Туся
Моим самым лучшим, или, как говорят, закадычным, товарищем был соседский мальчик Толя. Я его звал Тусей и помню с того времени, с которого помню себя. Моя мама и Аннушка называли его также этим именем. А его родители звали его только, полным именем – Анатолий, и мне это всегда казалось странным. Я искренне считал, что детей называют полным именем, когда ими недовольны.
Туся жил в двухкомнатной квартире под нами. Он также был единственным ребенком и на год младше меня. Его отец работал не то бухгалтером, не то счетоводом, мать – домашней портнихой. Маленькую вторую комнату они сдавали пышной, ярко накрашенной женщине, а сами занимали большую проходную в три окна. Кровать родителей была отгорожена ширмой, за которой также переодевались заказчицы для примерок. Тусе стелили на ночь на кушетке, обитой вытертым дерматином и больше похожей на топчан.
Они жили намного беднее нас, но я по-детски завидовал Тусе, когда его отец, приходя с работы, всегда приносил сыну небольшую шоколадку с яркими картинками на обертке. Внутри каждой такой шоколадки находился талончик. Набрав определенное количество таких талончиков, можно было бесплатно получить призовую шоколадку.
Мне дома дарили шоколадки только по праздникам. Это всегда были Золотой или Серебряный ярлык – самые дорогие и престижные. Но на их обертках, к сожалению, были только названия, правда, выполненные большими буквами и рельефные, что меня, конечно, мало трогало.
С Тусей мы играли в нашей пустой квартире. Я вызывал его к себе, постучав половой щеткой в пол. Домой его отводила Аннушка, чтобы не обидели взрослые ребята, собиравшиеся в вестибюле покурить.
Туся был покладистым товарищем и, сознавая мое старшинство в возрасте, всегда поддерживал предлагаемые затеи, хотя и сам был горазд на выдумки. Мы играли обычно до прихода мамы, а затем вместе полдничали, или обедали. Когда мама угощала нас леденцами «Барбарис» – прозрачными, разноцветными круглыми палочками – начиналось соревнование «по заострению концов». Участники придуманной нами игры, должны были, не прибегая к зубам, действуя языком и губами, заострить концы конфеты. Выигравшим считался тот, кто сделал это первым. Качество «заточки» проверялось уколом в ладонь. Приступая к игре, мы придвигали кресло к окну, садились на его подлокотники лицом друг к другу и усиленно работали языками, глядя в окно.
Для нас, дошкольников, окно на улицу с оживленным движением, было, наверное, тогдашним экраном телевизора. Столько интересных вещей можно было увидеть в окно. Вот стоят извозчики у входа в Звездинский сквер и одна лошадь смешно вскидывает головой, пытаясь достать остатки овса из надетой на морду торбы. У водоразборной колонки образовалась очередь, в основном женщин, терпеливо ожидающих, когда подъехавший водовоз наполнит свою огромную бочку через шланг. Рядом остановился мороженщик со своей тележкой и, открыв ящик, достает и одевает белый фартук…
А как интересно было смотреть на прохожих, бегущих от внезапно хлынувшего ливня под навесы и в подъезды домов, откуда потом самые нетерпеливые и смелые выскакивали, не дождавшись прекращения постепенно утихающего дождя!
Когда ко мне стала приходить Валентина Ивановна, наши встречи и игры с Тусей были перенесены в его квартиру. Там мы играли после обеда до прихода его отца. У Туси было мало игрушек, но зато была терпеливая Мурка, позволявшая укладывать себя в сооруженную нами постель. В игру пускались многочисленные, разноцветные лоскутки, которыми был усеян пол около стола.
Мое внимание привлекал вертящийся манекен, на котором примерялись скроенные платья. Для меня оставалось загадкой, как можно на одном манекене примерять платья и толстых, и тонких заказчиц. Манекен тоже участвовал в наших играх, когда, оставшись одни, мы обряжали его с помощью булавок в разноцветные лоскутки.
Когда меня отдали в школу, видеться с Тусей я стал заметно реже, но помню, как он приходил иногда по вечерам и, усевшись рядом со мной за стол, занимался рисованием, пока я делал уроки…
Наша дружба продолжалась и после моего переезда на новую квартиру, но встречи стали носить, так сказать, гостевой характер.
Окончив школу, Туся поступил на вечерний факультет Индустриального института (в котором учился и я), параллельно учась в школе летчиков. Он погиб в воздушном бою во время Финской кампании 1940 года.