей этой живностью приходилось присматривать Олесе, но это оказалось куда приятнее пьяных «разборок». Тётка Леси дамой была странноватой, но её юная родственница отличалась гибкостью характера и умением приспосабливаться. А ещё, по счастливому стечению обстоятельств, выше упомянутая тётка жила через три дома от Насти, что тоже способствовало укреплению их дружеских уз.

Надо заметить, что желание сдружиться возникло у девчонок обоюдно. Олеся, впервые вошедшая в аудиторию, из всей массы студентов новой группы мгновенно выделила Настю.

И неудивительно – трудно было не заметить это яркое рыжее буйство кудрей! Волосы Насти являлись истинным богатством: медно-рыжие от природы, густые, волнистые, длинные, яркие, как пламя. А лицо светлое, лишённое веснушек, свойственных большинству рыжих. И ещё огромные зелёные глаза: золотисто-ореховые крапинки разбегаются в них как лучики солнца; тёмные ресницы и брови, опять же, не в пример большинству рыжеволосых! Кроме того, Настя обладала редкой особенностью – на солнце она загорала, а не просто краснела и покрывалась ожогами, как все светлокожие. Высокая и длинноногая, словно фотомодель, с осанкой истинно королевской, она всегда привлекала внимание. Но обладая такой незаурядной внешностью, девчонка, как ни странно, никогда не считала себя красавицей.

Их взгляды встретились – карий и зелёный, и судьбы переплелись. И теперь Настя, привыкшая к своей подруге, как к собственной тени, не могла даже представить, что когда учёба закончится, жизнь заставит их разойтись, так или иначе! Ведь будет работа, и новые люди, и знакомства, а потом собственные семьи, и всё уже станет по-другому…

Но пока они были вместе, понимая друг друга с полуслова, а иногда и вовсе без слов.

Поначалу мать Насти, Надежда Андреевна, даже ревновать начала, уж больно много времени дочь отводила подруге.

Двенадцать лет назад родители Насти развелись. Отец уехал куда-то на север зарабатывать «большие бабки». Новой семьёй так и не обзавёлся, что и неудивительно. Тот ещё бабник и деспот, он ни с одной женщиной не мог ужиться (за исключением Надежды Андреевны, отмучившейся почти пятнадцать лет). Брат Насти Денис уже четыре года как женился, а год назад стал отцом премилого малыша Алёши. Вместе с женой Наташей они жили на съёмной квартире, а потому Настя оставалась единственной заботой Надежды Андреевны. Естественно, что, когда повзрослевшая Настя стала проводить больше времени вне дома, мама её начала тихие скандалы и громкие обиды.

Познакомившись с Олесей, мнение своё о ней Надежда Андреевна постепенно изменила и стала принимать её как дочь родную. К тому же подрастающий внучок Алёшка требовал всё больше участия и заботы, и Надежде Андреевне пришлось переключить своё внимание с взрослой дочери на юное пополнение семейства Романовых.

Да, да, Романовых! Ведь рыжеволосая девушка носила именно эту звучную царскую фамилию. Хотя прямого отношения к потомкам императорской семьи, очевидно, не имела.

Забавно, но данное ей без всякого умысла царское имя, имело на судьбу её немалое влияние.

В Торговом ей сразу же дали прозвище «Царица». Плюс к этому, само собой, «Рыжая» – уж от этой клички избавиться было просто невозможно!

Сама Настя чувствовала некую ответственность перед тем таинственным и великим именем, коим её наградили родители, и старалась вести себя всегда с надлежащим достоинством и благородством. Она хорошо училась, занималась иностранными языками, пением, танцами, играла на гитаре, всерьёз увлекалась историей и мифологией. И при этом не испытывала ни малейшего интереса к профессии бухгалтера, которой ей предстояло заниматься в будущем.

Она пошла в этот институт на экономический факультет, подчиняясь желанию матери. В их провинциальном захудалом городке нельзя было найти ничего лучше, но, так как Настя привыкла всё делать на «пять с плюсом», училась отлично, храня в глубине сердца иные мечты.

Хотелось ей вместо скучных цифр, нудных отчётов, запутанных систем налогообложения, бухгалтерских счетов и индекса Доу-Джонса – путешествий и приключений, бескрайних морей и нехоженых дорог, далёких стран и непокорённых горных вершин… Изведать мир со всеми его чудесами, а потом рассказать об этом людям! Книгу написать или снять кино, которое непременно вдохновит ещё кого-то повторить её подвиг.

Но какие могут быть приключения в провинциальной российской глубинке??? Море и дальние страны Настя видела разве что во сне, да ещё по телевизору.

А вот горы, к счастью, имелись… Не Гималаи, конечно! Но Романова обожала прогулки на Воронов утёс…

Ещё был у девчонок добрый приятель Руслан Новогородцев – верный и надёжный друг, и не более того.

И была ещё мечта о счастье… Пока они и сами ещё не знали толком, каким оно должно быть – их счастье, но ждали его, как ждут новогодних подарков, в слепом предвкушении чуда и чего-то невероятно нужного и приятного.

– Дурацкие комары! Всю кровь уже выпили! – заскулила Олеся, прихлопывая назойливое насекомое, ужалившее её в лоб. – В этом болоте что, больше кусать некого?

– В болоте… болоте… – проворчала Настя, остановилась резко, глядя себе под ноги.

Леся, налетев на неё, негромко ругнулась. Кроссовки Насти постепенно погружались в чёрную, жидкую грязь. Тёмный ельник скрывал небеса. Пахло сыростью, грибами и прелым дёрном.

– Ну, и чего мы встали? – чуть раздражённо поинтересовалась Олеся. – Будем ждать, пока нас эти вампиры доедят?

– Притормози, Леся! Тут и вправду какое-то болото, причём становится всё грязнее! – Анастасия огляделась, пытаясь понять, куда им следует идти.

– Ты хочешь сказать, что мы заблудились? – испугалась Олеся.

– Здесь невозможно заблудиться! – успокоила Настя. – Поднимемся на гору, оглядим окрестности: чёрные скалы Воронова утёса торчат над лесом так высоко, что их видно с любой маломальской возвышенности! А затем просто пойдём в их направлении, по прямой! Вот и всё! Пару часов, и мы на месте… – уверила Настя, но, судя по нахмуренным бровям Олеси, на этот раз она не слишком верила Рыжей.

– Всё! Я больше не могу!

Олеся рухнула на зелёный ковёр мха.

– Перекур! – объявила она.

– Перекур? Это хорошо! – довольно улыбнулась Настя, присаживаясь на край огромного валуна и запуская руку в карман, где лежали сигареты.

– Я не ЭТО имела в виду! – зло бросила блондинка. – Впрочем, я тогда пирогов потрескаю!

Она достала из рюкзака ароматную выпечку и тут же тщательно заработала челюстями.

Солнце, поднявшееся уже очень высоко, нещадно припекало. Юные туристки давно сняли куртки, но это не спасало от жары. День стоял тихий, безветренный, и безмолвное лесное затишье усугубляло летний зной.

Покурив, Настя присоединилась к завтраку подруги. Они сидели на самой вершине. Вокруг устремлялись в небо колоссальные тёмные глыбы скал, похожие на гигантских сказочных великанов. При тщательном рассмотрении трещины и сколы камней казались уродливыми физиономиями, а может, это просто солнышко припекало голову. Небо сияло яркой, ослепляющей глаза, лазурью, и до самого горизонта не видно ни облачка…

Настя не могла оторвать глаз от этой величественной картины.

– Всё-таки я городская, городская с головы до пят! – помолчав, выдала Олеся. – Хоть я и в деревне родилась! Но дольше двух часов природу выносить не могу! Не спорю, здесь красиво, но… У меня уже от комаров всё тело чешется! Ты обещала мне приятную прогулку, а вместо этого мы уже целый час ползём в эту идиотскую гору, язык закинув на плечо! Настёнок, пора признать – мы заблудились!

Рыжая, ничего не отвечая, вскочила с проворностью дикой козочки на один из гранитных валунов, напоминавший формой лыжный трамплин, уходящий в небо.

– Иди сюда, Леся! Кое-что покажу!

– Не пойду! – буркнула та. – Находилась уже! У меня ноги гудят, как после трёх часов фитнеса!

– О, мама мия! Ладно, не ходи! Тебе и так должно быть видно, – кивнула Настя. Она застыла на вершине грациозным столбиком, будто суслик, высматривающий опасность. – Гляди, там, в стороне, левее – чёрные скалы, на вершине соседней сопки… Это Воронов утёс! Такие угольно-чёрные породы камней могут быть только там! Мы с тобой спустимся с этой вершины, поднимемся на соседнюю, будем идти по прямой, никуда не сворачивая, и точно выйдем к Воронову утёсу!

– А ни чё так, что ты это самое говорила час назад? – тон Олеси стал язвительным и очень нелюбезным. – Да, час назад! Когда мы стояли вон на той вершине… – Олеся оглянулась через плечо и махнула рукой назад. – Ты утверждала, что эти самые каменюки, – девчонка хлопнула ладонью по скале, – вот эти самые камни, и есть Воронов утёс! А теперь ты заявляешь, что нам нужно опять переться в гору! Где гарантия, что те скалы – это Воронов утёс? Где?! Может, так и пойдём по горам, по долам, пока не дошагаем куда-нибудь… до Кавказа или, ещё лучше, Тибета?

– Мама мия! – вздохнула Настя, спрыгивая со своей дозорной вышки. – Уймись, Лесёнок! Я же не специально нас так подставила. Но я тебе пообещала, что найду дорогу на Воронов утёс, значит, я её найду. Поверь мне – это он! Я же отлично ориентируюсь и всегда выбираю верную дорогу! Просто наберись терпения, Лесенька! Скоро будем на месте, клянусь! – заверила Настя.

– Ладно, Рыжая, уломала! – Петрушенко поднялась с земли, забрасывая за спину рюкзак. – Веди, Иван Сусанин поколения NEXT! Главное, в Логово Шелоб не заведи…

Смеясь, девчонки отправились дальше. Спуск с горы был гораздо приятнее подъёма, и вскоре они оказались в сырой ложбине, поросшей ивняком, черёмушником и огромными, в человеческий рост, листьями лопуха и папоротника. Меж чёрными скрюченными стволами деревьев петлял неширокий ручей. В мёртвой тишине леса звонкое его журчание разносилось по всей округе. Ветви кустарника сплетались меж собой, склоняясь до земли, перегораживали дорогу, словно непреклонные стражи дремучего безмолвия.

Девчонки пробирались сквозь эти таёжные «джунгли», чувствуя себя героинями зловещей сказки – такой неприступной стеной вставал перед ними лес. Уродливые кусты, вскормленные болотистой, затхлой почвой, словно зародились в безумных кошмарах. Здесь не слышалось даже пение птиц, лишь журчание ручья и громкий треск ломавшихся сучьев, через которые продирались заплутавшие девчонки.

– Ну, мил-моя, я тебе эту прогулочку ещё не раз припомню! До конца дней не позабуду эту милую рощицу! – страстно пообещала Олеся, когда они, наконец, выбрались из чащобы.

Настя брезгливо стряхнула с волос и одежды клочки пыльной паутины и всевозможную мелкую живность. Горели огнём многочисленные царапины на голых руках.

– Что это? – Олеся махнула рукой, вынуждая Настю обернуться.

Белёсый туман расползался по лесу у самого подножья горы. Здесь заросли были реже, и чётко виднелся уходящий в небо белый столб.

Настя принюхалась, недоумённо приподнимая брови.

– Это дым! – заявила она.

– Но здесь, кажись, запрещено жечь костры?.. – неуверенно подала голос Петрушенко.

– Да, заповедная зона! Огонь не разрешается разжигать дальше Святогорского ключа, – подтвердила Настя. – Может, это кто-то из лесников? Не думаю, что кому-то так захотелось шашлыков, что он решил наплевать на грозящий за это дело штраф. Деньги что ли лишние?

– Да ведь над лесом дым почти не видно! – возразила Олеся. – Вряд ли этот костёр заметят. Если бы не простая случайность, и мы бы здесь не оказались, и не увидели бы этот дым. В любом случае, нам повезло! Господи, я в тебя уже верю! – воскликнула повеселевшая блондинка. – Спасибо, что после всех наших мучений, ты вывел нас к каким-то гуманоидам! Настёнок, давай у них узнаем, где тут тропа в город – иначе мы ещё часа два с сопки на сопку будем скакать!

Настя заколебалась.

– Может, сами как-нибудь? Помнишь, как там у Булгакова? «Никогда не разговаривайте с неизвестными!». Тем более – в лесу! Мало ли кто это? Вдруг какие-нибудь зэки или бомжи прячутся?

– Ай, не дури! – махнула рукой Олеся. – Сама ведь говорила – скорее всего, лесники! Пойдём!

И усталые от долгих скитаний девчонки неторопливо побрели по лесу, навстречу расползавшемуся дыму.

С пригорка, поросшего дикой облепихой и шиповником, им открылся вид на ровную, практически круглую, каменную площадку. Рядом с этим удивительным камнем, формы почти правильного круга, утопавшего в буйной зелени, протекал звонкий ручей (возможно, тот же, что встретился девчонкам в черёмуховых «джунглях», которые они недавно миновали). В кустах на берегу виднелось диковинное строение – что-то среднее между шалашом, юртой и землянкой. В центре каменной площадки горел костёр, и стояло какое-то приспособление, похожее на высокий деревянный треножник. На его макушке ветер развевал яркие красные ленточки.

– Может, тут какие-нибудь охотники живут, – предположила Олеся.

Настя молча кивнула.

В этот миг тишину леса огласил быстро нарастающий, пронзительный звук. Его явно издавало живое существо, но поначалу невозможно было даже определить, принадлежит ли он человеку или зверю. Певучая заунывная нота, как будто стон или призыв, перекатывалась по лесу, пугая пташек в ветвях и заставляя сжиматься сердца в странной тревоге.

– А-и-я-ия! – вой сменил тональность на ещё более жуткую.

У девчонок подкосились ноги, и они рухнули на землю в надежде, что колючие заросли шиповника сумеют их скрыть и защитить.

– Мама мия! Что это? – перепуганная до смерти Настя смотрела прямо в расширившиеся от ужаса чёрные глаза Олеси.

– Не знаю! – тихо прошептала Петрушенко. Голос её плохо слушался. – Но я точно не хочу спрашивать у ЭТОГО дорогу!

В следующий миг, прикрытый выцветшим полотном вход в хижину распахнулся, и девчонки вовсе потеряли дар речи.

Возникшее на пороге существо выглядело пугающе. Присмотревшись внимательнее, Настя поняла, что это женщина, возраст которой определить не представлялось возможным. На ней была странная одежда. А ещё она раскачивалась из стороны в сторону, как неугомонный маятник, то воздевая руки к небу, то шаря ими перед собой, словно слепая, и продолжала свои жуткие тоскливые завывания.

– Кто это? Чего она орёт как резаная? – прошептала Олеся.

– Понятия не имею! – также еле слышно проронила Настя. – Завывает как баньши! У меня мороз по коже от её голоса! Этой бабе-яге запросто можно сиреной работать! Кажись, шаманка какая-то!

Олеся согласно кивнула.

– Точно! Шаманка. Вот что, Рыжая, мне ужасно хочется отсюда слинять! Давай унесём ноги подальше от этой полоумной ведьмы!

Настя оглядела лес по направлению к тёмным скалам Воронова утёса и обречённо вздохнула.

– Она заметит нас! Здесь ни кустов, ни высокой травы. Шевельнёмся – и она нас засечёт! Так что давай не будем дёргаться и переждём! В конце концов, она не делает ничего плохого, просто воет. Только, если это чучело не заткнётся, я сейчас умру от страха прямо на месте!

Внезапно «шаманка» замолчала и, вскинув голову, уставилась на заросли шиповника, где прятались девчонки. Настя и Олеся даже дышать перестали. От странной женщины прямо-таки веяло леденящим душу ужасом.

Теперь они могли рассмотреть её. Наверное, она всё-таки была молода… Очень высокая, худощавая. Её костлявая фигура терялась в чёрном балахоне. Бесформенное одеяние из плотной шерстяной ткани слегка напоминало монашескую рясу, но почему-то Насте сразу стало ясно, что это нечто прямо противоположное. Кромка подола и манжеты длинных рукавов были искромсаны на бесформенные лохматые лоскутки, а-ля Мартишия Адамс.

И сама женщина напоминала персонаж из сериала про эту странную семейку. Волосы – бордово-красные. На шее – увесистый медальон размером с ладонь. Он блистал на солнце и искрился. «Шаманка», увешанная всевозможными мелкими финтифлюшками, здорово напоминала новогоднюю ёлку, только очень уж мрачную – этакую чёрную рождественскую ёлочку для готов.

Её макияжу позавидовал бы любой индеец, будь он хоть из Северной, хоть из Южной Америки. Лицо незнакомки было расписано так, словно она только что вышла на тропу войны или являлась яростной фанаткой Мерлина Мэнсена: на мертвенно-бледном, меловом лице ярко выделялись обведённые чёрными кругами тёмные глаза. Они казались беспросветными пятнами пустых глазниц. Жуткие алые полосы, словно молнии, пересекали бледные скулы. Издали они казались кровавыми трещинами на белой фарфоровой маске, словно попавшей в сибирский лес с мексиканского карнавала в честь Дня Мёртвых.

В довершении пугающего облика в неестественно длинных пальцах с крючковатыми ногтями сверкнул нож, тонкий, слегка изогнутый, и, видимо, очень острый.

Ведьма не сводила глаз с того места, где притаились девушки. Олеся зажмурилась, словно так она могла скрыться от враждебного взора. А Настя, напротив, не отрывала взгляда от жуткой незнакомки. Впервые в жизни она осознала, что значит выражение: «душа ушла в пятки». На какой-то миг её бешено бьющееся в груди сердце замерло, она перестала дышать и всем телом вжалась в землю, словно желая врасти в неё, спрятаться под ковром мха и травы, почудилось, что внутри что-то оборвалось и упало вниз живота.

«Шаманка» резко вскинула руки к небу, заверещала снова, а потом, раскачиваясь монотонно из стороны в сторону, отвернулась, встав лицом к костру.

Настя наконец вздохнула. Пульс вновь застучал в висках, перепуганному сердцу не сиделось в груди. Рыжая слегка толкнула Олесю.

– Не увидела нас! – шепнула Настя ей в ухо тихо-тихо, словно выдохнула.

«Шаманка» бормотала что-то непонятное, при этом резко дёргалась в каких-то ритуальных движениях, больше похожих на нервные конвульсии.

– Брат, я готова! – вдруг сказала она на чистом русском, без всяких подвываний.

Девушки напряжённо наблюдали за каменной площадкой у костра. Вновь распахнулся вход в хижину – на пороге появился мужчина в чёрных брюках, лысый как колено, обнажённый до пояса, узоры татуировок покрывали большую часть его лица и туловища.

Он вывел из шалаша девушку, одетую в белую лёгкую накидку, вроде греческого хитона. Светло-русые волосы спадали беспорядочно по плечам, и голова была опущена вниз. Казалось, что она пьяна. Мужчина поддерживал её за плечи, так как двигалась девушка неуверенно, как-то вяло, с трудом. «Лысый» провёл её к месту, где стоял деревянный столб-треножник и привязал, грубо задрав вверх руки. Она не сопротивлялась, покорно обвисла на верёвках, стянувших её запястья. Одним движением незнакомец сорвал с неё белую накидку, и она осталась абсолютно нагишом. Он отступил в сторону, а к девушке подошла чёрная ведьма.

– Что они удумали? – пуще прежнего испугалась Олеся. – Что это за оргия? Настёнок, что здесь творится?!

– Князь мой, внемли своей рабе, своей наречённой! – звонко воскликнула ведьма. – Кровь белой голубки испей, мой Повелитель! Дай мне часть вселенского могущества твоего, Мессир! И отныне, и до конца мира я буду верна тебе, мой Князь князей! Во имя Тьмы и Князя Бездны!

«Шаманка», вновь забормотав что-то невнятное, резко всадила нож в обнажённую грудь несчастной пленницы. Бедная жертва протяжно вскрикнула и обвисла ещё больше.

Олеся уткнулась со всхлипом в плечо Насти. Рыжая почувствовала, как в голове начинается пока медленное, но неотвратимо убыстряющее темп, кружение. Съеденные недавно пирожки запросились наружу. В глазах потемнело, и засияли радужные звёздочки. Она пошатнулась, но в обморок падать не стала.

«Убийство! Убийство! Ты стала свидетельницей убийства! – мысль набатом звенела в голове, сверлила мозг. – На твоих глазах убивают девчонку, ровесницу твою, а ты боишься даже шевельнуться!»

– Надо ей помочь! – дёрнулась Настя.

Видимо, последняя мысль слетела у неё с языка, потому что Олеся вцепилась ей в руку и истерично зашептала:

– Сдурела, Рыжая! Она уже труп! Ты хочешь, чтобы тебя тоже прирезали как скотину! Это же какие-то сатанисты шизанутые!

– Тише! – шикнула Настя, так как мужчина у костра стал проявлять интерес к зарослям шиповника, спасавшим их до сей поры.

Девушка, привязанная к столбу, всхлипнула в последний раз и смолкла. «Шаманка» своим кривым кинжалом раскроила ей всю грудь. Тонкие хищные пальцы ведьмы впились в кровавое месиво, она набрала пригоршню крови и припала к ней, с чавканьем поглощая алые, ещё тёплые сгустки, размазывая остатки по лицу.

– Теперь ты, брат!

Мужчина присоединился к жуткой трапезе.

Насте чудилось, что она попала в кошмарный фильм, ужастик про вампиров. «Может, так и есть!» – мелькнула у Романовой мысль нелепая, но казавшаяся такой спасительной. Ещё миг и откуда-нибудь из зарослей папоротника покажутся камеры, и властный голос режиссёра скажет: «Стоп! Снято! Всем спасибо!» – но этого не происходило.

Дальнейшие действия убийц были столь омерзительны, что девушкам стало ясно: если на это смотреть – обморока не избежать. С каменной площадки долетали мерзкие звуки, чавкающие, булькающие, от них кровь стыла в жилах.

– Да сгорит её сердце в испепеляющем адском огне! – раздался голос ведьмы. – Это дань тебе, о, мой Мессир!

Настя приоткрыла один глаз и увидела, как сектантка что-то швырнула в костёр. Что – было ясно!

Каменная площадка утопала в крови. Мужчина, перемазанный ею с головы до ног, заботливо разливал багровую жижу вокруг костра, а «шаманка», склоняясь, рисовала на камнях только ей одной ведомые знаки.

Олеся рядом беззвучно плакала и пыталась сдержать позывы одуревшего желудка.

– Уйдём! Уйдём отсюда! – тихо прошептала она. – Настёнок, милая, уйдём!

Рыжая не в силах была даже ответить, только покачала головой отрицательно. Она прекрасно понимала, что стоит им сейчас дёрнуться, и они тоже пойдут под мясницкий нож сатанистов. Рыжая это знала, и её удивляло, что этого не понимает Олеся. «Всё она понимает, только от ужаса начинает впадать в панику, перестаёт себя контролировать!» – сказала Настя самой себе.

– Уйдём! – прошептала Олеся и попятилась на четвереньках.

– Нет!!! – почти простонала Настя, крепко сжимая Лесину руку и принуждая её вернуться.

Поздно! Трава и сухие ветки под ногой Петрушенко предательски зашуршали, и несколько мелких камушков, пританцовывая, покатились по склону.

«Шаманы» настороженно замерли, быстрым взглядом окинули лесной холм. Ведьма вытащила из-за пояса только что убранный окровавленный нож и, велев мужчине зайти с другой стороны, двинулась вперёд.

«Господи, помоги!» – прошептала Настя мысленно, глядя, как стремительно приближаются убийцы к зарослям, скрывающим двух подруг. Слева – Лысый, перепачканный человеческой кровью, справа – расписная «шаманка» с вампирской ухмылкой и опасным ножом.

Ещё миг и…

Надо было что-то делать! Но что?

Впервые смерть была так близко, что нестерпимо захотелось жить.

Олеся всхлипнула и зажала себе рот рукой – это был единственный способ сдержать рвущийся наружу крик ужаса.

Убийцы приближались…

Настя заставила себя отвести от них взгляд, посмотрела в сторону. Там, над лесом, возвышались скалы Воронова утёса. Теперь-то это точно были они – мрачные исполины, отполированные ветром и временем, проглядывали меж густыми кронами деревьев. У их подножья дорога – туристическая тропа, на которой даже сегодня, в будний день, хватает людей. Вся задача состоит в том, чтобы успеть туда добраться.

«По ручью надо бежать, по ручью! Он выведет к подножью Воронова утёса!» – решила Настя, вспомнив, что по левую сторону от тропы всегда струился небольшой ручеёк.

«Надеюсь, что это он и есть!» – подумала Романова и резко скомандовала:

– Леся, бежим!

Петрушенко подгонять было не нужно. Она мгновенно среагировала на Настин приказ и бросилась вперёд со скоростью шайбы, по которой ударил клюшкой хоккеист. Настя мчалась следом.

– А-а-а! – взвыла позади ведьма. – Держи их! Хватай! Не упусти!

Девчонки летели по лесу быстрее ланей.

«Только бы не убиться! Не убиться!» – проносилось в рыжей голове Насти. Она никогда не думала, что можно ТАК бежать – молниеносно, стремительно, перескакивая через валежины, пни, брёвна, подскакивая чуть ли не на метр в высоту! Мелькали ветки, стволы, камни под ногами. Склон был крутым, опасным, но девчонок уже несло вниз просто по инерции – остановиться теперь было равносильно самоубийству. Настя понимала, сбавлять ход уже нельзя – стоит сбиться с бешеного ритма, замедлить сумасшедшую гонку, и покатишься кувырком, разлетаясь по камням, как Шалтай-Болтай.

А позади, ломая с треском ветви, завывая нечеловеческими голосами, несётся жуткая погоня. Дышит в затылок ледяным дыханием сама смерть! И нет ни сил, ни времени просто обернуться, потому что миг промедления может стоить жизни!

– Хватай! Хватай! Уйдут! Дряни! Они всё видели! – верещит ведьма. – Не уйдёте, стервы!

Ещё несколько прыжков, и ручей! Он выведет к дороге…

Олеся, бежавшая впереди, растерялась, выскочив на берег, поросший ивняком и высокой травой. В таких «джунглях» не разбежишься, что и говорить!

Но Настя, не замедляя хода, прыгнула прямо в воду. Ноги обдало ледяным холодом, но сейчас было не до этого.

– Вперёд! – скомандовала она.

И Олеся, разбрызгивая хрустальные капли, бросилась дальше. Ноги скользили по мокрым, склизким камням, немели от холода, но сейчас это был единственный способ спастись.

Плеск воды позади сообщил, что преследователи тоже достигли ручья. «Нагоняют!» – испугалась Настя.

Олеся впереди споткнулась, начала падать. Романова подхватила её, сама едва не упав, но устояла, балансируя, смешно размахивая руками. Олеся бросилась вновь вперёд, Рыжая за ней.

Но не тут то было! Рука зацепилась за прибрежные кусты. Настя дёрнулась изо всех сил: увы, браслет часов цепко застрял в ветвях! Непроизвольно девушка обернулась и увидела, как стремительно надвигается на неё сообщник ведьмы. Страх парализовал её, она замерла не в силах шевельнуться.

Он был уже совсем рядом, но вдруг нога его соскользнула с поросшего мхом валуна, и убийца рухнул во весь рост, осыпав следующую за ним «шаманку» фонтаном брызг. Она запнулась о его ноги и повалилась сверху.

Это вывело Настю из ступора. Она рванулась, звенья браслета брызнули в стороны, сверкнув на солнце. Часы тоскливо звякнули, разбиваясь о камни. Настя, не сохранив равновесия, упала на одну ногу, задохнулась от дикой боли в коленной чашечке, но тут же проворно вскочила. Ещё на миг она оглянулась на упавших преследователей и встретилась взглядом с ведьмой, неловко пытавшейся встать. В глазах её горела такая лютая ненависть, что Настя невольно вздрогнула.

– Ты не уйдёшь от меня! – прошипела ведьма. – Я тебя из-под земли достану, рыжая!

«Шаманка» дико захохотала, как умеют лишь нелепые злобные персонажи голливудских фильмов-ужасов. А Настя, не дожидаясь, пока та очнётся и встанет, чтобы продолжить преследование, бросилась догонять уже достаточно далеко умчавшуюся Олесю.

– Ты сюда вернёшься, тварь! Я тебя заклинаю! – долетали ей вслед жуткие угрозы. – Не будет тебе покоя ни днём, ни ночью, ни во сне, ни наяву! Да будет так, именем Князя Тьмы! Ты вернёшься сюда! Приползёшь, сама приползёшь! Или руки на себя наложишь! Да будут слова мои крепки-лепки, твёрже бел-горюч камня Алатыря и булата острого…

Слова доносились всё тише.

Настя бежала, не оглядываясь, сосредоточив внимание на мелькавших далеко впереди пятках Олеси.

– Оставь, брат, пусть бегут! – сказала «шаманка» устало и спокойно. – Пусть бегут! Теперь они в моих руках! По крайней мере, рыжая!

Взмахнув лохмотьями чёрного балахона, ведьма нагнулась и подняла застрявшие меж камней часы с обрывком серебристого браслета.

Позже Настя не раз спрашивала себя, как так вышло, что у них хватило сил в ногах и лёгких, чтобы выдержать сумасшедший забег на такую огромную дистанцию. Они бежали, не сбавляя хода, даже достигнув Воронова утёса.

Стали попадаться первые компании отдыхающих… Они провожали удивлёнными взглядами проносившихся мимо девчонок, растрёпанных и перепуганных чем-то до смерти. Только достигнув широкой дороги, по которой шло не меньше полсотни туристов, Настя и Олеся убавили скорость. Они по-прежнему почти бежали, подпрыгивая и торопясь, но сил на то, чтобы мчаться, уже не осталось.

Настя повалилась в изнеможении на бревно у дороги. Олеся, тяжело дыша и стирая пот со лба, опустилась рядом.

Лёгкие горели огнём, ноги гудели, в висках стучали «молоточки», пот заливал глаза, кололо в правом боку, к тому же дико болело колено. Настя только теперь заметила, что джинсы порваны, нога разодрана, а штанина перепачкана кровью и грязью. Романова полезла в карман за сигаретами. Руки дрожали, не слушались – она с трудом закурила. На этот раз Олеся не сказала ни слова. Но сигарета не успокоила – перед глазами Насти стояла ужасная сцена убийства девушки, а в ушах звенел эхом хриплый голос ведьмы: «Ты сюда вернёшься! Ты не уйдёшь от меня!». По спине прополз неприятный холодок, словно пережитый страх вновь коснулся её кожи скользкими липкими щупальцами.

– В милицию надо сообщить! – сказала Олеся. Голос был словно не её, а чей-то чужой – потерянный, несчастный. – Мобильник у кого-нибудь попросить!

– Сотовый здесь не берёт, – напомнила Настя. – В магазине есть телефон!

Они переглянулись и, не говоря больше ни слова, поднялись и побрели к городу. Настя прихрамывала, Олеся взяла её под руку. Встречные прохожие одаривали девчонок многозначительными взглядами.

Олеся влетела в «Робин Гуд» с таким грохотом, словно на ней были доспехи тевтонского рыцаря: едва не вынесла дверь, гулко грохнувшую о стену, и почти сорвала с гвоздя «музыку ветра». Китайский сувенир зазвенел всеми своими колокольчиками сразу – обиженно, разгневанно и испуганно, совсем не так, как полагалось хранителю гармонии.

Продавщица, мучимая похмельем, едва не выронила из рук бутылку пива, но, проявляя чудеса акробатической ловкости, успела её поймать и быстро спрятать под прилавок.

Олеся, вырвавшись из лап сектантов и ощутив, наконец, себя в безопасности, вновь вернулась к своей привычной деловитой напористости. Она решительной генеральской походкой пересекла магазин и, глядя прямо в затуманенные глаза продавщицы, рявкнула:

– Нам надо позвонить!

«Мадам де Робин Гуд» покосилась за спину Олеси, критически оглядев дохромавшую до прилавка Настасью, изрядно перемазанную кровью и грязью, и молча кивнула на телефон.

– У нас карточки нет! – в голосе у Петрушенко прорезались истерические нотки, что и неудивительно, учитывая, как она перенервничала.

– Тогда – пять минут десять рублей, – доложила продавщица, извлекая откуда-то из-под прилавка, казавшегося бездонным чревом кита, телефонную карту.

– Какие, к чёрту, десять рублей? Нам в милицию позвонить надо! – взорвалась Олеся. – Тут какие-то маньяки людей режут, а Вы!..

– 02 – бесплатно, – шепнула Настя и поспешно оттащила возмущавшуюся подругу от кассы.

Настя позвонила сама, удивляясь спокойствию в своём голосе, ведь внутри-то всё дрожало, и кровь кипела от дикого всплеска адреналина.

– Убийство в Святогорье, – сказала она. – Сообщила Анастасия Романова. Ждём у магазина «Робин Гуд». Да, возле Павловки.

Настя положила трубку.

– Ну и что? Что они сказали? – нетерпеливо вопрошала Олеся.

Анастасия тяжело вздохнула и предложила:

– Пойдём покурим!

Девчонки вышли на улицу, присели на низкие перила площадки, служившей парковкой для машины. Здесь царила прохладная тень.

Выкурив две сигареты одну за другой, Настя достала из рюкзака фляжку и носовой платок, чтобы отмыть рану на колене, но тут подъехал милицейский «бобик»…

– Оперуполномоченный Сысоев Владимир Дмитриевич, – отрапортовал высокий светловолосый парень, первым вышедшей из машины.

Оглядел растрёпанных, перепуганных девчонок и добавил уже не столь официально:

– Можно, просто Володя! Что у вас тут стряслось, девчушки?

– У нас? У нас стряслось?! – вновь рассвирепела Олеся, отпихивая Настю и угрожающе надвигаясь на «опера». – Это у вас тут стряслось, чёрт возьми! Здесь, на Святогорье, столько народу тусуется: школьники, дети! А у вас под самым носом людей в лесу режут!

– Поспокойнее, гражданочка! Разберёмся! – одёрнул её Владимир. – Имя Ваше, кстати, как будет?

– Олеся Петрушенко, – буркнула блондинка.

– Хорошо, – он записал что-то в потёртую кожаную папочку, которую держал в руках. – Нос наш от Святогорья далеко! Блюсти там порядок – дело кордонов и лесников. Ладно, ближе к телу, то есть к делу!..

– Мы видели ритуальное убийство, – сказала Настя спокойно, с настораживающим хладнокровием.

И Сысоев сразу же переключил своё внимание на неё.

– Где? Как?

– У подножья Воронова утёса, только не с той стороны, где туристы обычно, а с восточного склона. Там заросли черёмухи, болотце…

Владимир понимающе кивал головой, слушая сбивчивый рассказ девчонок.

– Так… Значит, стойбище этой секты с восточной стороны Воронова утёса? – уточнил Сысоев. – Всё ясно! Я эти места знаю, как свои пять пальцев. Мальчишкой всё здесь излазил. Найдём ваших «шаманов»! Это их рук дело? – поинтересовался Владимир, бросив взгляд на ногу Насти.

– Нет. Это я упала, когда убегала, – ответила Настя.

Вспомнилась дикая боль в ноге и обречённая мысль в голове: «Всё! Конец! Сейчас схватят!», а ещё, удаляющаяся спина Олеси, и быстрое мелькание её ног, разбрызгивающих холодную воду ручья.

И, может быть впервые в жизни, души коснулась горькая обида – скользкая, холодная и неприятная, как змея! Гнилая эта мысль заползла в сознание и шепнула прямо в сердце: «А ведь она не остановилась… Она тебя бросила! Олеся! Лучшая подруга!!! Спасая собственную шкуру, и не подумала оглянуться, помочь». Это была очень досадная мысль, мучительно въедавшаяся в самое сердце, как кровососущая пиявка.

Настя ощутила болезненный укол совести, ей стало стыдно за собственные мысли, сомнения, и она тут же попыталась оправдать подругу.

«Леся была напугана, панически напугана, потому и бежала, не разбирая дороги. Она и не поняла даже, что я упала. Да! Так и было!» – успокоила себя Рыжая, но гаденькое чувство сомнения уже засело глубоко внутри, распуская ядовитые колючки зародившейся обиды.

– Олег, – окликнул Сысоев молодого парня, стоявшего возле машины, – сними показания!

И, обернувшись, к девчонкам пояснил:

– Олег запишет сейчас всё, что вы видели. Расскажите ещё раз, подробно, а так же ваши телефоны, адрес! Вам придётся пройти свидетелями по этому делу. Так что будьте готовы – ещё не раз встретимся! Ну, а мы едем ловить этих ваших сатанистов!

– Как? А мы что, не с вами? – удивилась Олеся. – Вдруг вы без нас не найдёте!

Настю передёрнуло от мысли о возвращении на место преступления. Уж что-что, а видеть вновь залитую девичьей кровью каменную площадку у хижины ей не хотелось вовсе!

– Справимся! А вы расскажите Олегу всю историю ещё раз, ничего не упуская, и отправляйтесь домой! – Сысоев словно прочитал мысли Насти.

– А позвонить Вам можно? Узнать, чем всё закончилось… – Олеся соблазнительно улыбнулась.

«И тут случая не упустит!» – разозлилась Настя.

– Я сам позвоню! Впрочем, вот мой телефон, – Сысоев протянул Олесе клочок бумаги. И, уже садясь в машину, добавил: – Не принимайте всё слишком близко к сердцу! Такое нынче случается сплошь и рядом.

Милицейская машина уехала.

Олег терпеливо, слово в слово, записал рассказ подруг.

После чего Настя, наконец, отмыла свою ногу. И, кое-как приведя себя в порядок, девчонки пошли назад к остановке.

– Слушай, сколько ей было лет… этой девчонке? – спросила Олеся.

Её, как и Настю, ни на минуту не отпускали мысли о случившемся.

– Не знаю, – ответила Рыжая, подходя ближе к дороге, так как на горизонте показался автобус. – Давай поговорим обо всём потом! Потом, Леся! Вечером, завтра, через неделю – только не сейчас. Ладно?

Голос у Насти был таким измученно-молящим, что Олеся только кивнула, соглашаясь.

И всю дорогу до дома они ехали молча.

Потом коротко попрощались и разошлись.

Дома у Насти никого не оказалось. Записка на кухонном столе гласила: «Доча, я у Дениса. Надо посидеть с Алёшей. Буду только завтра. Мама».

– Ну вот! – вздохнула девушка. – Почему именно когда тебе кто-то нужен, всегда остаёшься одна?

На Настю навалилось страшное чувство одиночества. Словно во всём мире больше никого не осталось.

Она тут же пошла в ванную, сбросила всю одежду прямо на пол и забралась под душ. Стекавшая по лицу вода приносила успокоение, забирая тоску, переполнявшую сердце, разрывавшую душу в лохмотья. Нервы, наконец, сдали, и Настя расплакалась. Тонкие струйки смывали слезы с её лица и уносили прочь.

Долго-долго стояла она вот так, став частью воды и отдавая ей свою боль, а потом завалилась на диван и проспала до самого позднего вечера.