Глава 7
По саду разнесся пронзительный крик Сидонии. Я шагнула назад, труп Сутеры оседал на землю. Дония, рухнув на колени рядом с телом, принялась трясти гувернантку, звать ее по имени:
– Сутера, Сутера!
– А чего ты ожидала? – тихо спросила я.
Сидония подняла на меня взгляд. На ее лице застыл ужас, совсем как в тот день, когда мы впервые встретились. Похоже, до этого мгновения она толком не понимала, что я такое на самом деле.
– Зачем? – прошептала Дония. – Она же нам помогала.
– Затем, что ты проболталась. Выдала не предназначенное для ее ушей. Она бы на нас донесла, и я не смогла бы тебя спасти. – Я сделала шаг к ней, но Дония в панике отшатнулась.
Что же, в данный момент ее страх был мне на руку. А отнюдь не ее обожание и любовь. Мне требовалось, чтобы она меня, наконец, поняла. Увидела такой, какой видели матриарх и священник. Осознала мою сущность. Мое сердце сжалось при мысли о том отвращении, с которым она будет на меня смотреть, когда повязка упадет с ее глаз, но это нужно было для нее самой.
– Неужели ты все еще не поняла, Сидония? Я не твоя подружка. Друзья равны, мы – нет. Я не генномодифицированный тигр из твоего сада, подставляющий животик, будто котенок. Я – не домашнее животное, я – прирожденная убийца. И буду убивать ради тебя. Умру ради тебя, если потребуется. Я – твой инструмент, твое оружие. Твоя собственность.
– Нет, ты не такая. – Ее губы задрожали. – Ты хорошая.
– Для тебя – возможно. Но не для меня самой. Я не способна почувствовать то, что тебе хочется. – Встав рядом с ней на колени и глядя прямо в глаза, я обрушила на нее жестокую правду. – Ты ведь давно знаешь, кто я. Помнишь, как я убила вашу челядинку? Или ты вообразила, что это был всего лишь акт милосердия? Но я бы сделала то же самое, даже если бы у нее было железное здоровье.
Сидония, не отводя взгляда от моего лица, покачала головой. Она боролась с собой, не желая мне верить, но вместе с тем не в силах спорить с очевидным.
– Я наблюдала за тобой тогда, в гелиосфере, – продолжила я, имея в виду проповедь священника о Гелиосе и божьей воле. – Тебя воистину изумляет вселенная. Ты задаешься вопросами о том, как и для чего появилась на свет, о смысле своей жизни… Меня все это не интересует. Ибо я знаю все ответы. Я не дитя вашего Живого Космоса, и во мне нет божественной искры. Позволь мне теперь сделать то, ради чего я была создана. Не противься неизбежному.
Дония встала на ноги, глядя на меня так, словно увидела впервые. Она вдруг сделалась старше своих восемнадцати лет, как будто я отняла у нее нечто более ценное, чем самая большая драгоценность.
– Я знаю, что тебе искусственно внушили любовь ко мне, – произнесла она, сжав ладони. – Но… если даже тебя принудили к каким-либо чувствам, это не значит, что они менее важны, чем мои. Или что ты от этого менее человечна. Ты – моя лучшая подруга, и я люблю тебя, Немезида. Мои чувства не являются бессмысленными от того, что я испытываю их к такой, как ты. Напротив, тот факт, что я люблю тебя независимо от того, что ты есть, придает особую ценность моим чувствам. Ведь никто не заставлял меня полюбить тебя, это случилось само по себе. Я добровольно выбрала путь любви к тебе и заботы о тебе, и ты не можешь отнять этого у меня.
– Со временем ты смиришься с потерей.
– Нет, не смирюсь, – твердо покачала она головой, глядя на меня своими широко распахнутыми, затравленными глазами. – Ты даже не понимаешь, как много для меня значишь. Позволь, я объясню: если ты там погибнешь, я последую за тобой.
– Куда?
– Если тебя казнят в Хризантеме, я выброшусь в шлюз. Клянусь.
– Не дури, – процедила я, чувствуя закипающий гнев.
Сидония издала дикий смешок.
– Тебе безразличны мои чувства, тебя волнует только моя безопасность, я правильно поняла? Отсюда вывод: я не буду в безопасности, если опасность будет грозить тебе. Если ты не выживешь, я тоже умру.
Я в ярости вскочила на ноги, не понимая, как она может болтать такие иррациональные глупости. Сидония смотрела на меня с выражением какого-то безумного триумфа, словно радовалась одержанной победе.
– Возьми свои слова обратно, – прошипела я.
– Нет.
Я схватила Сидонию за хрупкие плечи. Так легко было переломать эти птичьи косточки. Встряхнула с такой силой, что ее голова чуть не отвалилась. Но в огромных глазах стояло все то же безумие.
– Возьми их обратно! – прорычала я.
– Нет!
Она в упор смотрела на меня, дико и торжествующе, страстно преданная мне – мне! – вплоть до саморазрушения. Я разрывалась от бессильной ярости, понимая, что не смогу выбить из нее эти бредни. Да, я могла сломать ее пополам, словно веточку, переломать все кости, но не победила бы этим безумную решимость.
Только тогда до меня дошло, что Сидония Эмпиреан, моя кроткая, пугливая, застенчивая и добрая Сидония, совершенно неукротима.
И я ее отпустила. Она попятилась, все с тем же бешеным упрямством на лице.
– Хорошо, – произнесла я.
Сидония замерла и с надеждой посмотрела мне в глаза.
– Хорошо, – повторила я. – Я вернусь живой. Сделаю все, что в моих силах, чтобы сохранить свою жизнь, как если бы это была твоя. Я выживу или уничтожу всю империю вместе с собой.
Молчание. Между нами что-то изменилось, похоже – навсегда. Розовые очки свалились, и обнажилась неприглядная правда. Я узнала Сидонию, она – меня, и впервые в жизни мы стали действительно равными. Да, моя сила превышала ее силу, а ее значимость – мою, и все же мы каким-то образом сравнялись. Моя жизнь теперь обрела ту же ценность, что и жизнь Сидонии, поскольку она полностью зависела от моей.
Сидония с достоинством поправила свой наряд. Взглянула на Сутеру, и по девичьему лицу пробежала судорога. Она едва заставила себя отвести глаза, как будто не была загипнотизирована видом трупа.
– Твой нос, – сказала она вдруг. – Сделай его своей сигнатурой. Только не убирай горбинку. Такой нет ни у кого больше.
– Откуда подобный нос мог взяться у Сидонии Эмпиреан? – Я дотронулась до шрама на переносице, оставшегося в качестве напоминания о моем жестоком прошлом.
На лице Донии появилась грустная улыбка.
– Ты же отличная лгунья, Немезида. Что-нибудь придумаешь.