Глава 1
Кто ходит в гости по ночам
Артур Николаевич Завалишин ненавидел Вышний Волочёк.
Нет, он ничего не имел против старинного русского города и его жителей – он ненавидел через него проезжать, а делать это приходилось часто, тридцать-сорок раз в год, такая уж у Артура Николаевича была работа.
Шоссе Москва – Санкт-Петербург и без того не слишком пригодно для скоростной езды, поскольку постоянно забито большегрузными фурами – толком не разгонишься. Когда трасса огибает города, терпеть неудобства ещё можно, но стоит ей войти внутрь – беда, вместо хоть какого-то движения получается полноценный сбор всех городских светофоров в похоронном темпе.
«Калина» Артура Николаевича сейчас как раз стояла на въезде, у первого городского светофора, дожидаясь разрешающего сигнала, и Завалишин надеялся, что с четвёртого включения проскочит – от перекрёстка его отделяла лишь автовозка, в два яруса загруженная четырёхколесной продукцией компании «Рено», доставляемой из Москвы в Петербург. Что характерно, пять минут назад навстречу Артуру Николаевичу проехала точно такая же фура, с той же продукцией той же компании, катившая из Питера в Москву. Ну почему бы, почему маркетологам и логистикам двух дилерских фирм не встретиться, не посидеть за рюмочкой чая и не родить совместными мозговыми усилиями гениальный план, позволяющий существенно сэкономить на транспортных расходах и разгрузить хоть немножечко трассу? Почему? Ответа нет и не предвидится. Зато есть идущие навстречу друг другу многотонные фуры.
«Идиоты…»
За опущенным стеклом взревел мотоциклетный двигатель, задумавшийся Завалишин вздрогнул и, резко повернув голову, увидел облачённых в чёрную кожу байкеров: колонна из нескольких двухколёсных машин проехала по осевой, объезжая и «Калину», и фуру, и вызывая завистливые взгляды водителей – этим-то что, через любые пробки просочатся, хоть вот так, хоть по обочине.
Причём байкеры в мотопробег Москва – Питер наладились отмороженные, жизнь свою ценящие не слишком дорого, а на ПДД и вовсе плюющие: все до одного без шлемов, головы повязаны ярко-алыми банданами.
Или не байкеры? Те вроде по двое не ездят, а тут на девять машин – двенадцать седоков… Может, и не байкеры. Но всё равно отмороженные.
Передний мотоцикл остановился, заехав на стоп-линию, а замыкавший колонну оказался как раз напротив переднего сиденья «Калины», и его пассажир осоловело уставился на Артура Николаевича. Тот с достоинством выдержал мутный взгляд и, видимо, поэтому удостоился хриплого вопроса:
– Скучно тебе, чел?
– Простите? – удивился Артур Николаевич.
– Бухнёшь? – Обладатель красной банданы извлёк из внутреннего кармана плоскую бутылку, крутанул пробку и протянул обалдевшему мужчине: – На, развеселись.
– Я за рулём, – пробормотал Завалишин.
– И что?
– И… – Что именно ответить на этот вопрос, было решительно непонятно. Да и вообще ситуация выглядела на редкость идиотской: пробка, странный тип, странный разговор, странное предложение… – И то, что я не имею права…
– Тварь дрожащая, – резюмировал байкер. Затем сделал большой глоток виски, вытер губы о спину водителя и пояснил вконец обалдевшему Завалишину: – Достоевский, мля, вспомнился. Который с топором.
– Тебя всегда клинит, когда в Питер едем, – недовольно проворчал водитель, после чего выдернул из рук пассажира бутылку, хлебнул и сообщил: – Бедный всадник, мля.
На светофоре зажёгся жёлтый, байки рванули – резко, с места в карьер. Умчались и любители виски, на прощание обдав Завалишина струёй выхлопных газов, а его «Калину» – мелкими камешками, брызнувшими из-под заднего колеса…
«Ушлёпки», – зло подумал Артур Николаевич, трогаясь вслед за фурой. И пожелал сам себе никогда не встречаться на трассе с отморозками в красных платках. Да и вне трассы лучше не надо.
Пожелание сбылось.
К счастью для Завалишина.
Кемпиус де Шу пробудился от ощущения приближающейся опасности: что-то неведомое оказалось в неприятной близости, и шестое чувство мягко, очень дружески потрепало рыцаря по плечу: «Не время валяться!»
И он мгновенно открыл глаза, уставившись в кромешную тьму маленькой каюты и слушая стук волн о пластиковый борт. Казалось, воде не терпелось попасть внутрь замершей на якоре яхты, но они, волны, не торопились и пока что вежливо спрашивали разрешения у хозяев. Пока что спрашивали… А ещё по палубе стучал дождь – в другом ритме, чем волны. Нетерпеливо. Небесной воде тоже хотелось внутрь, и, видимо, хотелось значительно сильнее, чем забортной.
Питер – город воды, она тут всегда и повсюду.
Стук забортной, барабанная дробь небесной, ровное дыхание лежащей рядом Мишель – и ни одного подозрительного звука. На слух – никакой опасности, но Кемп привык доверять чувствам, даже – как сейчас – весьма смутным чувствам, и не собирался изменять привычке.
Он оказался на ногах быстро и бесшумно, и столь же быстро и бесшумно клинок покинул несгораемый шкаф, утопленный в переборке каюты. Меч Кемпа мог бы показаться слишком вычурным – украшением, деталью интерьера, но это было необходимой маскировкой, в действительности в руке рыцаря оказалось мощное оружие.
Быстро и бесшумно.
Мишель не проснулась, лишь повернулась на другой бок и вздохнула. Ну и пусть спит…
Кемп тихонько вышел в рубку, а затем на палубу. Потребовались для этого считаные секунды, пластиковые судёнышки проекта «Кобра» хоть и назывались яхтами – точно так же, как водоплавающая собственность иных олигархов, – но не отличались ни гигантскими размерами, ни просторной планировкой.
И ещё скорость объяснялась тем, что Кемп не стал расходовать драгоценное время на одевание-обувание. Если и впрямь заявились незваные гости – хозяину простительно пренебречь формальностями. Если же чувство тревоги сработало вхолостую – тем более простительно. Де Шу поднялся на палубу в одних трусах и сразу же «насладился» острой питерской свежестью – по коже побежали мурашки.
Весенняя ночь ничем не напоминала знаменитые белые ночи, но совсем непроглядной не была. Шпиль Петропавловского собора, подсвеченный прожекторами, выделялся мутным светлым пятном, а фонари, выстроившиеся вдоль набережной адмирала Макарова, достаточно освещали всё, что происходило над ровной поверхностью Малой Невы. Света хватало, и Кемпиус без труда заметил идущее к яхте судёнышко.
Двигалось оно медленно, почти бесшумно, и, лишь хорошенько прислушавшись, можно было различить, как тихонечко, на самых малых оборотах, жужжит электромотор.
Лодка – плоскодонная, с низкими бортами – была достаточно вместительная, рассчитанная на полтора или даже на два десятка пассажиров. Подобные судёнышки, совершенно не мореходные, способные плавать лишь по спокойной воде, развозили туристов по Санкт-Петербургу, протискиваясь даже в самые узкие каналы и под самые низкие пролёты мостов, куда нет хода ни речному трамвайчику, ни тем более прогулочному теплоходу. Некоторые лодки были оснащены электромоторами – туристы чувствуют себя более комфортно, когда голос экскурсовода не грохочет из динамиков, перекрывая шум бензинового движка, – и именно такая лодка приближалась сейчас к яхте. И Кемп не сомневался, что плывут в ней отнюдь не припозднившиеся туристы, а цель визита – не экскурсия: правила речной навигации запрещают ночные плавания без включённых огней, да и незачем мирным зевакам подкрадываться столь скрытно и бесшумно.
– Посмотрим, кто тут у нас…
Де Шу дождался, когда лодка окажется в двухстах ярдах от яхты, быстро просканировал её – это действо было доступно даже таким слабым магам, как он, – и ощутил лёгкое разочарование: челы… челы, да ещё не прикрытые никаким видом магической защиты, а значит, Меч можно использовать как самое обычное холодное оружие.
А в том, что использовать придётся, рыцарь не сомневался. Происходило бы дело в «Балтик-Марине», или в Апостольской гавани, или в любой другой здешней марине, среди множества других пришвартованных яхт, ещё можно было бы усомниться, что именно «Морион» является целью визита. Но Кемп специально – были тому причины – пришвартовался у набережной неподалёку от знака, категорически запрещавшего подобные действия, уже имел по этому поводу беседу с сотрудниками ГИМС, и только амулет Апикрены позволил обойтись и без штрафа, и без взятки.
«Интересно, кто на этот раз?»
Рыцарь наблюдал за лодкой, притаившись за копкитом. Он очень надеялся, что его выход из рубки остался для визитёров незамеченным, что они уверены: экипаж яхты мирно спит в каюте. В то, что абордаж на Малой Неве затеяли случайные люди, верилось слабо. А не случайные хорошо знают, что Кемп – твёрдый орешек, и отправиться за ним вчетвером могли только в расчёте на абсолютно внезапное нападение. Хотя нет, нет… не вчетвером – впятером. Ещё один человек, до того согнувшийся и что-то делавший на дне лодки, распрямился, и его тёмный силуэт чётко обрисовался на светлом фоне посудины.
Весенняя ночь выдалась не просто прохладной, она заслужила другой эпитет – холодная. Однако Кемп перестал чувствовать дискомфорт – ожидание схватки согревало лучше любого термобелья. Он не считал себя храбрецом или героем, презирающим опасности, – всегда полагал, что лучше обойти десятой дорогой плюющийся огнём дот, чем пытаться героически заткнуть амбразуру собственным телом: дотов с амбразурами на свете множество, а собственное тело единственное; что лучше отступить перед превосходящей силой, чем пытаться совершать чудеса героизма; и твёрдо верил, что вступать в схватку можно лишь самостоятельно выбрав место, время и оружие и – желательно! – не известив об этом противника. Но сейчас отступать было некуда.
Еле слышный звук электромотора смолк. Некоторое время лодка двигалась по инерции, а затем абсолютно бесшумно коснулась борта яхты – старые покрышки, привязанные вдоль низкого корпуса, самортизировали несильный удар.
Последние сомнения исчезли: гости направлялись именно к нему, к Кемпу. Но оставалась слабая надежда на совпадение, на случай… На заурядный криминал, проще говоря. Может, тут существует своего рода Береговое Братство, имеющее обыкновение ощипывать пёрышки богатеньким заграничным яхтсменам, швартующимся в неположенных местах?
Впрочем… какая теперь разница? Сейчас надо воевать.
Самый рослый визитёр подпрыгнул, зацепился за край борта, подтянулся… и оказался – номинально, согласно Конвенции ООН по морскому праву, – на территории Французской республики, поскольку портом приписки яхты числился Гавр. Пару секунд верзила молча стоял – прислушивался, – а убедившись, что на иноземщине всё тихо и спокойно, нагнулся и помог своему менее высокому сотоварищу ухватиться за стойку леерного ограждения. Разогнулся, обернулся – и увидел Кемпа. И вряд ли успел оценить, насколько забавно выглядит полуобнажённый мужчина с бутафорским мечом в руке – сталь стремительно прорезала воздух, а долей мгновения позже – глотку незваного визитёра.
Всё произошло стремительно и почти бесшумно. Человек был ещё жив, ещё пытался крикнуть, но вместо крика из раны вырывался лишь слабый, еле слышный клёкот. Ну и кровь, разумеется, куда же без неё?
Следующий гость, как раз подтягивавший себя на яхту, услышал-таки нечто подозрительное. И замер, не закончив движение, пытаясь сообразить, что за звуки до него донеслись. Повис на полусогнутых руках, попытался тихонько задать вопрос товарищу, до сих пор остававшемуся на ногах… Но вопрос не прозвучал: Кемп шагнул вперёд и рубанул по голове. Клинок должен был развалить её пополам, до шеи – и развалил. Человек рухнул в лодку.
Очевидно, у прибывших имелась чёткая инструкция: если не удастся застать де Шу врасплох – отступать. Либо они плюнули на все инструкции, озабоченные лишь сохранностью своих шкур. Как бы то ни было, электромотор взвыл, мгновенно перейдя на полные обороты, лодка дёрнулась и начала быстро набирать ход. Судьбой оставшегося на яхте верзилы его товарищи не озаботились.
Но Кемп не собирался позволить им уйти, поскольку считал, что подобные дела наполовину не делаются.
Он коснулся большим пальцем правой руки красного самоцвета, вделанного в гарду Меча – оптимисты и романтики могли счесть его рубином, реалисты – дешёвой бижутерией, а левой взялся за венчающий рукоять многогранный металлический шар и таким образом замкнул необходимый для активизации артефакта контур – в этом случае можно было обойтись без заклинания.
Меч издал низкое, едва слышное гудение, завибрировал. Кемпиус аккуратно направил его на удаляющуюся лодку и чуть повёл в сторону, прилагая значительные усилия, словно приходилось преодолевать сопротивление невидимой, но очень вязкой среды.
Меч работал ровно четыре секунды. Затем де Шу опустил его и вновь просканировал судёнышко.
Всё кончено. Лодка продолжала плыть, как плыла, но живых на её борту не осталось.
Кемп прикинул траекторию движения посудины: пожалуй, если не врежется в опору моста, до Большой Невы доберётся, – и довольно усмехнулся: «Вот и славно, чем дальше от яхты их обнаружат, тем лучше. И пусть гадают, пусть ломают головы…»
Жаль, конечно, что яхту придётся оставить – это было удобное убежище, – но рисковать контрактом нельзя.
Рыцарь тщательно обыскал мертвеца, однако все карманы детины оказались демонстративно, вызывающе пусты, не нашлось даже безобидной мелочи вроде расчёски или зажигалки. На шее – ни амулетов, ни оберегов, ни нательного креста. Зато в ухе обнаружилась клипса-приёмник, которая мгновенно отправилась за борт.
Клипса показывала, что детина мог получать указания от наблюдателей с берега, то есть яхта до сих пор под контролем и уходить придётся хитрым манёвром. Но к этому Кемп был готов.
Он бесшумно спустил мертвеца за борт – за оставшуюся часть ночи течение унесёт его достаточно далеко, – тщательно осмотрел палубу, избавившись от крови, до которой пока не добрался дождь, после чего направился в каюту – принять душ и собрать вещички.
Повторного нападения не будет, но затягивать с отступлением нельзя.
Когда он вернулся в каюту, там уже горел свет, а Мишель сидела на постели.
– Что это было? – Встревоженная, но неодетая, ожидающая. – Что случилось?
Проигнорировав вопрос, де Шу босиком прошлёпал в крошечную душевую кабинку, постоял пару минут, дожидаясь, пока проточный нагреватель доведёт температуру воды до необходимой, и широко улыбнулся… Ох, хорошо! Никакого сравнения со струями, льющимися с промозглых небес хмурого города.
– Ты скажешь, что случилось, или нет? – спросила Мишель, когда он вышел из душевой.
Кемп молча сдёрнул с вешалки полотенце и принялся резко растирать мускулистое тело, безразлично разглядывая подругу.
Бывшую подругу.
Очередной этап уходит в прошлое, и Мишель уходит вместе с ним. Прощания, сопровождаемые бурным выяснением отношений, рыцарь не терпел, обычно уходил по-английски, но сейчас не получилось, и он с тоской понял, что придётся расставаться по-настоящему. А подходящих слов, как назло, не находилось, и Кемп как мог оттягивал начало разговора.
– Лео, ты меня пугаешь. – Она знала только это его имя: Лео Кац, удачливый брокер из лондонского Сити.
– Я получил… пренеприятное известие.
– От кого?
– Увы…
Он остановился у шкафа и принялся быстро натягивать одежду: трусы, носки, рубашка, брюки, свитер под горло, пиджак с кожаными нашлёпками на локтях – с одной стороны, набор достаточно неброский, лишнего внимания не привлекающий, а с другой – все вещи от лучших модельеров, из последних коллекций, можно пройти фейс-контроль на входе в самые элитные заведения, охрана там на такие нюансы хорошо натаскана.
– От кого известие?
– От Гоголя, – «тяжело» вздохнул Кемп, аккуратно расчёсывая перед зеркалом волосы. И уточнил: – Ты его не знаешь.
– Твой друг?
– Мой адвокат.
– Что стряслось?
Де Шу снова вздохнул…
Всё-таки это были не самые плохие месяцы в его жизни: Мишель красива и умеет доставить удовольствие, недостаточно образована, конечно, но с этим можно примириться. Контракты приносили приличный доход. Путешествия на яхте оказались достаточно увлекательными и романтичными, особенно по Средиземью, но… но всё когда-нибудь заканчивается. Видимо, в Ордене сообразили, что «паршивая овца» слишком хорошо устроилась, и решили подпортить Кемпу жизнь. Намекнули, что нужно в очередной раз внести плату за упрямство, и не оставят его в покое до тех пор, пока он не сменит личину.
Но как всё это объяснить Мишель?
Да никак. Любые его ответы вызовут множество новых вопросов, и отвечать на них нет ни времени, ни возможности. К тому же, когда до Мишель доберутся – а до неё несомненно доберутся, – чем меньше она будет знать, тем для неё же лучше.
– Гоголь сказал, что в Питер приехал Паустовский, а мне необходимо обязательно с ним встретиться. Иначе Тютчев обидится.
– Ночью?
– Утром он улетает. Спи, дорогая, я приеду до завтрака.
– Правда? – В голосе Мишель недоверие смешивалось со злостью.
Так уж сложилось, что у неё имелся крайне негативный опыт расставаний. Её прежний друг, богатый яхтсмен-плейбой, оставил Мишель прямо в марине Амстердама, вытолкал с сумкой на берег, и если бы не Кемп, с которым она встретилась буквально на соседнем пирсе, пришлось бы женщине возвращаться в ненавистный провинциальный Лион, на радость тамошним сплетницам, обожающим перемывать косточки «гулящей Ми». Но тогда всё было понятно: проклятый богач подцепил новую подругу, а что происходит сейчас, Мишель решительно не понимала. Её бросают? Или всё, что говорит Лео, – правда? Что происходит? Может, и в самом деле какие-то проблемы? В этой дикой холодной стране проблемы размножаются, словно амёбы, делением. И вдруг без встречи с загадочным Паустовским Лео перестанет зарабатывать так хорошо, чтобы содержать и яхту, и подругу.
– Теперь помолчи, – произнёс Кемп сухо. – Мне надо позвонить.
Она кивнула, но сосредоточилась, пытаясь понять, что говорит на незнакомом языке любовник, уловила одно слово:
– Такси? Ты куда-то едешь?
На самом деле слово «такси» прозвучало в обратном смысле – де Шу сообщил собеседнику, что должен исчезнуть с яхты незаметно и бесследно, посему воспользоваться данным видом транспорта никак не сможет, – но объяснять эти нюансы бывшей подруге рыцарь не собирался.
– Ты думала, я отправлюсь к Пришвину пешком?
– К Паустовскому, – глухо напомнила Мишель.
– Сначала к Пришвину, потом к Паустовскому, – молниеносно поправился Кемп. – А ты ложись и спи. Утром я приготовлю тебе завтрак.
Рыцарь ободряюще улыбнулся, даже чмокнул женщину в щёку, затем достал из-под кровати старинный футляр для альта, раскрыл его на столике и бережно уложил в углубление Меч.
Мишель знала, что любовник считал оружие своим главным достоянием, и её подозрения вспыхнули с новой силой.
– Зачем тебе меч?
– Я ведь сказал, что еду к Паустовскому, – довольно туманно ответил рыцарь.
– Ты никуда не уйдёшь! – Мишель застыла в дверях, крестообразно раскинув руки. – Я тебя не пущу!
Кемп попытался отодвинуть её и пройти – без успеха. Мишель вцепилась одной рукой в футляр, другой – в полу пиджака и принялась азартно выкрикивать оскорбления. Причём в запале обвиняла рыцаря заодно и в проступках, совершённых прежним бойфрендом: что бабник, пьяница, кокаинист и слабак. Он не спорил, не пытался восстановить историческую справедливость, он всего лишь старался покинуть каюту, не прилагая излишнюю физическую силу.
Но когда Мишель попыталась вцепиться ему в лицо длинными, острыми, ухоженными ногтями – и оказалась близка к успеху, – Кемп ударил её в скулу.
Ударил без малейшей злобы, просто чтобы положить конец безобразной сцене. Силу удара тщательно дозировал – Мишель впала в состояние, называемое боксерами «грогги»: осела на койку, замолчала, лишь пару раз беззвучно открыла и закрыла рот. Де Шу шагнул за дверь.
Ну что же, в том, что в придачу к яхте и кредитной карточке бывшей подруге достался ещё и синяк под глазом, виновата лишь она сама. В любом случае он оставляет её в гораздо лучшем положении, чем то, что наблюдалось в Амстердамской марине.
С этой оптимистичной мыслью Кемп одним семифутовым прыжком перемахнул с борта на причальную площадку, не утруждаясь подтягиванием яхты за швартовый конец. Поскользнулся на мокром граните, но устоял на ногах. С футляром музыкального вида в руках широкоплечий рыцарь напоминал оркестранта, возвращающегося с ночного выступления в клубе или ресторане. По крайней мере, он надеялся, что именно так подумают местные постовые, если доведётся с ними случайно встретиться.
Дождь прекратился. Судя по состоянию небес, ненадолго, но Кемп всё же счёл это хорошим предзнаменованием для начала новой жизни. Кем он станет теперь? Под какой личиной укроется? Де Шу и сам пока не знал. После предстоящего дела, как обычно, надо будет затаиться на месяц, залечь на дно… Так что времени обдумать будущую жизнь и будущую ипостась хватит с избытком.
Возможно, де Шу не столь оптимистично оценивал бы запас времени на планирование новой жизни, если бы знал об одном разговоре, напрямую его касавшемся. Разговор состоялся за семьдесят часов до того, как прогулочная лодка затеяла неудачный абордаж, и происходил в нескольких сотнях миль от набережной Малой Невы.
Беседовали двое.
Первый из собеседников мог бы показаться ряженым: алый бархатный камзол с отложным воротником, с шеи на массивной золотой цепи свисает массивный медальон, высокие ботфорты со шпорами, тоже, очевидно, золотыми.
Но актёром костюмного фильма или же реконструктором обладатель камзола и шпор не выглядел. Архаичный костюм смотрелся на нём естественно, как повседневная одежда, да к тому же идеально гармонировал с обстановкой: со сводчатым потолком и со стенами, облицованными грубо тёсанным камнем, с пылающим камином, украшенным решёткой ручной ковки, с огромным, очень массивным столом морёного дуба.
Его визави, наоборот, выглядел чужеродным вкраплением в интерьер: белый костюм, сшитый идеально по фигуре, элегантные туфли, стильный галстук… Элегантная заколка для галстука и массивная рыцарская цепь пришли из разных эпох, разделённых пятью, а то и шестью веками, но хронологический разрыв не мешал собеседникам находить общий язык.
После того как была обсуждена проблема, ставшая причиной и поводом для встречи, рыжеволосый хозяин предложил «просто поболтать» за бокалом вина. Гость с удовольствием принял предложение, собеседники переместились к камину, откупорили бутылку старого красного, хозяин выслушал короткий, но в меру витиеватый тост в свою честь, бокалы соприкоснулись, вино было отпито, официальная часть беседы окончательно умерла, и гость, прищурившись на горящие поленья, вспомнил об одном пустяке:
– Чуть не забыл, Франц… Вас интересует свежая информация о Кемпиусе де Шу? Рыцаре, если не ошибаюсь, ложи Мечей…
– Он давно вычеркнут из списочного состава ложи.
– Я имел в виду его происхождение.
– Я знаю, что вы имели в виду, Сантьяга.
Франц де Гир, Великий магистр Ордена, не разозлился, но чуть поджал губы, показывая комиссару Тёмного Двора, что тема не особенно ему приятна, сделал ещё глоток вина и неохотно протянул:
– Де Шу зимовал на Гоа, а после вернулся в Европу. Мы не следим за ним специально.
– Но вам известно, где он зимовал. – В чёрных глазах нава блеснул весёлый огонек.
– Его видели, – скупо ответил Великий магистр.
– И доложили вам.
– Кемп – чуд, рыцарь… – Де Гир вздохнул и добавил вина себе и гостю. – Его одолевают страсти, но мы верим, что он одумается и вернётся в Орден. Мы все этого хотим.
Жителей Тайного Города – поселения древних рас, скрытого среди стен и шума Москвы, – было мало, гораздо меньше, чем хотелось их вождям, и потому Великие Дома искренне беспокоились о судьбе каждого. Рыцарь де Шу пошёл против правил, дерзко пошёл, но его всё равно считали своим.
– Почему вы заговорили о Кемпе, комиссар?
Сантьяга поставил бокал на разделяющий собеседников столик, свёл перед собой пальцы и, глядя на пылающие дрова, произнёс:
– Кемпиус де Шу зимовал на Гоа, но не сидел на месте. В феврале он наведался в Амстердам и выкрал из запасников Рейксмузеума старинную вещь, судя по описанию – один из утерянных амулетов Апикрены…
– В них встроено заклинание «заговор Слуа», – припомнил Великий магистр. – Причём владелец может управлять силой воздействия.
– Совершенно верно, – подтвердил Сантьяга. – А «заговор Слуа» – весьма опасное заклинание. В настоящее время Кемпиус де Шу способен осуществлять сильное ментальное воздействие на челов.
– Кемп слабый маг, ему необходимы подобные устройства.
– Для чего?
– Для жизни. – Сейчас наву отвечал не Великий магистр, а простой чуд, желающий добра сородичу. – Разве не очевидно?
– Очевидно, – не стал спорить нав.
– Так в чём же дело?
– В том, что Кемпиус де Шу сознательно порвал отношения с Орденом, и я не уверен в том, что он соблюдает принятые в Тайном Городе законы и правила.
Маги Великих Домов обладали огромным могуществом и силой, однако подлинной властью на планете обладали челы – господствующая раса, ссориться с которой, равно как и выдавать ей секрет своего существования, нелюди не желали. И Сантьяга прямо намекал, что беглый рыцарь, промышляющий кражами из музеев, стал угрозой режиму секретности.
– Кемп уже четыре года шляется по миру и действует всем на нервы, – негромко произнёс Великий магистр. – Почему вы озаботились им только сейчас?
– Вы знаете ответ на этот вопрос, Франц, – мягко отозвался комиссар. – Кемпиус де Шу происходит из хорошей семьи, его история известна в Ордене, и далеко не все относятся к ней однозначно. Он плохо воспитан, но его нынешние приключения туманят головы юным чудам, которые могут решить, что жизнь в Тайном Городе слишком скучна, и пойти по его стопам.
– Пока не пошли.
– Именно – «пока». – Сантьяга улыбнулся: – Но кроме дурного примера есть ещё и фактор Ярги.
– Боитесь, что Кемп перейдёт на его сторону?
– Всё может случиться.
– У Ярги много помощников. – Франц поморщился: – Масаны, например.
– Масаны – наши привычные враги, – перебил Великого магистра нав. – Пусть все масаны встанут под знамёна Ярги – никто не удивится, но каждый раз, когда к нему уходит представитель главных семей Тайного Города, мы получаем существенный удар по репутации.
Оспорить это заявление было трудно.
Франц вздохнул, кивнул, показывая, что согласен с собеседником, и уточнил:
– Где он?
– Сегодня утром мне случайно стало известно, что яхта Кемпиуса де Шу идёт в Санкт-Петербург.
Несколько долгих мгновений тишину комнаты нарушало лишь потрескивание дров в камине, а затем Великий магистр нехотя согласился:
– Мы дождёмся, когда Кемп окажется в городе, возьмём его и доставим в Замок.