Глава 1. Родителей не выбирают
Утро началось привычно – с причитаний матери.
– Ой, беда-то какая! – донёсся её голос с кухни.
– …Сначала никто серьёзно и не отнёсся, – рассказывал Степан, и понизил голос: – Ведь лето! Мало ли?! Может, правда, ветерком где-то в акациях какое-нибудь паутинное гнездилище разворошило?
– А разве пауки гнёзда делают? – спросила мать.
– Не знаю, – признался Степан и предположил: – Может быть. Ведь где-то они растут?
– Ладно, не важно, – успокоила его мать и попросила: – Продолжай!
Чтобы лучше слышать, я приподняла голову над подушкой. Правда волосы оказались придавлены плечом, и пришлось слегка пригнуться. Было неудобно находиться в таком положении, но я хотела узнать, как на этот раз мой папик загремел в наркологический диспансер. То, что турнут и с этой работы, уже железно. Куда после такого?
– Так вот, он сначала к главбуху в коридоре пристал, – продолжал вводить в курс дела Степан. – Мол, у вас на плече паук! Она закричала и давай в проходе кренделя выписывать. А он её одной рукой остановил, а второй этого паука убрал.
– Так был всё-таки паук? – перебила его мать.
– Ну, ты зараза, чем слушаешь? – изумился Степан и заявил: – Нет, конечно! Казалось ему просто… Только и мы не сразу это поняли.
Мать с шумом вздохнула и всхлипнула.
– Понятно, – произнесла она.
– А он ведь, Санька-то твой, ещё и потеет после этого дела, – рассказывал Степан со смаком и описал папика в двух словах: – Мокрый весь, глаза шальные!
Моё воображение сходу нарисовало портрет отца. Кроме всего, что перечислил материн полюбовник, оно к нему добавило диковатый взгляд, торчащие с боков над ушами волосы, от долгого лежания на подушке и лиловые пятна на бледном лице. Отчего-то отец сначала представился в мятой майке, а потом в форме охранника.
– Стыд-то какой! – запричитала снова мать.
«Уймись, дай дослушать!» – потребовала я мысленно.
– В общем, за бухгалтером идёт заместитель генерального директора, – продолжил Степан смаковать нашей семейной трагедией. – Твой Сашка уже без предупреждения берётся освобождать его от пауков, которых только он и видит!
– Господи! – протянула мать, подвывая, и всплеснула руками.
Я не видела этого, просто знала, что обращение к высшим силам мать почти всегда сопровождает подобным жестом. А поскольку быть свидетелем того, как маманька вспоминает Бога, мне приходится каждый день, то я могу на неё вовсе не смотреть, но знать, как она себя при этом ведёт.
– Бросал он пустоту на пол и топтал «их» ногами с таким усердием, что мы сначала и не поняли ничего, – рассказывал между тем Степан подробно, и восхитился: – Всё до того выразительно и натурально, что я грешным делом подумал, что это у нас просто зрение не такое, как у него, оттого и не видим этих пауков.
– И что дальше? – торопила мать.
– Заместитель генерального стал кричать: «Вяжите! Чего смотрите? Допился ваш контролёр!» – передразнил Степан писклявыми голосом начальника, и подытожил: – В общем, пока «скорая» не приехала, всей сменой пауков этих окаянных ловили.
На некоторое время в кухне воцарилась тишина.
– Как теперь жить-то? – задалась вслух вопросом мать.
Я потеряла всяческий интерес к теме. И так ясно, папенька надолго освободил нас от пьяных посиделок на кухне и скандалов по утрам. О том, какие он может выкидывать фокусы в состоянии «белой горячки», я знала. Я знала даже медицинский термин этого явления – алкогольный делирий. Поражало другое: Как после всего снова можно начинать пить?
Мои мысли вернулись к выпускному. Перед глазами встала Маринка. Плять ещё та! Но за выкрутасы в мой адрес теперь ответит. Всё случилось под утро, когда самые стойкие побрели встречать рассвет, и когда сдалась последняя крепость нашего класса Катька Кирпич. Кирпич прозвище ей дали не от того, что на протяжении всей учёбы хранила девственность как зеницу ока, а от того, что становилась чуть что красной, как обожжённая глина, из которой на заводе, где учётчицей работала моя мать, и до сего дня работал в охране отец, делали кирпич. Его для продажи развозили по области, да в старой части города клали печи. В принципе того, как смазливый Толян лишит Кирпич этой последней преграды на пути к женским наслаждениям и уровняет всех девчонок класса, ждали все не меньше, чем первый рассвет взрослой жизни. Катька сдалась, уже изрядно набравшись поддельного «Мартини» прямо на матах в школьном спортзале, от которого кто-то сумел раздобыть ключи. «Мартини» обеспечил весь класс как раз папик Маринки, олигарх местного розлива с активом в пять киосков. Вернее не том смысле папик, что старше, и спит с ней, снабжая баблом и даря подарки, кого сейчас принято называть «кошельком на ножках», а в том, что участвовал в её производстве наравне с мамашей. Хотя степень равенства здесь вполне спорна, поскольку разница воспроизводства человечества прошла у меня на глазах, и я знала степень страданий мужчины и женщины. Вернее их полного отсутствия у сильной половины. Своей осведомлённостью в этом плане я была обязана сестре матери, моей тётке, которая «залетела» от заезжего командировочного и потом, после девяти месяцев мук, разродилась сморщенным и крикливым Петькой. Хотя разродилась, но проблем с тех пор лишь прибавилось. Скоро проблема пойдёт в школу, стены которой покинула неделей раньше я. Возможно, он будет заниматься в тех же классах, что пришлось и мне, и кувыркаться на тех же матах на уроках физкультуры, на которых Катьку Кирпич делали женщиной и, возможно, что и он продолжит традицию класса, и возьмёт там уже свою крепость.
«А ведь я обязана и тётке, и племяннику! – вдруг подумалось мне, и про себя рассудила: – Не был бы её пример перед глазами, и кто знает, где бы была сейчас я сама? Не знай, как предохраняться, залетела бы ещё в восьмом. Вон по телеку, в пятнадцать рожают. А я вовсю на два года раньше куролесила с парнями, правда не ради удовольствия, как у взрослых, а ради любопытства, да чтобы взрослой казаться…»
«Мне кажется, этот узор я видела на занавесках в твоей кухне!» – прозвучал вновь в голове голос Маринки и её механический смех.
Видеть Маринка этого узора на занавесках, конечно же не могла по двум причинам: Первая – эта сучка никогда не была у меня на кухне. И вторая – платье было сшито в ателье, из вполне приличного материала. Просто по цене он, конечно, и рядом не стоял с теми, что надели половина моих подруг. Однако на один раз годилось и так, да и смотрелось, что говорится, ровно!
«После того как Маринка ответит за свои слова, рвану в Москву!» – подумала я очевидное. Хотя, если не ответит, всё равно рвану. Это цель и мечта всей моей, только начинающейся, жизни.
Я села на кровати и прислушалась. Мать тихо плакала. Степан её успокаивал. Как всегда. Наверняка он занимается с ней этим со школы. Интересно, мать догадывается, что я знаю, как далеко он зашёл в своих сочувствиях? Думаю, как уйду, тихий разговор перейдёт в пылкие вздохи, шлепки и стоны. Теперь можно и днём, ведь папика в наркологии будут держать не меньше месяца.
«Интересно, как это выглядит у них?» – задалась я вопросом и попыталась представить мать обнажённой под дядей Стёпой.
– Фу! – вырвалось у меня.
Нет, не от того, что страшно. Просто как-то мерзко на душе стало. Словно подглядела. А мать гадина ещё та. Ну да ладно, это не мои проблемы. А отцу так и надо! Весёленькое дельце, чтобы купить билет, мне пришлось тиснуть у бабки гробовые.
«Тиснуть у бабки бабки!» – неожиданно подумалось мне и я загордилась рифмой слов.
Но совесть не мучила. Ведь я их верну. Может быть даже раньше, чем она хватится. Тем более взяла я их вчера, а сунется она в свою банку с горохом лишь только после следующей пенсии, чтобы положить очередную пятитысячную купюру.
Перед глазами возникла пачка хрустящих банкнот, и тут меня осенило:
«А что если сделать так, чтобы она и вовсе не хватилась? Например, взять и на принтере напечатать всю сумму! Потом, когда у меня всё наладится, просто поменять и всё! Ведь если узнает, что я украла, умереть может! Восьмой десяток как-никак».
Воодушевлённая идеей, я сползла с кровати и устремилась в ванную, на ходу размышляя над тем, стоит или нет вообще заморачиваться? Ведь бабка, как-никак мать моего отца, который ни меня, ни свою жену обеспечить не может, по причине своего воспитания. Хотя он считает причину в другом, да и я, отчасти, в душе с ним согласна. Папенька мой, ещё не будучи оным, женился на моей маменьке по залёту. Никакой любви промеж ними не было, да и не могло быть, поскольку папенька тогда вздыхал по бывшей однокласснице, которая вышла замуж за другого, а маменька должна была, но не смогла, дождаться своего суженого из армии, в которой в те времена служили аж два года. Однако не смогла, по причине то ли нетерпения, то ли обыкновенной бабьей глупости а, может тоже, как и все девчонки в нашем классе, из любопытства. Но мы в отличие от своих предков, более продвинуты в плане секса, да и не стыдимся, если что, в аптеке какой надо препарат прикупить. Мать же как-то говорила, что они даже вслух слово «презерватив» произносить не могли. Я снова вспомнила душещипательные истории отца о том, как женился он по залёту.
«Значит залёт это я», – в который раз беззлобно подумала я и улыбнулась. И всё же я на них не в обиде. Это надо же, не по любви, случайно и один раз. А что получилось?! Блеск!
Я включила воду и залюбовалась своим отражением. Оно смотрело на меня из-под длинных ресниц своими голубыми глазищами и улыбалось алым ртом. Волосы, золотой волной спадали на плечи. А фигурка! Грудь размером с две небольшие дыньки венчали аккуратные сосочки-розочки, и даже у меня вызывала восхищение. Я могла подогу любоваться собственным телом в отражении, разглядывать синие венки под нежной кожей, и редкие родинки в интимных местах. Нет, природа на мне точно не отдыхала…