Маша и медведь
Следователь смотрит на меня с интересом. – И что это было?
– Маша потом рассказала мне, что я вел себя, как медведь – она легко вычислила пришельца. С самого начала меня выдали посторонние резкие запахи – виски и сигара. Она делала вид, что не почувствовала вторжения. Когда мои ноги споткнулись о табурет, она стремительно, не теряя ни секунды, как учил ее отец, принеслась в то место, где должно было быть мое тело, и ужалила наугад электрошокером. Как оказалось, точно. Главным в этой истории является то, что несколькими секундами ранее я привел в действие прибор из каких-то там джунглей на островах. Отец Маши, морской офицер, получил его от своего отца, деда Маши, а тот – у умирающего хранителя древнего рода как диковинный сувенир. Случайно его оставили на табурете, у стены в гостиной – Машин отец так и не понял, что это такое и зачем нужно. Позже мы стали называть его «Объединитель» – скоро вы поймете, почему. Электрический разряд вкупе с активизированным прибором приводил к тому, что два человека, оказавшиеся рядом, становились одним человеком.
– Что ты сказал?
Следователь, разумеется, не понял. Я смакую этот момент, растягиваю удовольствие.
– Два человека становились одним.
Повторяю как ни в чем не бывало.
– Одним?
Он морщит лоб. Потом кривится, недоверчиво.
– Как это – одним?
– Так это.
– Да ладно!
– Конечно, речь не идет о телах – каждый оставался в своем теле. Но ведь и человек – это нечто большее, чем физическое тело.
– Поясни.
– Человек – это желания. Каждый из нас является тем, что он хочет.
– Допустим.
Следователь смотрит на меня как-то странно. Так странно, что я думаю о том, как не переборщить.
– Когда я очнулся там, на полу гостиной, Маша сидела рядом, прямо на паркете, вытянув свои прекрасные ноги в белых вязаных носочках, и гладила меня по голове, как любимую собачку, обоими руками, зарываясь пальцами в моих волосах. Она уже ощущала это, а я – еще нет.
Я делаю многозначительную паузу, но вижу, что его это раздражает.
И тогда я говорю главное:
– Она чувствовала мои желания, словно свои собственные. Как будто я – это она, только в мужском исполнении.
Брови следователя ползут вверх от удивления.
– А ты?
– А я лишь только очнулся, ощутил ее желания, как мои. Как будто она – это я сам, только в женском облике.
Он молчит, смотрит на меня расстроено, его лицо кислое, как лимон, он достает сигаретку, крутит ее между пальцев:
– Зачем ты так шутишь? Зачем так нелепо дуришь меня? Я пожимаю плечами.
– Ты сам просил рассказать, как все было на самом деле.
Он отходит к окну, встает ко мне спиной, молчит еще дольше – минуты три, думает. Не оборачиваясь, тихо бормочет, сам себе:
– Я дважды пробуждался этой ночью
и брел к окну, и фонари в окне,
обрывок фразы, сказанной во сне,
сводя на нет, подобно многоточью,
не приносили утешенья мне.
Через пару минут он спрашивает:
– Ты читал ее мысли? А она знала, о чем думаешь ты? Так что ли?
Я радуюсь тому, как он продвинулся в своих выяснениях.
– Мысли – обратная сторона желаний. Когда человек хочет чего-то, он потом думает, как это сделать, как добиться желаемого. Но сначала – желания, потом уже мысли. А некоторые желания даже не оформлены мыслями – например, вы хотите спать и спите – а мысли только мешают. А во время оргазма – думаете ли вы о чем-либо? Ум полезен тогда, когда старые радости приелись, и нужно искать нечто новое, – тогда он и раскидывает свою паутину, как паук, в поиске новых жертв, новых удовольствий, новой пищи.
– А короче?
– Мы чувствовали то, что хочет каждый, напрямую. Желания – это огонь, а мысли – дым вокруг него. Если мы видели возможность еще больших наслаждений, то немедленно сплетались мыслями, точно стволы деревьев в джунглях, в намерении как можно быстрее реализовать их.
– А еще короче?
– Глупо заниматься чтением мыслей, если есть наслаждение в тысячу раз большее.
Он смотрит на меня и не понимает.
– Ладно, проехали. И что вы делали потом?
– Просто исполняли желания друг друга, все подряд, любые, как свои собственные, и наслаждались этим сверх всякой меры, целый месяц, самый сказочный и счастливый месяц в нашей жизни, пока не вернулся ее отец.
Он не выдерживает:
– Так в чем наслаждение-то? Я и так могу радовать себя самого. Зачем нужен еще кто-то с его желаниями?