Глава 4
Лето стремительно катилось к завершению. Осень начала вступать в свои права. Дни становились все короче. На траве по утрам нет-нет да появлялись серебристые полоски утренних заморозков. Заготовка припасов на зиму занимала умы деревенского люда. Зима – это очень серьезное испытание! Овощи и мясо в погреба, корм скоту, дрова заготовить. А одежда? Чтобы было в чем ходить в морозы лютые, готовую одежду можно заказать Шаруку – купцу, что из города приезжает, так ведь деньги нужны. А где их взять? Значит, надо продать тому же Шаруку что-нибудь. Просто что-нибудь Шаруку не нужно. Шарук брал шкуры зверей, добытые охотниками, и ценную древесину горного тарталя.
За один ствол тарталя можно было одеть всю семью. Да что там одеть! Можно жить безбедно год, а то и более. Уж очень ценилась древесина этого странного дерева. Красивые переливы перламутра вызывали восторг мебельщиков. Ночью, когда так темно, что ничего не видать, слабое свечение мебели из тарталя дает возможность ходить по комнате, не натыкаясь на другие предметы обстановки. Да только найти горный тарталь трудно, а срубить и подавно! Растет на скалах, куда без специального снаряжения, да еще и с топором, забраться ох как сложно! Но находились счастливчики, которые не только находили, но и умудрялись срубить. Нечасто такое бывало, очень нечасто. Но коли уж случалось, то этот день становился счастливым для всего рода, ибо он становился богатым, и рассказы об этом случае передавались из поколения в поколение.
– Барат, я сегодня беру два топора, пойдем нарубим на зиму дрова. – Турот туго затянул ремень и повернулся к сыну.
– Я не пойду, – глухо ответил Барат, опустив голову к столу, за которым сидел, не решаясь посмотреть в глаза отцу.
Турот выпрямился и строго посмотрел на сына:
– Почему?
Сайна прекратила возиться у печи. Она не обернулась, но по напрягшимся плечам можно было определить, что мать с напряжением прислушивается к разговору. Турот заметил, как на мгновение гримаса боли исказила лицо Барата.
– Я не могу. – Барат нервно сжал кулаки и поднял голову.
– Объясни, сын! – Турот подошел к столу и, опершись на него руками, пытливо посмотрел на парня.
– Они живые! – вдруг, неожиданно для себя, выпалил Барат. – Когда их рубят – мне больно! Как будто топором мне по телу рубят.
– А как зимой у печи теплой сидеть, тебе не больно? – сердито отозвалась Сайна, поворачиваясь к мужчинам.
– Подожди, Сайна! – повелительно сказал Турот. – Тут вопрос серьезный. Если это то, о чем я думаю, то мне понятно это нежелание. А когда деревья тут пилим, тебе не больно?
– Нет, – покачал головой Барат.
– Мгм… – Турот захватив ладонью нижнюю губу, задумчиво покосился на Сайну, потом снова обратился к Барату: – А ты пробовал понимать деревья?
– Ты что, старый, совсем умом тронулся? – ахнула Сайна. – Как же их понимать, коли они не разговаривают?
Турот только грозно засопел. Сайна испуганно замолчала. Она хорошо знала, что, когда Турот издавал такое сопение, ему лучше не перечить.
– Мне кажется, что понимаю, – пожал плечами Барат. – Только это все как-то медленно…
– Что медленно? – поднял брови Турот.
– Ну думают… или говорят медленно. – Барат пытался найти правильное определение. – Вернее, не говорят, а чувствуют… Я не могу объяснить, это как-то сложно.
Турот в раздумье смотрел на Барата. Потом его лицо оживилось:
– А давай кое-что попробуем? Пошли во двор!
Турот, широко шагая, стремительно подошел к воротам. За ним спешили недоумевающий Барат и Сайна, которую заинтересовало поведение мужа.
Турот вышел за ворота и остановился у старого дуба. Он похлопал ладонью по его коре и указал рукой на одну из ветвей.
– Вон видишь эту ветвь? – обратился Турот к Барату. – Она неправильно растет и не нужна ему. Попробуй пообщаться. Попроси его избавиться от этой ветки.
– Как пообщаться? – Барат с удивлением посмотрел на отца. – Я их чувствую, но я же с ними не разговариваю.
– А ты попробуй! – настаивал Турот.
Барат пожал плечами, но все же приложил ладонь к шершавой коре старого дерева. Сначала он ничего не ощутил, но потом почувствовал легкую дрожь потоков, протекающих по мощному стволу. Он увидел мысленным взором все переплетение жизни могучего гиганта. Да, ветка, о которой говорил отец, выпадала из этого узора. Ну не вязалась она с ним! Через некоторое время в воображении Барата сформировался новый узор, в обход этой ветви. Проявились новые пути движения потоков. Питание ветви блокировалось, она отмирала прямо на глазах. Барат это видел мысленно, а Турот наблюдал непосредственно. Турот увидел, как листья на ветке засыхали и, отрываясь от веток, плавно заскользили вниз. Ветвь дрогнула и начала падать. Турот понял, что она сейчас рухнет прямо на стоящего рядом с деревом сына. Он прыгнул, захватил Барата за пояс и рванул его в сторону. Грохот упавшей ветви совпал с испуганным возгласом Сайны.
– А встать так, чтобы тебе не грозила опасность, ты не мог? – Турот укоризненно смотрел на Барата.
– Прости отец, я не подумал. – Барат виновато улыбнулся Туроту.
Турот еще раз покачал головой и повернулся к дубу. Картина, представшая его взору, поражала. Место, из которого ранее росла ветвь, было чистым, как будто там ничего не росло ранее. Свежая кора начала покрывать этот малозаметный шрам.
– Да! – Турот запустил пятерню в свою шевелюру. – Кому рассказать, так не поверят. Объяснить, как это получилось, ты, конечно, не можешь?
Барат отрицательно покачал головой. Какими словами передать те чувства, что он ощутил, влившись в организм растения? Получилось то, что получилось.
Зимы в Пограничье суровы и снежны. Опадениха окружена снежными, неприветливыми лесными массивами. Пробиться через снеговые завалы дело трудное. Долгими зимними ночами часто слышен вой белых волков, наглеющих с каждым днем. Уже замечены они были у крайних домов деревни. Тревожился испуганный скот. Хозяева надеялись только на крепость стен и запоров сараев, в которых содержались животные.
Турот распахнул дверь кузницы, выйдя подышать свежим морозным воздухом, и замер. Перед ним, оскалившись, стоял здоровенный белый волк, еще пара кружилась неподалеку. Барат, почуяв неладное, выглянул через плечо отца во двор. Мгновенно оценив опасность, схватил свой меч. Волк уже подобрался перед прыжком, когда между ним и добычей возникла фигура с мечом, кромка которого сияла голубым яростным светом. Турот не успел ухватить сына, когда тот промчался мимо него.
Барат чувствовал, как его клинок завибрировал, желая схватиться с неведомой опасностью. Руки слились с рукоятью меча в единое целое. Барат был готов к бою с волками. Да, с волками, потому что пара, кружившая неподалеку, заметив появление людей, бросилась в их сторону.
Вожак, недолго думая, прыгнул, целя в горло Барата. Коротко свистнул меч, оставляя за собой сияющий голубой след. Барат сделал шаг в сторону, пропуская мимо себя обезглавленное тело. Тут же меч пошел вверх, рассекая снизу второго подбежавшего зверя. Без перерыва описав шелестящую дугу, клинок вошел в тело третьего, пытавшегося в прыжке сбить Барата с ног.
Турот, выскочивший из кузни с топором в руках на помощь сыну, растерянно замер, осматривая поле боя.
– Да, сынок. Ребан учил тебя хорошо, – наконец выдавил из себя Турот.
– Ребан пока еще не учил меня ударам, – возразил Барат, стряхивая с меча тушу волка. – Это как-то само получилось. Он вроде сам тянул меня за руку. – Барат с уважением посмотрел на свой клинок.
Турот покачал головой:
– Тогда он спас тебе жизнь! Дай ему имя, раз уж он так непрост.
– Может, Волкобой? – Барат вопросительно взглянул на отца.
– Дай Единый, чтобы он только волков и бил, – скептически хмыкнул Турот. – Но у нас в Пограничье, к сожалению, не только волки водятся. Имя клинка должно быть недлинным, красивым и личным. Например, Клык дракона. Чем не имя?
Барат в мыслях покрутил предложение отца. Нет, что-то не то! Не вяжется с его клинком это имя. О! Вот лучше, наверное – Синий Огонь! А если коротко, то просто Огонь. О своих размышлениях Барат тут же рассказал отцу. Теперь настала очередь Турота перекатывать имя – мысленно, так и этак. Наконец он кивнул, соглашаясь. Имя нормальное, да и меч-то Барата, значит, и называть ему. Довольный Барат тщательно вытер клинок, хотя он и так был чист, завернул Огонь в рубашку и бережно уложил на место.
В кузницу набилось, почитай, все мужское население деревни. Рядились, что делать. Купеческого каравана давно уже не было, волки держат осаду. Вон у Каррота в сарай прорвались, двух телок задрали.
– Чтобы волки в человеческое жилье заходили, такого раньше не было! – скрипуче вещал Сарсут, старейший житель Опаденихи. – Это не к добру! Что-то надвигается.
Совсем стар стал Сарсут, глаза уже плохо видят. Старческие узловатые пальцы сложены на ручке клюки. Ноги тоже уже ходить отказываются. Память еще не плоха, да кому передать мудрость, за эти годы накопленную? Молодежь вон своим умом живет. Свои шишки набивает, на них, своих, и учится. А ведь Сарсут многое мог бы порассказать. Помнит он тех, кто уже давно ушел. Помнит трех человек, что в медвежьих шкурах из леса вышли, помнит набеги лихих воинов племен Таш, помнит и пожар, спаливший всю деревню и лес на две версты вокруг. Но никто слушать не хочет.
– Надо охотникам собраться, – выдвинул предложение Покар, староста деревни. – Всем скопом на волков выйти, научить, что к нам соваться нельзя!
– Да? Так они и будут ждать, пока толпа охотников на них пойдет! – скептически хмыкнул Каррот. После потери скотины и последовавшей за этим тяжелой сцены, что устроила ему жена, Каррот пребывал в плохом настроении. – Они в это время с другой стороны нападут!
– Пусть охотники на группы поделятся, с разных сторон и ударят, – предложил Ребан. – Тактика мелких групп, она всегда себя оправдывала, что против людей, что против зверей.
Барат напряженно внимал происходящему. Его впервые позвали на совет – за заслуги. О том, что он шутя порубил трех волков, уже два дня гудела вся деревня.
Мужики еще поспорили немного, но альтернативы предложению Ребана не нашли. На том и порешили. Потом произошло разделение на группы, уточнение задач каждой из них.
Утром Ребан встретил Барата, стоя на крыльце. В руках бывший гвардеец держал непонятный длинный предмет. Его-то он и протянул Барату. При ближайшем рассмотрении это оказались ножны, но какие! Тщательно сработанные из тонких деревянных пластин, обшитые вычерненной волчьей шкурой. Яркими блестками сияли заклепки, набитые замысловатым узором. Недоумение Барата вызвала система ремней, прикрепленная к ножнам. Ребан с улыбкой смотрел на восторг молодого парня. Право слово, как ребенок с новой игрушкой! Да и то, посудить, так игрушка и есть. Только для детей одни игрушки, а для взрослых – другие, взрослые. На недоуменный вопрос Барата о ремнях Ребан ответил, что меч, если он не двуручный и не длинный, удобнее носить за спиной. Не мешает и выхватывать удобнее, да и замахиваться, что характерно, не надо. Ребан помог закрепить ножны так, как надо. Огонь мягко скользнул в новый дом. Барат расправил плечи, прислушиваясь к ощущениям.
Накануне Барату пришлось потрудиться. Да и не только ему. Волки, видимо, тоже провели совет и решили на нем уничтожить людей, мешающих им, волкам, добраться до сладкого мяса внутри сараев. Всей стаей белые волки вечером вошли в деревню. Их встретили охотники. Пылающие факелы освещали страшное поле боя людей и зверей. Огонь не пугает белых волков. Почему? Никто не знал. Всех зверей огонь пугает, а волков нет. На острие группы охотников находились Барат с Огнем в руках и Ребан-воин с двумя парными клинками, которыми он владел в совершенстве. Именно они и приняли на себя первый удар волчьей стаи.
Барат едва удерживал меч в руках! Тот рвался в бой с яростным гудением. Гудение, само собой, слышно было только Барату. Зато голубое сияние у клинка видели все.
Во главе волчьей стаи двигались четыре мощных самца. В их глазах отражались огни факелов. Губы их морщились, обнажая устрашающие клыки. Они стелились над сугробами, не проваливаясь в глубокий снег. Отставая на несколько метров, за вожаками двигалась основная масса стаи. Барат, напрягая глаза, насчитал голов сорок.
Голубое сверкание Огня не осталось незамеченным волками. Самцы остановились, глухо порыкивая. Ребан, прихрамывая, сместился вправо. Его клинки были опущены вниз остриями. Руки были обманчиво расслаблены.
Самый мощный вожак неожиданно бросился на Ребана. Это послужило сигналом для остальной стаи. Барату стало не до того, чтобы смотреть по сторонам.
Отскок в сторону, удар сверху вниз… Поворот, принять стойку… Снова уход с линии прыжка, удар острием… Время спрессовалось в единый миг, заполненный свистом клинка, мимолетными, зафиксированными зрением картинами – оскаленными волчьими мордами, предсмертным визгом разрубленных тварей.
Стае пришлось пройти сквозь мясорубку, устроенную двумя защитниками. Прорвавшихся совместными усилиями добивали охотники деревни. Волки дорого отдавали свои жизни. Люди тоже не все целы были. Много рваных ран перевязали женщины после боя.
Барат пришел в себя внезапно. Только что кипела яростная схватка – и вдруг все закончилось. Он стоял на истоптанном снегу, среди кровавых луж и туш убитых волков. Остервенение боя начало проходить. Навалилась усталость. Вокруг были слышны негромкие разговоры, стоны, изощренная ругань мужчин. Как ни странно, у Барата не было ни царапины. Ребан тоже обошелся без серьезных ранений благодаря изумительному владению клинками. Хотя одежда была разодрана в нескольких местах.
У Барата на левом сапоге был оторван каблук, которым он сгоряча пытался отодвинуть в сторону смертельно раненного волка. Издыхающий зверь не замедлил вцепиться в сапог. Рванувшись, Барат оставил в пасти волка, вместе с каблуком, всю подошву. Остаток боя он провел с босой ногой.
Сейчас Барат чувствовал удовлетворение меча боем. Да и сам он был собой доволен. Ремни сбруи нигде не жали. Она на удивление ловко сидела на плечах. Видно было, что Ребан постарался и, обладая точным глазомером, все тщательно подогнал под фигуру парня.
– Ты вчера хорошо орудовал мечом! – похвалил Ребан. – Многие удары были выполнены хоть и не совсем идеально, но правильно. Где ты научился им? Я ведь тебя еще не учил таким приемам.
Барат почувствовал, как стало жарко щекам. Да, Ребан не учил ударам, но Барат тайком подсматривал за упражнениями учителя, а потом, наедине с самим собой, старательно повторял увиденное.
– Я смотрел, как это делаешь ты, – неуверенно произнес Барат.
Брови Ребана поползли вверх.
– Ты уловил технику ударов? Ты меня удивил! – Ребан покачал головой. – Да и сам я вижу, что пришла пора учить тебя технике боя – ударам, блокам, контрударам. Это будет тяжелая наука, но она стоит того, чтобы ее изучать. Я знаю, что когда-нибудь ты уйдешь отсюда. Там, в далях неведомых, тебе эта наука пригодится. Ты не сможешь здесь усидеть. Не такой ты человек.
Барат не хотел убеждать Ребана, что никуда он не собирается. Что работа с отцом в кузнице ему очень нравится и менять ее на какие-то дали Барат не собирается. Просто ему нравилось работать с мечом, ощущать в руках сильного и верного друга. В результате тренировок тело стало гибким, а силой его Единый и так не обидел. Ощущение силы и ловкости тоже было приятным.
Барат не знал, что Ребан, встречаясь с Туротом за кружкой эля, горячо говорил:
– Это необычный боец будет, Турот, ох необычный! Понимаешь? Он шутя схватывает и выполняет то, на что у меня уходили месяцы и годы упорных занятий. Мальчишка как будто родился с мечом в руках.
– А кузнец какой! – Турот кивал головой. – Это все кровь ардейлов, говорю тебе, кровь ардейлов себя знать дает!
– Пусть идет в дружину к князю, – гнул свою линию Ребан. – Там он может такую карьеру сделать, что тебе и не снилось! Деньги лопатой грести будет!
– Не пущу! – гневно стучал кружкой по столу Турот. – Талант кузнеца загубить не дам!
– Да что он с таким мечом дома делать будет? – рычал в ответ Ребан. – Он воин, и воин прирожденный!
– Мечом пусть владеет, но место его тут, в кузнице! – упрямо стоял на своем Турот. – Ты же видел меч, он его своими руками выковал. Не дядя подарил! А ты хочешь такой талант погубить. А если он погибнет в какой битве? Да Сайна мне вовек не простит! Я сам себе не прощу! Его нам Единый дал. Дал не для того, чтобы мы его погубили. Он мой сын! Пусть не похож! Отец не тот, кто дал жизнь, а тот, кто поднял на ноги, человеком сделал!
– Так ты что, хочешь, чтобы он здесь, в захолустье, жизнь прожил? – сердито спрашивал Ребан. – Парень на многое способен. Наша деревня для него тесна! Понимаешь?
Турот задумался. Действительно, то, что у Барата возможности великие – понятно. Что тесно ему тут будет, тоже ясно. Сейчас, может быть, и нет, а потом давить на него стены будут. Рваться душа в дали непонятные начнет. Но не хотелось отпускать его, до боли не хотелось. А Сайна? Она же костьми ляжет на пороге, но не отпустит!
Турот щедро отхлебнул из кружки, сморщился и, выхватив наугад из миски соленый огурец, смачно им захрустел.
– Ладно, Ребан, – решил схитрить он. – Пока об этом рано говорить. Пускай малец тут пока повертится. Научится чему еще. А там видно будет. Захочет идти, держать насильно не буду. Ты учи его хорошенько мечом орудовать. Гоняй побольше! А я уж в кузнице ему головы поднять не дам! Чтобы дурь юношеская в голову не лезла!