Глава 2
Почетная партийная работа
На этот раз передо мною другая анкета – заполненная во внутренней тюрьме НКГБ Латвийской ССР – анкета арестованного. В графе “партийность” указано: беспартийный. Однако в протоколах последующих допросов (первый вопрос на допросе – о партийности) ошибка исправлена – член Национал-социалистической немецкой рабочей партии с 1929 года. На моей памяти в советской печати при упоминании нацистской партии слово “рабочая” опускали во избежание ненужных аналогий. Зато слово “социалистическая” писали так – “социалистская”. Здесь же все написано правильно – Национал-социалистическая немецкая рабочая партия.
Пропагандист
– Когда Вы вступили в НСДАП?
– Членом НСДАП я стал 1 октября 1929 года в Ганновере. В это время я был безработным и верил пропаганде Гитлера, что если у Гитлера будет власть, то у всех немцев будет работа и счастливая жизнь.
– Какую работу Вы выполняли в НСДАП?
– В 1930 году я занимался фашистской пропагандой в Ганновере. Позже, в апреле 1931 года, я был простым эсэсовцем в Ганновере.
Так Еккельн отвечал на допросе у следователя, стремясь попасть в такт советским пропагандистским представлениям. Допрашивал его приехавший из Москвы замначальника 2-го управления НКГБ СССР майор Цветаев, переводил показания сержант Суур. Велась стенограмма. Первый допрос состоялся 13 декабря, потом 14-го, затем с 20 декабря каждый день, иногда по два раза в день. Допросы не прерывались даже в новогоднюю ночь: 31 декабря 1945 года допрос начался в 19:00 и закончился 1 января 1946 года в 2:30. Торопились, поскольку дата процесса была заранее определена.
В судебном заседании прокурор задавал по этому поводу уточняющие вопросы.
– Пусть Еккельн перечислит свою работу в партии. Какие занимал должности в нацистской партии, какую работу выполнял, характер этой работы, место и время?
– С 1 октября 1929 года по 4 января 1931 года я был рядовым членом партии и не занимал никакой партийной должности… Вначале я был простым эсэсовцем и имел почетную общественную нагрузку.
Все эти “общественные нагрузки”, конечно же, – трудности перевода с нацистского на советский новояз. У нацистов это называлось иначе – “почетная партийная работа”.
К 1929 году НСДАП уже превратилась в массовую партию. Еккельну потребовалось время, чтобы примкнуть к национал-социалистическому движению, и все же он успел попасть в число партийцев с дореволюционным стажем. Что в дальнейшем позволило ему высоко подняться в СС, стать одним из самых могущественных функционеров.
Одновременно оказались востребованы люди с похожей биографией. Будущий комендант Освенцима Рудольф Хёсс в 16 лет ушел добровольцем на фронт, после окончания Первой мировой войны был на грани самоубийства, и его, нищего, никому не нужного, прибило к национал-социалистам. Там, где разрешено убивать, они могли проявить себя.
По признанию Еккельна, вступление в нацистское движение наполнило его жизнь новым смыслом. Но и он представлял для партии ценность, имея в виду его военное прошлое и, вероятно, дар убеждения. Иначе вряд ли его бы определили в партийные ораторы. Таким стало его первое партийное поручение, полученное в 1930 году. Как пропагандист он, вероятно, умел находить путь к сердцам слушателей. Особенно если между ним и воспитанниками было что-то общее.
“Новая порода”
В то же время, хотя и в другом городе – Линце – и даже в другом (пока еще) государстве – Австрии, жил молодой человек с похожей судьбой. Правда, был помладше, на войну опоздал. В 15 лет отец забрал его из школы и отправил работать на шахту. “Надо признать, еще и потому, что я был не самым прилежным школьником… Через два с половиной года отец объяснил мне, что так я никогда не добьюсь успеха”. Он не добился успеха и когда благодаря дяде устроился в компанию “Вакуум ойл”, потому что “директор Топпер был еврей, и его заместитель Вайс тоже, а может быть, и директор отделения в Линце – Каннхойзер, а зальцбургский директор Блум – уж точно”.
Молодого человека звали Адольф Эйхман. Его рассказ взят мною из опубликованных недавно магнитофонных записей первых допросов Эйхмана сразу после прибытия из Аргентины в Израиль, проведенных капитаном израильской полиции Лессом.
В конце 1920-х годов юный Эйхман примкнул к Объединению фронтовиков, потом вступил в нацистскую партию. “В один прекрасный день в погребке – такая, знаете, большая пивная на баварский манер, с мартовским пивом, – было собрание НСДАП… И ко мне подошел некий Кальтенбруннер, Эрнст. Мы немного знали друг друга… Так вот, Эрнст Кальтенбруннер категорически потребовал: “Ты поступаешь к нам!” Так уж это получилось, бесцеремонно как-то… Я сказал тогда: “Ну ладно”. Так я и попал в СС. Это было в 1932-м”.
Между прочим, доля австрийцев в преступлениях нацистов против евреев намного превышала долю австрийского населения в Третьем рейхе (8,5 %). По крайней мере так писал Симон Визенталь в октябре 1966 года в своем послании австрийском канцлеру Йозефу Клаусу. Чем это можно объяснить? Вероятно, тем, что именно в Австрии было много богатых евреев, блестящих людей. Они, можно сказать, мозолили глаза многим неудачникам: богаты, а некоторые еще и талантливы. Гитлер учился в реальном училище в Линце вместе с великим австрийским философом Людвигом Витгенштейном, выходцем из богатой еврейской семьи. Это раздражение со временем никуда не делось.
Схожее чувство выразил в записях, опубликованных Беттиной Стангнет, Эйхман: “Мы, немцы, имеем дело с врагом, превосходящим нас по интеллекту. Поэтому уничтожение еврейского противника необходимо для исполнения нашего долга перед нашей кровью и нашим народом”. Его откровенность напомнила мне исторический анекдот, согласно которому Черчилль на вопрос, почему в Англии нет антисемитизма, ответил: “Потому что англичане не считают евреев умнее себя”.
Беседа с Кальтенбруннером привела к службе Эйхмана в концлагере вблизи городка Дахау, оттуда его откомандировали в Берлин в Главное управление СД, где он и превратился в “убийцу за письменным столом”, пославшего миллионы евреев на смерть.
Между прочим, Дахау – первый немецкий концлагерь для политзаключенных – возглавил друг и будущий покровитель Еккельна Теодор Эйке. Эйке, уроженец Эльзас-Лотарингии, бросил из-за нехватки денег учебу и ушел на фронт Первой мировой, потом, когда Эльзас отдали Франции, переехал в Германию. Служил в полиции, был изгнан оттуда. Он стал создателем системы концлагерей Германии, надзиратели “повышали квалификацию” в Дахау. Предпочитал брать туда молодых членов партии и воспитывал из подчиненных убийц. Отказывал в приеме на службу даже унтер-офицерам вермахта, считал, что им не хватало твердости. Особую жестокость комендант проявлял к заключенным-евреям (до “окончательного решения” было еще далеко), выступал перед подчиненными с антисемитскими лекциями и приказывал вывешивать в бараках на видном месте газету Der Stürmer (“Штурмовик”).
По Михаилу Гефтеру, “нацизм – детище исторически разъяснимой комбинации, когда фальсифицированное национальное чувство, оскорбленное Версалем, сочеталось с невероятной степенью социального отчаяния, охватившего работающие пласты Германии поры мирового кризиса… Сдвиг в человеке оказался достаточным для формирования новой человеческой породы, которую можно условно назвать “эсэсовской”.
Люди этой породы отличались от прочих нацистов. Сошлюсь на Отто Штрассера, брата одного из основателей нацистской партии Грегора Штрассера, убитого в “ночь длинных ножей”. Двумя годами моложе Еккельна, он тоже пошел добровольцем на фронт, тоже в 17 лет получил Железный крест II класса и лейтенантский чин.
“Мы готовились к увольнительной в город и надели было самую лучшую форму, девушки уже ждали нас снаружи, когда к нам подошел сержант, выгнал нас на плац и буквально заорал: “Кто говорит по-английски или по-французски, встать справа, кто играет на пианино – слева!” Потом он отправил тех, кто справа, скрести полы, а тех, кто слева, – драить сортиры… С того дня я возненавидел этих людей… Сегодня они все в СС. Эсэсовский дух родился именно там и тогда”. Как мы увидим из дальнейшего рассказа, Еккельн был одним из наиболее ревностных его носителей.
“Штатный руководитель”
Вступив в СС 5 января 1931 года (членский билет № 4362), Еккельн “простым эсэсовцем” пробыл совсем недолго. Согласно анкете, с сентября 1931 года он уже “штатный руководитель СС”.
Чем занимался “штатный руководитель СС”? “В качестве командира СС я проводил обучение своих подчиненных, – так объяснял характер своей деятельности следователю СМЕРШа 12 июня 1945 года соратник Еккельна Бруно Штреккенбах, – одновременно выполняя задания по охране партийных собраний и срыву собраний политических противников НСДАП – коммунистов и социал-демократов”.
А это уже из протокола допроса Еккельна:
– В каком направлении вы воспитывали эсэсовцев?
– На совещаниях принимались решения, что члены СС будут изучать фашистскую теорию и особенно еврейский вопрос… Особенно заострялись вопросы борьбы с евреями.
“До прихода Гитлера к власти моя работа в СС не оплачивалась, то есть это была почетная партийная работа”, – пояснял Еккельн на допросе у следователя. Работа в СС в то время действительно не оплачивалась, за исключением рейхсфюрера СС и еще нескольких функционеров.
Гиммлер ему явно симпатизировал. Сам он – первый ученик в гимназии – по характеру и воспитанию был полной противоположностью Еккельну. Один из соучеников Гиммлера был до глубины души поражен, узнав одноклассника во всесильном рейхсфюрере – да он же мухи не обидит! Тем не менее у него с юности были схожие с Еккельном идеалы. Во время их учебы в школе в Германии расцвел имперский патриотизм. “Великая Германия, Германия превыше всего, германский меч, германские рыцари” – все это Гиммлер постоянно слышал дома. Портреты кайзера Вильгельма и князя Бисмарка висели на почетных местах в их гостиной.
Юный Генрих мечтал стать офицером, однако на службу в кайзеровский военно-морской флот его не взяли из-за сильной близорукости. Только к концу Первой мировой Гиммлера зачислили в школу прапорщиков во Фрайзинге, он так и не смог принять участия в боевых действиях, хотя впоследствии любил рассказывать о своих “фронтовых подвигах”. Еще одна рифма их судеб – Гиммлер женился на дочери прусского помещика и примерно в то же время, что и Еккельн, занялся фермерством. И тоже не от хорошей жизни. Когда рухнули его мечты об офицерской карьере, он пытался поправить финансовое положение, занявшись разведением кур, но, как следует из его переписки с женой, “куры несутся из рук вон плохо”. Наконец, Гиммлер в свое время сам был партийным оратором, но куда раньше – в середине 1920-х. Дела его пошли только после того, как мировой экономический кризис помог нацистам стать парламентской партией.
Поначалу рейхсфюрер СС был не слишком важной персоной. Подумаешь, охранник! СС (Schutzstaffel) – охранные отряды, сформированные в 1923 году с задачей охраны фюрера и других высокопоставленных партийцев во время различных мероприятий. Они включали в себя всего несколько сотен молодых партийных активистов. В 1928 году СС насчитывала 280 человек. К тому же они не были самостоятельны, входили в состав штурмовых отрядов – СА, выход оттуда произошел уже после прихода Гитлера к власти. Их сборы проводились четыре раза в месяц – для пропагандистских поездок, военной подготовки, тренировок по джиу-джитсу. Свой вклад в их набор и подготовку внес и Фридрих Еккельн.
Гиммлер был мужчиной среднего роста с водянистыми глазами, скошенным подбородком и вялым рукопожатием. Как пишет его биограф Лонгерих, тщедушный баварец с впалой грудью. Может, он видел в высоком плечистом Еккельне будущее Германии?
“В конце марта 1931 года я был назначен руководителем ганноверской организации СС, – рассказывал Еккельн в судебном заседании. – В то время было только 200 человек эсэсовцев. Я имел тогда задание создать на территории этой области целый штандарт, то есть полк СС, и я это выполнил. Летом 1931 года я получил дополнительное задание на территории области Ганновер создать еще один полк СС”.
В гвардию фюрера стремились юные нацисты, завораживала черная форма с кавалерийскими сапогами, значки с черепом. В СС был строжайший отбор. Условия приема: рост не меньше 170 сантиметров и возраст не моложе 23 лет. Низшие чины должны были предоставить справку о том, что их предки с 1800 года не имели примеси неарийской крови, для офицеров – с 1750 года. Требование расовой чистоты распространялось также и на жен эсэсовцев. Так что если Еккельн не придумал еврейство Хирша, то, будучи женатым на его дочери, не смог бы вступить в СС. К тому же практически все члены СС окончили среднюю школу, 41 % офицеров СС – университеты, притом что тогда только 2 % немцев имело высшее образование.
Правда, к “старым бойцам” – ветеранам Первой мировой войны – требования были помягче. Расчет Гиммлера оправдался: в СС пришли закаленные в боях фронтовики, они помогли укрепить СС изнутри. Еккельн к тому же считался ветераном нацистского движения.
Его деятельность была оценена по заслугам. В 1932 году Еккельна избрали депутатом рейхстага от Восточного Ганновера. И чины пошли. В 1930 году он был произведен в штурмбанфюреры СС (соответствует майору) и назначен командиром 12-го штандарта СС в Ганновере, а в 1933 году он уже группенфюрер СС (соответствует генерал-лейтенанту) и фюрер группы СС “Северо-Запад” (Брауншвейг). В 1936 году возглавил оберабшнит СС “Центр” и был произведен в обергруппенфюреры (генерал-полковник) – второе по значимости в иерархии СС звание, на первом месте Гиммлер в чине рейхсфюрера. Выше мог быть только оберстгруппенфюрер, но тогда это звание еще никто не носил, да и позже его получили только четверо. Всего за время существования Третьего рейха звание обергруппенфюрера носили 102 человека.
В июле 1940 года его перевели на аналогичный пост в оберабшнит СС “Запад” в Дюссельдорфе. И при этом Еккельн имел наглость называть свою карьеру в СС заурядной (в письме на имя начальника Главного управления кадров СС обергруппенфюрера СС Максимилиана Герфа от 25 ноября 1944 года).
Его карьерному росту помогли хорошие отношения с Куртом Далюге, будущим палачом Лидице. Тому покровительствовал лично фюрер, Далюге завоевал его покровительство в том же 1931 году, сыграв ключевую роль в подавлении мятежа берлинских штурмовиков. Тогда Гитлер, решив добиваться власти законными методами, попросил штурмовиков воздержаться от уличных сражений: “Я понимаю ваши страдания и гнев, но вы не должны браться за оружие”. Штурмовики в Берлине расценили это обращение как измену революционным принципам партии, а оберстфюрер СА Вальтер Стеннес и вовсе отказался выполнить приказ фюрера. Предпринятую им попытку восстания внутри нацистской партии пресек Курт Далюге. Фраза из адресованного Далюге благодарственного письма Гитлера: “Эсэсовец! Твоя честь – в верности” – стала прообразом для девиза СС “Моя честь – это верность” (“Meine Ehre heißt Treue”). По приказу Гиммлера эти слова были выбиты на пряжках эсэсовских ремней.
Энергичные люди
“Далюге – человек с болезненным тщеславием, который не останавливался ни перед какими средствами интриг и лжи, чтобы достигнуть своей цели. – Это уже из собственноручных показаний группенфюрера СС Бруно Штреккенбаха от 2 февраля 1948 года. Как я уже упоминал, Штреккенбах за семь лет, проведенных в советской тюрьме в ожидании суда, написал не одну характеристику на своих бывших коллег. – Окружение боялось его за сильные порывы гнева и делало все, чтобы исполнить любые его желания. Во время общения с ним у меня сложилось впечатление, что я имею дело с патологически жестоким человеком”. Возможно, эти качества сближали его с Еккельном.
Признаюсь, поначалу, копаясь в немецких архивных документах, я надеялся найти в личных делах высокопоставленных эсэсовцев характеристики типа тех, что в фильме “Семнадцать мгновений весны”: характер нордический и прочее. Но таковые в личном деле Еккельна, как и в других, не обнаружились. И “беспощаден к врагам рейха” тоже ни разу не встретилось. Потом только понял, что последнее – всего лишь калька выражения первых лет советской власти “беспощаден к врагам революции”. Все это плод фантазии Юлиана Семенова, основанный на советских характеристиках. Как и остальное, взаимоотношения нацистов в романе и сценарии фильма взяты из советских коридоров власти, скопированы с нравов ЦК КПСС и КГБ. Не говоря уже о том, что система документооборота в Третьем рейхе отличалась от советской.
Показания Штреккенбаха на следствии куда точнее и интереснее, чем могли бы быть формальные характеристики. В числе охарактеризованных им эсэсовских бонз есть и персонажи “Семнадцати мгновений”. Вот, к примеру, его слова о начальнике IV отдела РСХА (гестапо) Мюллере: “Он был фанатическим работником, правда, очень ограничен. Знал хорошо лишь свою службу. Строг по отношению к себе и другим. Имеет очень хорошую память… Бесцеремонен. Причисляет себя к влиятельнейшим лицам, кем и является”.
Но, естественно, прежде всего меня интересовало мнение Штреккенбаха о Еккельне: “Энергичный человек, который беспощадно проводил в жизнь как свои, так и полученные им приказы, а также высказывал свое мнение вышестоящим инстанциям”. И еще – “приказы, полученные сверху, исполнял безоговорочно, но их открыто обсуждал”.
Гиммлер ценил Еккельна за самостоятельность. Как рассказал мне немецкий историк Холокоста Юрген Маутхаус, рейхсфюрер много времени уделял подбору кадров, едва ли не ежедневно изучал личные дела подчиненных. Инициатива в его аппарате приветствовалась. К примеру, Гейдрих в 1941 году в одной из директив рекомендовал карателям избегать бюрокрократического вмешательства, с готовностью принимать на себя ответственность. Они вовсе не слепо выполняли приказы и были отнюдь не винтиками страшной машины, каким, скажем, выглядит Эйхман в портрете пера Арендт. Вообще-то это он сам еще до появления адвоката избрал такую тактику защиты – изобразить себя как простого бюрократа, а когда адвокат появился – спустя четыре месяца после ареста – просил того продолжать его тактику.
Так что Гиммлер выбрал Еккельна не за одну только преданность, хотя, конечно, и за преданность тоже, основанную на том, что без партии и СС тот никем бы не стал. Рейхсфюрер обладал даром привязывать к себе неудачников, ставших жертвами семейных трагедий, мировой войны, экономического кризиса. Именно в них был сосредоточен особо кровожадный криминальный потенциал. Американский историк Майкл Манн изучил биографические данные 1,5 тысячи наиболее известных эсэсовцев – военных преступников, оказалось, что многие пришли к нацизму вследствие жизненных неудач. 16 % пережили до 19 лет психологическую травму, в том числе смерть родителей, от потери работы пострадало 24 %.
Психология зла – 4
– Можно вывести два психологических типа – убийца-бюрократ и убийца-исполнитель (пусть и обладающий высоким постом). Нацизм не мог обойтись без обоих, но разница между ними есть, и немалая. В Эйхмане не было ничего от вурдалака, зато немало от чиновника, с кем все мы регулярно сталкиваемся, – потому-то к нему и применим образ банальности зла. На месте Эйхмана, который сам никого не убил, мог оказаться любой другой, ну или едва ли не любой. На месте Еккельна любой оказаться бы не мог.
– Но и таких, как Эйхман, “убийц за письменными столами”, было немало. Но они, отнимая у евреев имущество, составляя планы движения поездов к лагерям смерти, все же не видели своих жертв, кровью которых была залита форма Еккельна. Тот же Эйхман инспектировал Освенцим и Треблинку, для него в Минске устроили показательный расстрел евреев, но сам он никого не убивал. “На мне много вины, я это знаю, господин капитан, – говорил он на допросе. – Но… я никогда не убил ни одного еврея. И я никогда не давал приказа убить еврея”. На судебном процессе Эйхман рассказал, как, оказавшись на “акции”, смог пробыть там всего несколько минут, пока его не вывернуло в кустах наизнанку.
Против “религиозного дурмана”
“…Эсэсовцы были против церкви, в частности против Католической церкви” (из протокола допроса Еккельна). Объяснялось это не только политикой партии, подозрительной к иудеохристианству, но часто и личными мотивами. Соратник Еккельна по партии и коллега по палаческому ремеслу комендант Освенцима Рудольф Хёсс в своих мемуарах рассказал, что его отец хотел, чтобы сын стал католическим священником. Однако он разочаровался в церкви в 13-летнем возрасте, заподозрив, что исповедовавший его священник нарушил тайну исповеди. Отец Эйхмана, между прочим, был пресвитером евангелической общины в Линце.
Сам Еккельн воспитывался в евангелической вере, дед его, как уже говорилось, был пастором. В какой момент пасторский внук отошел от церкви, неизвестно. Возможно, после увлечения Артуром Динтером. Тот ведь не только писал романы, а еще и провозгласил себя основателем новой “политической религии”, где Иисус Христос был арийцем. Динтер пропагандировал идею приведения немецкого народа к “христианству, очищенному от евреев”. Основанная им Немецкая народная церковь (перед запретом в 1936 году) насчитывала 300 тысяч членов.
В полиции с некоторых пор тоже не жаловали верующих христиан, а в СД – тем более (90 % сотрудников СД покинули церковь). “Необходимым условием для повышения по службе был выход их жен и детей из церкви, – сообщил следователю оберфюрер СС Фридрих Панцингер, допрошенный по “делу Штреккенбаха”, в собственноручных показаниях от 2 февраля 1948 года. – Мне известно, что подобные требования нередко вносили раздор в семьи. (Легко можно себе представить, как страдали богобоязненные фрау. – Л.С.) На одном из совещаний Штреккенбах сказал: если сотрудник государственной полиции не в состоянии разрешить церковный вопрос у себя дома, то он непригоден для работы в полиции безопасности”.
Еккельн записал себя в анкете “верующим в провидение”. Тот же самый термин встречается в личных делах многих высокопоставленных эсэсовцев, например Оскара Дирлевангера и Адольфа Эйхмана. Гиммлер приказал семьям эсэсовцев не праздновать Рождество, а отмечать вместо этого летнее солнцестояние. Вместе с Гейдрихом они покинули церковь в 1936 году.
Буквальный перевод изобретенного Гиммлером слова “gottgläubig” – “полагающийся на провидение”. “Провидение” – любимое слово Гитлера. “Нас ведет Провидение… – говорил он в триумфальном для него 1937 году. – Никто не в состоянии творить историю народов, мировую историю, если Провидение не благословило его на это”. Это Провидение, по словам фюрера, сохранило ему жизнь 20 июля 1944 года.
– В те годы – я думаю, в 1935-м – вошло в моду, чтобы каждый сотрудник СД выходил из церкви, – рассказывал следователю Эйхман.
– В вашем личном деле указана религия – “верующий”.
– Каждый, кто покидал церковь, называл себя в то время верующим, потому что должен был как-то назвать. Иначе можно было уподобиться безбожным марксистам. Стало быть, называть себя неверующим считалось предосудительным.
На вопрос, когда и почему сам он отошел от церкви, Эйхман ответил, что случилось это “должно быть, в 1937 году”. Тогда как еще в 1935 году он венчался в церкви, хоть его начальники от этого отговаривали, “не запрещали, но подтрунивали над этим”. Он “все больше приходил к убеждению, что Бог не может быть так мелочен, как это говорится в историях, записанных в Библии. Я решил, что нашел свой собственный путь… И я решил для себя: Бог, в которого я верю, больше, чем Бог христиан. Ибо я верю в сильного, огромного Бога, который создал мироздание и приводит его в движение”.
Подразумевалась вера в некое верховное божество, не имеющее ничего общего ни с ветхозаветным Богом, ни с Христом. Крест заменила свастика. Нацисты рьяно отторгали христианство в любом его виде, думаю, оттого, что им претили человеческие ценности. “…Идут христиане, от катов Христовы заветы припрятав, иначе – тюремный срок. Нацисты хохочут над ними: он изгнан богами иными – их мирный еврейский бог!” (Бертольт Брехт).
В Брауншвейге собор был переделан нацистами в так называемое “Национальное святилище”. В это время премьер-министром земли Брауншвейг был Дитрих Клаггес, тот самый, который в 1932 году помог получить государственную должность и германское гражданство австрийцу Адольфу Гитлеру, без которого тот не смог бы быть избранным рейхспрезидентом или рейхсканцлером. По предложению Клаггеса в июле 1933 года Еккельн стал главным полицейским земли Брауншвейг.
“Законно лишь то, что Германии впрок”
“С июля 1933 года до июня 1940 года я работал в качестве руководителя Северо-Западной группы СС и одновременно был начальником земельной полиции в Брауншвейге”. И это все, Еккельн на эту тему на следствии особо не распространялся, да его и не спрашивали. А если б и спросили, вряд ли бы стал рассказывать о такой, к примеру, истории.
29 июня 1933 года в Брауншвейге две группы – одна из эсэсовцев, вторая из штурмовиков – одновременно занялись поиском подпольщиков, распространявших антинацистские листовки. Одетые в гражданскую одежду, они не опознали друг друга и устроили между собой перестрелку, в ходе которой один эсэсовец был убит. В качестве возмездия – вопреки фактам – Еккельн приказал расстрелять 11 коммунистов. Они были расстреляны у деревни Ризеберг.
В первые месяцы после прихода Гитлера к власти полиция с помощью штурмовиков арестовывала и отправляла в концлагеря социал-демократов, коммунистов, руководителей профсоюзов. Брауншвейг не был исключением. Но столь явный полицейский произвол долго продолжаться не мог – все же это Германия с ее традициями почитания закона и независимыми – до поры – судьями. Новые хозяева страны вынуждены были с этим считаться. Более того, притворяться поборниками законности.
Таковым себя воображал Бруно Штреккенбах, пришедший на службу в полицию примерно в то же время, что и Еккельн, и тоже по направлению СС. Так вот, на допросах на Лубянке он возмущался: “Многие арестованные после прихода фашистов к власти беззаконно избивались, давали ложные показания, а потом в суде от них отказывались”. Ему, как честному человеку, пришлось “усилить законность”. Свои пояснения от 12 июня 1945 года Штреккенбах заканчивает на высокой ноте: “Я не творил произвола и жестокости, а, наоборот, там, где мне приходилось сталкиваться с подобными делами, я выступал против них, хотя тем самым создавал для себя трудности”.
Под эвфемизмом “трудности” Штреккенбах имел в виду угрозу увольнения. О ее реальности можно судить по эпизоду, случившемуся в Вертхайме. С криком “Евреи, убирайтесь вон!” штурмовики ворвались в здание суда и больше недели его удерживали. Когда местный начальник полиции попросил помощи в Берлине, ему посоветовали избегать стычек со штурмовиками, а потом уволили.
Став канцлером, Гитлер назначил министром внутренних дел своего старого знакомого – доктора права Вильгельма Фрика. Тот сразу заявил: большинство судей и юристов в Берлине – евреи, подразумевая, что с этим надо что-то делать. Ну, большинство не большинство, а все неарийцы немедленно были изгнаны из Верховного апелляционного суда Пруссии ворвавшимися туда штурмовиками. Референдарий этого суда, молодой юрист Себастьян Хафнер оставил воспоминания об одном из эпизодов этого вторжения. О том, как один из адвокатов-евреев “взъерепенился – и был жестоко избит. Я узнал, кто был этот адвокат: фронтовик, пять раз раненный, потерявший глаз, он дослужился до чина капитана, наверное, он на свою беду повел себя как в былые времена, когда ему случалось вправлять мозги зарвавшейся солдатне”.
И все же первые два года после прихода к власти нацисты в основном преследовали коммунистов и либералов. Когда с ними покончили, в 1935 году принялись за евреев.
Министром юстиции стал адвокат Гитлера, доктор права Ганс Франк (в будущем – “польский мясник”, гауляйтер Польши). “Фундамент всех основных законов, – вещал он, – это национал-социалистическая идеология и в особенности ее истолкование в партийной программе и речах фюрера”.
Со временем полиция переняла методы штурмовиков. По словам Штреккенбаха, “с 1933 года нельзя было прибегать к вымогательству показаний посредством жестокого обращения, поэтому часто следствие не имело успеха”. С 1935 года стало можно. “Обычно из Берлина разрешали применение 25 палочных ударов, но с разрешения врача”. Штреккенбах такую “законность” одобрял и боролся за нее. Вскоре и законы подоспели, позволявшие творить легальный произвол.
“С приходом Гитлера к власти значительно упростилось судопроизводство, перестала вмешиваться печать, – писал Штреккенбах в своих показаниях. – Был издан чрезвычайный закон “Об охране народа и государства”, по которому лица, заподозренные в антифашистской деятельности, без суда направлялись в концлагеря. Это в значительной степени облегчило деятельность политической полиции. Разрешены перлюстрация почты, ночные обыски, подслушивание телефонных переговоров, так называемые защитные аресты без суда”.
Словом, вновь все как у Бертольта Брехта: “Вот судьи, вот прокуроры. Ими командуют воры: законно лишь то, что Германии впрок. И судьи толкуют и ладят, пока весь народ не засадят за проволоку, под замок”.