Вы здесь

Душа-потемки. Глава 12. ОТДЕЛ ПОСТЕЛЬНОГО БЕЛЬЯ «ВСЕ ДЛЯ ВАШЕЙ СПАЛЬНИ» (Т. Ю. Степанова, 2011)

Глава 12

ОТДЕЛ ПОСТЕЛЬНОГО БЕЛЬЯ «ВСЕ ДЛЯ ВАШЕЙ СПАЛЬНИ»

Этим летом Катя начала просыпаться очень рано. На работу к девяти, а на часах всего половина шестого. Балконная дверь открыта – со стороны Москвы-реки, Фрунзенской набережной, где стоит ее дом, слабый свежий ветер. Птицы поют там, за рекой, в Нескучном саду. Небо прозрачное, а потом станет мутным, вылиняв от зноя.

Что ж, в принципе к одиночеству не привыкать. Это как корь, как ветрянка, раз переболеешь – и уже иммунитет на всю жизнь. И если уж вставать в такую рань, то можно делать все не спеша.

Катя сидела перед зеркалом и расчесывала волосы. Длинные, опять отросли. Может, взять и отрезать? Сделать забавную мальчишескую стрижку… Но нет, отчего-то жаль. Он так любил смотреть, когда она вынимала заколку и волосы рассыпались по плечам.

И всего-то две встречи, две ночи…

Не наш… чужой… Явился как вор… как враг…

С той стороны…

Ямка на подбородке, серебряная цепочка, брелок…

Sorry me…

И вся прошлая жизнь сразу… И дом, и муж – Драгоценный и друг детства Мещерский… все как-то сразу на одной стороне, а она на другой.

И Драгоценный, конечно же, прав, что уехал и не возвращается.

А тот, другой… чужой…

Какая же тоска на сердце…

Наверное, не увидимся мы больше никогда.

А вдруг?

И вот теперь сидишь утром в пустой квартире и смотришь на себя со стороны.

И ничего, ничего, ничего про себя не знаешь.

Кто бы объяснил, подсказал?

Катя отложила массажную щетку, запахнула халат и пошла на кухню включать кофеварку.

Ничего, вот сейчас она приедет на работу и сразу же… чтобы мысли в голову больные не лезли, отправится к полковнику Гущину – доброму старому громогласному лысому полковнику Гущину – начальнику управления областного уголовного розыска. И узнает все новости, даже те, что в сводку происшествий не попадают.

А если ничего не случится интересного, то она снова займется делом Ксении Зайцевой о мошенничестве с квартирами. Там у следователя работа кипит каждый день.

Интересно, как там мальчишка Феликс? Его вчера надолго задержали в розыске. Повели его потом к начальнику транспортного отдела. Неужели правда поверили в эти его странные способности? Но он же действительно нашел угнанные машины… Вот и пойми-разберись. Его рыжая тетка Ева вчера с собаками разыскивала его по всем этажам, снова психовала.

Ну, если розыск возьмет малыша в оборот со всеми этими его причудливыми экстрасенсорными способностями, только она его и видела.

Отчего-то в это утро Катя оделась особенно тщательно. Извлекла из недр шкафа новое платье. Опять короткие в моде, и это хорошо, но не мешало бы подзагореть, не на пляже, так хоть в солярии, что ли, надо бы записаться.

И даже можно надеть вот этот браслет. К летнему белому платьишку он очень даже ничего, стильный.

А босоножки на каблуках в это утро Катя оставила дома, выбрала новые легкие кожаные сандалии. При росте больше ста семидесяти пяти это вообще-то в самый раз, но она обожает каблуки – чем выше, тем лучше. И обожает смотреть на себя в зеркала и во все отражающие поверхности. И это, конечно же, с детства… С того дня, когда они с нянькой шли мимо Замоскворецкого мосторга, и катил синий троллейбус, и было еще совсем не страшно. Пока не страшно.

И вот чудо, едва лишь выходишь из дома, спускаешься на лифте, покидая впавшую в летаргию пустую квартиру, и энергия откуда-то берется!

Потому что у нее такая работа – не знаешь, чего ждать, замираешь от любопытства. Вот сейчас… явишься, а тебя ка-а-ак огорошат…

Нет, не банальщина – вроде краж, разбоев и бытовухи на почве пьянства, этого всегда полно, и это совсем не интересно, хотя порой и трагично. Но случаются иногда такие, такие дела… И сразу все уходит куда-то прочь.

И даже от того, что Драгоценный совсем не звонит, – не больно.

И то, что с тем, другим, они уже, наверное, никогда больше не встретятся в этой жизни, – тоже не больно.

– Федор Матвеевич! – Катя энергично окликнула полковника Гущина, приметив его в вестибюле Главка. – Доброе утро! Вы куда это спозаранку?

– А, не успел даже чаю стакан допить, – Гущин что-то осип, – сдернули. Привет, Екатерина, все цветешь?

– Стараюсь, Федор Матвеевич, – Кате и в голову не приходило кокетничать со «стариком» Гущиным. – А что случилось?

– Убийство, что еще может у нас случиться, – Гущин притворно зевнул. – Территория не наша, Москвы. А вот труп, кажется, наш.

– Как это? – Катя сразу заинтересовалась. – А далеко ехать?

– Да нет, тут рядом, в центре. Елистратов вот звонил, просил прибыть, посмотреть.

Елистратов – начальник отдела убийств МУРа, с Гущиным они старые товарищи, однокашники даже. Катя уже совсем сгорала от любопытства. Так просто в начале рабочего дня, когда совещания и оперативки, разносы и нагоняи подчиненным, начальник убойного отдела МУРа не станет звонить начальнику областного розыска, с места срывать. Тут что-то особенное.

– А возьмите меня с собой, – Катя решила брать наглостью.

– А тебе что, нечем заняться?

– Вчера делом Зайцевой заняться хотела… это в отделе экономических в следственном управлении… А там скандал на очной ставке вышел, фигурантки подрались. Пришлось отложить, так что…

– Зайцевой? – переспросил Гущин. – Это та, что с квартирами химичила? Она? Ну-ка садись в машину. И что там вышло на очной ставке, давай рассказывай.

И Катя всю дорогу трещала как сорока, представляя в лицах полковнику Гущину вчерашний инцидент.

И за дорогой не следила – Москва – пробки.

Закрыла рот, только когда служебная машина остановилась на углу жилого серого дома на какой-то улице. А дальше – милицейский патруль, машины с мигалками, ограждение, толпа зевак и…

– О господи, а что это за здание?

– Замоскворецкий универмаг, – ответил полковник Гущин.

Катя посмотрела вверх. Дом с витринами – пять этажей, стены цвета кофе с молоком, выпуклый, закругленный фасад – плавные линии, раздвижные двери.

Тогда здесь двери тоже были из стекла, но открывались и закрывались самими посетителями универмага. Двери из стекла, как и та на балконе…

Нет, то все забыто, напрочь забыто.

– Надо же, только вчера об этом универмаге речь у нас заходила, – Катя внезапно заметила, что и полковник Гущин как-то странно медлит возле гранитных ступеней. – А я однажды совсем маленькой с нянькой здесь… Как же давно я сюда не приходила, в эту часть города.

– А я тридцать лет назад стоял вот тут, на этом самом месте… в оцеплении… Даже день точно помню. Да, бежит время.

– Федор Матвеевич, а кого убили? – спросила Катя. – Тут опять только оцепление, патрульные. А где же Петровка вся? Елистратов, сотрудники, эксперты?

– Там, внутри, – Гущин сделал то, чего не делал никогда – ни до, ни после: крепко взял Катю за руку.

И они вместе поднялись по гранитным ступеням к раздвижным прозрачным дверям.

Бом! Бо-о-ом!

Звук боя часов – размеренный и мелодичный. Сразу направо от входа в просторный светлый торговый зал первого этажа – большой парфюмерный отдел и рядом – в глубине отдел по продаже часов.

Бом!

Настенные, напольные – в корпусе из хромированного металла и мореного дуба часы начали отбивать время – все разное и не в унисон, а словно вторя друг другу, стремясь догнать, наверстать упущенное.

– Прекратите эту какофонию! Работать невозможно!

Катя услышала резкий голос полковника Елистратова – начальника отдела убийств МУРа. Низенький и полный, похожий на пингвина, без пиджака по случаю жары, он стоял в самом центре зала рядом со следователем прокуратуры и экспертами, снимавшими все происходящее на видеокамеру. Сотрудники милиции рассредоточились по залу, и среди вновь прибывших Катя увидела начальника отдела вневедомственной охраны и рядом с ним майора Бурлакова.

– Никаких сигналов к нам на пульт в течение ночи не поступало, патруль дважды объезжал периметр охраняемой территории, ничего подозрительного. Проникновения в здание извне нет, – Бурлаков докладывал следователю прокуратуры.

– Я не понимаю, как же тогда… как же он покинул здание, – следователь обернулся к Елистратову.

Тот, не отвечая пока, подозвал старшего опергруппы.

– Все тут обыскать сверху донизу. И что там с опросом персонала?

А потом Елистратов подошел к полковнику Гущину.

– И где же? – спросил тот вместо приветствия.

– На втором этаже, в отделе постельного белья. Сам посмотри сначала.

Бом-м-м!

Часы ударили в последний раз и умолкли. И стало слышно только голоса людей, но и они в этих старых толстых стенах звучали приглушенно.

Катя огляделась. Собственно, тут она впервые, тогда ведь она сюда так и не зашла… или нет, все-таки они с нянькой зашли, несмотря на ее, Катин, плач.

Девочка, да что же ты так кричишь, нечего бояться, это же просто магазин

И пол тут прежний – из серого мрамора, и лестница… Полированные дубовые перила. А вот зеркал почти нет в торговом зале, все стены забраны пластиковыми современными панелями, и все пространство очень грамотно и функционально разграничено.

Парфюмерный отдел.

Отдел по продаже часов.

Отдел бижутерии и фирменных очков от солнца.

Отдел по продаже хрусталя и фарфора.

– Мне нужен подробный поэтажный план универмага, – объявил полковник Елистратов.

Они с Гущиным услышали это уже на лестнице.

Второй этаж.

– А потолки тут прежде высокие были. Или мне по молодости тогда так казалось? А сейчас что-то давят… ну да, подвесные сделали. Все-таки новшеств много, – Гущин прищурился. – Тогда меня сюда не пустили. Но потом я заходил, и даже часто какое-то время.

О чем это он?

– Дело у нас сразу Петровка забрала, а потом министерство. Я-то в пятнадцатом отделении тогда работал, только пришел, мой первый год после «Вышки». Так что это наша территория, пятнадцатого… Все продолжения тогда ждали. А его не последовало.

О чем он?

Катя видела перед собой обычный торговый зал самого обычного универмага – не слишком яркий свет, кремовые потолки и перегородки и большой отдел по продаже женской одежды. Слева – отдел игрушек (вот странность), а справа пышно и довольно посредственно декорированный отдел по продаже тканей, штор, пледов и постельного белья.

Стеллажи с комплектами пододеяльников и простыней, диванные подушки. Тяжелые занавеси, прикрывающие заднюю стену, большой выбор штор и гардин, вывешенных от пола до потолка на кронштейнах и посреди всего зала…

Двуспальная кровать, убранная покрывалом и пестрыми подушками.

Тело лежало поперек кровати. Голые ноги – одна все еще в туфле, вторая босая, свесившиеся до пола руки и растрепанные светлые волосы.

У самой кровати на полу скомканное летнее пальто.

Катя сразу его узнала – шелк весь в цветах и драконах.

В цветах и драконах…

– Ну, что, знакома она тебе? – спросил Гущин. – Я-то ее не видел живой. Только слышал – скольких эта баба облапошила.

Как много на кровати лишних подушек…

В этот момент один из экспертов (они занимались своей работой) осторожно повернул лежавшее ничком тело.

Ее лицо…

Катя невольно отвернулась.

Багровое, с густо, жутко размалеванным от уха до уха алой помадой ртом, сведенным судорогой.

Ксению Зайцеву, обвиняемую по делу о мошенничестве, которую она, Катя, и видела-то вчера практически мельком в кабинете следователя, было очень трудно узнать. Но Катя узнала ее сразу.

– Ее задушили, – сказал эксперт. – Смерть наступила более двенадцати часов назад.

Гущин наклонился над трупом.

– Нет, это не руками, – сказал он.

– Да, судя по всему, использован какой-то предмет – возможно, шнур от портьер – тут их вон сколько, на выбор, возможно, галстук или еще что-то.

– Не нашли?

– Пока нет.

– Как считаете, здесь все и произошло, прямо на этой кровати? – Гущин дотошно осматривал покрывало.

– Нет, точно не здесь. Нижнее белье, трусы испачканы… ну это обычно при удушении. А на покрывале и постельных принадлежностях следов экскрементов нет. Все изымем для экспертизы, потом скажем точнее.

Гущин обошел кровать.

– Задушили, притащили, уложили. М-да… а губная помада ее?

Другой эксперт в резиновых перчатках открыл сумку. И ее тоже Катя узнала – фирменная, очень дорогая.

– Водительское удостоверение на имя Ксении Зайцевой, ключи…

– Машина ее где? Обнаружили?

– Пробили по банку данных, у нее нет машины, продала месяц назад.

– Продала, значит, умно, – Гущин хмыкнул. – На ней же ущерб колоссальный висит… висел…Так что с помадой?

– В косметичке помады нет.

– Ищите здесь.

– Почему у нее с лицом это сделано? – спросила Катя. – Такая мерзость… словно клоун жуткий… Убил и еще издевался над ней?

Гущин пристально смотрел на постель.

– Вот он, тюбик, закатился, – эксперт поднялся.

В руках, обтянутых резиновыми перчатками, он осторожно держал тюбик помады – алая, она вся почти была израсходована, стесана.

– Отпечатки есть! Сейчас снимем.

– Где тут зеркало в отделе? – внезапно спросил Гущин.

– В этом отделе никаких зеркал.

– Должно быть обязательно в соседнем, в отделе одежды, – сказала Катя. – В примерочной.

Гущин двинулся туда. Что-то с ним было не так – со «стариком» Гущиным, и Катя видела это – здесь, на месте убийства. Он выезжал на десятки дел за свою долгую службу в розыске, но что-то произошло с ним сейчас, прямо сейчас…

– Федор Матвеевич!

– Ищи примерочные.

– Вот одна, – Катя отодвинула темную шторку.

– Зеркало?

– Ну да, самое обычное зеркало. А что? Что мы ищем?

– Посмотри в другой, той, что рядом.

Катя шагнула, отодвинула еще одну шторку и…

– Ну вот. Вот мы и приплыли, – сказал Гущин за ее спиной.

На зеркале примерочной алой помадой размашисто и коряво… буквы на стекле словно кровоточили.

Я здесь. Я вернулся.