Глава 2
Темные сны
Кто я такой, чтобы лежать на этой кровати
и целовать твои запястья?
Завтра найдётся кто-нибудь повороватей,
но и понесчастней.
Все лето они почти не виделись, а первого сентября Сорокин Ляльку не узнал: взглянул мельком, потом внимательнее и удивился: Ольга еще похудела и как-то подобралась – в темно-сером платье с кружевным воротничком, с уложенными вверх волосами, она выглядела очень взрослой и женственной. И портфель был новый, и туфли, но самое главное – у нее был другой взгляд, и когда Ольга, повернув голову, улыбнулась ему, чуть приподняв бровь, он тут же вспомнил Инну Михайловну. То таинственное, манящее, завораживающее, что было в ее матери, – и чего он по малолетству не мог себе объяснить, но очень чувствовал, – вся эта женская сила теперь проявилась и в дочери. С ней что-то случилось, думал он, следя за Ольгой напряженным взглядом. Что-то произошло! Он сам изменился и чувствовал себя совсем взрослым – на Селигере они со Светкой успели довольно далеко зайти в любовных экспериментах. И когда Саша глядел на Ольгу, которая стояла в окружении мальчишек – ты подумай, как их сразу притянуло! – его поразила страшная мысль: а вдруг и она… Вдруг она тоже с кем-то… экспериментировала!
У него потемнело в глазах. К Бахрушиной подошел физрук, и Ольга, мило улыбнувшись, подала ему лиловую астру из своего букета – и он взял! Взял и, обломав длинную ножку, сунул цветок в верхний кармашек пиджака! Придурок!
Но тут на Сашку обрушилась Светка, и им пришлось идти в класс.
– Бахрушина-то, смотри! На человека стала похожа! Только платье – фу-у, старье! Сейчас ей ка-ак вломят за то, что без формы!
Сашка промолчал. Платье действительно было бабушкино, перешитое. Но никто из учителей не обратил на Ольгин наряд ни малейшего внимания: как раз ввели новую форму, половина девчонок щеголяла в синих костюмчиках, часть так и донашивала старые коричневые платья с фартуками, а некоторые, посмелей, вообще наряжались по-своему. Привязалась только математичка, тощая и злобная старая дева по прозвищу Косинус, которая цеплялась ко всем хорошеньким девчонкам. Ольга отвечала у доски, и математичка, оглядев ее с ног до головы, спросила:
– Почему это ты не в форме, Бахрушина?
– Видите ли, Мария Петровна, дело в том, что на мой выдающийся… размер… школьную форму уже не продают…
Класс замер.
– А шить форму в ателье, ради нескольких последних месяцев, нам с бабушкой не позволяет материальное положение. Так что придется вам потерпеть меня в этом платье, тем более что Анна Семеновна не возражает.
Мария Петровна побагровела.
– Как ты смеешь мне дерзить!
– Я только ответила на ваш вопрос.
– Больно умная стала! Садись, «четыре».
Но Оля не села.
– Простите, Мария Петровна, не могли бы вы обосновать вашу оценку? Почему именно «четверка»? Я допустила какую-то ошибку?
Класс уже не дышал: во дает Бахрушина!
– Как ты… Как ты смеешь так со мной разговаривать?!
– Но должна же я знать, в чем заключалась моя ошибка! Должна же я совершенствовать свои знания.
– За дерзость! За дерзость я сняла с тебя балл! Распустилась совсем!
– Но мне всегда казалось, что педагог должен оценивать знания ученика, а не его внешний вид или манеру поведения. В чем заключается моя дерзость? Я разговариваю с вами вежливо, не повышая голоса, не хамлю…
– Вон! Вон из класса!
– Не вижу оснований.
И Ольга как ни в чем не бывало уселась за парту. К счастью, прозвенел звонок, а то бы неизвестно, чем все это кончилось. Но больше Косинус к Бахрушиной не вязалась. Потом Оля обломала Калугу, который вдруг решил сесть с ней рядом. Оля пожала плечами – сиди, если хочешь, место не купленное. Просидел он всего два дня – посреди урока физики Калугин вдруг со страшным грохотом свалился с парты на пол.
– В чем дело?! – возопил кроткий старенький физик Павел Ардалионович. – Что там такое, Калугин?
Но Калуга только пыхтел и возился на полу, пытаясь встать.
– Оля, что случилось? – Физик очень трепетно относился к Ляльке.
– Простите, Павел Ардалионович, но Калугин положил руку на мое колено, а мне это не понравилось. Вот я его и подвинула. Слегка.
– Вон из класса, мерзавец! И чтобы без родителей завтра не приходил!
Калуга, весь красный, опрометью выскочил из класса, а Ольга выглядела совершенно невозмутимой. Ее давно уже не рисковали задевать ни девчонки, ни тем более мальчишки: она все называла своими именами и умела ответить так, что оставалось только спасаться бегством, а стоило ей, улыбаясь, взглянуть парню в глаза, как любой из них совершенно терял соображение.
На физкультуру Ольга пришла в новом спортивном костюме, который сидел на ней прекрасно, но совершенно не позволял разглядеть ничего такого особенного, на что надеялись многие из мальчишек. Кудрявый молодой физрук, который был ниже Бахрушиной на полголовы, ходил вокруг нее кругами – Сашка тихо ярился. А на одном из занятий она так «уела» их всех, что слава ее вышла за пределы класса: просидев тихой толстенькой мышкой почти весь девятый класс, в десятом Бахрушина стала звездой школы. Они играли в баскетбол, и Сашка нечаянно попал в кольцо с противоположного края поля – все заорали в восторге, а Ольга насмешливо сказала:
– Подумаешь…
Стала на то же место и, небрежно кинув мяч, сразу же попала в кольцо.
– Да это ты случайно!
– А ты не случайно?
Они стали соревноваться – Сашка мазал раз за разом, а Ольга попала шестнадцать раз из двадцати.
– Шестнадцать к трем! Неплохо.
– Да я тебе поддался!
– Да что ты? И зачем же это ты мне поддался?
Она спросила это как-то так, что все навострили уши, и Сашка предпочел промолчать, хотя внутри все кипело от ярости. И – все одно к одному – вечером в магазине случайно встретил тетю Нюру, известную сплетницу с Крольчатника, которая тут же вклещилась в него с расспросами:
– А как мамка-то, замуж не вышла, нет? А что, отец-то появляется у вас? А про Ляльку-то Бахрушину слышал, нет?
– Что… про Ляльку?
– Не слышал?! Ну как же, как же! Скандал-то какой летом был, ты что! Дачники прямо так и съехали посреди сезона!
– Да что было-то?!
Нюра придвинулась поближе и зашептала:
– Любов у нее была с дачником, вот что! Что уж и как, не знаю, я свечку не держала, но съехать – съехали. Моментом. Коне-ечно, такая девка выросла – ядреная, кровь с молоком, глаз да глаз нужен…
Сашка не поверил.
И поверил.
Потому что сам о чем-то подобном догадывался – Ольга была так уверена в себе, так гордо несла себя по жизни и так насмешливо смотрела, словно знала что-то, о чем они все, несмышленыши, и понятия не имели. Так вот оно что, думал он. Вот, значит, как! Он смутно помнил этого дачника, отцовского приятеля – видел его мельком, когда зачем-то заходил к Бахрушиным перед отъездом на Селигер. Так, ничего особенного, мужик как мужик. Уже старый. У калитки Сорокина ждала Светка, не до посторонних мужиков ему было…
Конец ознакомительного фрагмента.