Вы здесь

Душа в чемодане. Записки бортпроводницы. Первый блин (Екатерина Русина)

Первый блин

Мой первый самостоятельный рейс и снова Одесса на Боинге 737. Два часа собираюсь, отглаживаю свою новенькую форму, делаю «форменный макияж» как учили – тушь, помада, румяна. Укладываю волосы в «форменную прическу», выливаю на нее тонну лака, как говорит наш преподаватель, лака много не бывает, главное – чтобы ни один волосок не торчал. Обязательно накрашенные ногти, это уж совсем непривычно, но так положено. Двадцать раз перевязываю шейный платок – хоть бы инструкцию дали, как с ним управляться! Форменная юбка мне явно велика, так что после нескольких примерок решаю лететь в форменных брюках. Складываю всё необходимое в лётную сумку, сто раз проверяю документы, и, наконец, я вроде готова. Долго смотрю в зеркало – всё ли идеально, «по форме»? Вроде, да.

На предполетном брифинге нам объявляют приблизительную длительность полета, номер стоянки воздушного судна, состав экипажа, распределение обязанностей в рейсе и задают несколько вопросов по аварийно-спасательной подготовке. С этим у меня пока нет проблем, всё зазубрено так, что ломом из головы не выбьешь. На этом рейсе моя дверь вторая левая. А, значит, я сегодня старший экономического класса, отвечаю за питание и все доклады шефу по эконом классу. Всего два часа полёта, а успеть надо так много: принять и пересчитать всё питание на прямой и обратный рейс, проверить все документы, подготовить стойку и проконтролировать своевременность действий остальных бортпроводников эконом класса. То есть Вадима, моего одногруппника. Надо же было такому случиться! Два бортпроводника в эконом классе вместо обычных трех, да еще и оба новенькие! Первые пять минут мы бестолково шатаемся по самолету, не можем сосредоточиться и с чего-то начать. Со всех сторон дергают – подтвердите качество уборки, распишитесь за питание, примите бытовое имущество… Голова идет кругом, надо как-то взять себя в руки.

«Вадим, где лимоны?!». Кажется, он в еще большем шоке, чем я. Вадим раньше работал преподавателем английского языка и внешне абсолютно этому соответствует – высокий, статный, с отточенными чертами лица и аккуратной прической. Даже неудобно, что такой интеллигентный человек должен искать стаканы с нарезанными лимонами. На учебе Вадим всегда был в рядах отличников, но видно, что и он теряется в «свободном полете». Определенно, это слишком короткий рейс для первой практики. Хочется всё бросить и помочь ему, но тогда я не успею сделать свою работу.

Тем временем борт заполняют пассажиры, самое время дать себе мысленную пощечину и прийти в себя. Взлетать всего десять минут, значит, надо быть наготове, обслуживание* начинается сразу после отключения табло «пристегните ремни». Застилаю телеги одноразовыми скатертями, делю соки на два пролета – туда и обратно, распихиваю молоко, лимоны, салфетки в контейнеры и ящики, закрепляю оборудование специальными стопорами. «Экипажу приготовиться к взлету» – эта команда значит, что бортпроводники должны занять свои места и пристегнуться. Мечусь по стойке, пытаясь ничего не забыть закрепить, иначе у нас с Вадимом отличные шансы получить тяжеленным контейнером в лоб при взлете.

Надо сказать, я еще не готова оставаться наедине с этой работой. Но бортпроводнику старшему (шефу), думаю, всё равно, первый у меня самостоятельный рейс или последний, надо, чтобы работа была сделана четко и вовремя. Мы с коллегой то и дело что-то забываем, то стаканы, то салфетки, то дорожные наборы, то чай вместо кофе. Грязную посуду собираем уже перед самой посадкой. Сказать, что шеф нами недоволен – не сказать ничего. Я мысленно ругаю диспетчеров и планировщиков, которые додумались поставить на один рейс двух вчерашних стажеров.

Во время стоянки мы носимся по самолету как сумасшедшие, меняем подголовники, контролируем службу уборки, которая почему-то всё забывает, и мусор находится снова и снова, я пытаюсь сообразить, всё ли мы выполнили по плану. Где же та самая четкая отлаженная работа, о которой я так мечтала? У меня всё валится из рук! Оказывается, зазубрить материал еще полдела, нужно пробовать всё делать своими руками, учиться брать на себя реальную ответственность.

Обратный полет проходит лучше, пассажиров меньше, можно не бояться, что чего-то не хватит и смело разливать людям все соки, включая такой популярный томатный. Вадим в одиночку собирает грязную посуду, а я пытаюсь вспомнить процесс сдачи питания, считаю оборудование, пломбирую дверцы телег, заполняю бумаги. Но, конечно, не успеваю до посадки. Пассажиры выходят, а мы с Вадимом в полной прострации сдаем бортовое питание и бытовое имущество. На послеполетном брифинге оба получаем устные замечания – куча нарушений в технологии, опоздания в докладах и сдаче борта. Мы это понимаем и признаем. Мне жутко стыдно, неприятно и хочется ныть. Как раз этим я, пожалуй, и займусь дома. Может, хоть Катя меня пожалеет. Или Рамиля, когда я напишу ей про весь кошмар, что творился со мной сегодня. Главное не нажаловаться родителям, а то еще скажут: «Ну и кто тебя гнал в эту Москву?!».

Мы с Вадимом уныло бредем к службе, обсуждая наш суетный первый полет. Хочется верить, что всё приходит с опытом. На этот раз у нас есть какое-никакое оправдание – мы оба выполняли свой первый самостоятельный рейс. Но на душе от этого не легче.

Всего четыре часа полета, не считая двух часов предполетной явки и сдачи самолета. А столько ошибок, невероятно. Мне казалось, всё будет проще. С досадой сажусь в автобус до метро Домодедовская. И тут понимаю, что за всё время полета ни разу не посмотрела в иллюминатор! Где же романтика?

27 апреля 2008 г.