Раздел 1. Две Европы
Ось Париж – Берлин – Москва
В Евросоюзе к многополярности тяготеют различные страны и различные политические силы. Среди европейских стран ядром многополярности являются Франция (политически) и Германия (экономически). Они-то, собственно, и выступают как ядро Единой Европы, как мотор европейской интеграции и одновременно идеологические архитекторы европейского единства.
Совершенно иную позицию в отношении геополитической роли Европы занимают Англия и недавно принятые в Евросоюз страны Восточной Европы, которые, напротив, следуют жестко в русле американской стратегии и всячески саботируют российско-европейский диалог. Этого следует ожидать и в дальнейшем, но последовательная геополитическая воля Москвы поможет справиться и с этим препятствием.
В прошедшее десятилетие сложились предпосылки к альянсу Москвы со странами «старой Европы» в противовес англосаксонской доминации.
Ось Париж – Берлин – Москва станет прообразом континентального европейско-евразийского альянса, основанного на многополярной логике. Это и есть важнейшая предпосылка реального стратегического политико-экономического антиглобализма, который, кстати, всерьез обеспокоил США.
Впервые о возможности такой оси заговорили в начале прошлого десятилетия, накануне вторжения американцев в Ирак. И хотя самой агрессии франко-германо-русский союз предотвратить не смог, Вашингтон серьезно задумался о новых связанных с ним рисках. Перед США воочию предстал облик той силы, которая могла бы сорвать американские планы единоличной мировой доминации.
Политической основой в Европе для создания западной «оси дружбы» могут выступать различные левые и правые партии. Безусловно, нельзя сбрасывать со счетов и собственно антиглобалистское движение – европейских крайне левых и крайне правых, которые гораздо яснее и ярче выражают антиглобалистские идеи, но степень их влияния на истеблишмент часто весьма невелика. Если говорить о более влиятельных политических силах, то европейская социал-демократия традиционно тяготеет к антиамериканизму, отторгая американский либерализм и англо-саксонский индивидуализм. Таким образом, сближение с европейской социал-демократией, развитие политического диалога с ней отвечает стратегии многополярности. Вместе с тем, во Франции до сих пор сильны традиции политического голлизма, характерные для правоцентристских политических партий. Не разделяя антилиберальных установок социалистов, они выступают за Единую Европу и сближение с Россией по иным – политико-стратегическим – соображениям: через такой континентальный союз они рассчитывают возродить политическую мощь Старого мира, вернуть ему независимость и суверенность. Это новое издание старого проекта де Голля – «Великой Европы от Атлантики до Урала». В чем-то сходная ситуация и с политическими партиями в Германии, но меньшая политическая самостоятельность Германии и послевоенная история делает их более зависимыми от американских республиканцев (германские правые) и английских лейбористов (германские левые). Настоящими «промоутерами» европейско-российского альянса в Германии выступают экономические структуры – банки, крупные промышленные группы, энергетические концерны, которые осознают российский фактор скорее в формате природных ресурсов, нежели в формате политических моделей.
Американский аналитик Джон Халсман из влиятельного консервативного «мозгового центра» Heritage Foundation полушутливо сравнил «старую Европу» и Россию с персонажами сказки про волшебника из страны Оз (известной в русском переложении как «Волшебник Изумрудного города»). Страшиле, Трусливому льву, Железному дровосеку – каждому поодиночке чего-то не хватало, льву – храбрости, Страшиле – ума, а Железному дровосеку – сердца. Но все вместе они могли восполнить недостатки друг друга. Так и Франция, Германия и Россия – лишь вместе они представляют собой серьезную угрозу.
«У России проблемы с экономикой, у Германии – с вооруженными силами, у Франции – с природными ресурсами и надежной промышленной базой, – писал Халсман. – Собранная воедино комбинация из Франции, Германии и России имеет все атрибуты великой силы, способной уравновешивать США на глобальном уровне. Франция в таком случае обеспечивает политическое и идеологическое лидерство, Германия – экономическую мощь, Россия – военное прикрытие».
Эта комбинация и является главной структурой антиглобалистской модели для России и, соответственно, западной «осью дружбы» по преимуществу.
Любопытно, что американские эксперты считают, что необходимо как можно скорее развалить эту конструкцию. Тот же Халсман пишет: «Чтобы не позволить зародышу этой коалиции превратиться в настоящую угрозу американской позиции в мире… Госдепартамент должен настаивать на общих интересах Америки и Европы, сдерживаться от резких заявлений в адрес недовольных американскими действиями на Ближнем Востоке стран, занимать ведущие позиции в процессе дальнейших реформ в НАТО, развивать стратегический диалог с каждой из европейских стран по отдельности, и – самое важное – создать инстанцию единого принятия решений по военно-политическим вопросам в глобальном масштабе». Это означает, что стратегия глобализма состоит в срыве европейско-российской оси партнерства, для чего предпринимаются усилия по усилению влияния США на каждую из стран в отдельности.
По прошествии десяти лет мы видим, что тогда США удалось на практике разрушить этот зародыш франко-германо-российской коалиции, но теоретически эта ось остается по прежнему главным залогом реальной многополярности. Если Россия хочет обеспечить себе геополитическое будущее, она должна снова и снова заходить на этот виток создания оси Париж – Берлин – Москва, вопреки всем противодействиям изнутри и извне.
Великая Европа от Лиссабона до Владивостока
В 2010 году в программной статье, опубликованной в немецкой «Зюддойче цайтунг», Владимир Путин огласил фундаментальный геополитический концепт – «Великая Европа от Лиссабона до Владивостока».
План, изложенный Путиным, является историческим выражением континентальной геополитики, изначально направленной на объединение пространства Европы и России-Евразии в единую экономическую, стратегическую и ресурсную зону. В конце XVIII – начале XIX века эту политику пытался проводить Наполеон, противопоставлявший континентальную Европу островной Англии, – отсюда периоды его сближения с Павлом и даже с Александром I, например Тильзитский мир. В ХХ веке к тому же стремились европейские геополитики – «континентальный блок» Берлин – Москва – Токио.
В последние десятилетия СССР аналогичные идеи развивали бельгиец Жан Тириар (Евросоветская Империя от Владивостока до Дублина). Вплоть до настоящего момента эту же концепцию, проект Евразийской империи, мужественно отстаивал недавно скончавшийся французский писатель и геополитик Жан Парвулеско (1929–2010), оказавший влияние на многие французские политические круги, в частности на Доминика де Вильпена и современный неоголлизм в целом.
Все эти проекты с XVIII по XXI век исходят из идеи объединения промышленного, хозяйственного и военно-стратегического потенциала всей северной зоны Евразийского материка от Атлантического до Тихого океанов. В этом случае будет достигнут такой масштаб, который наделит всю эту зону мировым могуществом вне конкуренции. Но если оппонентом этого континентального проекта на прежних этапах выступала Великобритания и ее морская империя, то сегодня, в XXI веке эта роль перешла к США, а также к другим мировым центрам, претендующим на региональное и мировое могущество, – таким как Китай или объединенный потенциал исламского мира.
Интеграция Европы и России, таким образом, представляет собой проект создания реальной многополярности, то есть такой архитектуры мира, где ни одно из государств и ни один из блоков государств не будет обладать абсолютным превосходством над остальными – ни с военно-стратегической, ни с экономической, ни с энергетической точек зрения. Условия современного мира таковы, что для создания такого самостоятельного полюса уже недостаточно ни одной Европы, ни одной России. Достаточным масштабом обладает лишь полноценный евро-российский, евразийский континентальный блок.
Путин в своей речи, опубликованной «Зюддойче цайтунг», изложил 5 конкретных пунктов того, что вполне можно назвать «евро-российской континентальной программой». Они таковы.
Создание гармоничной хозяйственной общности от Лиссабона до Владивостока. По сути, это означает призыв к полной и многоуровневой экономической интеграции и созданию нового экономического союза: на сей раз не только между странами Европы, но в рамках огромного социально-политического и экономического пространства, включающего как саму Россию, так и ряд стран СНГ. Это проект создания Евразийского Союза в его максимальном масштабе.
Общая промышленная политика между Евросоюзом и Россией. Путин пояснил, что речь идет не о возврате к классическому индустриальному порядку, но о совместном развитии высоких технологий, то есть о создании евразийской инновационной экономики. Хотя определенные выводы из финансового кризиса 2008 года сделать и следует, обратив особое внимание на создание финансовых пузырей, оторванных от конкретного производства.
Необходимость создания общего европейского энергокомплекса. Но поскольку Россия является главнейшим поставщиком энергоресурсов в Европу, то без нее этот комплекс будет несостоятельным.
Здесь есть обоюдный интерес: Европа жизненно заинтересована в потреблении энергоресурсов, а Россия – в их сбыте. Такая комплиментарность, взаимодополняемость подталкивает нас к созданию общей евразийской энергосистемы.
Необходимость скоординированно развивать науку, образование и научно-технические инновационные центры в пространстве Европы и России. Для этого Путин предложил выработать общую стратегию развития, которая должна была бы воспрепятствовать утечке российских и европейских мозгов и смещению инновационных фабрик мысли за пределы общей евро-российской зоны. Для этого следует использовать как европейский, так и российский потенциал.
Необходимость сделать территорию Европы и России полностью открытой и безвизовой, чтобы социальная интеграция способствовала интеграции экономической, энергетической и академической. Путин подчеркнул, что это является не только желанием российских граждан, но и условием для полноценной интеграции на других уровнях, а следовательно, в интересах Евросоюза.
Напомним, что в том же 2010 г. тогдашний президент, ныне премьер-министр Дмитрий Медведев, выступая на Лиссабонском саммите НАТО, сформулировал предложения России по военно-стратегическому партнерству с Евросоюзом в вопросах безопасности. Роли российских лидеров были четко распределены: Медведев озвучивал военно-политические и оборонные аспекты европейско-российской интеграции, Путин – экономические и энергетические.
Итак, мы имеем дело с ясно сформулированным проектом Великой Европы от Лиссабона до Владивостока. Это не просто набор лозунгов, но оформление внятной геополитической континентальной философии, имеющей многовековую историю. Лучшие умы России и континентальной Европы всегда стремились найти модель сбалансированных и гармоничных отношений, что многократно умножило бы потенциал обеих составляющих этой конструкции – как российской, так и европейской. Когда Франция или, позднее, Германия вставали на континентальные позиции, они неминуемо искали сближения с Россией. И всякий раз это давало позитивные результаты для всех участников. Другое дело, что враги европейского континентализма не дремали, и как только перспективы такого российско-европейского сближения (под эгидой континентализма) обозначались, по ним наносился удар. Любая попытка континентального блока немедленно торпедировалась сетью агентов влияния как со стороны России, так и со стороны европейских держав под самыми разными предлогами и с использованием самой разной аргументации. От XVIII до первой половины XX века этот саботаж исходил от Англии. Со второй половины ХХ века в авангарде альтернативной геополитической силы, атлантизма, встали США. Для перспективы единоличной американской гегемонии в мире европейско-российский стратегический альянс будет означать только одно: закат безраздельного господства в мире. Соответственно, легко предсказать, откуда на сей раз будет происходить удар по новой версии континентального проекта.
К европейской независимости
Расхождение между политическими линиями США и Великобритании с одной стороны и континентальной Европы – с другой, проявившееся в начале 2000-х и ставшее для многих неожиданностью, прекрасно укладывается в классическую схему геополитической двойственности Европейского континента.
Геополитики давно заметили следующую закономерность: в пространстве самой Европы существует два полюса – западный и восточный, которые в миниатюре воспроизводят более объемную картину «планетарного напряжения между Востоком и Западом» (К. Шмитт). Ядром западного полюса является Великобритания, которая воплощает в европейской истории ядро политической, экономической, идейной модернизации. Это – колыбель морской цивилизации, цитадель атлантизма.
Восточный полюс представлен Германией, которая, напротив, исторически тяготеет к консерватизму и исторической преемственности. Германия в рамках Европы играет роль, аналогичную России в рамках всего евразийского материка. Она соответствует континентальному, сухопутному полюсу.
Страны Восточной Европы, находящиеся под политическим и экономическим влиянием немцев, называют еще «Средней Европой». Те страны, которые ориентируются на Англию, можно назвать «атлантистскими».
Между Англией и Германией проходит линия европейской напряженности, это антагонистические пространства. Речь идет не просто об исторических конфликтах этих государств, но о самой культурной, цивилизационной, политической модели организации соответствующих территорий.
Отдельным и во многом самостоятельным элементом европейской геополитической системы является Франция, которая в определенных случаях выступает либо как континентальная интегрирующая сила (Наполеон, де Голль), либо как союзница Англии (Антанта). Другие державы геополитически менее значимы, и их участие в европейских альянсах и осях носит обусловленный характер: влияние с моря сближает их с Англией, силы суши привязывают к континентальному блоку.
Два основных полюса (Англия и Германия) намечают контуры двух Европ: морской и континентальной, модернистической и консервативной. Объединение европейских государств в единый союз, интеграция европейского пространства является проектом континентального полюса. Полюсом этой интеграции является франко-германский геополитический союз, в основе которого лежит выбор Парижем «восточной» сухопутной ориентации. Реальность Евросоюза – это формула «Франция + Германия». Все остальное второстепенно. Для содействия строительству многополярного мира Россия должна по многим вопросам выработать общую платформу именно с Францией и Германией, обозначив своего рода ось Париж – Берлин – Москва. Именно о такой оси грезил генерал де Голль, знаток геополитики, говоривший о «Великой Европе от Атлантики до Урала».
Позиции Англии, которая в ХХ веке из полюса атлантизма стала простым придатком США, ставших в свою очередь мировым воплощением морского порядка, в отношении европейской интеграции были как минимум сдержанными. Лондон в этом процессе постоянно играл на внутриевропейских противоречиях, а когда франко-германская ось стала всерьез укрепляться (политический вес Франции, помноженный на экономический вес Германии), он обратился (как встарь) к береговым странам и к тем странам Восточной Европы, которые были исторически на обочине европейской истории (страны Балтии, Польша, Румыния и т. д.). Англия не столько предлагает свою собственную версию европейской интеграции, сколько играет против континентальной версии Франции и Германии. Англия, реализуя геополитический заказ Нового Света, не предлагает «вторую Европу», но препятствует становлению первой и единственной. Это важный момент: Европа как единое интегрированное геополитическое образование уже заведомо означает континентальную франко-германскую Европу, и никакой «другой Европы» нет даже в планах, поскольку альтернативой этому является разрозненная мозаика анахроничных и стагнирующих европейских государств-наций, которая есть и сейчас.
Иракский кризис пробудил и актуализировал эти глубинные линии геополитического разлома, которые в более спокойных условиях оставались невидимыми внешнему наблюдателю. Ясно очерчена теперь новая граница: Атлантический океан и Ла-Манш. Западный мир – не только Европа – оказался разделенным на два геополитических образования. Это морской англосаксонский полюс: США, Англия и временные европейские союзники – и сухопутный континентальный собственно европейский полюс – Франция и Германия. Это отныне два стратегических пространства, каждое из которых будет отныне стремиться к относительной автономии – стратегической, экономической, политической. Культура и ценностная система обоих пространств Запада остаются весьма сходными, но их геополитические интересы явно начинают все более расходиться.
Вся ситуация воспроизводит расклад сил перед двумя мировыми войнами прошлого столетия. Налицо три геополитические силы: атлантизм с полюсом в Англии, евразийство (Россия, СССР), а между ними континентальная Европа (Германия). Сегодня атлантизм представлен англо-американской коалицией, Россия и некоторые страны СНГ занимают свое постоянное евразийское место, а Средняя Европа представлена франко-германским альянсом, т. е. собственно Объединенной Европой. До определенного момента прорабатывались разные варианты союзов: Запад + Середина против Востока, Восток + Середина против Запада. Но мировые войны неизменно повторяли один и тот же сценарий: после мучительных колебаний Запад и Восток заключали между собой пакт против Середины. Середина в такой ситуации войны на два фронта неизбежно проигрывала. Больше всего убытков нес Восток, а дивиденды из кровавой бойни извлекал Запад. Как ни настаивали проницательные геополитики Европы и России о необходимости избрать иной, евразийский сценарий: евразийско-европейский альянс против атлантизма, к их пророческим увещеваниям отнеслись безразлично. Чудовищные результаты этого безразличия мы можем оценить в шестизначных цифрах погубленных жизней, кровавых зверств, разрушенных городов.
Роль нашего российского соучастия в мировом раскладе сил всегда была ключевой. Когда европейцы говорят о «Европе от Атлантики до Урала» (Ш. де Голль), и шире, от «Дублина до Владивостока» (Ж. Тириар), они имеют в виду именно континентальную сухопутную модель, восточный вектор. На сегодняшний день понятие «Европа» уже само по себе несет в себе нечто «евразийское». В такой конфигурации особую актуальность приобретает тезис об оси Париж – Берлин – Москва, подробно изложенный в новой книге с одноименным названием французского публициста Анри де Гроссувра.
В этом же ключе будет развиваться и реформирование НАТО. В самое ближайшее время предстоит решить: сохранится ли эта организация в принципе? А если да, то чем она будет? Послушным продолжением односторонней англо-саксонской системы или новой автономной структурой континентальной европейской безопасности, балансирующей между англо-американской коалицией и евразийским Договором о коллективной безопасности?
В любом случае не стоит строить иллюзий: силы, которые постараются затормозить, а то и сорвать окончательную европейскую интеграцию, очень могущественны, и в дело будет пущено все – экономико-политическое давление на береговые страны (Италия, Испания), создание традиционного «санитарного кордона» от Балтии до Черного моря, искусственное провоцирование трений между Москвой и Брюсселем по чеченской и калининградской проблемам и т. д.
Проект «франко-германской империи»
Показателем серьезности континенталистских тенденций в европейских политических кругах (тенденций, которые ярко проявились в начале прошлого десятилетия и остаются актуальными и сейчас) было заявление, которое в 2003 г. сделали комиссары Германии и Франции в Евросоюзе Гюнтер Верхойген и Паскаль Лами. Они сообщили о возможности формирования тесного политического альянса между двумя ведущими державами континентальной Европы, о «слиянии» Германии и Франции.
С геополитической точки зрения чрезвычайно важно, что о политическом слиянии заявили именно Германия и Франция. Именно между этими двумя странами исторически проходит главная геополитическая грань европейской истории.
Заметим, что с геополитической точки зрения Германия традиционно представляет собой «континентальное», «восточное» начало, своего рода «Азию» в рамках Европы. Ей противостоит «островная» Англия – морской полюс, «Запад». Франция представляет собой обширную «береговую зону», балансирующую между континентальной (прогерманской) и морской (проанглийской) ориентацией. Если Франция сближается с Германией, и ранее, Австро-Венгерской империей, то Европа идет в одном историческом направлении – на Восток, nach Osten; если с Англией – в другом – на Запад, nach Westen. Морское, западное начало в Европе побеждает за счет Англии, сухопутное – за счет Германии.
Англия на современной политической карте Запада – не что иное, как морская база США, ее островной авианосец, часть атлантистской системы. Германия, лишенная после Второй мировой войны политического и военно-стратегического значения, наверстывает упущенное в сфере экономики и финансов. Германская экономика воплощает в себе континентальное «восточное» начало в современной европейской геополитике.
Стратегический союз, сближение и конечное объединение Франции и Германии – это золотая мечта европейских «евразийцев», «восточников», сторонников великой и независимой (подразумевается, независимой от англосаксов) Европы, «крепости Европы». Это – и древний проект «Римской империи германских наций», и чаяние «Renovatio regnum francororum» – «восстановление королевства франков» – проект германских императоров Оттонов, и тайный план Римской курии по возрождению католической эйкумены, и надежда европейских «новых правых», обеспокоенных судьбой культуры и цивилизации индоевропейских народов. Франко-германская Европа – это геополитический проект с отчетливой цивилизационной перспективой: экономические, социальные, гуманитарно-демократические соображения прикрывают главное – такой союз ведет к созданию европейского сверхгосударства, способного отстаивать собственные политические и стратегические интересы в обширной зоне влияния, включающей как собственно европейские земли, так и территории Магриба и Африки (ведь, согласно аксиомам европейской геополитики, Средиземное море – это всего лишь «внутреннее озеро», mare internum в едином пространстве Евроафрики).
Франко-германская Европа – это Европа, впервые после Второй мировой войны претендующая на самостоятельную игру, в которой центром суверенной стратегии и в отношении США (и Англии), и в отношении России становится сам европейский полюс.
Франция и Германия исторически были, в определенном смысле, антитезами, их объединение есть факт геополитического синтеза, преодоление противоположностей. Поэтому то, что происходит сегодня, так важно для европейской элиты, в своих религиозных и даже мистических пластах бережно сохраняющей эсхатологические предания о Великой Европейской Империи Последних Времен (Анри де Гроссувр, Ж. Парвулеско).
Как отнестись к этому событию России?
Евразийская геополитика диктует однозначный ответ: мы должны продолжить сухопутное начинание, достроив ось Париж – Берлин до ее полной формулы: Париж – Берлин – Москва. Заметим: объединение Европы на сей раз пойдет на сухопутной основе и косвенно ориентировано отнюдь не против современной ослабленной и ошарашенной России, но, скорее, против планетарного гегемона – США и его европейского контрагента – Великобритании. Кстати, сходный смысл носил и изначальный проект франко-германского объединения «де Голля – Аденауэра», эксплицитно направленный против НАТО, США и Англии. Мощная и самостоятельная Европа – это фундаментальный момент российской безопасности. Мы не имеем права упускать исторический шанс и должны включиться в этот процесс на любых условиях. Франко-германская Европа – залог нашей безопасности с Запада, столь необходимый для нас полюс системы коллективной надгосударственной евразийской обороны, в которой вторым логическим полюсом являемся мы сами.
Реальные геополитические процессы в современном мире отнюдь не завершены. Они проходят подчас тайно и невидимо, под прикрытием системы экономических интересов, энергетического партнерства, финансовых льгот и налоговых удобств. Сегодня геополитики редко отваживаются говорить на своем языке, предпочитая пользоваться словарем экономики и гуманитарной риторики. На самом же деле на наших глазах развертывается драматическая борьба за альтернативные модели будущего мира. Если европейская интеграция достигнет своей цели, если в этот процесс включится Россия с ее огромным ресурсным, стратегическим и культурным потенциалом, то завтрашний мир будет сбалансированным, многополярным, оставляющим довольно широкое поле для выбора. Если победит однополярная модель – глобализация по-американски, – видимо, о реальном геополитическом выборе, суверенитете и многополярности придется забыть. Впрочем, и первый – многополярный – вариант предполагает передачу суверенитета на новый сверхгосударственный уровень – только не в пользу одной гипердержавы (США), а в пользу «интегрированного большого пространства», которых на планете может быть несколько. Это «европейское большое пространство» – есть нечто новое и удивительное. Перед нами разворачивается строительство современной «демократической империи» – образуемой на новых принципах и финансово-экономических интересах, но в все в тех же древних европейских границах. Это – возрождение Старого Света к новой жизни. Кажется, Европа решилась порвать со статусом «береговой зоны» – под фактической американской стратегической и политической оккупацией – и заявить о своей новой идентичности. Конечно, этот путь будет непростым, и легко предположить, что США и Англия не будут наблюдать за этим сложа руки.
Вместе с тем, России нельзя сейчас терять времени, пассивно созерцая, чья сторона окажется в выигрыше. Геополитический союз с новой франко-германской Европой сулит много трений и сложностей, но он спасителен. Любое – даже прагматически оправданное – сближение с США фатально и неизбежно ведет к тупику и коллапсу (кто не верит, пусть внимательно изучит планы американских стратегов – таких как Збигнев Бжезинский или Пол Волфовиц – по расчленению России, а слова стратегов самой мощной мировой державы – не пустой звук).
Евразийская Италия: апеннинский вариант
Итальянцы считают свою страну «Родиной культуры». Что-то есть в итальянском духе живое и внимательное, активно-утонченное. Неслучайно, видимо, крупнейший традиционалист ХХ века Юлиус Эвола родился в этой замечательной и многомерной стране. Когда в остальных европейских странах традиционалисты насчитывались десятками, в Италии речь шла на тысячи. Сегодня, когда исчерпана энергия и «эволаизма», и «новых правых» Алена де Бенуа, и тириаровской «Новой Европы», Италия уверенно и активно встает под знамена евразийства. Авангард евразийства в Европе – бесспорно, на Апеннинском полуострове.
В подтверждение этому – евразийское турне делегации «Международного Евразийского Движения» во главе с автором этих строк по северной Италии по приглашению итальянских евразийцев, группирующихся сегодня вокруг нового журнала «Эуразия. Журнал геополитических исследований». Это престижное академическое издание, возникшее в прошлом году, является важнейшей площадкой идей в современном итальянском контексте. На страницах журнала соседствуют классики геополитики и евразийства, традиционалисты, представители левых и центристских партий, постмарксистские философы и влиятельные дипломаты (в последнем номере журнала интересный материал бывшего посла Италии в России Серджо Романо). Короткое турне – «un giro» – было наполнено событиями.
Маджента: социал-евразийство
Началось оно с совещания в небольшом городке Маджента с активистами итальянских евразийцев, которые были инициаторами создания вокруг журнала организационной сети. По их мнению, «…евразийство в Италии сегодня вышло за рамки чисто академического круга заинтересованных лиц и имеет множество сторонников среди “i militanti”, т. е. «политических активистов», а также среди молодежи. Русские евразийцы рассказали коллегам из Мадженты специфику структуры «Евразийского Движения», пояснили организационные детали. Группа евразийцев из Мадженты насчитывает более двух десятков активистов, большинство из которых рабочие, хотя есть и студенты, сотрудники крупных банков, программисты и т. д. Лидеры «Международного Евразийского Движения» были поражены этим впервые увиденным феноменом: появлением в Европе евразийского крыла в рабочем движении. Итальянские рабочие первыми увидели в евразийстве его социальный потенциал, его противопоставление ультралиберализму и олигархическим тенденциям, его коммунитаристское, общинное измерение. Вместе с принципом интернациональной солидарности, антиглобализмом и верностью национальным и духовным корням. В будущих хрониках евразийства будет записано, что именно Маджента – этот небольшой город цветущей весенней Ломбардии – был пунктом зарождения евразийского рабочего движения, социал-евразийства.
Милан: итальянские тезисы
После этого в Милане состоялось главное мероприятие итальянского турне – «Евразийская конференция», приуроченная к выходу номера журнала «Эуразия», посвященного России. Показательны участники конференции. В ней приняли участие главный редактор журнала известный консервативный публицист и геополитик Тиберио Грациани, знаменитый в Италии левый философ пост-марксистского направления Констанцо Преве, и, пожалуй, самый популярный и нонконфорнмистский журналист этой страны Массимо Фини, а также ваш покорный слуга. Такое сочетание имен и позиций для интеллектуального мира Италии явилось сенсацией. По сути, выступающие даже своими именами ломали традиционное представление о «правых» и «левых», «консерваторах» и «прогрессистах». Евразийство объединило всех. В рядах публики царил ажиотаж, и полный зал зрителей производил наэлектризованное впечатление.
Начал конференцию Тиберио Грациани, изложивший концепцию журнала и объявивший о намерении приступить к активной структуризации «Евразийского Движения» в Италии на новой, более систематической организационной основе. По словам Грациани, «евразийство (l’eurasiatismo) представляет собой законченное мировоззрение, которое отвечает на основные вызовы современности, и в Италии есть все предпосылки для того, чтобы от интереса и симпатий к евразийству перейти к полноценной национальной итальянской структуре, так как евразийские ячейки на сегодняшний день сложились практически во всех крупных городах Италии и во многих небольших городках».
В свою очередь я изложил собравшимся основные моменты современного евразийства «из первых рук», рассказав о «тождестве евразийство = многополярность», о «региональной глобализации», «трансверсальной политологии», «правах народов», «вызове американского неоимпериализма», «постмодерне» и т. д. Свои тезисы я подкрепил наглядными схемами, изображающими «большие пространства» евразийского материка. Главные «большие пространства» – это Большая Европа, исламский мир, «малая Евразия» (Россия + постсоветские страны или их отдельные зоны) и великий Китай. Большая Игра США в XXI веке состоит в том, чтобы не допустить стратегической солидарности между собой этих пространств, так как это означало бы конец американским мечтам о мировой гегемонии, конец PNAC’у (Project for New American Century). Для этого и был начат процесс «цветных революций» на постсоветском пространстве. США создают вокруг России «санитарный кордон», призванный служить буферной зоной между Россией и Европой с одной стороны и Россией и исламским миром и Азией – с другой. Балтийские страны, Украина, Молдова и Грузия, за счет русофобской ориентации своих новых «цветных» режимов, будут служить яблоком раздора. Переворот в Киргизии и события в Узбекистане призваны расчистить американцам стратегическую площадку в Средней Азии для наступления на Иран и Китай, а также для давления на Россию. Нестихающие же конфликты на Северном Кавказе призваны рассорить Россию с исламским миром. При этом США искусственно педалируют через свою агентуру в России фактор «китайской угрозы», чтобы создать напряженность в российско-китайских отношениях. Также США ссорят между собой исламский мир и Европу, демонизируя иммигрантов-мусульман, а с другой стороны – исламский мир и Китай, раздувая уйгурскую проблему. Все это предельно ясно, но критиковать это недостаточно, важно предложить позитивную альтернативу, образ будущего мироустройства. Что и делает евразийство. Евразийство – это конкретный позитивный проект многополярного мира как единственной альтернативы однополярной американоцентричной либеральной империи.
Европейские лидеры совершили грубейшую ошибку, поддержав цветные режимы на постсоветском пространстве – такие как «оранжевый» режим Виктора Ющенко и еще более чудовищный бандеровский режим последовавшей за ним киевской хунты. Придет время и эта зона станет в американских руках тем инструментом, который блокирует поставки евразийских нефти и газа в Европу, без чего экономический рост Европы и стабильность евро будут подорваны. Только тесное российско-европейское сотрудничество способно сорвать эти планы. Но Европа не отдает себе отчета, насколько сильно влияние атлантистской и глобалистской проамериканской агентуры в России. А состоятельного, эффективного и полноценного европейского лобби нет и в помине. Такое антиамериканское и проевропейское лобби было бы крайне актуально и играло на руку самой России. Так я оформил свое «послание к европейцам».
Наши предшественники старались внедрить ценности премодерна – Традиции – в мир модерна. В этом состоял смысл Консервативной Революции, а также истинный смысл советского эона, расшифрованного в национал-большевистской оптике. Но эти героические попытки потерпели поражение, хотя вмести с ними закончился и сам «модерн». Теперь мы живем в радикально новых условиях – в постмодерне. И мы должны сделать новую попытку – утвердить вечные принципы Традиции, премодерна в условиях постмодерна. С модерном все кончено, как и с попытками внедрить в него премодерн. Но с постмодерном все только начинается, и наше поражение отнюдь не так очевидно, как в случае с модерном. Евразийство – это сценарий альтернативного постмодерна, и мы обязаны использовать этот шанс. Для этого надо не закрываться от постмодерна, а напротив, вживаться в него, и формулировать уже в его контексте – радикально новым образом, онтологически и антропологически – свой собственный евразийский вектор, творить свою евразийскую сеть, конструировать свою евразийскую континентальную виртуальность.
Выступавший следом философ Констанцо Преве, изучающий связи левой социалистической идеологии с геополитическими принципами, к удивлению некоторых собравшихся всецело поддержал евразийский проект, сказав, что «евразийство представляет собой наиболее приемлемую и корректно сформулированную альтернативу американской либеральной гегемонии». Вместе с тем профессор Преве оспорил мой тезис о постмодерне, выразив свое мнение относительно того, что этот переход еще не свершился, и поэтому необходимо поместить евразийскую идею в контекст «высокого модерна», где процессы социальной справедливости и технической модернизации будут сочетаться с идентитаристским дискурсом в вопросах этноса, общин, локальных объединений и традиций. В остальном известнейший итальянский философ полностью согласился с евразийцами и выразил желание тесного сотрудничества с журналом «Эуразия» и с итальянскими евразийскими структурами.
Конец ознакомительного фрагмента.