Вы здесь

Его весна. Восхождение. Глава 3. В больничной тиши (Ю. И. Прокопенко)

Глава 3. В больничной тиши

Прошло несколько недель, прежде чем вновь совпали смены Ивана и Инны. Они молча поприветствовали друг друга, как будто и не было той бессонной ночи в сдвинутых креслах. За чаем они вели спокойную беседу. Инна рассказывала о своем отдыхе в Крыму. Иван – о своем в Полтаве. Вспоминали какие-то смешные случаи. Как вдруг зажглась красная лампочка одной из палат на посту Инны. Это скорый вызов. Инна поспешила в палату. Иван следом за ней. В этой палате лежал тяжелый больной. Он был после инфаркта миокарда с тяжелой сердечной недостаточностью. Улучшения от проведенной терапии не было. Сейчас развился острый приступ сердечной недостаточности, что часто бывает после перенесенного инфаркта. Больной был в коме, сознание отсутствовало, взгляд напряженный, направленный в потолок, дыхание хриплое, неровное с шумным вдохом и тяжелым выдохом. Такое дыхание называют «Чейн-стокса», и когда оно развивается, это, как правило, фатальный признак. В таких случаях надо срочно вызывать дежурного врача, что Инна и сделала, нажав на посту кнопку вызова. Через минуту в отделение вошла молодая симпатичная доктор весьма похожая на шуструю девчонку.

– Что случилось? – обратилась она к Инне. Та указала на больного. – Так, понимаю. Это о нем говорили на пятиминутке. – Доктор послушала грудную клетку, легкие и сердце. – Сделай инъекцию, – она назвала лекарство, – хотя теперь уже бесполезно.

Инна сделал инъекцию. Потом поставили капельницу. Состояние больного не улучшалось.

– А вы и есть тот самый медбрат с четвертого курса? – немного с иронией взглянув на Ивана, произнесла молодой доктор. – Это у вас первый тяжелый случай?

– Первый, – подтвердил Иван, – то есть теоретически я понимаю, что с больным, но видеть в живую не приходилось. Можно я тоже послушаю его.

– Конечно, послушай. Очень характерная картина. Запомнишь на всю жизнь.


Иван взял свой фонендоскоп и подошел к больному. Слушал долго и тщательно. Доктор держала больного за руку, щупая пульс. Инна стояла в стороне от них, понимая, что дальше – дело врачей. Надо заметить, что на практике в медицинских учреждениях всегда есть определенная дистанция между медицинской сестрой и врачом. Никто об этом не договаривался, но это было так. Прошел еще час или чуть больше и больной перестал дышать.

– Все, скончался, – сказал кто-то из больных, лежащих в этой палате.

– Да, – подтвердила доктор, – давайте приберем здесь все.

Инна принялась за дело: удалила капельницу и вынесла штатив в коридор, убрала остатки ампулы, шприц и все, что оставалось на тумбочке. Затем они втроем выкатили кровать с умершим сначала в коридор, затем в конференц-зал. Оказывается, так делали всегда, когда кто-либо умирал в отделении. Через несколько часов покойного отправят в морг, а пока его тело будет оставаться в конференц-зале, главное, что не в палате. Инна собрала все, что было в тумбочке умершего, и положила в отдельный пакет. Это следовало передать родственникам. Инна была удручена случившимся.

Доктор взяла историю болезни покойного и обратилась к Ивану:

– Ну, что, коллега, пойдем в ординаторскую, там в спокойной обстановке составим эпикриз. Ты писал когда-нибудь посмертный эпикриз?

– Нет, не приходилось.

– Тогда тем более. Для тебя будет хорошая практика. А сестричка пока подежурит за двоих. Ладно? Ну, вот и хорошо. Пойдем, Иван.

При этом Анна Андреевна, так звали молодого доктора, с улыбкой посмотрела на Инну, и, получив ее молчаливое согласие, увела Ивана в ординаторскую, что была этажом ниже. Инне не понравился этот ход Анны Андреевны. Она ощутила что-то коварное в том, как доктор взяла Ивана под ручку и повела к выходу. В ординаторской горела настольная лампа, стоящая на одном из столов, располагавшихся в этой довольно просторной комнате. Это был стол Анны Андреевны. Она села и пригласила Ивана сесть рядом.

– Возьми стул и садись рядом со мной, будем работать. Мы с тобой еще не знакомы. Меня зовут Анна Андреевна, можно просто Аня. А тебя зовут Иван, я это уже знаю, потому что у нас на всю больницу только один медбрат. Это ты. Да еще такой красавчик, что по тебе все девчонки сохнут. Ну, может быть, за некоторым исключением.

Иван молчал. Ему было как-то неловко, что его старший коллега общался с ним за пани брата. Он привык за годы учебы относиться к докторам, как к старшим товарищам и еще не научился «хлопать их по плечу». Тем более что доктор была молодой и довольно привлекательной женщиной, может быть чуть старше его. Когда приступили к работе, он, старался незаметно поглядывать на Анну. В зеленоватом свете настольной лампы черты ее лица были мягкими, глаза были светлыми, а губки казались нарисованными искусным мастером. Работая, Иван все меньше думал о тексте эпикриза, ведь там было все ясно, а представлял себе милого доктора рядом с ним, в тесном контакте, совсем в другой обстановке.

– Иван, не отвлекайся. Ничего интересного на моем лице нет, разве лишь тушь на ресницах.

Анна достала из ящика стола маленькое зеркальце и посмотрелась в него, повертев слегка головой в разные стороны.

– Все в порядке, ничего не расплылось, ты что, Иван?

– Этот зеленый свет настольной лампы делает вас обворожительной. Я смотрю на вас и любуюсь.

– Ах, прекрати, – с улыбкой сказала доктор, – это все твои выдумки. Лучше прочти, что я здесь написала, добавь, если нужно что-нибудь, например, характер хрипов, сердечный ритм.

Иван прочитал составленный эпикриз, и на его неопытный взгляд, было написано все верно, лаконично и без погрешностей.

– Так. Теперь давай поставим свои подписи. Сначала я, потом ты.

– А как мне себя называть?

– Очень просто, – сказала Анна, – дежурный медбрат терапевтического отделения, студент 4-го курса медицинского института, а дальше, свои фамилию, имя и отчество. Ну, вот и ладненько. Эпикриз готов, запись в истории болезни то же. А теперь я предлагаю помянуть умершего, он был хороший старик и, наверное, многие будут оплакивать его.

Доктор подошла к книжному шкафу, где хранились истории болезни и какие-то книги, и достала из него бутылку «Гаваны», кубинского рома. Бутылка была не полной.

– Мы иногда пьем чай с ромом, очень вкусно, не пробовал? Давай помянем старика, он часто лежал у нас. Царство ему небесное.

Она разлила ром по чайным чашкам. Молча выпили, не чокаясь.

– Ты очень милый парень, Иван. Быть с тобой сплошное удовольствие. Говорят, ты женат. Поспешил. С твоими данными не следовало так торопиться с браком. Любая женщина была бы рада быть с тобой и без всякого брака. Как ты на это смотришь? Ну, ладно, это твое дело. Давай еще по одной.

Анна разлила ром по чашкам, и они выпили. Потом доктор оставила Ивана на время и отправилась в другой конец ординаторской. Там стоял кожаный диван, прикрытый наполовину ширмой. Вернувшись, Анна подошла к двери, и, повернув ключ, взяла Ивана за руку и подвела к дивану, на котором была расстелена белая простынь, а в изголовье лежала подушка. Она предложила Ивану раздеться, сняла с себя халатик и все остальное, что могло помешать любовным играм. Объятия, горячие поцелуи и выпитый ром сделали свое дело. Иван почувствовал сильное возбуждение и легкое головокружение. Они опустились на диван. Доктор отдалась Ивану, не снимая медицинской шапочки с ее прелестной головки. Шапочка была приколота к волосам.

Когда успокоились, полежали немного рядом. Потом Анна прошептала:

– Ну, все, Ванечка, тебе пора идти. Там сестра одна, наверно заждалась тебя. Я все видела, как она заинтересованно посмотрела на нас, когда я взяла тебя под руку и повела сюда. Ты, наверно, ей тоже нравишься. Да, не забудь, прихвати с собой историю болезни и эпикриз.

На лице доктора сияла улыбка, а зеленые глазки светились светом настольной лампы. Как будто, это не она стонала, лежа в объятиях Ивана. К таким переменам Иван еще не привык. Хотя, впрочем, что в этом особенного. «Делу время – потехе час», – вдруг пришло ему на ум. Анна встала и, не одевая халат, крепко обняла Ивана, поцеловала в губы.

– Как бы я хотела продолжения всего того, что с нами произошло. Но это невозможно. Прощай.

Иван освободился от ее объятий и быстро вышел из ординаторской, стараясь не привлекать внимание медицинской сестры, сидящей на своем посту. В руках у Ивана были история болезни и эпикриз. Открыв дверь своего отделения, Иван подошел к столу Инны, положил на него бумаги, огляделся и только потом заметил маленькую девушку свернувшуюся клубочком в кресле. «Заснула, – подумал Иван, – так и не дождалась меня».

Утром Инна спросила: «Долго писали эпикриз?» «Не больше часа», – ответил Иван, и стал готовить бумаги к отчету. В это утро они больше не общались друг с другом. До конца дежурства Анна Андреевна так и не поднялась в отделение Ивана.

Прошли рождественские морозы и новогодние праздники. Наступила экзаменационная сессия. Иван любил это время. Когда не надо было каждый день ходить в институт, можно было четко спланировать свое время, связав его с работой в больнице. Узнав расписание экзаменов, а их в зимнюю сессию было четыре, он обратился к старшей медсестре, составляющей график дежурств, сделать так, что бы дни перед каждым экзаменом и в день экзамена были свободны от дежурств. В душе Иван сознавал, что вся эта его работа ему порядком надоела. Он устал, он все время хотел спать, да и денег она приносила в бюджет совсем немного. Но других доходов в семье не было, и Иван продолжал работать.

Однажды случилось так, что на соседнем посту в день его дежурства оказалась Инна. Иван сразу вспомнил их совместное дежурство и сон на импровизированном диванчике, разговоры о том, что она претендует на него, и все это ему показалось забавным. В тот день он сдал экзамен по кожным болезням, как всегда получил «пятерку», позвонил жене и обрадовал ее, а сам прямо из института поехал на работу. И сейчас, подумав, что было бы неплохо после успешно сданного экзамена, отметить это событие вместе с Инной, он попросил ее подежурить за него некоторое время. Через полчаса он вернулся в отделение, прихватив с собой к вечернему чаю бутылку крепленого вина. Подойдя к Инне, он сообщил ей об этом, сказав, что он сегодня сдал «противный» экзамен и приглашает ее на чай с вином по этому случаю. Инна не поверила своим ушам: Иван сам идет к ней на встречу, да еще с вином. Надо что-то придумать и сделать так, что бы ее мечты сбылись.

Приготовили вечерний чай, поставили чашки и разложили бутерброды. Иван открыл бутылку портвейна и налил в каждую чашку.

– Инна, прошу тебя, поздравь меня с успешной сдачей экзамена. Для меня это был противный экзамен, так как я пропустил много занятий и знал материал не так хорошо, как обычно.

– Поздравляю, Ванечка, и желаю, чтобы все другие экзамены ты также сдавал на «отлично».

Слегка прикоснувшись чашками, выпили до дна. Потом пили чай с бутербродами и не спеша пили вино. Иван тихо повел беседу.

– Работаем вместе, а почти не видимся. Я даже соскучился по тебе и рад, что сегодня мы дежурим вместе. А ты?

– Ты еще спрашиваешь. Ведь ты знаешь, как я к тебе отношусь. Я измоталась с тех пор, как виделись с тобой в последний раз. Ты помнишь? Это когда ты ушел с Анной Андреевной. А ведь я ревновала тебя. Что вы там могли делать больше часа?

– Глупая, Инночка. Ты не можешь меня ревновать. У нас нет с тобой взаимных обязательств. Да и что мы могли там делать? Ты же знаешь, писали эпикриз.

– И все?

– И все. Потом я вернулся в отделение и задремал. Очень тяжелое было дежурство.

Иван встал, подошел к Инне, наклонился к ее лицу и нежно поцеловал в губы.

– Ты не возражаешь, Инночка, если я немного отдохну в кресле, пока кто-нибудь из больных не проснется. Очень я сегодня устал.

– Отдохни, мой хороший. Я пока уберу со стола.

Иван перешел в кресло. В отделение было тепло, несмотря на январские морозы. Удобно устроившись, Иван прикрыл глаза. Выпитое вино и хроническая усталость клонили ко сну. Больше всего на свете он сейчас не хотел, чтобы кто-нибудь из больных его разбудил. Он вспомнил сданный экзамен и подумал, что остался еще один, а потом каникулы, но не у него. У него работа, а пока можно отдохнуть. Он едва задремал, как к нему подошла Инна. Она уселась к нему на колени и стала нежно целовать его. Иван ответил ей поцелуем. Его руки двигались по ее бедрам, он ласкал ее. Все это вновь сопровождалось поцелуями. Потом Инна спросила: «Ты хочешь быть вместе со мной?» Иван продолжал целовать ее. Инна встала, взяла Ивана за руку и повела за собой.

– Пойдем в конференц-зал. Я раздобыла ключ. Там мы можем остаться вдвоем.

– А трупов там нет? – в полу шутку спросил Иван, памятуя о том, как они вывезли в зал умершего старика.

– Никого там нет, – также с улыбкой ответила Инна.

– Погоди, а как же больные? Если кто-нибудь выйдет из палаты, а никого из нас на посту нет. Что тогда?

– Ничего страшного, подождут немного.

Они вошли в конференц-зал, закрыли за собой дверь. Свет не стали включать. Из не зашторенных окон пробивался слабый голубоватый свет московской ночи. У стены под окнами стояли несколько заправленных больничных кроватей. Это были запасные кровати на случай, если будут внеплановые поступления больных.

– Иди сюда, – сказала Инна, снимая с себя белый халатик. Она предстала перед ним обнаженной и весьма соблазнительной в лунном свете.

– Иди же скорей, чего ты ждешь.

Иван несколько оторопел от такого поворота дел. Он никак не ожидал, что все может так стремительно привести их к любовной близости. Инна поторапливала его. Действительно, в их положении мешкать было нельзя. В любую минуту в коридоре отделения мог образоваться кто-либо из больных. Быстро раздевшись, Иван присоединился к ней. Больничная кровать была достаточно узкой и их тела сразу же вошли в контакт. Иван ощутил прекрасные минуты любовной близости с очаровательной молоденькой женщиной, страстно желавшей его. Все получилось само собой, но уж очень быстро. Хотелось продолжения любовных ласк, но время играло не в их пользу.

– Наверно надо пойти посмотреть, нет ли там кого.

– Ты оставайся здесь, а я выйду ненадолго. Посмотрю, как там дела, а потом вернусь к тебе.

Иван остался лежать в кровати, Инна вышла в коридор. Иван почувствовал расслабление и успокоение. Лишь одна мысль робко пыталась проникнуть в его сознание. Хорошо ли он поступил? Наверно, плохо во всех отношениях. Он изменил жене и уже второй раз. Во всем виновата эта работа в медицинском учреждении. Надо кончать эту работу. А как же Инна? Она наверняка влюблена в него, раз проявляет такую настойчивость. На что она надеется? Какие у нее планы? Скоро уйду я отсюда, и все будет кончено. Я забуду ее, она забудет меня. У каждого будет продолжаться своя жизнь. Может быть, так и должно быть? Наверно, да. В это время вернулась Инна.

– Все в порядке. Никого там нет. Я даже успела принять душ. Как ты тут?

– Размышляю о нас с тобой. Мы явно влюблены друг в друга, но из этого ничего не выйдет. Я не свободен. Ты это сама понимаешь.

Вместо ответа Инна закрыла его рот своими губами и навалилась на него. Небольшая тяжесть ее маленького горячего тела пришлась по вкусу Ивану. Он откинул мешавшее им одеяло и продолжил любовные игры. Инна стонала и извивалась под ним, периодически сжимая его плечи и впиваясь своими руками в его спину. Она пыталась было закричать в любовном экстазе, но Иван во время прикрыл ее рот своими губами, горячо и крепко поцеловав ее. Это придало еще больше огня влюбленным, и они практически одновременно испытали любовный экстаз – совершенно новое и яркое чувство для Инны.

– За это можно все отдать, – переведя дыхание, прошептала Инна, – ничего подобного у меня никогда не было. Ладно, пора вставать. Пойдем, посмотрим, что творится в отделении.

Они встали, быстро оделись и вышли в коридор. Голубой свет тускло освещал их столы и кресла. Было тихо. Похоже, что все больные спали. Иван первым отправился в кресло. Инна последовала за ним. Ей хотелось общения. Она знала, что это, скорее всего, последнее их свидание. Хотелось многое сказать, объяснить, быть, наконец, правильно понятой этим для нее бесконечно любимым человеком. Хотелось знать его мнение обо всех их любовных делах.

– Ваня, ты не хочешь спать? Давай поговорим. Мне так хорошо, что я не могу об этом молчать. Ты знаешь, у меня до тебя был парень. Он очень ухаживал за мной, настаивал на близости, собирался на мне жениться. Он мне тоже нравился, и я уступила ему. Но я ничего подобного с ним не ощущала. Я уже думала, что я фригидная. Потом он сбежал от меня и я решила доказать себе и маме тоже, что я буду счастлива. Когда я впервые увидела тебя, еще летом, я поняла, что вот это тот человек, чью любовь я должна завоевать. И сегодня я поняла, что все свершилось. Я получила твою любовь. Я это почувствовала. Ведь ты не станешь отрицать. Это было так?

– Все так и не так, девочка. Мне, конечно, было очень хорошо с тобой, мне и сейчас приятно быть с тобой рядом. Но есть одно большое «но». У меня жена и я люблю ее. Может быть, моя любовь к ней не такая яркая, как была с тобой этой ночью. Но она постоянная, она связывает нас крепкими узами, и я должен тебя огорчить: ничто не сможет нас разлучить, если только не какая-то сила, которая сильнее наших чувств. Понимаешь, у нас семья и я несу ответственность за ее судьбу. Мне горько тебе об этом говорить, но это есть правда, что, конечно же, всегда лучше любой лжи. Ты согласна со мной?

– Согласна. Но не отнимай сейчас у меня кусочек моего счастья. Не надо мне твоей суровой правды. Пусть будет хотя бы иллюзия моей победы. Я завоевала тебя, ну хотя бы на время. И сейчас ты мой, – Инна помолчала немного и затем спросила, – Иван, у меня к тебе последняя просьба. Обещай, что ты выполнишь ее.

– Если это не что-нибудь сверхъестественное, то выполню. Обещаю, проси что хочешь.

– Ванечка, ты можешь сегодня утром проводить меня домой. Я дома буду одна, мама на работе, я напою тебя чаем и потом ты свободен, хорошо?

Иван согласился. Он подумал, что на худой конец в оправдание перед женой он скажет, что ездил на консультацию перед последним экзаменом. Инна жила недалеко от улицы Дурова. Через пятнадцать минут она открыла ключом дверь в свою квартиру на втором этаже нового дома в районе Марьиной рощи. Мамы дома не было и Инна по – хозяйски проводила Ивана в комнату, усадила за стол. Сама пошла на кухню, поставила чайник на плиту и отправилась в душ, чтобы взбодриться. Чайник подал жалобный писк, никто на это не среагировал. Он засвистел более требовательно. Иван тогда понял, что это чайник дает знать о своей готовности. Инна приоткрыла дверь ванной комнаты и крикнула: «Иван, выключи, пожалуйста, чайник. Я сейчас выйду». Иван пошел на кухню и повернул кран газовой плиты. Чайник испустил жалобный писк и затих, как-бы сдулся. Иван улыбнулся этому. У него не было такого удобного чайника. В это время в кухню вошла Инна в домашнем халатике и с влажными волосами. Иван обнял ее легкий стан и притянул к себе, поцеловав. Все это происходило естественным образом, без принуждения самого себя. Обнимать и целовать Инну доставляло Ивану удовольствие. Когда через три часа он шел в сторону метро «Проспект Мира» совершенно умиротворенный с блуждающей улыбкой на полусонном лице, в его голове настойчиво зарождалась мысль о том, что он сделает все возможное и невозможное, чтобы эти встречи не продолжались. Он боялся этих встреч с их приятным результатом, они могли перерасти в постоянную потребность и желание быть вместе с Инной, что, конечно же, не могло остаться незамеченным женой. Иван испытывал неловкость перед Людмилой, он чувствовал свою вину перед ней, он не хотел причинять ей боль. Время должно все расставить по своим местам. В этот момент он также решил окончательно оставить работу и полностью заняться учебой. Впереди летняя сессия, а потом врачебная практика, которую ждал он с необыкновенным воодушевлением.