Глава 3
Я открыла дверь, и Галина Филипповна просеменила в кухню. В руках она сжимала пластиковый пакет. И я с тоской подумала, что она пришла с очередной просьбой. Тогда она называет меня Аннушкой или Анютой. И считает, что имеет на это полное право. Давным-давно Галина Филипповна была моей учительницей. Первых три года учебы в школе. Когда мы переехали в поселок, она меня не узнала, но главный непарнокопытный дернул меня за язык, и я напомнила о себе. И даже показала фотографию, где мы были сняты всем классом. Галина Филипповна – в центре в белой блузке с огромным кружевным жабо и в черной юбке ниже колен, ей уже тогда было под пятьдесят, если не больше, и она казалась мне глубокой старухой. А вокруг нее тридцать мальчиков и девочек. Мальчишки с одинаковыми стрижками и в темных форменных костюмчиках, девочки в темных платьицах с белыми фартуками и огромными белыми бантами в волосах… Я сама с трудом нахожу себя среди одинаково лупоглазых физиономий и обилия капроновых бантов, но Галина Филипповна, удивительное дело, не узнав меня взрослой, тотчас обнаружила, что я стою во втором ряду третьей слева… Не зря говорят, что профессиональная память у учителей ничуть не хуже, чем у разведчиков.
Правда, с тех пор она прониклась ко мне светлыми чувствами, и теперь весь поселок знает, что благодаря ей я научилась читать и писать и вообще всем хорошим во мне я обязана исключительно педагогическому таланту Галины Филипповны. Еще она считает своим долгом при всяком удобном случае поучать меня, делиться со мной местечковыми тайнами и давать поручения, от которых я не смею отказаться. Первая учительница, как первая любовь, иной раз изрядно докучает, но выбросить ее из памяти нестерпимо жалко.
Дети и внуки ее до сих пор живут в Таймырске, работают на комбинате, но, по слухам, в скором времени намереваются перебраться в наш поселок. Галина Филипповна живет одна в огромном доме и, конечно, радуется любому случаю поболтать с соседями. И я не осуждаю ее за это. Но только не сегодня! Сегодня она заявилась некстати.
– Как у тебя мило, Анечка! – прощебетала Галина Филипповна, оглядываясь по сторонам. – У тебя новые занавески?
Новым занавескам уже месяц, но я покорно киваю головой. Убеждать старую учительницу в обратном себе дороже станет.
– Славненькие! Славненькие! – Галина Филипповна подмигнула мне. – У тебя хороший вкус, Анечка. – Все это было произнесено таким тоном, словно мой хороший вкус тоже ее заслуга.
Гостья водрузила пакет на стул, сама, не дожидаясь приглашения, опустилась на соседний. «Все! Надолго!» – подумала я. И тут же одернула себя. Галина Филипповна не виновата, что у меня скверное настроение! Сейчас нельзя ни с кем портить отношения. Не хватало еще прослыть грубиянкой и старушконенавистницей.
И вместо того, чтобы сразу спросить у Галины Филипповны, по какой причине она ко мне пожаловала, я предложила ей выпить чаю.
Старушка оживилась.
– Ты сегодня пекла печенье? – поинтересовалась она и быстро развернулась к столу.
Сегодня я не стряпала, но в холодильнике нашлось несколько пирожных, свежее малиновое варенье, а в вазочке конфеты. Галина Филипповна с удовольствием оглядела стол. Ест она как мышка, с одной конфетой может выпить чашки три чая, но за разговорами это может растянуться на час… Я включила чайник… Что ж, я сама загнала себя на галеры. Ну и дурацкий характер. Стоило только спросить, что ей от меня надобно, и, возможно, тогда не пришлось бы злиться на собственную бесхребетность.
– Анюта, милая… – Галина Филипповна выбрала конфетку, отхлебнула чайку и многозначительно посмотрела на меня.
У меня перехватило дыхание. На мгновение мне показалось, что она сейчас скажет: «Ты нипочем не догадаешься, что я слышала сегодня про твоего мужа», но она всего лишь спросила:
– У тебя все в порядке? Мне кажется, что ты устало выглядишь!
Я с трудом проглотила застрявший в горле комок.
– Сегодня я целый день на ногах. Перед отъездом много работы.
– Ах, как я тебя понимаю! – вздохнула Галина Филипповна и мечтательно закатила свои блекло-голубые глаза. – Греция! Колыбель мировой цивилизации… Как мне всегда хотелось там побывать! Но когда были силы и здоровье, мы жили в другом государстве. Железный занавес, Берлинская стена… – Она опять вздохнула, откусила конфетку и сделала новый глоток. Теперь ее взгляд подернулся ностальгической дымкой. – Но зато на мою скромную зарплату я могла каждый год ездить в отпуск к маме на Украину и даже на море. А где сейчас вы найдете учителя, который сумел бы себе позволить съездить на море?
Она хотела что-то добавить, но тут ей попался на глаза рюкзак, который я неосмотрительно оставила в прихожей.
– О! – Галина Филипповна, казалось, обрадовалась, что можно покончить с темой Греции и учительских отпусков. – Твой муж опять уезжает в командировку?
Я пожала плечами. Эту тему мне совсем не хотелось продолжать. Но она уже попала соседке на язык.
– Да, – произнесла она многозначительно. – Сергей Николаевич занимает высокий пост. Но эти командировки… – Она покачала головой. – Постоянные разъезды… Мужчинам нельзя подолгу бывать вне семьи… Это их развращает.
Будь это сказано часом раньше, я бы непременно заступилась за Сережу, но сейчас только кисло улыбнулась. «Знала бы ты, как развращает, – подумала я. – И как бы ты сейчас выглядела, если бы услышала, что я нашла в его карманах».
– Да, на днях я видела Сергея Николаевича в городе. Я еще в библиотеке хотела тебе рассказать, да вылетело из головы. Когда это было? Дай бог памяти… – Галина Филипповна возвела очи горе. – Ах да! В пятницу на прошлой неделе. Я ездила в сберкассу и как раз их увидела…
– Их? Что вы имеете в виду? – спросила я как можно равнодушнее, подливая соседке чайку, но сердце свалилось в область желудка, и я почувствовала приступ тошноты.
– О! – Галина Филипповна многозначительно усмехнулась и погрозила мне пальцем. – Сергей Николаевич вышел из машины вместе с интересной брунеткой (она так и сказала – брунеткой). Они оба зашли в ресторан, знаете, на улице Чернышевского, «Оазис», кажется… На месте бывшей столовой. Я там раньше жила, хорошо все знаю…
Я прикинула в уме, где находится офис представительства и где улица Чернышевского. Сама я в том районе ни разу не бывала, тем более ничего не знала про ресторан «Оазис». Странное название, если учесть, что это почти окраина города, вдали от караванных путей.
– А, это Любаша, – сказала я как можно равнодушнее, – юрист комбината. Она приехала сюда в командировку на прошлой неделе, и у них была важная встреча в «Оазисе» с иностранными партнерами. – Врала я вдохновенно, тем более что никакой Любаши-юриста в природе не существовало. – Я ее хорошо знаю. Сорокалетняя брюнетка с тонкими губами. В прошлом году мы вместе отдыхали в Испании.
– Нет-нет, – замахала руками Галина Филипповна. – Не сорокалетняя. Совсем молодая девица. Сергей Николаевич бережно так поддерживал ее под локоток. Яркая очень, высокая… И плечи, знаешь ли… Шея… Посадка головы. Мне показалось, что она балерина или танцовщица. – Старуха поджала губы и подозрительно посмотрела на меня. Похоже, она готова вынести свой вердикт?
Но я ее опередила.
– Так это Светлана! – воскликнула я с восторгом. – Референт Сергея. Молодая брюнетка с полными губами. Она еще увлекается темной помадой. Честно сказать, я люблю более естественные тона.
– Полностью с тобой согласна, – кивнула головой Галина Филипповна. Взгляд ее потеплел. – Чересчур яркая косметика придает женщине вульгарный вид. Референт Сергея Николаевича – весьма красивая девушка, но мне показалось, что в ней не хватает интеллигентности, а это очень важно для референта, ты не находишь? И потом, ее платье! Ярко-красное, с абсолютно голой спиной, и разрез сзади почти до талии. Женщины теперь стараются выставить все напоказ, словно на конской ярмарке, а где легкий флер таинственности, интрига, загадка?.. Все кануло в прошлое. Сейчас все оголено до неприличия… На, бери меня! Покупай! – Галина Филипповна сердито шлепнула ладошкой по столу. – В наше время если учительница приходила в школу в брюках, ее не допускали до уроков. Не разрешали носить золото и другие украшения…
Она перевела дыхание, и я поспешила перехватить инициативу:
– Светочка – очень хорошая девушка! (Если б Галина Филипповна знала, как мне хочется свернуть шею этой «хорошей девушке»!) Я уже говорила, что в «Оазисе» они проводили важную встречу, а после был банкет…
– А почему Сергей Николаевич был на банкете с референтом, а не с тобой? – Блеклые глазки, казалось, пробуравили меня насквозь. – Или теперь не поощряется ходить на банкет с женами?
– Почему же? – Я весело улыбнулась. – Но Сережа проводит столько важных совещаний, встреч, приемов, что мне пришлось бы забросить дом, если их посещать все до единого. Сами понимаете, женщине требуется гораздо больше времени, чтобы подготовиться к встрече. Поэтому я посещаю только особо важные мероприятия. – И, мысленно похвалив себя: «Молодец, как ловко вывернулась!», продолжала в том же духе: – А референт там присутствует всегда в силу своих обязанностей. И вечернее платье для нее вместо униформы.
– Ну да, да! – закивала головой Галина Филипповна и вдруг лукаво погрозила мне пальцем. – А ведь я пришла по другому поводу. Не стану отрывать тебя от дел, просто хотела предупредить, что к тебе скоро пожалует гость.
– Шутите? Какой гость? – поразилась я. Гостей мне еще не хватало. Тем более неожиданных.
– Клим! Я его встретила сегодня возле аптеки. И сначала не узнала его. Он сам окликнул меня и спросил про тебя. Не уехала ли из города? – Галина Филипповна уставилась на меня. – Неужто забыла? Вы сидели с ним за одной партой в третьем классе. Ты все время жаловалась, что он дергает тебя за косы.
Я застыла с открытым ртом. Нет, меня поразили не закрома учительской памяти. Я чуть не упала со стула, когда услышала это имя. Клим! Клим Ворошилов! Самая первая и самая большая ошибка в моей жизни.
– Клим? – переспросила я, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос не дрогнул. – Нет, не помню. Наверное, он рано перевелся в другую школу.
– Что ты! – всплеснула руками Галина Филипповна. – Как ты могла его забыть?! Вы учились вместе девять классов, но в десятом он ушел в техникум. Черный такой, волосы до плеч. Его часто вызывали на педсовет. Он постоянно пропускал уроки, ввязывался в драки и гонял на мотоцикле. Он еще мне доставлял массу хлопот, а в старших классах в него словно бес вселился.
– Теперь вспомнила! – Мне нелегко далось это признание. Но не могла же я признаться Галине Филипповне, что я не только помню Клима, а очень часто его вспоминаю. Он доставил мне много неприятностей, он изводил меня постоянно, и я никак не могла объяснить его такую стойкую неприязнь ко мне. Но в девятом классе он застал меня в пустом классе и запер дверь на швабру. Я чуть не выпрыгнула из окна от ужаса, но Клим успел схватить меня за косу (после этого я от нее избавилась), повалил на стол и принялся целовать. Так целовали меня впервые в жизни, но я живо сообразила, чем это грозит, тем более что Клим полез мне под юбку. Я заорала, вырвалась и опрокинула на него аквариум. Все случилось в кабинете биологии, где я поливала цветы. После я схватила швабру и огрела его по голове и еще раз по спине.
Клим упал на колени, из рассеченной головы текла кровь. Он стоял передо мной мокрый, жалкий, весь в порезах. Я занесла швабру в третий раз, меня трясло от ярости, и тогда он тихо, глядя в пол, сказал:
– Я давно хочу с тобой дружить!
– Пошел вон! – заорала я как бешеная. Слезы текли по щекам. Но я достала в лаборантской аптечку и как могла забинтовала ему голову. На следующий день мне учинили нехилую разборку в учительской за разбитый аквариум, погибших рыбок и устроенный разгром в кабинете биологии. Все бы обошлось, ведь я была лучшей ученицей в классе, а родители хоть и выругали бы меня, но купили бы школе новый аквариум. Но вмешался Клим. Он ворвался в учительскую. Не помню, что он кричал. Он вытолкал меня в коридор, а сам остался на съедение педагогам… До конца учебного года оставалась неделя, но в класс он больше не вернулся.
Несколько лет мы не виделись. Говорили, что он поступил в речной техникум и уехал из города. Через год я отправилась в Москву. Окончила факультет журналистики МГУ, работала в газете… Я и думать забыла о Климе. И вдруг он напомнил о себе… Заявился в редакцию, отыскал меня. Я не поверила своим глазам! В приемной главного редактора меня ожидал высокий загорелый красавец в форме речника. В руках он держал букетик анютиных глазок. И я потеряла дар речи. Сколько лет подряд я находила эти букетики то на подоконнике своей комнаты (при том, что мы жили на третьем этаже), то в почтовом ящике, а то воткнутыми в дверную ручку.
Я перебирала в уме всех своих знакомых, кого-то просто припирала к стенке, кого-то уговаривала признаться, но ни один из них все равно не подходил под образ романтического влюбленного, способного на подвиги ради своей любимой.
И вот…
– Анечка! Милая!
Что-то мягкое коснулось моего лица, и я вздрогнула.
Галина Филипповна махала перед моим лицом платочком.
– Что с тобой? Ты так побледнела!
– Нет, все хорошо! – Я улыбнулась. – Столько забот!
– Я понимаю! Ох как понимаю! Такая семья! Но ты держись! – Галина Филипповна поднялась на ноги и засеменила к выходу. На пороге остановилась и послала мне воздушный поцелуй. – Спасибо за чай! – И игриво подмигнула. – Пока, пока, радость моя! Как-нибудь забегу, поболтаем о школе!
– Конечно, конечно, – вежливо бормотала я. – Буду очень рада!
Я шла следом за Галиной Филипповной, и мне казалось, она никогда не покинет мой дом. И тут я увидела, что она забыла свой пакет. О боже! Сейчас вспомнит, вернется, и все начнется сначала!
– Галина Филипповна! – Я себе не поверила, что могу так истошно орать. – Ваш пакет! Вы забыли свой пакет!
Моя первая учительница обернулась. Лицо ее прямо-таки лучилось счастьем.
– Голубушка! Там книги! Замени их, пожалуйста, на новые. Что-нибудь из любовных романов. – Она шутливо погрозила мне пальцем. – Но я полагаюсь на твой вкус. Никаких откровенных сцен.
И, держась за перила, Галина Филипповна стала медленно спускаться по ступенькам крыльца.
Я прислонилась головой к косяку. Ноги дрожали и подгибались. Она пришла для того, чтобы я заменила ей книги в библиотеке! С ума сойти, а я подумала, чтобы меня прикончить!
Итак, Клим Ворошилов вернулся. Человек с самым нелепым именем из всех, какие я знала. Кто-то мне сказал, что Климом его назвала бабушка или, кажется, прабабушка, чей муж когда-то служил в Первой конной. Сейчас мало кто помнит о герое Гражданской войны, настоящем Климе Ворошилове, но для меня это имя связано только с одним человеком. И вот он появился. Да еще собирается завалиться ко мне в гости.
Я с трудом отлепилась от косяка и поплелась домой. В прихожей под ноги попался рюкзак, и я изо всех сил пнула его ногой, вместив в этот удар всю свою нерастраченную злость.
Черт возьми, только накануне жизнь радовала меня и ничто не могло поколебать мою уверенность в том, что я самая счастливая женщина на свете, и вот все полетело вверх тормашками. Сначала я нахожу весомые улики Сережиного предательства, а теперь еще Галина Филипповна подлила масла в огонь! Зато сейчас я на сто процентов уверена, что Сережа встречается с этой девкой.
Одно успокаивает, что Галине Филипповне она показалась вульгарной, значит, из той категории, которую называют «девочками для удовольствия». Б-р-р! Я почувствовала, как моя кожа покрылась мурашками. Когда их Галина Филипповна видела? В пятницу… Я опять передернулась от отвращения. Сережа вернулся во втором часу ночи. Я не беспокоилась, он и впрямь что-то говорил о важной встрече с иностранными партнерами. От него слегка попахивало хорошим коньяком, но он никогда не переступал ту грань, когда человек становится откровенно пьяным.
Я помню этот день еще и потому, что он привез мне огромную розу. Говорил, что стащил ее из официального букета. Я хохотала, представив, как он крадется к этому букету… А он показывал мне свой исколотый палец, я дула на него и целовала, чтобы быстрее затянулись ранки. После этого он принес из холодильника бутылку шампанского. И мы ее распили, заедая мандаринами Зининого мужа. А потом… Меня затошнило. После этой девки он спал со мной и говорил, что я самая лучшая, самая сладкая, самая любимая… Выходит, есть менее сладкие и менее любимые, если он после них бежит ко мне. Но это слабое утешение!
Тут я вспомнила, как мы славно провели субботу и воскресенье. Сережа вывел из гаража свой джип, которым он не пользуется в городе. Миша и Таня страшно огорчаются по этому поводу. Вся местная крутизна ездит по городу на внедорожниках, со сверкающими «кенгурятниками» и массой прочей блескучей дребедени.
Сережа этого не признает. Внедорожник не создан для города, говорит он, и как любая полноприводная машина с ручником приносит массу неудобств. Медленно разгоняется на светофорах, бензин жрет, как свинья. Если ребята наседают на него, он обычно отшучивается, а мне сказал, что большими машинами мужчины пытаются компенсировать маленькое достоинство. Я поняла и не стала докучать ему просьбами позволить мне прокатиться на джипе до кафе, где мы обычно встречаемся с Людмилой.
Но в субботу мы загрузили в джип все наше семейство. В него входит даже Риммина коляска, и отправились в горы. Погода стояла чудесная. Мы весь день провели на берегу горного озера. Языком к нему спускается длинный, километра полтора, снежник. Сережа и Миша катались на горных лыжах, потом Миша выделывал пируэты на сноуборде. Мы с Танькой демонстрировали чудеса храбрости, спускаясь с горки на кусках клеенки. Римма снимала этот взрыв восторга на видеокамеру.
Ярко светило солнце, снег блестел так, что мы весь день оставались в солнцезащитных очках. Темно-зеленые пихты тянулись к небу, громко журчали ручьи, и глухо рокотал неподалеку водопад. Мы остановились в деревянном домике для особо важных персон, но от остальных домов турбазы он отличался только тем, что подходы к нему были вымощены щебенкой. Вечером мы парились в бане. Сережа и Миша выскакивали из парной и с мостков бросались в ледяную воду. А мы с Риммой хохотали до упаду и закрывали Таньке глаза: хоть и родня, но пялиться на голых мужиков ей еще рановато…
У меня опять перехватило дыхание, а кожа покрылась пупырышками. И я выругалась. Во весь голос, чего давно себе не позволяла. Но это было единственное на данный момент средство не впасть в истерику. Не хватало довести себя до нервного срыва. Я сжала кулаки и прошла на кухню. Решимость переполняла меня и плескалась через край.
Первым делом я должна приготовить ужин. Никто – слышите? – никто не заставит меня потерять уверенность в себе!