8
– Разверзлись хляби небесные, – пробормотал тощий мужчина с козлиной бородкой и выпуклыми темными глазами.
Других подробностей его внешности Ремине рассмотреть не удалось. В придорожном салуне было темно. Похоже, хозяин экономил на электричестве. Козлобородый сидел за соседним столиком. Перед незнакомцем стоял бокал с пивом, но за последние полчаса, как успела заметить Реми, козлобородый его ни разу не пригубил. Он то пялился в окно, то – на девушку. Ремине это разглядывание не нравилось, но она терпела. Скворцов ушел на подстанцию, поставить на зарядку аккумуляторы джипа, перед этим он велел Реми не двигаться с места. В другой раз она бы и не подумала подчиняться, но сейчас, когда за окном бесновалась гроза, а в темной зале салуна ошивался какой-то подозрительный тип, не время было демонстрировать независимость.
Козлобородый опять уставился на Ремину и вдруг спросил:
– Веришь ли ты, дочь моя, в Господа нашего Вседержителя?
Реми захотелось огрызнуться: мол, я не дочь твоя, но она передумала и ответила:
– Верю, но подаяния на церковь делаю лишь после воскресной службы.
Козлобородый сокрушенно покачал головой, над которой не помешало бы поработать парикмахеру, и сказал:
– Святая Конгрегация Распространения Веры на Других Мирах не нуждается в подаяниях. Слава Вседержителю, презренный металл не оскверняет рук ее смиренных служителей, денно и нощно пекущихся о заблудших душах детей Господних…
«Как же, – подумала Ремина. – Не оскверняете вы… Бедному папа́, при всех его талантах, никогда столько не заработать, сколько святые отцы выкачивают из заблудших детей Господних…»
– Несчастные земноводные Сирены, – продолжал разглагольствовать миссионер, – были обречены на вечные адские муки, ибо не знали истинной веры…
– Они не знали никакой веры, отец Арух, – сказал Скворцов. – И не знают.
Ремина обрадовалась егерю, как никогда. Он возвышался над тщедушным отцом Арухом, словно дендрополип над хибарой. Миссионер в его присутствии сразу как-то потух, съежился, но не сдался.
– Вы, месье ученый, отрицаете истинную веру, – процедил он. – У вас самого душа обречена на вечные страдания в геенне огненной. Так не мешайте мне спасать эту юную заблудшую овцу!
«Это кто овца? Я?!» – Ремина вспыхнула до корней волос. Она готова была запустить в балабола его же собственным пивом, но егерь подмигнул и едва заметно покачал головой.
– Я слышал, святой отец, – произнес он, – что вы крестите аборигенов водой.
– Разумеется, – ответствовал отец Арух, – как и заповедано Сыном Божьим…
– То есть, – продолжал Скворцов, – поливаете им головы обыкновенной пресной водой?
– Освященной, месье грешник! Освященной!
– Допустим… Но дело в том, что для аксл этот ваш ритуал сродни ежедневному умыванию. Как вы собираетесь втолковать им, что поливание головы…
Реми вдруг вскрикнула и отпрянула от окна. Егерь наклонился, всматриваясь в залитое дождевой водой стекло. Было чего испугаться. С улицы заглядывал какой-то тип премерзкого вида. Вместо носа у него была черная дыра, способная поглотить космический корабль среднего радиуса действия.
– Это что еще за урод? – пробормотал Скворцов.
И тут входная дверь распахнулась, в салун ввалилась толпа мужчин в болотных сапогах и дождевиках с капюшонами, по виду – старателей, что добывали кристаллический марганец на абиссальных равнинах давно высохшего океана. Кристаллы марганца ценились в системе Поллукса, где этот минерал был много дороже золота. Егеря-биолога настораживало лишь одно обстоятельство: до ближайшего старательского поселка было не менее тысячи километров. И километры эти пролегали через Большой барьерный риф Хардегена – местность труднопроходимую. Но еще больше насторожило Скворцова поведение хозяина заведения, выскочившего на шум. Адольф Мюнцер по прозвищу Опарыш был калачом тертым, прошел огонь, воду и медные трубы. Вышибал в своем заведении не держал. Он сам мог вышибить кого угодно, а тут при виде «старателей» уменьшился в росте и сделался подобострастен.
– Проходите, проходите, гости дорогие! – залебезил он. – Сейчас я включу калорифер… Не желаете ли просушить одежду?.. Виски?.. Могу организовать шашлычок…
– Некогда нам, – рявкнул один из вошедших. – Еду, выпивку, что там у тебя еще – все грузи в машину… Чудовище! – окликнул он безносого, что пялился на Ремину и непрерывно облизывался, будто адрастейский псевдоваран. – Помоги хозяину!
– В какую машину? – спросил Опарыш.
– А что, у тебя еще одна есть?! – возмутился «старатель». – Та, под навесом! Которая на клеммах!
– Стоп, приятель! – сказал егерь. – Если я тебя правильно понял, ты собираешься грузить свое барахло в мой джип?
– Если та развалюха во дворе твоя, – откликнулся «приятель», – значит, ты меня правильно понял.
– А не много ли ты на себя берешь?!
– Я всегда беру столько, сколько мне нужно… А если какая-то шваль открывает пасть без моего разрешения, я снимаю с нее шкуру!
Скворцов хотел было сказать, что он думает о самозваных командирах, но вспомнил о Реми и промолчал.
Главарь «старателей» хмыкнул. Взгромоздился на табурет у стойки, отнял у Опарыша бутылку виски и запрокинул ее над своим ртом. Остальные разбрелись по салуну, заглядывали во все углы, хватали все, что подвернется под руку. Это был откровенный грабеж, но хозяин салуна не смел возражать. Напротив, он носился как угорелый, угощал бандитов, таскал из подсобки ящики и передавал их безносому Чудовищу.
Егерь покосился на миссионера, тот сидел в своем углу тихо, как мышь. Губы его беззвучно шевелились. Похоже, отец Арух молился. Скворцов незаметно кивнул Ремине. Она поднялась. Егерь показал глазами на дверь. Стараясь остаться незамеченными в суматохе, они двинулись к выходу.
– А вы куда? – без малейшей угрозы в голосе спросил главарь.
– Проветриться, – буркнул Скворцов. – Здесь душно…
– Не спеши, приятель, – отозвался главарь. – Скоро проветришься…
Егерь взялся за ручку двери.
– Я сказал: стоять!
– Иди ты!
Главарь мотнул головой. На Скворцова кинулись сразу трое. Первого он свалил мастерским ударом в челюсть. Второй споткнулся о тело первого, но успел метнуть нож. Егерь отпрянул, и нож воткнулся в притолоку над головой Реми. Дочь миллионера невольно взвизгнула.
– Девушку не трогать! – рявкнул главарь.
Третий бандит выхватил нунчаки и завертел ими перед носом Скворцова. Егерь отжал спиной дверь, схватил Ремину за руку и… чуть не получил сокрушительный удар по затылку.
Но уроки рукопашного боя, усвоенные за время службы, не пропали даром. Егерь ощутил легкое дуновение в области шеи, отклонил голову вправо и схватил Чудовище за руку, когда тот намеревался огреть строптивого биолога по голове. В руке бандит держал револьвер, поэтому, в довершение приема, Скворцов вывернул Чудовищу кисть. Монстр взвыл, упал на колени и выпустил оружие.
– Валите его, ребята, – бросил главарь.
Бандиты выхватили револьверы, но егерь опередил их. Два выстрела – два трупа. Скворцов стрелял наверняка, недаром же он был сержантом запаса звездной пехоты.
– Стволы на пол! – скомандовал егерь, взяв главаря на мушку. – Как бы вы ни стреляли, я быстрее…
Бандиты замешкались.
– Что скажешь, Жерех? – спросил один из них, толстяк в золотых очках, которые придавали ему вполне интеллигентный вид.
– Спрячьте пушки, парни! – велел Жерех. – Ты меня расстроил, приятель, – обратился он к Скворцову. – В общем, твоя шкура нам не нужна. Мы бы взяли, что нам требуется, и убрались бы отсюда…
– Ну так берите и убирайтесь! Мы-то вам зачем?!
Главарь покачал головой:
– Экий ты несообразительный… Я же сказал: ты нам не нужен! Ты, а не вы! Мы бы тебя отпустили, а мисс Марвелл любезно попросили бы проехать с нами. А теперь… Я даже не знаю, как нам поступить… Твое мнение, Профессор?
Очкастый толстяк поджал губы.
– Мнээ… – проблеял он. – Если исходить из соображений целесообразности, то лишний рот на Барьере хуже пистолета…
– Так я и знал, Колбасинский, – откликнулся Жерех, – что ты разбираешься только в аборигенах, а в человеческой психологии ни хрена не смыслишь… В общем так, приятель, – снова обратился он к Скворцову. – Хочешь, чтобы девчонка была в порядке, пойдешь с нами. А нет – как бы ты метко ни стрелял, мои орлы тебя все равно на ремешки порежут. И боюсь, не тебя одного… Ну, так каков твой ответ?
Ответить егерь не успел. Из подсобки выскочил Опарыш, и на этот раз в руках он держал не ящик тушенки, а двустволку.
– А ну убирайтесь, уроды! – заорал он и пальнул в потолок.
Убранные было револьверы снова очутились в руках бандитов. Поднялась бешеная пальба. Обеденную залу салуна заволокло пороховым дымом. Самым разумным было подхватить Реми и дать деру, но Скворцов никак не мог ее отыскать. Отстреливаясь наугад, он метался по зале, натыкался на столы и стулья, спотыкался об убитых и раненых бандитов. Звенели стекла, трещала мебель. Кто в кого стреляет, разобрать было невозможно. Сам егерь каким-то чудом оставался без единой царапины.
И вдруг все стихло. Дым унесло в разбитые окна. Скворцов осмотрелся. Почти все бандиты были на ногах, между опрокинутых столов лежало всего несколько человек. Двое – на совести егеря. Остальным досталось из дробовика, судя по ранам – заряженного картечью. Сам владелец ружья, изрешеченный добрым десятком пуль, валялся под стойкой. На лицо его из опрокинутой бутылки стекала светло-коричневая струйка. Жерех поднял ее и допил оставшееся виски.
Реми нигде не было.
– Та-ак, – протянул главарь. – Где девушка, недобитки?
Скрипнула входная дверь, и на пороге показался отец Арух. За собой он волок отчаянно сопротивляющуюся Ремину.
Жерех мотнул головой, и уцелевшие бандиты бросились помогать миссионеру. Егерь кинулся в драку. Ему удалось сбить с ног одного бандита, расквасить нос другому, выбить несколько зубов третьему, но люди Жереха тоже оказались не лыком шиты. Скворцова быстро повалили на пол. Он получил несколько раз подкованными мысками сапог по ребрам и понял, что сопротивляться уже не в силах. Он мог лишь смотреть, как связывают Реми.
– Так-то лучше, – сказал главарь. – Теперь берем этих двоих и уходим.
– Надеюсь, ваше превосходительство, – подал голос святой отец, – вы проявите христианское милосердие?
Жерех воззрился на него, как на редкое животное.
– А ты о чем думал, святоша, когда хватал девку? – поинтересовался он. – О милосердии?
– О спасении души заблудшей рабы Божьей, – проговорил Арух, поигрывая сорванным с Реми подарком Кристо – рубиновым сердечком. – Верю, что ниспосланные испытания заставят ее повернуться лицом к истинной вере. – Он швырнул значок на загаженный пластиковый пол и с наслаждением растоптал.
– Ну ты и гнида! – откликнулся главарь. – Ладно, будешь жить. Заслужил…
– Господь Вседержитель не оставит вас своими милостями!
– Еще слово, – окрысился Жерех, – и я устрою тебе мученическую кончину, ханжа!
Отец Арух воздел очи горе, пал на колени и начал громко, напоказ молиться. Бандиты заржали. Кто-то швырнул в миссионера пустой бутылкой.
– Хорош веселиться, выступаем, – приказал главарь. – Кто может идти, пусть пошевеливается, кто не может – подохнет. Так гласит закон Братства… Хибару – сжечь!
– Отпусти девушку, – сказал Скворцов. – Зачем она тебе…
– Чудовище, – отозвался на это главарь, – заткни ему пасть!
– Не надо, – сказал егерь. – Я понял.
– Отставить, Чудовище, – велел Жерех. – Наручники на него, и в машину. Да пошевеливайтесь, отморозки!
Скворцову сковали руки и вынесли во двор, будто мебель. Положили в багажник джипа бок о бок со связанной Реми. Рты им заклеили скотчем. Вскоре в машину погрузились все, кто уцелел в перестрелке. За руль сел Колбасинский. Жерех устроился рядом с ним. Зажужжал электродвижок, джип выехал из-под навеса. Егерь втянул было голову в плечи, но понял, что ливень прекратился. Позади раздался хлопок, и почти сразу же загудело пламя. Скворцов понял, что бандиты облили салун покойного Опарыша тетратилом, в котором горит все – дерево, металл, камень, лишь бы окружающая среда была насыщена кислородом. Перегруженный джип выкатился на дорогу и, расплескивая колесами жидкую грязь, покатил на юго-запад.
Поездка продолжалась недолго. В том месте, где дорога сворачивала к Персефоне, бандиты выгрузились из джипа и выволокли из багажника заложников.
Впереди возвышались величественные башни Большого барьера Хардегена, у подножия которого группу Жереха ждали проводники.