6
Срюкзаком и кофром Ремина потихоньку выбралась на задний двор. Выходить через парадное было нельзя. В эти минуты папа́ имел обыкновение появляться на балконе номера в пижаме и с чашечкой утреннего кофе в руке. Впрочем, утро здесь было весьма условным. Через каждые двенадцать земных часов в номерах плотно задраивали жалюзи и постояльцы ложились спать. Кондиционеры имитировали ночную прохладу, с шелестом листьев и стрекотом цикад. При желании можно было сымитировать шум прибоя, или посвист вьюги, или шорох дождя. Одна из стен легко превращалась в окно в другой мир, но папа́ предпочитал просто темноту. Реми помнила это с детства, с тех давних пор, когда тайком пробиралась в родительскую спальню, протискивалась между папой и мамой и мирно засыпала.
Она прошла через полуотворенные ворота и очутилась на улице. Стоял знойный оранжево-фиолетовый день. Солнце торчало почти в зените и не думало двигаться с места. Жужжал мириадами жаброкрыльев вездесущий летучий криль. Протарахтела автоматическая повозка на высоких колесах. Реми огляделась, бегом пересекла улицу. Шагнула на тротуар. Тусклая в солнечном свете причудливо изогнутая неоновая трубка зазывала промочить глотку в баре Энрике. Ремина жажды не испытывала, но именно в этом заведении Скворцов назначил ей встречу, поэтому она, не раздумывая, шагнула к двери.
И едва успела отшатнуться. Дверь распахнулась, из облака табачного дыма вывалился забулдыга в грязных лохмотьях. Потерял равновесие, живописно пропахал мостовую носом. Заорал благим матом, попытался встать, но через миг затих. Реми такое видела только по телевизору. Ей стало любопытно. Она подошла к пропойце, наклонилась.
– Осторожно, мисс!
Ремина оглянулась. В двух шагах от нее стоял патруль колониальной охраны. Мятые килты, бронежилеты поверх мундиров, гетры и башмаки на толстой подошве – это по такой-то жаре! – короткоствольные автоматы и дубинки в чехлах. Из-под киверов с изображением обоюдоострого меча, перекрещенного со стилизованным изображением ракеты, были видны только нижние челюсти, вяло перемалывающие жвачку.
– Что вы сказали? – переспросила Реми.
– Я говорю – осторожно, – произнес один из колохровцев, подойдя ближе. – Это Джойс! – Он ткнул мыском башмака забулдыге в бок. – Он работает в лаборатории русского биолога. Мало ли какой заразы он там нахватался…
– Благодарю вас! – отозвалась Ремина. – В таком случае не могли бы вы помочь бедолаге? Его, кажется, избили.
– Ни черта с ним не случится, мисс, – отмахнулся колохровец. – До Карлика проспится… А вот вам я бы не советовал гулять рядом с подобными заведениями. Не ровен час…
– Не ваше дело, – буркнула Реми и отвернулась. Ее до глубины души возмутило прохладное отношение колохровцев к своим обязанностям. И она решила, что обязательно заставит папа́ навести в местном управлении порядок, если только ему удастся пропихнуть свою программу.
– Как хотите, а я вас предупредил…
Но Ремина уже не слушала. Она толкнула дверь, вошла в бар. И оказалась в ярко освещенном помещении с низким потолком и выточенными из ракушечника столами. От запахов разлитого пива, немытых тел завсегдатаев, дешевого табака и пригоревшего мяса Ремине стало дурно. Посетители бара уставились на нее, как голодные шавки на бифштекс. Взгляды их были настолько красноречивы, что Ремина выскочила бы обратно на улицу, если бы не егерь, который поднялся из-за столика, привлекая ее внимание.
Скворцов оглядел Реми с головы до ног, усмехнулся.
– Чему вы смеетесь? – вскинулась она.
– Вижу, вы опять на прогулку собрались, – сказал он, провожая Реми к стойке. – Вроде нашей давешней охоты.
– Не волнуйтесь, я не дура. Вот здесь, – Ремина взвесила на руке рюкзак, – есть все, что нужно: крем от загара, сухой паек, термоизолирующий комплект, компас, и прочее, и прочее. С этим можно выжить даже на Гиперборее.
– Ого! – усмехнулся егерь. – В таком случае я за вас спокоен… Правда, на Сирене два магнитных полюса, следовательно, компас здесь бесполезен.
– Магнитный, но не гравитационный.
– Сдаюсь! – Скворцов поднял руки. – Приказывайте, мисс!
Он кивнул Энрике, бармену и хозяину заведения, тот отворил дверь в подсобку. Скворцов взял у своей клиентки рюкзак. Пропустил Ремину вперед, сунул бармену кредитку и скрылся в подсобке.
Они долго шли по узкому, тускло освещенному коридору, потом поднялись по бетонной лестнице с замызганными ступенями. Скворцов протянул руку, толкнул тяжелую створку люка. Пахнуло коралловыми зарослями. Солнце ударило Реми в глаза. Когда она привыкла к яркому свету, то увидела в нескольких шагах небольшой риф, откуда доносилось жизнерадостное хрупанье. Бегемоты расчищали заросли. Неподалеку обнаружился и знакомый джип. Скворцов пристроил багаж Ремины на заднее сиденье. Кивком предложил садиться. Реми не заставила себя ждать.
– Ну что, мистер Скворцов, – сказала она. – Едем?
– Едем, – отозвался егерь, – только называйте меня просто Андреем!
– Эндрю, – сказала Ремина.
– Пусть будет Эндрю, – согласился Скворцов.
– А вы меня – Реми!
– Годится!
Егерь завел джип. Тихо загудели электромоторы. Поднимая белую пыль, джип покатил прочь от бара Энрике. Неожиданно из рифа вышли сестры Христофоровы. Они проводили машину взглядом, часто-часто моргая глазищами, а потом аксла, которая выглядела старше, подняла над головой худые лапки, беззвучно похлопала в ладоши.
– Почему она аплодирует? – спросила Ремина, наблюдавшая эту сценку в зеркало заднего вида.
– Аксла-то? – переспросил Скворцов. – Это не аплодисменты Реми, это предупреждение.
– Кому? – удивилась Ремина. – Нам?
– Нам, – подтвердил егерь. – Будет гроза. Акслы – земноводные, поэтому чувствуют малейшее изменение влажности.
– И откуда вы все это знаете, Эндрю? – поинтересовалась Ремина.
– Я же ученый, Реми, – пояснил Скворцов. – Окончил биологический факультет Московского университета, специализировался на биосферах землеподобных планет. Работал на Кентурии, Гермии, Немезиде. Потом прилетел сюда. И влюбился.
– В планету?
– В планету.
Ремина хмыкнула.
– А как же звездная пехота? – спросила она вкрадчиво. – Вспомогательный батальон. Сержантские нашивки… Лапшу на уши вешали?
– Нисколько, – ответил егерь. – Все было. И батальон. И нашивки. Но армия – не мое призвание. Поэтому, когда пришлось выбирать между поступлением в офицерскую школу и карьерой экзобиолога, я выбрал экзобиологию. Благо что служба открыла мне бессрочную визу в космическое пространство…
– А сколько вам лет, Эндрю? – спросила Реми. – Если не секрет.
– Не секрет, – ответил Скворцов. – Тридцать четыре.
– Ого! – восхитилась Ремина. – А вы многое успели.
– И надеюсь, что успею еще больше… Если не помешают…
– Кто? – поинтересовалась Реми.
– Обстоятельства, – откликнулся егерь. – А главное, люди.
Ремине очень хотелось спросить: чему могут помешать обстоятельства и люди, но она не решилась. В конце концов, у каждого есть мечта, но далеко не каждый станет делиться ею с первым встречным. Она бы не стала.
Подскакивая на ухабах, джип бодро катился по проселочной дороге, как две капли воды похожей на ту, по которой они ездили на охоту. Как видно, на Сирене вообще была напряженка с приличными шоссе. Впрочем, по стеклобетону, напичканному оптоволокном управляющей сети, Реми достаточно накаталась на Земле. Зато на Сирене нашлось много такого, чего на благоустроенной родной планете днем с огнем не сыскать. Настоящие приключения! И еще – настоящие люди. Такие, как этот егерь. И такие, как Кристобаль…
– У меня просьба, Эндрю…
– Слушаю вас, – отозвался Скворцов.
– Расскажите мне о Кристо.
– О Кристо?..
Скворцов долго молчал. Смотрел прямо перед собой или оглядывался. Его беспокоило что-то. Реми сначала подумала, что егерь опасается погони, но потом сама разглядела на горизонте свинцовую полосу грозового фронта. Грозы на Сирене были редки, но сокрушительны, она читала об этом в «Википедии». И если до начала бури егерь не найдет убежища, им придется туго.
– Кристо весьма любопытный парень, – начал Скворцов. – Родился он на Земле, в Испанском Доминионе, в городе Барселона, в семье потомственных грандов. Окончил университет в Саламанке. На старших курсах присоединился к Юнион Гэлакси. Участвовал в гуманитарных миссиях на Гермии и Заратустре. Его несколько раз арестовывали за нарушение колониальных законов. Запрещали въезд на Землю. Своих родителей Кристо не видел лет десять. Он даже не знает, живы ли они. Впрочем, по-моему, не очень-то интересуется их судьбой. Отец Кристо был весьма недоволен выбором сына, он предпочел бы видеть его преуспевающим адвокатом, а в перспективе – одним из Генеральных Комиссаров Земной Федерации. Тем не менее в ЮГ Кристо сделал неплохую карьеру. Защитил докторскую диссертацию по социодинамике экстратерральных примитивных сообществ. Прошел путь от рядового волонтера до магистра планетарного отделения. Входит в Капитул. Если ничего не случится, магистр де Ла Вега со временем станет Верховным…
– Впечатляющая анкета, – откликнулась Ремина. – А чем он занимается здесь, на Сирене?
Скворцов усмехнулся.
– Тем же, чем занимается Юнион Гэлакси на всех других обитаемых мирах, – сказал он. – Расталкивает местные примитивные социумы под микитки…
Реми прыснула:
– Подо что?!
– Это такое русское выражение… «Толкать под микитки» – значит ударить под дых, под ребра то есть. Лишить дыхания, понимаете?
Ремина покачала головой:
– Нет, не понимаю… При чем здесь этот варварский обычай русских?
– При том, что Юнион Гэлакси навязывает аборигенам земные культурные стереотипы. Лишает их цивилизацию, пусть и весьма примитивную, с нашей точки зрения, собственного дыхания…
– Это спорное утверждение! – заявила Реми. – Такие люди, как Кристо, несут несчастным дикарям светоч культуры!
Егерь покосился на нее.
– Вы серьезно так считаете? – спросил он. – Не стану спорить… Приедем в Алехандро, сами увидите… Кстати, а зачем вам туда? Если не секрет.
– Понимаете, Эндрю, – сказала Ремина. – Быть дочерью Марвелла – это подарок судьбы. По крайней мере, так думают многие. Но при этом жизнь расписана на сто лет вперед. Все предсказуемо. Короче, скука… А мне хотелось бы пожить настоящей жизнью.
– В атолле Алехандро?
– Да почему бы и нет…
– Ну хотя бы потому, что только в человеческих городах – Прозерпине и Персефоне – и их окрестностях аборигены носят одежду, спят на постелях, пользуются унитазами. А у себя в атолле они – дети природы. Со всеми вытекающими…
– Пугаете?
– И не думаю.
– Роскоши и комфорта я уже насмотрелась. Теперь хочется увидеть оборотную сторону жизни… И потом, я планирую написать книгу…
– Об аборигенах?
– И о них тоже. Настоящую книгу, понимаете? Не такую, что теперь пишет О’Ливи.
– А он писатель?
– Ну да… И неплохой, в общем, но… боюсь, что благодаря папа́ скоро перестанет им быть.