Вы здесь

Еврейская диетология, или Расшифрованный кашрут. Часть первая. Философия кашрута (П. Е. Люкимсон, 2016)

Часть первая

Философия кашрута

Глава 1

Потерянный рай

Для глубоко верующего еврея необходимость соблюдения кашрута, разделения пищи на запрещенную и разрешенную неразрывно связаны с самой историей сотворения мира и человека. Да, потом, на более позднем этапе развития человечества Бог адресует определенные пищевые запреты только избранному Им еврейскому народу. Но тогда, на исходе шести дней творения, первая и единственная заповедь, которая была дана только что созданным и Адаму и Еве заключалась именно в запрете на употребление в пищу плодов с определенного дерева:


"И повелел Господь Бог человеку, сказав ему: "Ешь плоды от всех деревьев сада, но от Древа Познания Добра и Зла – не ешь плодов его, потому что в тот день, когда ты поешь плодов его, ты станешь смертным…" (Бытие, 2;16–17)[1].


Тут следует вспомнить, что иудаизм объявляет человека "венцом творения" именно потому, что тот был создан последним. Согласно устному еврейскому преданию, сначала Господь создал высшие, духовные миры и населяющих их ангелов и лишь затем приступил к сотворению нашего материального мира. После создания Вселенной, Бог приступает к обустройству нашей планеты, и, двигаясь от простого к сложному, производит различные формы жизни.

И лишь после того, как "создал Бог диких зверей по их видам, и скот по видам его, и всех, кто пресмыкается по земле, по их видам" Он приступает к творению Человека – совершенно особого существа, сотворенного по Его образу и подобию.

При этом само собой, имелось отнюдь не телесное подобие, так как, согласно иудаизму, у Всевышнего нет никакого зримого образа и "Он не есть тело". Нет, говоря о том, что человек создан по образу и подобию Бога евреи имеют в виду то, что Творец изначально наделил человека качествами, присущими Ему самому – мышлением, способностью к творчеству и – самое главное – свободой выбора, которого лишены даже самые высшие ангелы.

Если животные – это всего лишь биороботы, повинующиеся заложенным в них инстинктам и способные к развитию лишь в рамках этих инстинктов, если они целиком принадлежат лишь к нашему материальному миру, то Адам и Ева стали тем "мостом", который соединяет духовные и материальные миры. Будучи сотворенным из "праха земного", человек одновременно является носителем Божественной души, то есть в нем сосуществует как телесное, "животное", так и духовное начало. Но окончательно приблизиться к Всевышнему, стать подобным Ему, Его полноправным партнером в управлении мирозданием человек мог лишь в том случае, если, пользуясь данной ему свободой выбора, сумеет подчинить свое животное начало духовному и таким образом выйти на принципиально новую ступень развития.

Уже в первых фразах Торы прямо говорится, что Адам и Ева и их потомки созданы для того, чтобы властвовать над материальным миром:


"…И сотворил Бог человека в образе Его, по Божественном образу сотворил он его, мужчиной и женщиной сотворил он людей. И сказал им Бог: "Плодитесь и размножайтесь и наполняйте землю, и овладевайте ею, и властвуйте над рыбой морскою, и над птицей небесной. И над всей живностью, что кишит на земле. И сказал им Бог: "Вот Я даю вам всю траву, сеющую семена, на лице всей земли, и все деревья, на которых растут плоды их, производящие семена – вам это будет пищей. И всем животным земли, и всем птицам небесным, и всему, что кишит на земле, в чем есть живая душа, всю зелень травы, отдаю Я в пищу" (Берейшит, 1:27–29).


Итак, изначально, в идеале, наш материальный мир, согласно еврейским источникам, был задуман как мир вегетарианцев – и люди, и животные должны были питаться исключительно "травой, сеящей семена", и "деревьями, на которых растут плоды их". Сама природа мира, говорит мидраш[2], была такова, что растения содержали в себе все необходимые компоненты для удовлетворения голода, развития и поддержания организма как животных, так и человека. При этом Бог разрешил праотцам человечества есть плоды от всех деревьев земли. Всех – за исключением одного: так называемого Дерева Познания Добра и Зла.

Существуют сотни толкований того, что собой представляло это дерево и с каким из растений нашего времени его можно соотнести.

Одни толкователи убеждены, что речь идет о винограднике – по той простой причине, что вино, замутняя сознание человека, толкая его на необдуманные, а подчас и совершенно низменные поступки, приносит в наш мир немало зла. По другой версии, этим деревом была пшеница – ведь не случайно человек начинает особо активно познавать мир с возраста, когда оказывается в состоянии потреблять блюда из пшеницы и других злаковых культур. После грехопадения, говорится в том же мидраше, пшеница перестала быть деревом, но после прихода Мессии она вернется в свое первоначальное состояние и таким образом человечество окончательно будет избавлено от голода – урожая, собираемого с пшеничных деревьев, хватит на многие миллиарды человек.

В христианской традиции очень широко распространена точка зрения, согласно которой запрет на вкушение плодов от Древа Познания Добра и Зла было запретом на сексуальные отношения. Однако то, что это совсем не так, видно хотя бы по тому, что призыв Бога к Адаму и Еве "плодитесь и размножайтесь" был одним из первых Его призывов, и прозвучал он куда раньше запрета на вкушение плодов от данного Дерева. Одновременно с этим запретом или даже чуть раньше его Бог устанавливает порядок вещей в мире, по которому "оставит мужчина отца и мать, и прилепится к жене своей, и станут они единой плотью".

Р. Пинхас Бен-Яир утверждает, что до того момента, как Ева отведала плодов от Древа Познания Добра и Зла, оно вообще никак не называлось – и Ева в разговоре со Змеем называет его просто "деревом посредине сада". Древом Познания оно становится позже, когда, отведав его плодов, люди оказались в измененном мире, где два этих начала находятся в постоянном противоборстве друг с другом.

Однако для религиозного еврея вопрос о том, что представляло собой Древо Познания Добра и Зла, в сущности, не имеет значения. В самой истории грехопадения праотцев человечества для него, прежде всего, заключены основные принципы кашрута и первое более-менее рациональное объяснение того, почему этих принципов стоит придерживаться.

Разрешая человеку есть от всех деревьев сада, кроме одного, пишут выдающиеся комментаторы Торы, Всевышний отнюдь не ставил ему запрета ради запрета. Более того – если бы Адам и Ева подождали немного, то этот запрет был бы снят.

Нет, все дело как раз и заключается в том, что единственный данный Богом запрет призван был помочь человеку осознать, что Он может и должен подняться над своей животной природой.

Три инстинкта, три основные страсти, считали еврейские мудрецы, изначально присущи человеку как "общественному животному": страсть к удовлетворению голода и получению удовольствия от еды, страсть к сексуальному наслаждению и страсть к накоплению, к материальному благополучию. Да, все эти три инстинкта естественны, и нет ничего плохого в том, что человек получит удовольствие от вкусной еды, соития с любимой женщиной, комфорта и уверенности в завтрашнем дне. Но именно в умении вводить эти инстинкты в определенные рамки, управлять ими, а не подчиняться им, и заключается принципиальное отличие человека от животного.

И именно для того, чтобы не допустить скатывания человека до животного состояния, более того – помочь ему подняться на новые духовные ступени Бог и ввел общие для всего человечества законы, налагающие определенные запреты как в области питания (о них речь пойдет чуть ниже), так и в области сексуальных (например, запрет на гомосексуализм и совокупление с близкими родственниками) и экономических взаимоотношений между людьми.

И потому драматический диалог Евы со Змеем, приведший к нарушению первого и единственного запрета Творца представляется многим комментаторам, прежде всего, диалогом между духовной и животной природой человека:


"Змей же был хитрее всех земных животных, созданных Господом Богом. И сказал он женщине: "Хотя и сказал Бог: не ешьте плодов от всех деревьев сада…" И ответила женщина змею: "Плоды всех деревьев сада мы едим: но о плодах дерева, что посередине сада сказал Бог: "Не ешьте его плодов и не прикасайтесь к нему – вдруг умрете!" И сказал змей женщине: "Умереть вы не умрете. Ведь знает Бог, что в день, когда вы вкусите плодов его, раскроются ваши глаза, и вы станете подобными самому Богу – знающими Добро и Зло". И увидела женщина, что плоды этого дерева превосходны для пищи и вожделенно оно для глаз, и что прельстительно это дерево для ума; и взяла она плодов его и поела, и дала их также мужу своему, который с нею, и он тоже поел. И раскрылись глаза у обоих и осознали они свою наготу…" (Бытие, 3:1–7).


В сущности, в этом отрывке собраны все доводы, все аргументы тех неевреев и евреев, которые убеждены, что соблюдение принципов кашрута, следование каким-либо диетарным ограничениям исключительно по религиозным или нравственным соображениям не имеет смысла.

Обратим внимание на то, что в начале Творец говорит людям: "От всякого плода дерева в саду можешь есть, но от Дерева Познания Добра и Зла – не ешь от него…"

Сфера разрешенного, как видимо, огромна – она охватывает весь сад, то есть весь существующий мир. Сфера запрета же крайне мала – только одно дерево. Но Змей, как истинный провокатор говорит: "Верно ли, что сказал Бог: не ешьте плодов со всех деревьев сада?!" Таким образом, он намеренно неимоверно расширяет сферу запрета, преувеличивает его строгость, включает в него и разрешенное. И в результате возникает ощущение, что соблюсти запрет на вкушение определенного вида пищи выше человеческих сил и всякая борьба противостоять соблазну заранее обречена на провал. Более того – сама фраза "Верно ли, что сказал Бог…?" построена так, что ее можно понять и в том смысле, что "Даже если и сказал Бог, то что с этого? Почему ты должна Его слушаться?! Разве ты не свободна в своем выборе?!"

И под этим натиском Ева теряется.


"И сказала жена Змею: "От плодов садового дерева можем есть…"


Вот так – уже не от всех деревьев, а просто от "плодов садового дерева"! Ева согласилась на "маленькую уступку" змею и сузила сферу разрешенного. А дальше она допускает роковую ошибку:


"Но от плодов дерева, которое среди сада, сказал Бог, не ешьте от него и не касайтесь его, как бы вам не умереть…"


Но ведь Бог ничего не говорил по поводу прикосновения к дереву- оно отнюдь не было запрещено!

И Змей мгновенно пользуется этим: подтолкнув Еву к дереву, он убеждает ее, что прикосновение к нему безопасно и за ним не следует никакого наказания. А значит, продолжает Змей, Бог попросту напрасно запугал Еву и ее мужа, и отнюдь не заботился при этом об их интересах, а преследовал исключительно Свою выгоду: "Но знает Бог, что в день, когда станете, есть от него, откроются ваши глаза, и будет вы, как Бог, знающими добро и зло…"

И дальше происходит уже неизбежное – дерево все больше и больше манит Еву, вид его плодов возбуждает аппетит, запах кружит голову и… она вгрызается зубами в запретный плод!

Но разве не такова сегодня логика тех, кто убеждает евреев, что запреты на поедание некошерной пищи ограничивают свободу выбора человека? Более того, развивают свою мысль сторонники такой точки зрения, эти ограничения лишают еврея возможности нормально питаться, попробовать наиболее изысканные блюда мировой кухни! И – в качестве финального аккорда, предназначенного для тех, в ком еще сохранились остатки веры и страха перед Богом – они приводят последний "убийственный" довод: вряд ли эти запреты влекут за собой столь суровое наказание Свыше; да и вообще придумал их на самом деле не Бог, а раввины, которым они по тем или иным причинам выгодны.

В сущности, все эти аргументы, как видим, стары, как мир, и сводятся они лишь к одному – что человеку нет никакого смысла сдерживать свои животные желания. Ничего, дескать, кроме лишения себя определенных удовольствий и ощущения, что ты не являешься хозяином собственной жизни, эти запреты не приносят. Более того – образованный, современный человек должен быть выше подобного рода бессмысленных и архаичных предрассудков, превращающих его в религиозного фанатика!


"Так говорил Змей, и так по сию пору, когда прямой запрет Бога не позволяет получить физическое наслаждение, говорит нам наша животная логика – то прямо, то, прибегая к тончайшим софистическим ухищрениям. Как лгал нам тогда Змей, так лжет нам сегодня животное внутри нас. Тем немногим, что запрещено, оно стремится затмить все разрешенное; оно представляет нравственный закон Бога врагом всех физических радостей", – писал это этому поводу великий комментатор Торы ХIХ века рав Шимшон-Рафаэль Гирш.


Но иудаизм смотрит на эту ситуацию иначе: если ты не в состоянии соблюсти указание, данное тебе Творцом мира, если желание удовлетворить ту или иную физическую потребность, в том числе, и желание отведать определенный вид пищи, оказывается для тебе непреодолимым, то это означает, что ты не только не хозяин собственной жизни, но и вообще раб собственных инстинктов. А если это так, то чем ты вообще отличаешься от животного, по какому праву называешься Человеком, в чем именно проявляется твоя духовная сущность?!

В своей книге "Это Бог мой" замечательный американский еврейский писатель Герман Вук вспоминает ироничное замечание одного своего приятеля о том, что невозможно предотвратить угрозу ядерной войны, отказавшись от поедания омаров.

Смысл этого высказывания понятен: неважно, едят евреи свинину и омаров, или не едят, никакого влияния ни на них самих, ни тем более на судьбы человечества это не оказывает – так стоит ли вообще заниматься подобными глупостями?!

Что ж, о том, какое влияние соблюдение заповедей о кашруте или отказ от них оказывает на евреев, мы поговорим чуть позже. А пока замечу, что нарушение Адамом и Евой первой диетарной заповеди привело, согласно Священному Писанию, к поистине катастрофическим последствиям.

Нет, вопреки расхожему мнению, Адам и Ева отнюдь не были прокляты Богом и изгнаны из рая – "проклятой" оказалась сама земля, окружающий их мир. Он изменился и уже перестал быть тем райским садом, каким был до сих пор. Потому-то Адаму и Еве и их потомкам приходилось отныне "в поте лица добывать хлеб свой насущный" и пройти долгий путь нравственного и духовного совершенствования для приведения нашего мира к гармонии и процветанию.

А значит, с точки зрения иудаизма, Богу отнюдь не безразлично, что ест или не ест человек и столь же не безразлично это должно быть и людям. Выбирая или отвергая тот или иной вид пищи, человек самым непосредственным образом влияет и на самого себя, и на окружающий мир.

А потому, согласно Торе, помимо диетарных законов, касающихся только евреев, есть и диетарные законы, относящиеся ко всему человечеству.

Глава 2

Когда кашрут касается всех

От Адама и Евы – к сыновьям Ноя, или краткий курс священной истории

Сегодня мало, кто задумывается над тем, что великие идеи равенства представителей всех стран и народов берут свои истоки в еврейской Торе.

Для того чтобы понять это, попробуйте перебрать в памяти знакомые мифы и легенды различных народов и вспомните, какие из них говорят о том, что все – абсолютно все! – люди на Земле ведут свое происхождение от общих предков. Но иудаизм настаивает именно на такой версии происхождения человечества. Более того – само число этих общих предков сведено к супружеской паре, чтобы подчеркнуть тем самым не только изначальное равенство всех представителей человечества, но и то, что люди, в отличие, от животных – это "штучный товар", и каждая человеческая личность уникальна.

Все представители рода человеческого, живущие сегодня на планете, согласно Торе, являются прямыми потомками библейского Ноя и его супруги, а через него – Адама и Евы, а потому всех людей, независимо от их расовой или национальной принадлежности, евреи называют "Бней-Ноах" – "сыновья, дети Ноя".

История Ноя, согласно Пятикнижию, мидрашам и другим еврейским источникам, представляла собой принципиально новую страницу в истории человечества. Дети, внуки и правнуки Адама и Евы, рассказывает Устная Тора, засучив рукава (если, конечно, у их одежд были рукава) стали осваивать землю, и уже в первые полторы тысячелетия своего существования достигли небывалого уровня технического прогресса. Однако выдающиеся достижения потомков Адама в области техники, сопровождалось невиданным падением нравов и нарушением заповедей Творца и Властителя мира. Обман ближнего, воровство, грабеж и даже убийство перестали считаться в эту эпоху чем-то из ряда вон выходящим, а сексуальная распущенность приобрела поистине невиданные размеры. Не только люди, но и животные предавались всем мыслимым и немыслимым сексуальным извращениям, а так как межвидовые сексуальные браки в ту эпоху приносили потомство, то земля наполнилась невиданными монстрами всех мастей. В сущности, этот мир сам вынес себе приговор, он был обречен на медленное вымирание, и именно об этом состоянии мира и говорит Пятикнижие:


"И растлилась земля перед Богом, и переполнилась разбоем. И увидел Бог землю, и вот: растлилась она, и извратила всякая плоть путь свой на земле…" (Бытие, 6:11–13).


Но, приняв решение уничтожить обреченный мир, очистить землю от скверны в водах Потопа, Творец, как известно, выбирает оставшегося верным Его заповедям, сохранившим в себе духовное начало Ноя и его сыновей Сима, Хама и Йефета вместе с их женами как тех, кому суждено продолжить человеческий род. В их же задачу входило построение ковчега, в котором во время потопа должны были спастись не только Ной и его домочадцы, но и те представители животного мира, которые сумели сохранить себя в том виде, в каком они были созданы Богом. И вот, наконец, приходит время исполнения приговора:


"И сказал Господь Ноаху: вложи ты, и вся семья твоя в Ковчег, ибо тебя увидел Я праведным передо мною в этом поколении. Из всех чистых животных возьми к себе по семи мужского и женского пола; и из тех животных, которые не чисты – по два: самца и самку его. Также из птиц небесных возьми по семи мужского и женского пола, чтобы они дали жизнь потомству на всей земле… И вошли Ноах, и его сыновья, и жена его, и жены сыновей его вместе с ним в ковчег, спасаясь от вод потопа. И от чистых животных, и от животных, которые не чисты, и от птиц, и от всего, что кишит по земле парами пришли в ковчег самцы и самки… И было спустя семь дней – и воды потопа нахлынули на землю…" (Бытие, 7:1-10).


Ровно один солнечный год проходит с момента начала Потопа и до того дня, когда обитатели ковчега выходят из него на землю, но, как некогда и Адама и Еву после грехопадения встречает иной, изменившийся мир. Это мир с куда более суровым климатом, с менее плодородной почвой, на которой, соответственно, даже знакомые растения обладают куда меньшей урожайностью, а также иными вкусовыми и питательными качествами. И, учитывая это, Всевышний обращается к Ною, внося коренные изменения в привычный ему рацион:


"Плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю! Ужас и трепет перед вами будут испытывать все животные земные, и всем птицы небесные, и все, чем кишит земля, и все рыбы морские – отданы в ваши руки. Все живое, все, что двигается, будет вам пищей; словно зелень травы отдам Я вам ее…" (Бытие, 9:1–3)


Таким образом, если прежде, до Потопа, человек питался исключительно вегетарианской пищей, то теперь – с учетом изменившихся условий обитания – Творец разрешает ему употреблять в пищу животных, птиц, рыб – словом, любую живность, которую потомки Адама сочтут годной для употребления в пищу.

То есть, очевидно, без мясной пищи теперь человек не может нормально выполнять поставленную перед ним задачу "наполнять землю".

Объясняя эти слова Торы, известный раввин Элиягу Ки-Тов в своей книге "Это дом твой" утверждает, что после потопа иной стала сама консистенция плодов. Из растительной пищи исчез целый ряд компонентов, которые являлись до потопа ее органической частью. И именно недостаток этих веществ современный человек и вынужден восполнять с помощью мяса и рыбы.

В ряде других еврейских источников уточняется, что речь идет о веществах, необходимых, прежде всего, для умственного развития человека, так как основная его задача и заключается в познании мира и законов Творца.

Отсюда и берет свое начало глубокое убеждение евреев, что человек, занятый только физическим трудом, вполне может обойтись и растительной пищей. Еврейские мудрецы утверждали, что мясо следует есть лишь тому, кто посвящает значительную часть своего времени изучению Торы, являющуюся, с точки зрения иудаизма, высшим видом умственной деятельности. Но, в принципе, это правило распространялось и на все остальные виды творческой и интеллектуальной деятельности: тем, кто ими занимается, просто необходимо есть мясо для того, чтобы нормально себя чувствовать и преуспеть на избранном поприще.

Любопытно, что аналогичной точки зрения придерживается и наука. Необычный эксперимент с добавлением мяса в рацион привыкших к вегетарианской пище таиландских рикш показал, что мясная пища не только добавляла им сил, но и приводила к повышению утомляемости от привычного труда. В то же время, в ходе другого эксперимента, было доказано, что уменьшение мяса в рационе студентов приводило к ощутимому снижению их успехов в учебе.

Современная антропология напрямую связывает стремительный рост объема мозга и, соответственно, умственных способностей наших далеких предков с тем, что они перешли с вегетарианской пищи на употребление сырого, а затем и жареного и вареного мяса. Без мяса тот огромный рывок, который совершил сотни тысяч лет назад человек прямоходящий, все дальше и дальше отрываясь от своих других родственников-приматов, по мнению ученых, был бы просто невозможен.

"Наиболее древние орудия представляют собой орудия охоты, рыболовства. Орудия охоты являются одновременно и оружием. Охота и рыболовство предполагают переход от исключительного употребления растительной пищи к потреблению наряду с ней мяса, а это – новый шаг на пути к превращению в человека разумного. Мясная пища содержит наиболее важные вещества, в которых нуждается организм для своего обмена веществ. Она сократила процесс пищеварения и этим сберегла больше времени и энергии для активного проявления животной жизни.

Привычка к мясной пище наряду с растительной чрезвычайно способствовала увеличению физической силы и самостоятельности формировавшегося человека. Чем больше формировавшийся человек удалялся от растительного царства, тем больше он возвышался и над животными. Но наиболее существенное влияние мясная пище оказала на мозг, получивший благодаря ей в гораздо большем количестве, чем раньше, те вещества, которые необходимы для его питания и развития, что дало ему возможность быстрей и полней совершенствоваться из поколения в поколение.

Употребление мясной пищи привело к двум новым достижениям, имеющим решающее значение: к пользованию огнем и к приручению животных. Пользование огнем еще больше сократило процесс пищеварения, так как оно доставляло уже полупереваренную пищу. Приручение животных обогатило запасы мясной пищи, так как наряду с охотой оно открыло новый источник, откуда ее можно было черпать более регулярно, оставляя еще свободного времени. Кроме того, приручение животных дало возможность получать молоко и его продукты, что явилось новым, по своему составу по меньшей мере равноценный мясу, предмет питания. Таким образом, эти оба достижения уже непосредственно стали новыми средствами эмансипации для человека", – пишет Ю. Кнышова в своей работе "Роль труда в проблеме антропосоциогенеза".

По мнению современных раввинов в данном случае наука лишь подтверждает сведения, содержащиеся в древних еврейских источниках – все дело лишь в том, что ученые неверно оценивают как возраст нашей планеты, так и возраст самой человеческой цивилизации, отодвигая события, связанные со Всемирным Потопом, на сотни тысяч лет назад.

Кровь и плоть

Впрочем, вопрос о том, чья точка зрения – раввинов или антропологов – в данном случае более убедительна, пусть решает сам читатель. А пока заметим, что за разрешением Ною вкушать плоть любых живых существ в Пятикнижии тут же следует запрет:


"Но плоти, в крови которой еще осталась душа – не ешьте!" ("Берейшит, 9:4).


Согласно иудаизму, этот запрет является фундаментальной заповедью, касающейся всего человечества, то есть единственным диетарным ограничением, распространяющимся как на евреев, так и на неевреев.

Заповедь эту иудаизм включает в так называемые "Семь заповедей потомков Ноя", то есть те семь общечеловеческих заповедей, выполняя которые, любой нееврей может считаться абсолютным праведником перед Богом.

Нередко эту заповедь потомкам Ноаха толкуют необычайно широко – как запрет на жестокое обращение с любыми животными.

Животные, не раз подчеркивали еврейские мудрецы, такие же творения Бога, как и сам человек; мир их физических чувств и ощущений близок к человеческому, а потому человек обязан проявлять к ним сострадание, заботясь об их первичных нуждах и не нагружая их непосильной работой.

Уже в самом тексте Торы сформулированы основные принципы гуманного отношения к животным, которые потом были детализированы в Талмуде и Галахе.

С заботой о гуманном обращении животных, явно связан и прямой смысл заповеди "но плоти, в крови которой еще осталась душа – не ешьте!": человеку запрещено есть какую-либо часть тела любого живого существа до тех пор, пока в нем остаются хоть какие-то признаки жизни – не говоря уже о том, чтобы есть какую-либо часть тела, отрезанную от здорового, полного жизни животного или пить его кровь.

И это понятно: ведь подобные действия причиняют животному неимоверные страдания. А если уж мир стал таковым, что большинство людей в нем не могут обойтись без мяса животных, если оно необходимо для физического и умственного развития человека, то необходимо, по меньшей мере, сделать все, чтобы заклание животного сопровождалось для него минимум боли и мучений.

Казалось бы, речь идет о столь очевидном и бесспорном принципе, что и спорить о необходимости его соблюдения бессмысленно – это примерно так же, как спорить о том, хорошо или плохо заниматься каннибализмом.

Но не будем спешить с выводами.

Вспомним, что у многих народов и в древности, и в средние века считалось особой доблестью припасть к вскрытой вене раненного, но еще живого зверя и отведать его свежей крови. Представители кочевых народов Средней и Центральной Азии, если их мучила жажда, не видели ничего предосудительного в том, чтобы пустить кровь своему коню или какому-нибудь животному из стада, и с ее помощью утолить жажду. Те же кочевые племена в целях экономии нередко не забивали животных, а просто срезали с живых баранов, коз, овец полосы мяса для приготовления пищи.

По всей видимости, поедание части от еще живого зверя не было чем-то из ряд вон выходящим и для славянских народов. Вспомним хотя бы такую любопытную и много значительную русскую народную сказку, как "Медведь",

герой которой отсекает топором ногу у спящего медведя и несет ее своей старухе:


"– Ну, старуха, вари теперь медвежью лапу!

Старуха ощипала с медвежьей лапы шерсть, сняла кожу (обратите внимание на эти аппетитные кулинарные подробности! – Авт.), а мясо поставила варить. Пока варилось мясо, она постлала кожу на лавку и села на нее шерсть прясть.

Медведь ревел-ревел от боли, да нечего делать – привязал к себе деревяшку и пошел к старику в деревню. Подошел к избе, стучит клюкою в дверь и поет:

Скирды, скирды, скирды,

На липовой ноге,

На березовой клюке.

Все по селам спят,

По деревням спят.

Одна баба не спит,

На моей коже сидит,

Мою шерстку прядет,

Мое мясо варит…"

Не исключено, что сама эта, входящая почти во все сборники русского фольклора сказка, была порождена именно отказом славян под влиянием христианства от некоторых языческих обычаев.

Впрочем, для того, чтобы припомнить примеры нарушения этого диетарного закона, вовсе не нужно погружаться в такую седую древность.

В 70-х годах сотни баранов в Азербайджане были кастрированы, а их детородные органы отправлены на кухню только потому что приехавшему в гости в эту республику председателю Совмина А.Н.Косыгину понравилось блюдо их этой части бараньего тела…

Между тем, иудаизм придает настолько серьезное значение этой заповеди, что она является, пожалуй, единственной после убийства и прелюбодеяния заповедью, за нарушение которой еврейские мудрецы требовали вынесения человеку смертного приговора. Причем при этом считается совершенно неважным, какое именно количество живой плоти съел человек.

Если во всех законах связанных с кашрутом вкушение любой запрещенной пищи объемом меньше объема маслины не считается нарушением, то, даже положив себе в рот ничтожно малый кусочек плоти от живого существа, человек считается преступившим фундаментальный закон Бога.

Лишь в случае если человек случайно проглотил живое существо, размер которого сам по себе меньше маслины, он освобождается от наказания, так как мог сделать это ненамеренно.

То же самое относится к крови: в отличие от евреев, все остальные народы могут свободно употреблять в пищу кровь мертвых животных, но и им категорически запрещено пить кровь живого существа.

Талмудический трактат "Хуллин", к которому мы будем еще не раз обращаться на страницах этой книги, указывает, что для того, чтобы не нарушить эту заповедь Торы, ни в коем случае не следует отрезать печень или какой-либо другой орган от только что забитого животного – ведь в нем все еще может теплиться жизнь. И даже, подчеркивают комментаторы, если у животного уже рассечены горло и пищевод, не стоит торопиться с разделыванием туши и приготовлением из ее кусков пищи – пока продолжаются конвульсии, животное все еще можно считать живым. Лишь после прекращения всяческих признаков жизни можно приступать к разделке туши.

И уж совершенно отдельно и особенно тщательно Талмуд рассматривает правила забоя беременного животного.

Не вдаваясь во все тонкости этих законов, скажу лишь, что в случае если самка того или иного животного умерла во время отела, то есть когда плод внутри нее сформировался, и даже какая-то часть его тела показалась из ее чрева, то прежде, чем использовать этот плод в пищу, согласно законам кашрута, его нужно забить. Если это не было сделано, поедание мяса такого детеныша приравнивается к вкушению "живой плоти".

О том, насколько человеку не просто даже в современном мире соблюдать этот запрет, свидетельствует история, рассказанная известным израильским раввином и психотерапевтом Ефимом Свирским, долгие годы прожившим в Канаде.

В последние десятилетия в этой стране, как, впрочем, и во всем мире, набирает движение Бней-Ноах, объединяющее людей, не относящих себя ни к одной из религий, но убежденных, что для того, чтобы находиться в "нормальных" отношениях с Богом, человек должен соблюдать семь заповедей потомков Ноя. Ефим Свирский рассказывает, как к раввину одного из канадских городов пришла женщина-нееврейка, решившая соблюдать семь заповедей потомков Ноя, и спросила, где она может покупать кошерное мясо.

– Зачем это вам?! – удивился раввин. – Поверьте, вам вовсе не нужно соблюдать кашрут, Бог от вас этого ни в коем случае не требует…

– Да, я знаю, – ответила женщина. – Но кто поручится за то, что некошерное мясо, которое я покупаю в супермаркете, не было отрезано от животного, которое еще билось в конвульсиях?! А, следовательно, употребляя его, я нарушу заповедь "Но плоти, в крови которой еще осталась душа – не ешьте!"

И, судя по многочисленным источникам о деятельности скотобоен во всем мире, эта женщина права.

Начнем с того, что так называемые принципы "гуманного забоя животных", на соблюдении которых настаивают защитники прав животных во всем мире, на самом деле отнюдь не так гуманны, как кажется. Они требуют, чтобы животное было оглушено электрическим током, после чего "бойцы" нередко приступают к разделке туши без дополнительного забоя, то есть окончательного умерщвления животного. Но это значит, что в данном случае животное еще живо, когда от него начинают отрезать различные части тела.

По сути дела, как будет показано ниже, только еврейский способ забоя скота – так называемая "шхита" – по-настоящему гуманен, а потому тем, неевреям, которые действительно хотят следовать заповедям потомков Ноя, и в самом деле можно есть только кошерное мясо.

И ведь только этим нарушением заповеди "но плоти, в крови которой еще осталась душа – не ешьте!" на скотобойнях мира не ограничивается.

Вот, к примеру, всего несколько отрывков из документальной книги Гэйл А. Айснитц "Бойня":


"Животные тяжело дышали, смотрели по сторонам. Иногда они падали с конвейера и были все еще живы. И рабочие, как могли, подвешивали их обратно. Им надевали цепи и снова поднимали вверх. Животные ломали ноги, шеи. Можно было слышать, как трещат кости…"


"Я работал на дюжине различных заводов… Я видел покалеченных свиней, которых тащили на веревках. Я видел, как живым коровам отрубают ноги, чтобы те не поранили рабочих копытами. Я видел много ужасов…"


Причем подобное происходит, разумеется, отнюдь не только на бойнях США. Вот что, к примеру, совсем недавно писала польская "Газета выборча":


"По данным Высшей контрольной палаты, почти в 60 % польских боен нарушаются правила гуманного убоя. Повсеместно практикуется убой животных в присутствии других, ожидающих своей очереди. Случаи свежевания еще живых животных тоже не столь уж редки…"


Таким образом, современное человечество все еще слишком далеко даже от того, чтобы в массовом порядке выполнять единственный данный ему диетарный запрет. И потому не стоит особенно удивляться тому, что еврейские диетарные законы, та строгость, с которой евреи их выполняли, всегда настораживала и вызывала раздражение других народов.

Глава 3

Почему гусь свинье не товарищ, или кого можно есть евреям

Как-то раз один ешиботник[3] в Бней-Браке – городе, большинство населения которых составляют ультраортодоксы[4], уверял меня, что раз в год в один из городов Америки съезжаются почтенные раввины из десятков стран мира, в которых существуют еврейские общины. И не просто раввины, а выдающиеся знатоки законов кашрута. И съезжаются они на нечто подобное ежегодной научной конференции, в течение всего времени которой им предстоит… есть, есть и есть. В смысле, дегустировать, дегустировать и дегустировать.

За те несколько дней, в течение которых проводится это мероприятие, раввинам нужно удостоверить кошерность и перепробовать хотя бы по одному блюду из каждого кошерного вида животных, птиц и рыб.

Все это происходит за закрытыми дверьми, и едят там действительно все виды живых существ, которых Пятикнижие определяет как кошерные. То есть не только банальную говядину и курятину, но и мясо горных козлов, зубров, оленей, лососину, жирафа, а раввинам евреев-выходцев из Йемена подают даже особый кошерный сорт саранчи.

Подобные съезды, по словам этого ешиботника, с точки зрения раввинов крайне важны, так как помогают сохранить традицию в области кашрута. Ведь уже в средние века евреи, несмотря на всю свою замечательную историческую память, позабыли каким именно птицам или млекопитающим соответствуют те или иные названия, приведенные в Торе. Поэтому в пищу было решено употреблять только тех живых существ, о которых точно известны, что они кошерны – то есть существует четкая, никогда не прерывавшаяся традиция такого употребления, и в связи с этим становится понятна вся огромная важность ежегодных пиршеств, проводимых в США или Канаде.

Признаюсь, мне так и не удалось добыть убедительного подтверждения того, что этот рассказ является правдой и такие "конференции" раввинов проводятся на самом деле. Скорее всего, речь идет о современном еврейском фольклоре. Но вот традиция при определении кошерности того или иного вида пищи в иудаизме и в самом деле играет немалую роль. Хотя главным критерием в данном случае, безусловно, являются признаки кошерности, указанные в Торе.

О "чистых" и "нечистых"

Во все том же рассказе Пятикнижия о Всемирном потопе неискушенный читатель не может "не споткнуться" об некоторые странности указаний, которые дает Бог Ною:


"…Из всякого скота чистого возьмешь себе по семи, самца с самкою. А из скота, который не чист, по два, самца с самкою…" (Бытие, 7:2).


Что это за странное разделение на "чистых" и "нечистых", и откуда о нем было известно Ною?!

Нужно сказать, что слово "чистый" является, мягко говоря, не очень удачным переводом ивритского слова "теhора". Само это слово отнюдь не означает, что речь идет о физически нечистом, нечистоплотном, вызывающем отвращение своим внешним видом, повадками или хотя бы вкусом своего мяса животных. Нет, под словом ""теhора" понимается чистота особого рода, не видимая человеческим глазом и не воспринимаемая ни одним из наших органов чувств – чистота, заложенная в самой природе данного животного, воспринимаемая исключительно самим Творцом. И не случайно другие, не обладающие этим качеством ритуальной чистоты животных Пятикнижие называет не "грязными", а именно "не – чистыми", "ло-теhора".

Разгадку, в чем заключается принцип разделения всех живых существ на "чистые" и "нечистые", Пятикнижие дает, рассказывая о событиях, последовавших после Потопа:


"И построил Ноах жертвенник Богу, и взял из всякого скота чистого, и из всякой птицы чистой, и принес жертвы всесожжения…" (Бытие, 8:20)


Из этого отрывка ясно следует, что для принесения в жертву Всевышнему годятся только "чистые" виды животных. Поняв, для чего в Ковчеге находилось по семь особей "чистых" животных, Ноя вскоре после выхода из Ковчега приносит каждого лишнего животного в благодарственную жертву.

Талмудический трактат "Зевахим", исходя из этого, утверждает, что уже в те незапамятные времена люди знали, что Всевышнему следует приносить в жертву только "чистых" животных. А потому даже погрязшие в самом отвратительном язычестве народы, будучи потомками Ноя и помня о некоторых его заветах, редко приносили в жертву своим идолам животных, подпадающих под категорию "нечистых" – например, свинью, крысу, кролика и т. п. Безусловно, у тех же древних греков были культы, в которых жертвенным животным выступала именно свинья. Но, как правило, на алтари языческих храмов возлагали тех же животных, что и на алтарь Иерусалимского Храма, где служили исключительно одному Богу-Творцу, которому "нет подобного в Его единственности" (если, конечно, "забыть" о том, что в языческих храмах были широко распространены и человеческие жертвоприношения).

И вот тут и пришло время сказать, что понятие о "чистых" и "нечистых" животных напрямую связано с понятием о животных "кошерных", то есть тех, чье мясо Пятикнижие разрешает евреям в пишу, и "некошерных", чье мясо им есть категорически запрещено. Связь эта самая простая: все кошерные животные в итоге подпадают под определение "теhор" – чистый.

Но ведь для Ноя, который накануне Потопа был вегетарианцем, с пищевой точки зрения это разделение животных на "чистых" и "нечистых" было лишено всякого смысла! Да и после Потопа, когда Бог разрешил человеку стать плотоядным, с диетической точки зрения оно Ноя и его сыновей никак не казалось – ведь им было разрешено употреблять в пищу мясо любых животных, птиц и рыб. Следовательно, деление животных на "чистых" и "нечистых" для них касалось только одной сферы – жертвоприношений, а никак не повседневной пищи.

Таким образом, пишет в своих комментариях к Торе, рав Ш.-Р. Гирш, евреям разрешается есть мясо только тех животных, которые годны для принесения жертву остальными народами мира.

Но, как известно, у самих евреев части обязательных жертвоприношений могли есть только несшие службу в Храме потомки первосвященника Аарона[5] – коэны. И если коэны – это потомственные священнослужители еврейского народа, то всему еврейскому народу, согласно Торе, уготована участь быть народом "священником и святых", то есть сыграть особую роль в религиозном, нравственном и интеллектуальном развитии человечества. И с этой точки зрения еврейские диетарные ограничения представляются еще одним знаком избранности: являясь народом священнослужителей для всего человечества, евреи и в самом деле должны есть мясо только тех живых существ, которые пригодны для совершения служения в Храме Творца и Владыки мира. Таким образом, соблюдение кашрута, следование предписанным Торой пищевым ограничениям является, помимо всего прочего, одной из форм служения еврея Богу.

Однако устное еврейское предание утверждает, что, несмотря на то, что Ною и его сыновья и в самом деле было разрешено есть мясо любых земных тварей, сам Ной и его сын Сим[6] ели только мясо чистых, "кошерных" животных, так как были убеждены, что и для души и для тела, оно "чище" и "полезнее", чем мясо животных, которых Бог объявил "нечистыми".

Отсюда ряд раввинистических авторитетов приходят к парадоксальному выводу: да, конечно, неевреям можно есть в пишу все, что угодно, но желательно для них самих, чтобы и они употребляли в пищу именно кошерных животных и не очень увлекались мясом "нечистых" животных, загрязняющих не столько тело, сколько душу человека, отрицательно влияющих на его характер, нравственные и душевные качества. Впрочем, о влиянии некошерной пищи на человеческую душу мы поговорим чуть позже. А пока было бы неплохо разобраться, какие животные являются с точки зрения иудаизма кошерными, а какие – нет.

"Вот животные, которых вы можете есть…"

В сущности, все разрешенные евреям в пищу живые существа перечислены в недельной главе "Шмини" третьей книги Торы "Ваикра" ("Левит"):


"И говорил Бог, обращаясь к Моше и Аарону, сказав им: "Так скажите сынам Израиля: "Вот животные, которые можно вам есть и всего скота на земле. Всякое живое существо с раздвоенными копытами, с расщепленными копытами и отрыгивающее жвачку – можете есть. Только этих не ешьте из отрыгивающих жвачку и имеющих раздвоенные копыта: верблюда, который отрыгивает жвачку, но не имеет раздвоенных копыт, – нечист он для вас. И дамана, который также отрыгивает жвачку, но нет у него раздвоенных копыт – нечист он для вас. И зайца, потому что хотя он отрыгивает жвачку, но нет у него раздвоенных копыт – нечист он для вас. И свинью: хотя копыта ее раздвоены и расщеплены, но не отрыгивает она жвачку, – нечиста она для вас. Из всего, что в воде, есть можете тех, у кого есть плавники и чешуя, в воде, в морях и реках, – их можете есть. Все же те, у кого нет плавников и чешуи, в морях или в реках, из всех гадов водяных, их всех живых существ, которые в воде, – мерзость они для вас. И так как они мерзость для вас, то мяса их не ешьте и трупа их гнушайтесь. Все, у кого нет плавников и чешуи в воде – мерзость для вас. А из птиц вот этих вы должны гнушаться, нельзя их есть, мерзость они – орел, и гриф, и орел морской. И коршун, и сокол по роду его. И сыч, и баклан, и ибис, и филин, и пеликан, и сип, и аист, и цапля по роду ее, и удод, и летучая мышь. И всякое летучее насекомое, передвигающееся на четырех ногах – мерзость оно для вас. Но вот этих вы можете есть из всяких летучих насекомых, передвигающихся на четырех ногах, у которых есть голени над ступнями, чтобы скакать по земле, их них вы можете есть: саранчу по роду ее, сольама по роду его, харголя по роду его и хагава по роду его… всякое же другое летающее насекомое, у которого четыре ноги – мерзость для вас…" (Левит, 11:1-23).


На самом деле, слово "мерзость" в данном отрывке является не очень удачным переводом ивритского слова "шекец". Переводчики Торы попросту вынуждены были пойти на такой перевод, так как аналога слова "шекец" ни в русском, ни в каком-либо другом языке попросту нет: оно обозначает нечто запретное, находящееся вне рамок установлений Бога, от чего следует всячески отстраняться. Но вот фраза "мерзость они для вас", безусловно, повторяются вновь и вновь не случайно – тем самым Пятикнижие подчеркивает, что данные запреты распространяются только на евреев и никак не касаются представителей других народов. Неевреи свободно могут есть любые виды живности, запрещенной евреям – если, конечно, они этого хотят.

Евреям же их всех млекопитающих Пятикнижие разрешает употреблять в пищу только жвачных парнокопытных животных, то есть тех, которые обладают обоими этими признаками – жвачной системой пищеварения и раздвоенными копытами.

Список животных, которые попадают под определение кошерных, как видим, получается довольно обширным: помимо хорошо знакомых всем коз, овец, коровы, в нем оказываются и все их дикие родственники, и практически все виды оленей, и жираф.

Однако и список запрещенных в пищу евреям животным тоже оказывается необычайно велик. Помимо той же верблюжатины, свинины, зайчатины и "даманятины", религиозному еврею в равной степени запрещено полакомиться считающимся деликатесом у сибиряков медвежатиной, разделить с японцем его восторг по поводу вкуса мозга молодой обезьяны, или присоединиться к разделывающему пса тайцу…

Талмуд сообщает еще один признак кошерности животного: при разделывании туши мясо такого животного разделывается как вдоль, так и поперек, и исключением из этого правила является лишь мясо дикого осла – оно тоже расслаивается, хотя сам осел является некошерным[7]. Но еще более любопытно то, что Талмуд в качестве определяющего признака кошерности животных указывает на наличие у него рогов. Если у животного есть рога, указывали мудрецы Талмуда, можно быть практически уверенным в том, что у него имеются раздвоенные копыта и жвачная система пищеварения.

Израильский зоолог Менахем Дор решил проверить это утверждение талмудистов, и совершенно неожиданно для себя обнаружил, что оно истинно: животные, у которых есть рога, и в самом деле имеют раздвоенные копыта и жвачную систему пищеварения. Между тем, с точки зрения науки три эти фактора – рога, копыта и жвачная система пищеварения – никак не связаны между собой, и такая закономерность попросту не объяснима. Каким образом жившие почти две тысячи лет назад и никогда не выезжавшие за пределы своей крохотной родины еврейские мудрецы были посвящены в столь глубинные тайны живого мира планеты? У Менахема Дора не было ответа на этот вопрос, и сам он не скрывал, что в немалой степени был шокирован результатами своего исследования. Однако ряд крупных израильских раввинов заявили, что ничего удивительного в этом нет: ведь Талмуд – это та часть Торы, которая была передана Моисею Творцом устно, а уже затем, тоже изустно, передавалась по цепочке из поколения в поколение. Таким образом, сведения, представленные в Талмуде являются таким же Божественным откровением, как и сведения Торы. Ну, а кто лучше всего знаком с материальным миром, чем его непосредственный Творец?!

Обратим также внимание, что Пятикнижие называет четыре вида животных, запрещенных в пищу евреям потому что, они обладают лишь одним из признаков кошерности – либо жвачной системой пищеварения, либо раздвоенными копытами.

Рамбан[8] в своих комментариях утверждает, что обычно оба эти признака – расщепленные копыта и жвачная система пищеварения сопутствуют друг другу, и во всем мире есть лишь четыре исключения из этого правила, и именно о них говорит Пятикнижие.

Любопытно, что с того момента, как Пятикнижие стала достоянием человечества, произошло немало событий – были открыты новые материки, и само собой, список известных людям видов животных увеличился в десятки, если не в сотни раз. Но при этом не было найдено ни одного вида животного, который обладал бы только одним признаком кошерности, кроме тех, что указаны в Торе – верблюд, заяц, даман и свинья. И этот список, кстати, показывает, насколько важна традиция при передаче кошерности. В приведенном нами отрывке Торы под даманом понимается зверек, которого сама Пятикнижие называет "шафаном". Однако истина заключается в том, что сегодня мы уже не знаем точно, какого именно зверя Пятикнижие называла шафаном. В известном переводе Торы на английский язык р. Арье Каплана под шафаном понимается Хиракс сирикаус. "Это маленькое млекопитающее длиной около полуметра живет в горах Негева, – пишет р. Каплан. – У него гибкое тело, без хвоста, без хвоста и короткие ноги, причем ступает он на эластичные подушечки… Поскольку у него, как у жвачных, есть сычуг, его называют "отрыгивающим жвачку"…"

"Знают все, что осетрина – это рыбная свинина…"

Признаки кошерных, то есть разрешенных в пищу евреям рыб также определены в вышеприведенном отрывке предельно точно:


"Из всего, что в воде, есть можете тех, у кого есть плавники и чешуя, в воде, в морях и реках, – их можете есть. Все же те, у кого нет плавников и чешуи, в морях или в реках, из всех гадов водяных, их всех живых существ, которые в воде, – мерзость они для вас. И так как они мерзость для вас, то мяса их не ешьте и трупа их гнушайтесь. Все, у кого нет плавников и чешуи в воде – мерзость для вас…"


Талмуд спешит внести уточнение: "Если есть чешуя, то обязательно есть плавники. Если у меня кусок рыбы с чешуей, но не видно плавников, то его можно есть".

И снова скептически настроенный Менахем Дор решил проверить это утверждение мудрецов. Логика, которой он руководствовался, была проста: в реках, морях и океанах обитают тысячи видов рыб. Наличие у них плавников никак не связано с наличием чешуи, и наоборот. А значит, всенепременно должны найтись рыбы, у которых была бы чешуя, но не было плавников! Но все изыскания Дора вновь оказались безрезультатными: в мире не оказалось рыбы, обладающей чешуей, но не имеющей плавников. А значит, либо мудрецы Талмуда и в самом деле были куда более сведущи, чем современные зоологи, либо… иудаизм несет в себе некие знания, которые действительно были почерпнуты им из некого Сверхъестественного источника.

Как видим, несмотря на то, что Пятикнижие разрешает есть довольно большое число видов рыб (и, соответственно, и их икру), немало видов рыб и так называемых "даров моря" оказываются вне этого списка. Всевозможные раки, креветки, крабы, устрицы, омары, кальмары и т. д., увы, являются для соблюдающего заповеди Торы еврея "шекецом".

"Шекецом" же из-за отсутствия необходимых признаков кошерности являются для него такие рыбы как угорь, сом и, увы, осетрина. Правда, находились евреи, которые пытались утверждать, что у осетрины в районе головы все-таки есть чешуя, однако она находится в таком зачаточном состоянии, что подавляющее большинство раввинов отказываются считать ее чешуей. Ну, а вместе с осетриной, евреям, соответственно, запрещена и натуральная черная икра. У многих, соблюдающих кашрут евреев, этот запрет вызывает вполне понятное сожаление, и именно об этом написал в своих "Заметках о кашруте" самодеятельный еврейский поэт Виктор Шапиро:

Знают все, что осетрина – Это рыбная свинина:

Гоям[9] нравится она, А для нас запрещена.

С признаками кошерности рыб связан и один смысловой казус: в современном иврите кит обозначается словом "ливьятан". Но, согласно еврейским источникам, ливьятан (в переводах Священного Писания на русский он обычно называется левиафаном) – это самая большая из всех обитающих на земле рыб, мясо которой будут вкушать праведники после прихода Мессии и воскрешения из мертвых. А так как, указывают современные знатоки Торы, просто невозможно допустить мысль о том, что праведникам могут подать на стол что-нибудь некошерное, то и создатель современного иврита Элиэзер Бен-Иегуда[10] ошибся: кит – это не ливьятан! Ливьятан, может быть, будет даже покрупнее кита, и, что уж совершенно точно, у него должны быть чешуя и плавники.

Летят перелетные птицы…

С разделением птиц на кошерные и некошерные, на первый взгляд, дело обстоит проще всего: уже в цитируемой выше недельной главе "Шмини" названы те виды птиц, которые запрещены в пищу евреям. Ну, а если следовать старому вечному правилу о том, что все, что не запрещено – разрешено, то остальные виды птиц являются кошерными.

В последней книге Пятикнижия – "Второзаконие" – этот запрет повторяется, и снова называется 21 вид птиц, запрещенных евреям в пищу:


"Всякую чистую птицу ешьте, а это, чего не ешьте от них: орел, и стервятник, и гриф, и кречет, и сокол, и коршун по виду его. И всякий ворон по виду его, и страус, и филин, и чайка по виду его, и сыч. И сова, и летучая мышь, и пеликан, и сип, и удильщик, и аист, и цапля по виду ее, и удод, и кожан…" (Второзаконие, 14:11–18).


Переводчики Пятикнижия (как еврейские, так и нееврейские) лихо приводят имена хорошо известных современному читателю птиц, забывая, что уже во времена Второго Храма мудрецы спорили о том, о каких именно птицах в этом отрывке идет речь, и правильно ли они понимают каждое его слово. Кроме того, как следует из самого текста, запрет распространяется не только на вышеперечисленных птиц, но и на их подвиды. А, следовательно, чтобы не нарушить заповедь и не съесть ненароком вместо кошерной птицы некошерную, необходимо на основе вышеприведенного списка разработать некие критерии, на основе которых можно было бы безошибочно определить относится ли данная птица к кошерным, или нет. Отмечая, что из приведенного Торой списка однозначно следует, что все хищные птицы являются некошерными, составители Талмуда указывали на четыре признака кошерной птицы:


1. У нее имеется четвертый, дополнительный палец (некое подобие шпоры).

2. У нее имеется зоб (небольшой мышечный резервуар под клювом птицы, в котором скапливается поглощаемая ею пища).

3. Ее желудок покрыт защитной оболочкой, легко снимаемой при потрошении птицы.

4. Она не употребляет в пищу других птиц и млекопитающих.


При этом легко заметить, что из всех некошерных птиц только орел не имеет ни одного из признаков кошерности. У всех остальных имеется хотя бы один из четырех вышеназванных принципов кошерности, а у ворона их вообще целых два. Но, считая ворона исключением, которое призвано подтвердить правило, раби Хия, говорится в Талмуде, утверждал, что если птица не является хищной и у нее обнаружен еще один из трех оставшихся признаков кошерности, то ее можно считать кошерной. В то же время Талмуд рассказывает о жителях некой деревни Гамарта, считавших признаком кошерности птиц наличие у них зоба. Но, как выяснилось, два вида некошерных пернатых – перес и озния (что именно за птицы обозначаются этими ивритскими словами, мы сегодня точно не знаем) – имеют зоб, так что критерия жителей Гамарты оказалось недостаточным. А за то, что они употребляли в пищу некошерных птиц, Всевышний поразил их мором.

Та же участь постигли жителей Верхней Галилеи, употреблявших в пищу некошерную птицу под названием "белая спуния" – они пришли к выводу об ее кошерности лишь на том основании, что от ее желудка легко отделялась защитная пленка.

Чтобы избежать таких ошибок, еврейский закон рекомендует следовать традиции и употреблять в пищу только те виды птиц, кошерность которых не подлежит никакому сомнению. А под эту категорию попадают все виды домашних кур, уток, гусей, индеек, а также лебедь, голубь и горлица.

Следующий вопрос, которым задается Талмуд, рассматривая вопрос о разрешенных в пищу евреям птицах, – это вопрос о том, как отличить яйца кошерной птицы от некошерной, так как понятно, что последние также запрещены в пищу.

Мудрецы Талмуда называют два признака, которые отличают яйца кошерной птицы от яиц некошерной:


1. Округлая форма, причем, один конец – заострен, а другой – гораздо более плоский.

2. Желток четко отделен от белка и находится внутри белковой массы.


Соответственно, если у яйца оба конца заострены, или оба плоские, – говорится в Талмуде, это яйцо, вероятнее всего, было снесено некошерной птицей. Так же и с расположением желтка: в случае, если мы, разбив яйцо, видим, что желток обволакивает белок, перед нами – яйцо некошерной птицы. Если белок не отделен от желтка (белковая масса смешивается с желтком), следует полагать, что к нам в руки попало яйцо черепахи или какого-либо другого животного отряда пресмыкающихся…

Однако еврейские мудрецы тут же спешат сообщить, что все вышесказанное ни в коем случае не следует воспринимать как абсолютную истину.

Если бы все было так просто, замечал раби Зейра, то мы бы использовали эти признаки для того, чтобы отличать кошерных птиц от некошерных. Между тем, голубиные яйца зачастую никак не отличишь от вороньих.

Поэтому Талмуд, во-первых, рекомендует покупать яйца только у еврея, за кошерность товара можно не беспокоиться, либо, покупая яйца к нееврея, заручиться его словами, что их снесла именно курица, или какая-то другая кошерная птица. В этом случае признаки кошерности яиц будут служить как бы дополнительным подтверждением его правдивости.

В траве сидел кузнечик…

…В 2005 году обрушившиеся на Египет полчища саранчи начало ветром сдувать в сторону израильской границы. Саранча неумолимо приближалась, министерство сельского хозяйства Израиля днями и ночами было занято разработкой планов по ее уничтожению, а на страницах израильских газет разгорелся спор о том… можно ли употреблять этот вид саранчи в пищу или нет?

Многие гурманы решили в те дни отправиться с сачками на юг Израиля, в районы, подвергшиеся нашествию этих насекомых, чтобы отведать жареную саранчу. И все происходящее, безусловно, было далеко не случайно. Как следует из уже, вероятно, набившего читателю оскомину отрывка из недельной главы "Шмини", насекомые категорически запрещены в пищу евреям и подпадают под понятие "мерзость" ("шекец"). Все – за исключением некоторых видов кузнечиков и саранчи. Разбирая этот отрывок Торы, мишна[11] приходит к выводу, что пригодные в пищу насекомые должны обладать, как минимум, двумя признаками кошерности: у них должно быть четыре крыла, прикрывающих большую часть туловища и две лапки, более длинные, чем остальные, так как ими данное насекомое отталкивается от земли.

Но вот дальше в Талмуде начинается бурная дискуссия о том, как следует понимать выражение "крылья прикрывают большую часть туловища"? Как именно они должны прикрывать эту большую часть – по длине или по толщине. И в итоге мудрецы приходят к выводу, что здесь важно и то, и другое – как длина туловища, так и его толщина.

А, сойдясь в этом вопросе, талмудисты подробно рассматривают особенности не только видов, но и подвидов кошерных кузнечиков – ведь в Торе прямо сказано, что кошерными являются не только саранча, но и арбэ, салам, харголь и хагав "и другие по видам их".

Так, отмечает Талмуд, у кузнечиков вида арбэ "затылок" плоский – следовательно все подвиды кузнечика арбэ с "плоским" затылком также будут кошерными. У кузнечика вида "харголь", в отличие от видов арбэ и салам, имеется хвост – значит, в разряд кошерных попадают и все его хвостатые подвиды…

Рассмотрению различных видов кузнечиков и определению признаков их кошерности в Талмуде вообще уделяется необычайно много места, причем связано это отнюдь не только с важностью и сложностью данного конкретного вопроса – куда важнее для мудрецов оказалось разработать общие принципы логического анализа, показать как от частных выводов приходят к общим, на основе общего делают частные и, отталкиваясь от них, снова приходят к общему.

Общий же вывод Талмуда для любителя экзотических видов пищи звучит обескураживающе: поскольку видов кузнечиков, как и всех прочих видов насекомых, необычайно много, то определить к какому виду – кошерному или некошерному – относится данный конкретный кузнечик, может только подлинный знаток этого вопроса, вдобавок ко всему хорошо знакомый с существующей в данной местности традицией, то есть абсолютно уверенный в том, что именно кузнечиков данного вида живущие в данной местности евреи признают кошерными. А так как все виды насекомых прекрасно приспосабливаются к окружающей среде и более чем все остальные представители фауны планеты подвержены мутациям, то и традицию о том, какой конкретный вид саранчи является кошерным, сохранили лишь евреи, жившие на территории Йемена. И потому есть саранчу (точнее, один-единственный ее кошерный вид) можно только евреям-выходцам из Йемена. Представителям же всех остальных еврейских общин употреблять в пищу каких-либо насекомых, включая саранчу и кузнечиков, строго запрещено. И именно об этом напомнили израильские раввины тем своим согражданам, которые решили было использовать нашествие саранчи как повод для охоты и пикников.

Но, повторю, запрет на употребление в пищу насекомых касается исключительно евреев. Все остальные народы в данном отношении совершенно свободны и вполне могут вместе с жителями Юго-Восточной Азии наслаждаться всевозможными блюдами из насекомых. Говорят, это действительно вкусно. А в США засахаренные муравьи в шоколаде подаются на многих частных и официальных приемах и считаются одним из самых изысканных лакомств. И оказавшемуся на таком приеме еврею не остается ничего другого, как с вежливой улыбкой отказаться от предложенного ему деликатеса.

Однако сам факт "чистоты" животного еще не делает его мясо однозначно разрешенным в пищу в глазах верующего еврея. Для того чтобы это мясо стало кошерным, животное должно быть правильно забито, его туша после забоя правильно разделана и осмотрена и… лишь после этого можно приступить к определенным процедурам, которые сделают это мясо и в самом деле кошерным. О правилах забоя и разделке туши животных и пойдет речь в следующей главе.

Глава 4

Когда мясник мяснику рознь

"…Священник сказал, что "не убий" относится только к человеку. Животных, стало быть, убить можно. Мучить, сказал, нельзя. А убивать, надо полагать, можно. Но, действительно, убить – не мучая? Разве это достижимо? Только если, скажем, взорвать корову авиабомбой. Но тогда мяса не найдешь. А чтобы мясо осталось – надо ме-едленно, аккура-атно… Может быть, уговорить корову: ты, мол, не мучься, мы тебя аккуратно и перережем тебе горлышко, чтобы кровушка твоя вытекала… А мучиться не надо! Умри, родная, спокойно и весело. Потому что ТАК НАДО. Нам надо. И Бог дозволяет.

Вот не могу я, друзья, во всем разобраться…"

Думается, подобные мысли не раз возникали не только у опубликовавшего эти свои заметки в интернете Ю. Золотарева, но и почти у каждого нормального человека: насколько морально то, что мы употребляем в пищу мясо животных? Не является ли забой животного, по сути дела, таким же преступлением, как и убийство человека?

Автор этой книги не знает, о каком именно священнике говорит Юрий Золотарев, но в данном случае это и неважно. Высказанная этим неизвестного вероисповедания, скорее всего, православным священником мысль о том, что заповедь "не убий" относится только к человеку, что животных нельзя мучить, но можно забивать для употребления в пищу предельно четко совпадает с позицией по данному вопросу и иудаизма, и ислама.

Однако вслед за этим неминуемо встает вопрос о том, можно ли убить животное, не мучая?

Даглас, доводя в своем "Путеводителе для путешествующих по галактике автостопом" данный вопрос до абсурда, создает образ животного, видящего изначально свое главное предназначение в жизни в том, чтобы его убили и съели, и даже обученное человеческим голосом упрашивать, чтобы это сделали как можно скорее. И доказывает, что если бы кому-либо и в самом деле удалось бы вывести такую породу животных, то мы уж точно не могли бы есть их мясо – совесть бы замучила.

Однако главного вопроса о том, можно ли придумать безболезненный для самих животных способ их забоя эта блестящая литературная шутка Дагласа, как вы понимаете, не снимает. Но евреи убеждены, что известен ответ на этот вопрос: с их точки зрения существует только один способ такого забоя – кошерный еврейский забой, называемый "шхита".

Только мясо животного, забитого методом "шхиты", с точки зрения, иудаизма считается разрешенным в пищу. Причем, согласно Талмуду, речь опять-таки идет о заповеди, касающейся как евреев, так и неевреев.

Животное, убитое любым другим способом, кроме шхиты, было ли оно зарезано ножом, застрелено из ружья, поражено электротоком и т. д., становится "невелой", что в переводе с иврита означает "падаль". То есть по самой своей сути оно ничем не отличается от падали, а потому его категорически запрещено употреблять в пищу какому-либо человеку, неважно, является он евреем или нет.

Таким образом, как уже было сказано, изначальная кошерность самого животного является необходимым, но отнюдь недостаточным условием для того, чтобы его мясо было кошерным. Для этого необходимо сделать еще несколько шагов и первым из них является именно "шхита", осуществленный по самому строгому регламенту забой животного, даже незначительное отклонение от которого делает мясо трефным – то есть "растерзанным", "некошерным".

Суть шхиты, которую часто еще не совсем правильно называют "еврейским способом ритуального забоя", заключается в том, что предельно острым, не имеющим ни одной зазубрины ножом еврейский резник (на иврите он называется "шойхетом" – нетрудно догадаться, что слово это является производным от слова "шхита") должен молниеносно, одним движением перерезать пищевод и дыхательное горло животного.

При этом перерезаются также кровеносные сосуды и нервы, и животное быстро теряет сознание. При этом в момент проведения ножом по горлу животное не чувствует боли именно из-за предельной остроты лезвия ножа – вспомните, что, порезавшись бритвой, человек обычно не чувствует боли и понимает, что порезался лишь потому, что у него течет кровь. Ну, а после того, как резник сделал шхиту, животное также не может чувствовать боли, так как у него перерезаны нервы, передающие сигналы в мозг, да и сам мозг больше не снабжается кровью.

Однако принципиальное отличие шхиты от всех других видов забоя, подчеркивают раввинистические авторитеты, проявляются не только и не столько на физическом уровне, то есть в том, что речь идет о безболезненном способе забоя, при котором животное даже не успевает испугаться.

Главное различие между шхитой и способами забоя, принятыми у других народов мира, проявляется на уровне духовном. Дело в том, что, согласно Торе, любое живое существо после смерти приобретает особую, невидимую глазом и опасную не для тела, а для души ритуальную нечистоту – тумъу. И всякий, кто прикасается к любому мертвому телу, также заражается от него этой ритуальной нечистотой. Но вот животное, забитое методом шхиты такую нечистоту не приобретает – оно остается "чистым", и в этом – его главное отличие от падали. Этот момент прекрасно обыгрывает известный израильский русскоязычный писатель Яков Шехтер в своей повести "Астральная жизнь черепахи". Главный герой этой повести не имеет никакого отношения к евреям, но зато обладает экстрасенсорными способностями, и потому вынужден отказаться от употребления мяса, продающегося сначала в советских, а потом в российских магазинах, потому, что, как он сам это себе объясняет, оно "пахнет смертью". Но вот старые друзья приглашают его в гости в Израиль, в самолете израильской авиакомпании "Эль-Аль" ему предлагают курицу, и он с удовольствием ее ест, потому что – странное дело! – ее мясо было лишено "запаха смерти".

И объясняется все просто: в самолетах "Эль-Аль" пассажирам подается только кошерная пища. А под "запахом смерти" Шехтер явно имеет в виду "тумъу", которую обычные люди ощущать не в состоянии, но которую так остро чувствует его, наделенный сверхъестественными способностями, пусть и не имеющий никакого отношения к евреям герой.

Любопытно, что ни в Пятикнижии, ни в других книгах Священного Писания ничего не сказано о способе забоя скота. Но вот слово "шхита" как обозначение особого, единственно разрешенного способа забоя животных встречается повсеместно, а в книге "Дварим" прямо говорится:


"Когда захочешь есть мясо, ешь по желанию души твоей мясо… зарежь из крупного и мелкого скота твоего, который дал тебе Бог, как Я повелел тебе, и ешь в жилищах своих сколько угодно душе твоей. Только как едят оленя и барана ешь это…" ("Второзаконие", 12:20–23).


Слова "как Я повелел тебе" явно говорят о том, что есть некий способ забоя, указанный евреям самим Богом и которому необходимо тщательно следовать. Фраза "только как едят оленя и барана ешь" означает, что этот способ забоя в равной степени распространяется как на домашних, так и на диких животных. Следовательно, еврей не может убить какое-либо животное на охоте и есть его мясо, так как оно будет некошерным, даже если само это животное (как тот же олень) является кошерным. Если уж еврею очень хочется дичи, то он должен загнать того же оленя и лося или поймать его в силки, и затем произвести все ту же шхиту.

Сам способ, которым шхита производится, а также ее законы были, согласно комментаторам Писания, переданы Богом изустно, и уже затем тем же способом – из уст в уста – передавались в еврейском народе из поколения в поколение. Споры между раввинами лишь вызывает вопрос о том, кому первому Бог сообщил эти законы – Ною или Моисею. Сторонники версии о том, что первым, кому Всевышний сообщил, как именно следует безболезненно забивать животных в пищу, был именно Ной, исходят из того, что именно Ною и его потомкам Он разрешил употреблять в пищу мясо и, кроме того, Ной сразу после окончания потопа принес в жертву "чистых" животных.

Если следовать еврейской логике, то понятно, что Ной использовал для жертвоприношения именно шхиту – в противном случае оно не было бы угодно Богу. Далее из текста Торы следует, что праотец еврейского народа Авраам также был хорошо знаком со шхитой.

Однако противники этой версии опираются на устное предание, согласно которому в первый день после дарования Торы евреи ели только молочную пищу – именно потому, что у них не было кошерного мяса. А кошерного мяса у них не было именно потому, что они не были до того знакомы ни с правилами кошерного забоя, ни с правилами кошерования мяса.

А правила эти, между тем, предельно строги и детально разбираются в Талмуде и в неисчислимом множестве последующих сочинений выдающихся знатоков Пятикнижия и законоучителей еврейского народа.

Талмуд начинает обсуждение законов шхиты с вопроса о том, как именно должна производиться шхита, то есть когда забой животного может считаться кошерным, а когда нет?

Разбирая этот вопрос, еврейские мудрецы приходят к выводу, что дело не только в технике забоя – дело еще и в намерениях человека, забивающего животное.

Для того чтобы шхита была кошерной, необходимо не только, чтобы она была сделана по всем правилам, но и чтобы с самого начала животное умерщвляли именно с целью употребления его мяса в пищу, а ни с какой другой.

К примеру, кошерное животное было забито по всем правилам шхиты, однако забивали его для того, чтобы принести в жертву какому-нибудь языческому божеству. Нечистое намерение немедленно превращает это мясо в падаль, невелу, и делает его запретным для употребления в пищу. Или, скажем, произошло невероятное: животное упало на лежащий на дороге нож, причем так, что у него оказались мгновенно перерезаны пищевод и трахея, то есть полученная им смертельная рана полностью совпадает с той, которую наносит животным еврейский резник. Однако от этого его мясо отнюдь не становится кошерным – оно является падалью, так как данное животное погибло без вмешательства человека, в силу случайного стечения обстоятельств, а не потому, что людям понадобилось его мясо.

Легко заметить, что это требование иудаизма забивать животных исключительно для употребления в пищу его мяса призвано предотвратить любые вспышки неоправданной жестокости человека, толкающие его на ничем не оправданное, бессмысленное убийство животных.

Однако Талмуд на этом не останавливается и предельно четко определяет, что любой способ умерщвления животного без вмешательства человека не является шхитой и делает его мясо обычной падалью. К примеру, говорит Талмуд, можно присоединить остро отточенные ножи к колесу и проводить животных мимо него так, что в момент вращения колеса нож будет перерезать горло животного так же, как это делает резник в момент шхиты. Но будет ли такой забой кошерным? Оказывается, будет, но лишь в том случае, если такое колесо будет приводить в действие человек. Но вот если оно будет вращаться само собой, влекомое, скажем, течением реки, то и шхитой такой забой называться не может.

Необычайно подробно разбирают еврейские источники и требования, которые предъявляются к ножу шойхета. Как уже говорилось выше, он должен быть абсолютно гладким, необычайно остро заточен и его длина должна быть, как минимум, в два раза больше длины горла животного. Любая, самая маленькая зазубрина делает такой нож некошерным. Перед началом забоя резник должен предъявить свой нож председателю религиозного суда и тот должен удостовериться в том, что нож заточен до надлежащей остроты. Перечисляет Талмуд и различные способы такой проверки – с помощью ногтя, волоса, путем проведения ножа по воде или по тому, как преломляется на нем солнечный луч.

При этом Талмуд требует, чтобы нож резника имел только одно лезвие, а не был бы обоюдоострым. Требование это исходит из знания мудрецами человеческой психологии: имея обоюдоострый нож, резник может из лени заточить только одно из его лезвий, а затем в процессе забоя забыть, какой именно его стороной следует пользоваться – и это сделает мясо забитых им животных некошерным. Вообще, если на ноже резника была обнаружена зазубрина уже в процессе забоя, то все забитые им в этот день животные объявляются падалью, так как невозможно определить на каком именно этапе шхиты, при забое какого конкретного животного – первого, второго, десятого и т. д. – возник этот дефект ножа.

Те же еврейские источники приводят случай, когда крохотная зазубрина на ноже резника была обнаружена, когда он резал тринадцатую корову. В результате мясо всех 13 забитых им с утра коров было признано некошерным и захоронено. Поэтому еврейское религиозное законодательство требует, чтобы резник проверял нож сразу после каждой произведенной им шхиты.

Немалые споры у еврейских законоучителей вызывал вопрос о том, можно ли делать шхиту ножом, которым пользовались для своих приношений идолопоклонники или которым просто забивали до того некошерное животное? Рав Нахман из Вавилона был убежден, что таким ножом пользоваться нельзя, однако в итоге была принята точка зрения Рабы бар Ханы, согласно которой, если такой нож пригоден для шхиты, то его нужно просто тщательно вымыть. Правда, верхний слой мяса кошерного животного при разделке туши таким ножом придется срезать и выбросить. Точно так же поступают, если при шхите выяснилось, что животное было больным и нежизнеспособным – резник не должен выбрасывать нож, а может просто тщательно его вымыть, после чего с чистой совестью использовать для забоя следующего животного.

Чрезвычайно строгие требования, как уже было сказано, предъявляет иудаизм и к самому процессу шхиты – она должна быть максимально быстрой и совершенно безболезненной; такой, чтобы животное даже не успело осознать, что с ним происходит и испугаться. Талмуд приводит пять характерных ошибок резника, которые могут сделать шхиту некошерной, то есть привести к тому, что не останется ничего другого, как захоронить тушу забитого животного:


1. Шгия – приостановка движения ножа во время совершения шхиты даже на долю секунды.

2. Дераса – нажатие на нож вперед и назад вместо предписанного молниеносного и одновременно плавного горизонтального движения.

3. Халада – протыкание ножом пространства между трахей и пищеводом вместо того, чтобы плавно перерезать их;

4. Ха-грамма – рассечение ткани выше или ниже установленного для шхиты места разреза на шее животного, находящегося в районе сонной артерии.

5. Икур – наличие на лезвии ножа зазубрины, вследствие чего он не разрезает, а рвет живую ткань, причиняя страдания животному.


Главным признаком правильно сделанной шхиты является, повторим, ее полная безболезненность для животного – настолько полная, что даже если резник производит шхиту докрасна раскаленным ножом, животное все равно не должно почувствовать боли, так как лезвие ножа перережет его жизненно важные органы и лишит способности ощущать боль еще до того, как вся остальная горящая часть ножевища соприкоснется с его тканями.

В связи со всем вышесказанным невольно возникает вопрос о том, кто, согласно еврейской традиции, имеет право заниматься ремеслом резника?

Почему Резник коллега Шубина

Понятно, что если забой животного в строгом соответствии с еврейской традицией является своего рода искусством, требующим от человека множества специфических навыков и знаний, то резником может быть далеко не каждый. И, тем не менее, трактат "Хулин" поначалу провозглашает:


"Все могут совершать шхиту, и она считается кошерной, кроме глухонемого, психически больного и несовершеннолетнего. Ибо они (легко) могут совершить ошибку. Но если любой человек совершил шхиту, а другие (компетентные в данном вопросе люди – Авт.) наблюдали – его шхита считается кошерной".


Казалось, все так просто – шхите можно обучить любого и любому человеку ее можно доверять, кроме мальчика, которому еще не исполнилось 13 лет, глухонемого и душевнобольного. Последние ограничения тоже понятны: негоже подпускать ребенка к забою скота, так как, во-первых, это может воспитать в нем жестокость, а во-вторых, у него могут не выдержать нервы, дернутся рука и вместо того, чтобы сделать разрез на шее животного он совершит "халаду" – проткнет ее ножом. То же самое может произойти с человеком, страдающим психическим заболеванием или эпилепсией. Ну, и, наконец, как в случае с ребенком, так и с психически больным и глухонемым человеком нельзя быть до конца уверенным в их намерениях – то есть в том, что они забивают животное исключительно для того, чтобы его мясо было использовано в пищу, а не с какими-либо другими целями.

Но обратим внимание: вроде бы проведение забоя можно доверить даже этим людям, если за правильностью, кошерностью их действий наблюдает опытный специалист.

Однако вскоре выясняется, что все ой как не просто. К примеру, если Талмуд в начале говорит "Все могут…", то значит, и любого нееврея, если известно, что он уважает еврейскую традицию, можно обучить шхите и доверить ему кошерный забой животного. В качестве примера таких неевреев Пятикнижие приводит кутим – народ, переселенный Навуходоносором в Эрец-Исраэль, воспринявший у евреев веру в Одного Бога и начавший исполнять заповеди Торы. Поначалу евреи и в самом деле доверяли кутим, но потом выяснилось, что лишь часть из них и в самом деле строго соблюдает Тору, а часть соблюдает так, как ее понимает – к примеру, молится идолу голубя, считая его зримым образом Бога. Но так как неизвестно, кто из кутим действительно исповедует монотеизм, а кто остался идолопоклонником, то еврейские мудрецы приходят к выводу, что неевреям произведение шхиты доверять нельзя.

Но можно ли доверять ее любому еврею?! Тоже нет потому, что евреи – они ведь тоже очень и очень разные. Хватает среди них и тех, кто не очень крепок в вере, не придерживается многих предписаний Торы и позволяет себе употреблять некошерную пищу, то есть вопрос кашрута для него особой важности не имеет. Понятно, что такой еврей может произвести кашрут в соответствии со всеми требованиями еврейского закона. Но что будет, если во время шхиты он совершит ошибку, скажем, задержит на мгновение руку, слишком сильно прижмет лезвие к шее животного и т. д.?

Так как в глубине души он не считает вопросы кашрута принципиальными, то, вероятнее всего, он постарается сделать вид, что ничего особенного не произошло и выдать некошерное мясо за кошерное.

Таким образом, приходят к выводу еврейские мудрецы, резником может быть только Богобоязненный еврей, обладающий немалыми знаниями в различных религиозных вопросах – он должен уметь читать и писать на иврите, делать обрезание, правильно повязывать тфилин и цицит, проводить обряд бракосочетания. Но, прежде всего, он, несомненно, должен обладать теоретическими и практически знаниями в области произведения шхиты – кошерного забоя скота и птицы. К самостоятельному проведению шхиты, то есть забою без постоянного наблюдения за ним опытного в данных вопросах раввина или резника, резник допускается только после сдачи строгого экзамена и получения соответствующего диплома. Но и после этого он должен постоянно, вновь и вновь, подтверждать свою "профпригодность": молодой резник пересдает профессиональный экзамен каждый месяц, а его более опытный коллега – раз в год.

В сущности, и мясо животного, шхита которого была сделана несоблюдающим заповеди Торы евреем, тоже может быть признано кошерным, но только в том случае, если накануне забоя его нож проверил опытный раввин или резник, а затем один из них наблюдал за каждым его движением во время шхиты и даже прислушивался к тому, что он бормочет себе под нос – чтобы быть уверенным и в чистоте его намерений.

Из всего сказанного выше становится понятным, какое важное положение занимал знающий свое дело резник в любом еврейском местечке и каким почетом пользовалась у евреев эта профессия. Считалось, что помимо блестящего владения своим ремеслом и знания всех законов шхиты, резник должен был обладать глубокими познаниями в Писании и уступать в этой области разве что раввину местечка. И само собой, он должен быть необычайно благочестив и скрупулезно соблюдать все заповеди Торы (Пятикнижия) – ведь если он нарушает какие-либо из них, то вполне может нарушить и какую-то заповедь во время выполнения шхиты. Во многих местечках, резник был еще и моэлем, то есть человеком, совершавшим обрезание[12] новорожденных мальчиков, проводил уроки по Торе и т. д.

Столь значительная роль, которую резник играл в жизни общины, нередко приводила к тому, что в еврейских местечках шла скрытая, но крайне ожесточенная борьба за лидерство между раввином и местечком. У раввина при этом был только один способ отстранить такого резника от должности – доказать, что он утратил свой профессионализм или специально выдает трефное мясо за кошерное, невольно принуждая евреев местечка таким образом есть трефное и навлекая на их головы гнев Всевышнего.

Но даже если отношения резника с раввином и жителями местечка были самые что ни на есть теплые, за резником все равно продолжали пристально следить. Особенно, если резник не только резал чужой скот, получая за это либо оговоренную плату, либо какую-то – и немалую – часть туши, забитого им животного, но и был основным торговцем мяса в округе. В этом случае резник сам закупал скот у крестьян в соседних деревнях, затем производил его шхиту и самолично, либо вместе с раввином проверял его кошерность. Понятно, что в этом случае, резник был крайне заинтересован в том, чтобы объявить свою убоину кошерной, даже если после вскрытия туши, как будет рассказано чуть ниже, в ней были найдены дефекты делающие мясо трефным – ведь корова во все времена стоила, да и сегодня стоит немалые деньги, и признание ее мяса трефным означает для такого резника колоссальные убытки.

И если тот или иной резник был пойман на подобном мошенничестве, его вместе с семьей могли безжалостно выгнать из местечка, и уж точно он не мог больше заниматься своим столь доходным ремеслом среди евреев. Чтобы не допустить подобных ситуаций обычно при резнике всегда работал "бедэк" – человек, следящий за процессом шхиты и затем проверяющий мясо забитого животного на кошерность. Лишь в случае. Когда резник пользовался особым авторитетом и уважением за ним закреплялось звание "шохет у-бедэк" – "забивающий и проверяющий". Аббревиатура этих слов и породила известную еврейскую фамилию Шуб и ее русскую производную Шубин. К шубе, как и вообще к шкуре какого-либо животного эта фамилия, как видите, никакого отношения не имеет.

Российские евреи всегда знали, что фамилию Шубин с равной вероятностью может носить как русский, так и еврей, и потому обычно особенно пристально приглядывались к ее носителям.

Ну, а о том, какое значение имела шхита и все, что с ней связано, в жизни евреев во все периоды истории, можно судить хотя бы по обилию еврейских фамилий, связанных с кашрутом и обработкой мяса. Помимо банальных Шойхета и русифицированных вариантов этой фамилии вроде Резник, Резников, Резниковский, Резницкий и т. д., в эту категорию входят такие хорошо знакомые многим фамилии как Менакер (так называется специалист по удалению из тела зарезанного животного запрещенных по еврейскому закону жил), Бодек и Бейдек (проверяющие мясо на кошерность), Спектор (эта фамилия представляет перевод ивритского слова "машгиах" – так называется еврей, наблюдающий за процессом убоя и удостоверяющий его кошерность), Шор (бык), а также всевозможные "мясники" в их идишских, немецких и прочих вариациях – Флейшеры, Фляйшманы, Флейшгаккеры, Мецгеры, Шехтеры, Шехтели и т. д. – всех просто не перечислишь.

Конечно, родственниками друг другу они не приходятся. Но вот то, что их деды и прадеды владели одним и тем же ремеслом еврейского резника – это абсолютно точно. И не исключено, что два брата, имевшие каждый по мясной лавке, могли носить разные фамилии: один был просто Резник, а другой – целый Шуб или даже Шубин! Но работа и у того, и другого была совсем непростая.

Глава 5

На еврейской бойне

Итак, как же должен производиться кошерный забой животного в соответствии со всеми требованиями еврейской традиции?

Для начала животное должно быть доставлено на место шхиты. Это может быть и просто двор резника, или, скажем, специально приспособленное для этого место на рынке.

Резник, предварительно совершивший омовение в микве[13] для того, чтобы очиститься от ритуальной чистоты, должен сначала тщательно осмотреть каждое предназначенное для забоя животное и убедиться, что оно живо, так как, понятное дело, дохлое животное по определению является падалью и делать шхиту ему нельзя.

Однако резник должен также убедиться и в том, что речь не идет об умирающем, находящемся в состоянии агонии животном, способном испустить дух в любой момент, в том числе, и в тот момент, когда он поднесет нож к его горлу – то есть будет непонятно, успел ли он совершить шхиту или животное сдохло мгновением раньше. Если животное испражняется, двигается и подает голос, резник делает вывод, что оно живо и пригодно для шхиты. В то же время он может отменить шхиту, если животное только лежит, а его движения носят несколько странный характер. К примеру, если животное конвульсивно сгибает ногу и долго не распрямляет ее, или наоборот – такие движения могут быть признаками агонии.

Наконец, резник умывает руки, произносит благословение, берет в руки нож и… наступает самый решающий момент шхиты.

С того момента, когда он поднес нож к горлу животного, резник не имеет права ни на мгновение останавливаться или отвлекаться на что-либо – если он прервал шхиту хотя бы на мгновение, она будет признана некошерной.

У животного, которому сделали шхиты, подгибаются ноги и оно опускается на песок или усыпанную измельченным битым кирпичом землю. Теперь касаться животного запрещено до того момента, пока не прекратятся какие бы то ни было, пусть и уже не связанные с жизнедеятельностью, чисто конвульсивные движения.

Иудаизм категорически запрещает в этот, да и в овсе последующие моменты собирать вытекающую из животного кровь в какой-либо сосуд или сливать ее в яму с водой, отводить в реку, пруд и т. д. – во-первых, потому что евреям категорически запрещено использовать чью-либо кровь в пищу или для каких-либо других целей, а во-вторых, чтобы не уподобляться в этом смысле язычникам, часто использовавшим кровь животных в своих религиозных ритуалах. Нет, кровь должна "уйти в прах", то есть в тот же песок, битый кирпич или другую хорош впитывающую ее субстанцию, которая может быть потом легко захоронена, то есть прикрыта землей.

И уже после того, как смерть животного не вызывает сомнений, начинается следующий ответственный момент шхиты: теперь ему или наблюдающему за шхитой раввину необходимо удостовериться в том, что его мясо не является "трефой", то есть оно кошерно и разрешено в пищу.

Само слово "трефа" в буквальном переводе означает "растерзанное", однако нередко евреи обозначают им все некошерное, запрещенное в пищу. В прямом смысле слова под трефой понимается животное, которое умерло не своей смертью, а было задрано хищным зверем или птицей. Впрочем, даже если в момент нападения зверя или птицу удалось отогнать, но животному при этом были причинены такие серьезные повреждения, что у него не осталось никаких шансов выжить, оно также становится трефой.

При этом, подчеркивает Талмуд, речь не обязательно идет о крупных хищниках. Например, кошка не способна задрать барана и даже если она нанесет ему какие-либо раны своими когтями, они чаще всего для взрослого животного не смертельны и не опасны. Но вот нанести смертельные ранения новорожденному ягненку здоровая, сильная кошка вполне в состоянии. А крыса, к примеру, указывает Талмуд, может нанести взрослому барану куда больший вред чем лиса – так как, по мнению еврейских мудрецов, в когтях крысы содержится некий особый яд, превращающий мясо животных, в которых она их вонзила в трефу.

В то же время на евреев запрет есть трефное не распространяется, и они вполне могут не обращать внимания на эти законы иудаизма.

Что касается мяса только что забитого животного, то оно объявляется "трефой" только в том случае, если при первичной разделке туши в теле животного были обнаружены некоторые повреждения, делавшие его нежизнеспособным, то есть если бы его не забили, оно в течение года сдохло бы своей смертью.

Талмуд приводит и тщательно рассматривает 18 (в деталях – 70) случаев повреждений органов, в результате которых мясо кошерно убитого животного объявляется трефой и становится запрещено для употребления в пищу. К числу таких повреждений относятся сломанный позвоночник, разорванный или пробитый желудок, пробитое легкое, разорванная печень, пробитый желчный пузырь и т. д. таким образом, любое подозрение, что зарезанное животное было больно и нежизнеспособно делает его мясо некошерным.

В то же время Талмуд рассказывает, как однажды к раввину Марэмайру явился резник, сообщивший, что обнаружил в легком зарезанной им коровы одну лишнюю долю. И, разумеется, теперь резника интересовало, не является ли мясо этой коровы трефой? И Марэмайр признал мясо этой коровы кошерным, так как животное вряд ли можно считать жизнеспособным, если у него отсутствует одна доля легкого. Но вот если у него легкое на одну долю больше, чем у особей его вида то эта физиологическая аномалия, или, если хотите, мутация, никак не отражается на его жизнедеятельности, а, следовательно, и мясо такого животного не считается "трефой".

Таковы в самых общих чертах правила еврейского забоя животных и определения того, годится ли мясо для его дальнейшей обработки и употребления в пищу. И так как правила эти совершенно не совпадают с теми, которые приняты у других народов нашей планеты, то они не раз давали повод для самых бурных дискуссий, которые продолжаются и в наши дни. Что ж, давайте попробуем разобраться, на чьей же стороне правда в этом растянувшемся на столетия споре…

Гуманность или игра в гуманность?

Время от времени в той или иной стране мира защитники прав животных объявляют новую компанию по борьбе с еврейским, а заодно и мусульманским способом забоя скота и птицы.

Ничего нового в подобных компаниях, увы, нет – во все времена в истории самых различных стран выдвигались подобные требования. И во все времена было понятно, что за фасадом ханжеской заботы о несчастных животных на самом деле скрывается очередная попытка выжить евреев из страны, сделать их существование в ней невозможным – ведь, как уже было сказано, евреи не могут есть мясо животных умерщвленных каким-либо другим способом, чем тот, который предписан иудаизмом. Следовательно, запрет на осуществление шхиты, по сути дела, равносилен запрету евреям употреблять мясную пишу, требованию начисто исключить ее из рациона. А ведь считается, что мясо способствует лучшей работе мозга, и потому оно просто необходимо тем, кто изучает Писание! И потому в случае если близкие к властям юдофобы добивались от них принятия подобного решения, лидеры еврейской общины немедленно предпринимали самые активные меры для его отмены.

С этой борьбой евреев за право осуществлять кошерный забой связана весьма забавная история, происшедшая в 1931 году в Польше. В том достопамятном году премьер-министр Польши Бартел уже почти было поддался увещеваниям своего духовника ксендза Чечака, и готовился подписать указ о запрещении проведении еврейской шхиты на всей территории Польши. Когда об этом стало известно в еврейских кругах, к премьер-министру была направлена делегация во главе с одним из величайших раввинов ХХ века Хефецом-Хаимом – равом Исраэлем-Меиром Ха-Коэном. Раввину в то время шел 93-й год. Кроме него в состав делегации вошли видные представители еврейской общины Польши, а также сенатор Ашер Мендельсон. Перед встречей Мендельсон предложил Хафец-Хаиму свою помощь в качестве переводчика, но тот отказался. Обращаясь к премьеру Польши, Хафец-Хаим, разумеется, говорил на идиш, причем говорил очень долго. Когда он закончил свою речь, сенатор Мендельсон все же предложил Бартелу хотя бы тезисно перевести основные моменты речи Хафец-Хаима.

– Не нужно, – покачал головой Бартел. – Я понял все, о чем просил почтенный раввин – ведь слова, идущие от сердца не нуждаются в переводе. Передайте ему, что его просьба будет исполнена.

А Хафец-Хаим, вернувшись домой, потом еще долго убеждал всех своих учеников и знакомых, что знание каких-либо языков, кроме иврита и идиш, для еврея совершенно не обязательно. "Вот я говорил с премьер-министром на идиш, и то все понял!" – говорил он.

Доводы, которые антисемиты приводили в прошлом и в настоящем против еврейской шхиты, всегда сводились к одному и тому же: дескать, именно такой способ продлевает страдания животного, так как даже после того, как ему перерезали трахею и пищевод, оно еще некоторое время находится в сознании и чувствует, как жизнь уходит из его тела.

Кроме того, шхита, с их точки зрения совершенно не эстетична – куда "красивее" и быстрее убить животного одним ударом молота по голове, с помощью пистолета или электрического тока.

В сущности, точка в этом споре между евреями и их оппонентами была поставлена еще в 1893 году, после того, как российский ученый доктор медицины Г.И. Дембо опубликовал свою знаменитую работу "Анатомо-физиологические различных способов убоя скота". В основу этого труда был положен огромный фактический материал: на протяжении трех лет автор ездил по скотобойням России, Германии и ряда других европейских стран, изучая все существующие на тот момент способы убоя как с точки зрения причинения минимума страданий животному, так и с точки зрения сохранности мяса.

И на основе наблюдения и скрупулезных изысканий Дембо приходит к выводу: наиболее гуманным и, одновременно, рациональным способом забоя является именно еврейская шхита. Обосновав, почему при забое еврейским способом животное не чувствует боли, Дембо одновременно отмечает, что прямым следствием того, что животное при таком способе забоя не успевает испытать страх, являются высокие вкусовые качества мяса, а также резкое замедление процесса трупного окоченения, что, в свою очередь, значительно увеличивает срок хранения мяса. Этому также способствует и то, что при шхите из туши животного выходит много крови, которая, как известно, является наилучшей питательной средой для микроорганизмов, вызывающих гниение мяса.

Опасаясь, что его авторитета окажется недостаточно для того, чтобы убедить владельцев боен в правильности сделанных им выводов, Дембо ознакомил с результатами своей работы крупнейших светил медицины и ветеринарии того времени – профессоров Вирхова, Павлова, Герлаха, Дюбуа-Реймона и др. И в результате его работа пополнилась высказываниями этих выдающихся ученых. Все они склонялись к тому, что во всем мире следует отменить другие способы забоя и перейти на шхиту.

Весьма подробно Дембо рассматривает и еврейский способ изучения туши животного после забоя с целью определения является ли его мясо кошерным или "трефой". И вновь приходит к выводу, что еврейский резник при случае вполне может заменить опытного ветеринара, а подчас и забраковать мясо, обратив внимание на те дефекты органов животного, до которых ветеринару нет дела.

"Я был потрясен, – писал Дембо, – узнав, что многие факты, к которым наука доходит или дошла лишь в последние годы, были очень ясно и четко изложены в Талмуде как устное предание от Б-га через Моисея более трех тысяч лет назад".

Увы, работа Дембо привлекла тогда лишь внимание специалистов, а антисемиты всех мастей продолжали критиковать метод шхиты как варварский и требовать его запрета.

Особенно громко эти требования стали звучать в последние десятилетия, когда практически во всех странах Европы, а затем и в США и в Канаде были приняты законы о т. н. гуманном способе забоя скота и целый ряд стран стал требовать, чтобы на импортируемых в них мясе и мясопродуктах стоял специальный знак или штемпель, удостоверяющий, что речь идет о мясе животных, убитых т. н. методом гуманного забоя.

В основу этого метода положен принцип, согласно которому до начала забоя любое животное или птица должно быть оглушено (то есть переведено в бессознательное состояние) либо специальным пневматическим молотом, либо – куда чаще – с помощью электрошока.

Однако давайте попробуем для начала разобраться, насколько такой "гуманный" способ забоя является и в самом деле безболезненным и гуманным.

Думается, тот, кто хоть раз получал более-менее сильный удар током и при этом остался жив, никогда не забудет пережитые им болезненные ощущения. Но ведь те животные, которых перед смертью глушат с помощью специальных вилок, клещей и прочих устройств, получают удар током куда более сильный и, соответственно, куда более болезненный. Причем ошибается тот, кто думает, что этот удар длится всего долю секунды. Процесс оглушения быка-трехлетки продолжается, к примеру, до 30 секунд и сопровождается для животного поистине адскими муками.

Таким образом, "гуманный" забой скота, как видим, оказывается на поверку не таким уж гуманным. И уж что совершенно точно, куда менее гуманным, чем еврейская шхита. Как заметил по этому поводу один из любителей черного юмора, лично он убежден в большей гуманности еврейского способа забоя, чем забоя с предварительным оглушением электротоком хотя бы потому, что на протяжении человеческой истории тысячи людей кончали жизнь самоубийством, перерезав себе лезвием вены. И при этом он почти не припоминает случаев, когда самоубийцы предпочитали сводить счеты с жизнью, сунув палец в розетку.

Однако следует учесть, что дело не только в проблематичности оглушения электротоком с теоретической точки зрения. Дело еще и в том, как закон о гуманном забое реализуется на практике.

Начнем с того, что разные животные, даже принадлежащие к одному и тому же виду и вроде бы обладающие близким весом на удар током одинаковой силы и напряжения реагируют по-разному.

"Я видел, как пытаясь оглушить свинью, ей в голове пробили 20 или 25 дырок, а она все еще пыталась встать. Ее голова была похожа на кусок голландского сыра", – свидетельствует один из инспекторов скотобойни в уже упоминавшейся книге Гэйл А. Апснитц.


Однако еще большая проблема заключается в том, что если еврейский резник, производя шхиту, непрестанно чувствует свою ответственность перед Богом, а также перед другими евреями (ведь малейшее отклонение от выработанного тысячелетия назад ритуала, и мясо забиваемого им животного нельзя будет употреблять в пищу), то работники скотобоен отнюдь не чувствуют такого трепета перед законом о гуманном забое скота. Для них главное – обеспечить высокую производительность, а как именно это будет сделано, не имеет значения.

"…Часто животным засовывают электрические провода в рот и задний проход, ломают им кости, выкалывают глаза, иногда просто забивают до смерти еще до того, как они попадут на конвейер…" – признавался Апснитц один из работников американской скотобойни.

Вообще, считается, что в "бойцы" (а именно так называют на скотобойнях тех, кто забивает животных) обычно идут те, кто изначально склонен к насилию и жестокости, и бойня является тем самым местом, где он может реализовывать эти свои садистские наклонности в рамках закона.

И в этом смысле еврейский резник являет ему полную противоположность – не случайно в еврейском фольклоре существует история о том, как один резник оставил свою профессию, после того, как оказался бессилен заставить себя зарезать теленка, смотревшего на него каким-то особенно преданным, молящим о милосердии взглядом.

О том, как именно еврейский резник должен относиться к животным, которых ему предстоит забить, свидетельствует хотя бы вот такая короткая история, которую рассказывают Фейги Тверская и раввин Шрагга Симмонс в своей статье "Еврейское мировоззрение и вегетарианство": "В маленькой еврейской деревне, молодой шохет, готовясь осуществить шхиту, налил немного воды на нож, чтобы хорошо его наточить. Тут он заметил, что неподалеку стоит пожилой человек, наблюдает за ним и неодобрительно качает головой. Молодой шохет поинтересовался у этого человека, что, на его взгляд, он делает не так. И прохожий поделился с ним воспоминанием из юности. Однажды, когда он был совсем молодым, ему довелось увидеть, как готовился к шхите великий Учитель Бааль Шем Тов[14]. Для того, чтобы наточить нож, ему не понадобилась вода – слезы сострадания к животному капали из его глаз на лезвие ножа."

Сами указанные в Пятикнижии законы шхиты призваны предупредить проявления жестокости. К примеру, резник обязан тщательно следить за тем, чтобы не нарушить закон, запрещающий забивать самку животного и ее детеныша в один день. Для того, чтобы соблюсти этот закон, резник даже при оптовой закупке животных тщательно помечал, какой именно коровой был произведен на свет тот или иной ягненок.

Вообще, требуя гуманного обращения с животными, еврейский закон категорически запрещает видеть в них существ, все предназначение которых, в точном соответствии с "Путеводителем…" Дагласа, сводится лишь к тому, чтобы превратиться в шницели и антрекоты для насыщения человека.

Чрезвычайно показательна с этой точки зрения знаменитая история, происшедшая с одним из величайших еврейских мудрецов, духовного лидера еврейского народа своего времени раби Иегуда ха-Наси, которого его современники называли просто Раби. Вот как пересказывают ее в своей "Агаде" Х.-Н. Бялик и Й.Х. Равницкий:


"В продолжение тринадцати лет поражен был Раби тяжкой болезнью. И болезнь его, и исцеление произошли от случая.

Однажды вели по улице теленка на бойню. Когда резники поравнялись с проходившим в то время Раби, теленок вырвался и. подбежав к Раби, с жалобным ревом спрятал голову в полы его одежды, как бы умоляя заступиться за него. Но Раби отогнал теленка, говоря: "Ступай, куда тебя ведут – ты на то и создан!"

– Он не знает жалости, – сказали на Небе, – пусть же он сам испытает страдания.

И в ту же минуту поразил Раби тяжкий недуг.

Исцеление же его произошло от следующего случая.

Убирая в доме, служанка нашла выводок хорьков и вознамерилась выместить крошек-зверьков вместе с мусором. Увидя это, Раби закричал ей:

– Оставь их! Милость Господа на всех творениях Его!

И тогда сказали с Неба:

– Он смиловался – смилуемся и над ним".


Думается, теперь понятно, почему и в прошлом, и в наши дни раввины уделяли немало внимания вопросам защиты животных. К примеру, один из выдающихся галахических авторитетов ХХ века рав Моше Файнштейн издал специальные постановления, запрещающие содержать телят в слишком стесненных условиях и кормить их пищей с химическими добавками не потому, что последние, став частью их организма, потом могут сделать их мясо опасным для здоровья человека, а по той причине, что нельзя лишать животное удовольствия от пищи.

И вместе с тем духовные лидеры еврейского народа всегда крайне резко выступали против попыток иных радикальных защитников животных уравнять их в правах с людьми и наложить запрет на употребление в пищу мяса, так как подобный подход, с их точки зрения, не только не делает человечество гуманнее, но и, наоборот, приводит… к самым страшным преступлениям против человечества.

"Бесспорно, по отношению к животным следует проявлять гуманность, – пишут Фейги Тверская и рав Шрага Симмон в уже упоминавшемся эссе "Еврейское мировоззрение и вегетаринство". – Но не надо при этом забывать, что между творениями Всевышнего нет равенства. Из всех живых существ только человек был создан «по образу и подобию Всевышнего» (Берешит (Бытие), гл. 1, ст. 26).

Когда же эти границы обретают неясные очертания, и, кажется, что жизнь человека и жизнь животного одинаково святы, это ведет к опасному заблуждению, что убийство человека и животного – одинаково отвратительны. "Корни этого заблуждения – в истории Каина и Авеля, – писал рав Йосеф Альбо (14-й век). Тора в книге Берешит (гл. 4) описывает, как Каин принес Творцу выращенные им продукты земледелия, а приношение Авеля было животного происхождения.

"Каин считал, что все живые существа (и люди и животные) – равны, – объясняет рав Альбо, – поэтому он полагал, что не вправе убить животное, даже если оно предназначено как приношение Всевышнему". Логическая ошибка Каина обернулась трагедией. "Поскольку жизнь людей и животных одинаково ценна, – решил он, – можно отобрать жизнь у человека – так же, как и у животного". Так Каин оправдывал убийство брата".

В современном мире философия Каина возродилась в 1930-х годах. Нацисты приняли ряд законов, защищающих «права» животных. Ввели, например, ограничения на использование живых животных в биохимических экспериментах («вивисекция»). При этом – уничтожили миллионы людей, и над многими из них проводили медицинские эксперименты. В то время «линия», отделяющая человека от животного, была практически стерта.

Сегодня выразитель радикального вегетарианства – организация PETA (движение в защиту животных). В одном из их мультимедийных показов под называнием «Катастрофа на твоей тарелке», они с помощью наложения фотографий узников концлагерей и птичника, подводят своих читателей к мысли о моральном равенстве между людьми и животными.

Профессор философии Принстонского университета (США) Петер Сингерв своих лекциях утверждает, что забота о животных – на той же ступеньке приоритетов, что и забота о больных детях. Он неоднократно призывал общество создать между человеком и животными – «партнерские отношения».

Еврейская традиция разрешает употреблять в пищу мясо животных, в том числе и для того, чтобы оградить людей от подобного экстремизма. Кроме того – это постоянное напоминание об уникальной роли человека среди всех творений Всевышнего.

"Все живые существа – и люди и животные, – писал Рамхаль (Моше Хаим Луцато, один из крупнейших Учителей Торы, великий каббалист; Италия – Эрец Исраэль, 18-й век), – имеют душу. Но души эти – не равны. Душа животного делает его живым и обеспечивает «работу» его инстинктов, необходимых для выживания животного и всего его вида. Это – страх, стремление к воспроизведению потомства и т. д. Но только человек, наделенный божественной душой, в состоянии создать и поддерживать отношения с Творцом мира. Только человек имеет право выбора и способен предпочесть духовное наслаждение – телесному. Только человек может отказаться от еды, чтобы отдать ее голодному".

"Всевышний дал человеку власть над животными, чтобы подчеркнуть наше духовное превосходство, – писал рав Авраам Ицхак Кук (главный раввин Израиля в 20-е – 30-е годы 20 века), который был, кстати сказать, вегетарианцем, – и еще раз напомнить о наших моральных обязательствах. Если человек наделяет животных теми же правами, что и людей, он, таким образом, снижает человеческие моральные стандарты – с одной стороны, и преуменьшает наши ожидания от людей – с другой"…"

И снова автору не остается ничего другого, как предложить читателю самому решить, кто в этом споре о том, гуманен или негуманен еврейский способ ритуального забоя прав, а кто является выразителем откровенно ханжеской и, по сути дела, антигуманной точки зрения.

В память о праотце Иакове

В главе, посвященной профессии резника, перебирая еврейские "мясные" фамилии, мы мельком упомянули и фамилию Менакер. И вот сейчас, кажется, и пришло время поговорить о том, кто же такой менакер, более подробно. Потому что, как уже было сказано, для того, чтобы мясо было кошерным, мало взять кошерное животное. Мало даже забить его в соответствии со всеми требованиями еврейского Закона. Мясо будет названо кошерным лишь после того, как тушу освежуют, разделают, осмотрят все жизненно важные органы, удостоверившись в том, что забито было вполне здоровое, жизнеспособное животное и затем проведут вываливание мяса, чтобы удалить из него кровь, категорически запрещенную в пищу евреям.

Но еще прежде, чем приступить к разделке туши, возле забитого животного появляется менажер – специалист, умеющий удалять из его тела те ткани и органы, которые запрещены евреям в пищу даже в мясе кошерных животных. Речь идет о нутряном жире и так называемой жиле "гид ханше", расположенной в бедренной части правой задней ноги животного.

Причем если большинство законов кашрута никак не обосновывается, то запрет на употребление в пищу жилы гид ганаше напрямую связан с той данью, которую евреи отдают памяти праотца Иакова, от которого они происходят.

Да, конечно, историю, которая легла в основание этой заповеди, можно считать легендой. Но книга "Бытие" приводит такие мельчайшие ее подробности, которые просто трудно придумать и в которых составители легенд обычно совершенно не нуждаются. Она рассказывает о том, как, расставшись, пусть и весьма холодно, но все же мирно со своим тестем Лаваном, Яаков вместе со своей многочисленной семьей останавливается перед небольшой речкой Ябок, и сегодня протекающей на границе между современными Ливаном и Израилем. Он возвращается на родину после более, чем тридцати лет отсутствия, и страх перед братом Исавом, перед тем, что тот не забыл историю с "украденным благословением" вдруг снова охватывает его. Иаков посылает нескольких слуг сообщить брату о своем возвращении, но те вскоре снова появляются в развернутом им палаточном лагере и сообщают, что Исав уже обо всем знает и идет ему навстречу с четырьмя сотнями своих людей. Четыре сотни человек – это по тем временам целая армия, и таким образом Иакову становится ясно, что Исав все помнит, ничего не простил и собирается сполна поквитаться с ними за прошлое.

В этой ситуации Иаков, во-первых, разделяет свою семью, своих людей и свое имущество на два стана – в случае, если Исав нападет на него, пока он и его воины будут уничтожать все живое в первом лагере, второй сможет спастись бегством и укрыться в земле его тестя Лавана. Во-вторых, он направляет Исаву богатые подарки в надежде задобрить его и добиться примирения с братом. А в-третьих – если последняя мера не подействует – он начинает готовиться к смертельной схватке.

"И испугался Иаков очень и тесно ему стало", – говорит Пятикнижие о тех чувствах, которые охватили в этот момент праотца еврейского народа.

Иаков действительно испугался – испугался за жизнь своих жен и детей, за свою собственную жизнь, но в не меньшей степени он испугался и того, что во время сражения ему придется убивать и, возможно, стать братоубийцей…

Комментаторы считают, что во всех вышеописанных действиях Иакова следует видеть назидание всему еврейскому народу о том, как он должен вести себя, оказавшись перед лицом смертельной опасности. С одной стороны, следует позаботиться о том, чтобы даже при самом трагическом исходе какая-то часть людей выжила, и еврейский народ мог продолжить свое существование. С другой, нужно попытаться любой ценой достигнуть мира с врагом, а с третьей, быть готовым оказать ему достойное сопротивление, драться с ним не на жизнь, а на смерть.

Но, совершив эти приготовления, Иаков решает проверить, не забыл ли он чего-нибудь на противоположном берегу Ябока и вновь отправляется на другой берег. Здесь его и застает ночь и, чтобы не рисковать, переходя бурный, с каменистым дном Ябок вброд в темноте, Иаков решает заночевать на этом его берегу. И вот тут-то с ним происходит событие, в значительной степени определившее всю судьбу еврейского народа, а заодно и внесшее существенную поправку в то, что евреям разрешено и запрещено в пищу.


"И остался Иаков один, и боролся с ним Некто до восхода зари. Но увидел тот, что не одолевает его, и тронул сустав бедра его, и вывихнулся сустав бедра Иакова в борьбе с ним. И сказал тот: "Отпусти меня, ибо взошла заря!" Но он сказал: "Не отпущу тебя, пока не благословишь меня!". И сказал ему тот: "Как имя твое?! И сказал он: "Иаков". И сказал тот: "Не Иаков должно быть впредь им твое, а Исраэль, ибо ты боролся с ангелом и с людьми и победил. И спросил Яаков, сказав: "Скажи же имя твое?" И сказал тот: "Зачем ты спрашиваешь об имени моем?" И благословил он его там. И нарек Иаков имя месту тому Пниэль, ибо "Ангела видел я лицом к лицу и победил". И взошло перед ним солнце, когда он проходил Пнуэль, а он хромает на бедро свое. Поэтому сыны Израиля до настоящего времени не едят седалищного нерва, который у сустава бедра потому, что поразил тот седалищный нерв Иакова…" (Бытие, 32:25–33).


Все мидраши сходятся в том, что Иаков боролся не просто с ангелом, а с ангелом-хранителем Исава, который, естественно, принял облик самого Исава. И, таким образом, победа Иакова над этим ангелом, с одной стороны, была предзнаменованием того, что встреча с братом завершится благополучно, а с другой носила более глобальный характер – она, по мнению многих комментаторов, символизировала собой ту победу, которую еврейский народ одержит в конце времен над многими народами, предком которых был Исав. Вдобавок ко всему, Иаков вышел из нее с новым именем, которому предстояло стать родовым именем всех его потомков: куда чаще, чем евреями, сами евреи предпочитают называть себя "бней-Исраэль" (потомки, сыновья Израиля), "ам Исраэль" ("народ Израиля") или просто "Исраэль" – "Израиль".

Однако для нас в данном случае важно, что в память о поврежденном в той схватке седалищном нерве и связанном с ним сухожилии Иакова, евреям строжайше запрещено есть эту часть тела на правой ноге какого-либо животного.

Причем, Талмуд уточняет, что речь идет о жиле, расположенной на правой ноге животного, так как, согласно преданию, Иаков встретил противника, повернувшись к нему именно правой стороной тела – так он чувствовал себя так более защищенным. Однако хотя под "гид ха-наше" понимают именно определенную жилу в правой ноге, как правило, во избежание путаницы аналогичная жила удаляется и из левой ноги туши, а затем обе они выбрасываются или сжигаются.

И вышеупомянутый менакер и должен уметь безошибочно отличать жилу гид ханаше от всех остальных.

А вот удаление запрещенного в пищу евреям нутряного жира, подчеркивает Талмуд, является обязанностью мясника или его помощника. Причем Талмуд делает по данному поводу любопытное замечание: если помощник мясника при разделке туши оставил в разделанной им части кусок запрещенного жира размером с ячменное зерно, хозяин обязан уволить его с работы. Если же этот кусок жира размером с маслину, то того, кто допустил такую оплошность, следует подвергнуть строгому наказанию.

Но о каком же именно жире идет речь?

Подробно этот вопрос рассматривают в том же трактате "Хулин" выдающиеся законоучителя еврпейского народа Шмуэль (3 в.н. э.) и Абайе (первая половина 4 в.н. э.).

Понятно, что под нутряным жиром следует понимать жир, накрытый плотью. К нему Шмуэль относил "жир, который образуется в первых двух "секциях" желудка животного, а также тот, который откладывается в месте соединения позвоночника с тазобедренной костью". Далее Шмуэль говорит о том, что необходимо тщательно выскоблить то место, где кишки соединяются с желудком, так как в этом месте также откладывается нутряной, запрещенный в пищу евреям жир.

Помимо жилы "гид ханаше" и нутряного жира Талмуд также предписывает удалять жилы, находящиеся в окружении плечевого сустава передних ног и пять жил (три с правой и две с левой стороны) из хвостовой части туши животных, так как все они связаны с нутряным жиром и, как утверждает Талмуд, "непригодны в пищу". Из-за невозможности отделить их от нутряного жира, запрещены в пищу и жилы, расположенные в области селезенки, почек, нижней части ребер. По этой же причине запрещено использовать в пищу пленки, образующиеся на почках и селезенке. А вот сосуды в передних ногах и в челюсти животного, а также пленку на мозге запрещено употреблять в пищу потому, что в них скапливается кровь, от которой крайне трудно избавиться даже в процессе кошерования мяса, который будет подробно описан в следующей главе.

Перечислив все эти запреты, Талмуд неожиданно задается вопросом о том, следует ли удалять жилу гид ха-наше и нутряной жир из туши животного, если, скажем, еврей хочет подарить большую ее часть (к примеру, ту же правую ногу) своему другу или соседу-нееврею? Казалось бы, в этом нет необходимости – ведь на неевреев все эти запреты не распространяются, и они вовсе не обязаны их соблюдать.

Однако еврейские мудрецы рассуждают иначе. Если еврей принес в дар нееврею в подарок значительную часть туши только что забитого животного, значит, речь идет о городе, деревне или каком-либо другом населенном пункте, в котором евреев и неевреев связывают дружеские и добрососедские отношения. Не исключено, что у нееврея, получившего такой подарок, есть другой приятель-еврей, с которым он захочет поделиться этим мясом. Или этот нееврей просто захочет продать полученный им кусок мяса и купить на него другие продукты – ведь человек может делать с подарком все, что ему заблагорассудится!

Но и передавая мясо в дар другому еврею, и продавая его в еврейскую мясную лавку, этот нееврей наверняка сообщит, что получил мясо от еврея, а, значит, оно является кошерным, то есть с ним проделали все предписанные иудаизмом процедуры. И таким образом, еврей, передающий подарок нееврею часть туши, из которой не извлечены все необходимые жилы и нутряной жир, может ввести в заблуждение, прежде всего своих соплеменников и привести к тому, что они отведают некошерного мяса.

Таким образом, если еврей захочет подарить своему другу-нееврею мясо, он должен предварительно проделать с ним все предписываемые иудаизмом действия – чтобы не вводить в заблуждение и этого человека, и тех, с кем он захочется поделиться столь лакомым подарком.

Кровь и душа

Среди многочисленных запретов, которые Тора налагает на еврейский народ, особое место занимает повторяющийся в ней пять раз запрет на употребление в пищу крови какого бы то ни было животного или птицы. Впервые мы встречаем его в девятой главе книги "Бытие":


"Только плоти, в которой есть еще душа – кровь – не ешьте ее…" (Бытие, 9:4)


Но здесь ясно, что речь идет о запрете есть плоть и пить кровь еще живого животного, и так как этот запрет адресован Ною и его детям, то он касается всего человечества. Однако в книге "Левит" этот запрет повторяется трижды (3:17, 7:26–27 и 17:10–15). И не просто повторяется, а расширяется на любую кровь, в том числе и кровь забитого по всем правилам животного. Но вот сама сфера действия запрета сужается – он касается только еврейского народа и тех неевреев, которые поселились в еврейской среде, став таким образом членами еврейского общества. При этом в тексте книги дается более-менее ясное объяснение смысла данного запрета и наказания, которое постигнет ее нарушителя:


"И всякий человек из дома Израиля или из пришельцев, живущих между ними, который будет есть какую-нибудь кровь – обращу лицо Мое на того, кто ест кровь, и отторгну его из среды народа его. Потому что душа тела – в крови она, и я предназначил ее вам для окропления жертвенника, во искупление душ ваших, ибо кровь жизненной силой искупает. Поэтому сказал я сынам Израиля: "Никто из вас не должен есть крови, и пришелец, живущий среди вас, не должен есть крови. И всякий человек из сынов Израиля и из пришельцев, живущих среди вас, который, охотясь, поймает зверя или птицу, пригодную в пищу, должен выпустить кровь ее, ибо душа всякого существа – это кровь его, и сказал я сынам Израиля: крови какой бы то ни было плоти не ешьте, ибо душа всякой плоти – это кровь ее, и всякий, кто ест ее, отторгнут будет…" (Левит, 17:10–15).


Нигде больше в тексте Торы так настойчиво, с небольшими вариациями не повторяется одна и та же мысль, как в этом. Вновь и вновь Бог напоминает о том, что душа каждой плоти в крови ее, что евреям и тем, кто связал с ними свою судьбу, категорически запрещено употреблять кровь в пищу и что за это преступление следует самое страшное из всех возможных наказаний – уничтожение души, "карет".

Немногие знают, что слово "кара" является заимствованием, вошедшим в русский язык из иврита при переводе текста "Ветхого Завета" и происходит оно именно от слова "карет". Одно произнесение этого слова наводит трепет на любого верующего еврея, так как вряд ли можно представить себе что-то страшнее, чем уничтожение Творцом созданной Им же и бессмертной по своей природе человеческой души.

Еврейские мистики различают, впрочем, два вида "карета" – один из них может постигнуть человека в нашем материальном мире, а второй – в мире духовном. "Карет" на материальном, физическом уровне заключается в том, что либо еврей окажется бездетным, либо все его дети умрут еще при его жизни, не дав потомства, и таким образом душа его "будет отторгнута от народа его", ему не дано будет оставить продолжения в еврейском народе. Однако при этом его душа не утрачивает бессмертия, она может еще не раз возвращаться в наш мир в новом воплощении или обретаться в высших духовных мирах вплоть до прихода Мессии и начала воскрешения из мертвых.

Карет на уровне души куда страшнее. Многие каббалисты[15] на протяжении столетий не могли внятно объяснить, в чем он заключается, что же именно означает "уничтожение души". Но недавно автору этих строк довелось услышать на одной из лекций необычайно понятное для современного человека объяснение, что такое "карет". "Уничтожение души, – сказал лектор, – лучше всего иллюстрирует процесс стирания того или иного файла из памяти компьютера. До этого, пока файл хранится в "памяти" компьютера он, по сути дела, вечен. Вы можете в любой момент "оживить" его, вызвав его на экран, произвести в нем какие-либо изменения. Но если файл стерт даже из "мусорной корзины" компьютера восстановить его уже невозможно…"

Каким же страшным преступлением в глазах Творца должно стать вкушение евреем крови даже мертвого животного, если Он угрожает за него каретом, "стиранием" его неповторимого, индивидуального файла из памяти мироздания!

И, наконец, во "Второзаконии" этот запрет повторяется в третий раз:


"Но старайся не есть крови, ибо кровь – это душа; не ешь же души вместе с мясом. Не ешь ее, на землю выливай ее как воду. Не ешь ее, чтобы хорошо было тебе и сынам твоим после тебя, ибо эти сделаешь ты угодное Богу" (Второзаконие, 12: 23–25).


Вновь тот же мотив: от соблюдения евреем данного запрета зависит не только его личное благополучие, но и благополучие и сама жизнь его потомков. Сам запрет носит абсолютный характер: его не имеет права нарушить "никто из вас", то есть ни взрослый, ни ребенок, и он в равной степени распространяется как на кровь домашних, так и на кровь диких животных. Наиболее простое и доступное для тех, кто не знаком с глубинами еврейской мистики, объяснение этого запрета дал в своих комментариях к Писанию рав Й. Герц: Тора не разъясняет, по какой причине она возвращается к тому же самому запрету и описывает его еще раз. Общей причиной запрещения употреблять кровь в пищу является то, что кровь представляет собой носитель жизненных сил. Тора говорит: "Ибо в крови – душа". Не вызывает сомнения, что духовный и материальный мир связаны между собой, и пища, употребляемая человеком, оказывает влияние на его мыслительную деятельность и восприятие мира. Употребляя кровь животного в пищу, человек невольно подпадает под влияние животного начала той души, носителем жизненных сил которой оно является".

Комментаторы обращают также внимание на то, что сразу после запрета на употребление крови в пищу следует запрет на интимные отношения между самыми близкими родственниками, из чего явно следует, что это – запреты одного и того же порядка, касающиеся неких фундаментальных основ нашего мироздания, подрыв которых чрева катастрофическими последствиями как для каждого отдельного человека, так и для его семьи и для общества в целом.

Причем запрет на употребление крови животных и птиц носит и в самом деле абсолютный характер. Слова "Никто из вас не должен есть крови" с точки зрения комментаторов Торы означают, что в этот запрет равной степени распространяется как на взрослых, так и на детей. Фраза "Не ешь ее, на землю выливай ее как воду" касается, с их точки зрения, крови животного, вытекающего из его тела после шхиты, в то время как указание "Не ешь ее, чтобы хорошо было тебе и сынам твоим" относится к той крови, которая осталась в туше после этого.

Следовательно, даже после того, как вся кровь, которая могла вытечь из туши животного, уже вытекла, его мясо еще не пригодно в пищу, так как содержит в своих тканях немало скопившейся в них артериальной и капиллярной крови, и еврею следует приложить все усилия для того, чтобы максимально извлечь ее из мяса. Для достижения этой цели еврейскими мудрецами и были введены целый ряд правил обращения с мясом, соблюдение которых исключает даже случайное употребление в пищу крови, отделившейся от мяса. По этим правилам, после шхиты мясо подвергается специальному процессу высаливания или прожаривания с целью "вытягивания" из него крови.

Сегодня высаливание, то есть промывка и засыпка свежей убоины солью, зачастую осуществляется прямо на скотобойнях, занимающихся производством кошерного мяса. В случае, если на скотобойне это сделано не было, мясо получает статус "ло мукшар" – "не откошеровано", то есть, хотя все предыдущие стадии были осуществлены в полном соответствии с еврейским Законом, нужно еще "вытянуть" из него кровь, откошеровать, чтобы оно стало окончательно кошерным.

Откошеровать свежее мясо может и сам еврейский мясник, ну, а если и он поленился это сделать, то обязанность высолить его ложится на еврейскую хозяйку. О том, как это делается, будет подробно рассказано в главе "На еврейской кухне", а пока подведем итоги всего, что было сказано выше.

Итак, кошерным, пригодным в пищу мясом с точки зрения еврейской традиции является мясо "чистого" животного или "чистой" птицы, забитой с помощью еврейской шхиты, из которого удалены все жилы и жир, запрещенный еврейским Законом, прошедшее специальный осмотр с целью удостовериться, что забитое животное было в момент забоя жизнеспособным, а также высоленное или прожаренное для максимального удаления накопившейся в его внутренних тканях крови.

Несоблюдение любого из этих условий делает мясо трефным, то есть запрещенным в пищу евреям.

Глава 6

Козленок и молоко

Не менее грозный и абсолютный характер, чем запрет на вкушение крови в пищу носит в Торе и другая, с одной стороны, вроде бы совершенно понятная, а с другой одна из самых загадочных ее заповедей – "Не вари козленка в молоке матери его".

Заповедь эта хорошо знакома всякому интеллигентному человеку, разумеется, не только по популярному роману Юрия Полякова "Козленок в молоке" – сама она давно уже стала расхожим выражением, в который, впрочем, каждый вкладывает свой смысл. Однако в жизни еврейского народа эти слова играют совершенно особую роль, так как именно из них выводятся все законы иудаизма, запрещающие смешение мясного и молочного в пищу. А сами эти законы, в свою очередь, в немалой степени определили весь характер еврейской национальной кухни, сам рацион, стиль и ритм жизни евреев и многие еврейские культурные коды, остающиеся совершенно непонятными тем, кто не принадлежит к еврейскому народу.

В самом деле, нееврею трудно понять, каким образом, вполне конкретное указание "Не вари козленка в молоке матери его" было истолковано или переросло в глобальный запрет на смешение мясного и молочного. Что ж, давайте попробуем разобраться…

Кто сказал "бе-е-е"?

Начнем хотя бы с того, на что обращают внимание все комментаторы и исследователи Писания: запрет варить козленка в молоке матери его повторяется в Торе трижды. В первый раз – когда речь идет о законах трех главных еврейских праздников:


"И соблюдай праздник жатвы первых плодов труда твоего, сбора того, что посеял ты в поле, и праздник урожая в конце года, когда уберешь ты с поля, выращенное руками твоими. Три раза в год да предстанет всякий мужчина из вас пред лицом Владыки Вселенной. Не режь при квасном жертвы Моей, и да не останется жир праздничной жертвы моей до утра. Первинки урожая земли твоей приноси в Храм Бога Всесильного твоего. Не вари козленка в молоке матери его…" (Исход, 23:16–19).


Как видно, в данном случае заповедь "Не вари козленка в молоке матери его" напрямую связана с празднуемыми почти всеми народами земли праздниками начала и окончания сбора урожая, а также с приношением праздничных жертвоприношений и храмовой службой, во время которой еврей преставал "пред лицом Владыки Вселенной".

Второй раз она повторяется в той же книге "Исход", оказываясь в одном отрывке с запретом на поедание квасного в праздник Песах:


"Не режь, не уничтожив квасного в своих владениях, жертву, посвященную мне, и пусть не останется до утра жертва, приносимая в праздник Песах, не возложенной на жертвенник. Первинки урожая плодов твоих приноси в Храм Бога Всесильного твоего. Не вари козленка в молоке матери его…" (Исход, 34:25–26).


Так как за хранение квасного в Песах еврея ждет самая страшное из всех возможных наказаний Бога – карет, уничтожение души, – то логично предположить, что в данном случае Творец дает понять, что за нарушение запрета варить козленка в молоке матери его нарушителя также ждет карет.

И, наконец, лишь во "Второзаконии" эти же самые слова соотносятся с законами кашрута:


"Не ешьте никакой мертвечины[16], пришельцу, что во вратах твоих, отдай ее, пусть он ест ее, или продай чужеземцу. Ибо народ святой ты у Бога Всесильного твоего. Не вари козленка в молоке матери его…" (Второзаконие, 14:21)


В данном случае Тора предельно четко характеризует данный запрет как диетарную заповедь, стоящую в числе тех, которые даны только еврейскому народу и от исполнения которых все остальные народы мира совершенно свободны…

Но действительно ли в данном случае речь идет именно о козленке? На иврите слова "Не вари козленка в молоке матери его" звучат как "Ло тивашель гди бэ-халав имо". Но дело в том, что "гди" слово многозначное. Да, оно наиболее употребимо в понятии "козленок", но в принципе может означать еще сосущее вымя любое домашнее кошерное животное – козленка, теленка, ягненка. И не случайно в Септуагинте – первом переводе Священного писания с иврита на греческий, осуществленный 70 еврейскими мудрецами, слово "козленок" при переводе одного из вышеприведенного отрывка с легкостью заменяется на слово "ягненок" (греч. Arnos).

Из всего вышесказанного видно, что на самом деле крылатое выражение "Не вари козленка в молоке матери его" вошло во многие языки именно в таком виде просто благодаря неточному переводу. В этом смысле куда более точно (но и, согласитесь, увы, куда менее поэтично) эта фраза звучит в переводе Пятикнижия, выполненном Арье Ульманом: "Не вари мясо животного в молоке его матери".

И отсюда становится окончательно ясно, что в оригинальном тексте Торы данный запрет распространяется не только на козленка и козье молоко, но и на всех остальных домашних животных. А так как обычно молоко, надоенное от разных самок, смешивают в одной посуде, то практически никогда нельзя наверняка сказать, что данное молоко принадлежит именно данной корове, данной козе или данной овце. Таким образом, запрет приобретает общий характер, и его троекратное повторение в Пятикнижии всегда трактовалось евреями как запрет, включающий в себя три разных категорических запрета: запрет варить вместе мясное и молочное и хоть как-то участвовать в их варке; запрет употреблять в пищу любые блюда, в которых используются сваренные вместе мясные и молочные продукты, а также запрет вообще как-либо использовать сваренные вместе мясные и молочные продукты – еврей не имеет права накормить такой смесью даже бродячую собаку.

И то, как ревностно евреи исполняли запрет о смешении в пище мясных и молочных компонентов, расширяя ее границы, всегда вызывало недоумение и у их соседей-неевреев, и у серьезных исследователей Библии, пытавшихся найти объяснение этой странной заповеди и тому огромному значению, которую придают ей евреи.

Что общего у Авраама с Одиссеем

Наиболее известной попыткой объяснить истоки заповеди "Не вари козленка в молоке матери его!" и по сей день остается статья крупнейшего английского этнографа и историка религий Дж. Дж. Фрэзера "Не вари козленка в молоке матери его", вошедшая в изданную в 1918 году его книгу "Фольклор в Ветхом Завете". В сущности, все появившиеся впоследствии т. н. исследования на эту тему, представляют собой лишь те или иные вариации этой считающейся классической работы. Рассматривая заповедь "Не вари козленка в молоке матери его", Фрэзер находит массу параллелей между ней и суевериями, свойственными различным пастушеским племенам Африки.

"…Например, у мусульман Сьерра-Леоне и соседних местностей, – пишет он, – коровье молоко и масло составляют важный предмет питания, но "они никогда не кипятят молоко, боясь, что оно пропадет от этого у коровы, а также не продают его тому, кто стал бы это делать…"

Итак, мы видим, что у названных туземцев предрассудок о вреде кипячения молока основан на симпатической магии. Молоко, даже отделенное от коровы, не теряет своей жизненной связи с животным, так что всякий вред, причиненный молоку, симпатически сообщается корове. Отсюда кипячение молока в горшке равносильно кипячению его в коровьем вымени, то есть иссяканию самого его источника. Такое объяснение подтверждается поверьем марокканских мусульман, у которых, впрочем, запрещается кипятить коровье молоко только в течение определенного времени после отела. Они полагают, что "если при кипячении молок сбежало и попало на огонь, то у коровы заболеет вымя, либо она перестанет доиться, либо молоко ее будет нежирным. Если же молоко случайно попадет в огонь, то корова или теленок скорее всего околеет…"

Приведя множество таких примеров, Фрэзер вроде бы окончательно убеждает и себя, и читателя в том, что заповедь "Не вари козленка в молоке матери его" является отголоском самой что ни на есть пещерной, первобытной симпатической магии, и незачем к этому делу примешивать Господа Бога. Однако будучи честным исследователем, Фрэзер понимает, что встречающийся у многих отсталых племен запрет на кипячение молока все же не равнозначен еврейскому запрету. Ведь Пятикнижие отнюдь не запрещает кипятить молоко; более того – многие молочные блюда еврейской кухни делают процесс кипячения молока неизбежным. Нет, Пятикнижие запрещает именно варить козленка в молоке…

И, понимая неизбежность такой постановки вопроса, Фрэзер дает весьма невнятный и вместе с тем довольно изящный ответ на него, основанный уже не на этнографических фактах, а большей частью на его собственных домыслах: "Подобным опасением повредить основному источнику пищи могла быть продиктована древняя еврейская заповедь "не вари козленка в молоке матери его". Но такое толкование предполагает запрещение варить козленка во всяком вообще молоке (именно так трактует эту заповедь иудаизм, но Фрэзер не удосужился это узнать – П.Л.), потому что коза при кипячении ее молока одинаково подвергается порче, независимо от того, была ли она матерью сваренного козленка или не была. Специальное объяснение о молоке матери можно объяснить двояким образом: тем, что для данной цели фактически употреблялось обыкновенно материнское, а не другое молоко, или же тем, что в таком случае порча козы представлялась еще более вероятным последствием, чем во всяком ином. В самом деле, здесь коза связана с горшком, где варится и ее козленок, и ее молоко двойными симпатическими узами, а потому опасность потерять молоко, если не саму жизнь, от огня и кипячения вдвое больше для матери козленка, чем для чужой козы.

Конец ознакомительного фрагмента.