Ловушка.
На нее смотрели несколько пар глаз. Несколько людей окружили ее со словами: «Ах, вот ты где!» – не давая возможности сделать хотя бы шаг в сторону и лишая надежды на побег.
– Вот ты где! – грозно кричали ненавидящие глаза, и им вторили губы, а руки тянулись к ней, чтобы увести.
Было холодно. От глаз, губ, рук и одежды, которая вдруг отказалась греть.
Лена почти плакала. Все так хорошо складывалось, что она поверила в успех. А эти люди появились так неожиданно, схватили ее за плечи, повели с собой, захлопнув дверь. Боже! Как она устала от дверей! Они были повсюду. Лестницы и двери. Казалось что вся жизнь ее с какого-то момента стала напоминать бесконечные двери, открытые или нет, в которые она хотела войти, входила, из которых выбегала и за которыми пряталась. Но все эти двери по большому счету не имели к ней никакого отношения. Они не были спасительными. И лестницы, череда которых варьировалась с дверями, не приносили облегчения. Подъемы и спуски не приводили ее никуда, только к очередной двери.
Она шла молча. Ее крепко держали. Они уже откричали свое, а она все продолжала молчать. И они замолчали тоже. Ее повели к лестнице. По лестнице. По коридору. Мимо дверей. Потом опять по лестнице. И опять по коридору…
«Почему они так сердиты? – размышляла она. – Я не сделала ничего плохого, не совершила преступления… А если все-таки совершила и ничего не помню?» И опять взрывом в мозг, куда-то в темечко, висок и сразу на глаза слезами: «Я ничего не помню…ничего не помню…»
– Поглядите-ка, она еще плачет, – сказала, обращаясь к другим лениным конвоирам, тетка, от которой Лена сбежала, – Она довела меня почти до инфаркта, подняла весь персонал на ноги, ее мамаша который день не может придти в себя от ее поступка, а она плачет. С ума можно сойти!
И ее прямо передернуло от отвращения к Лене, ее худеньким плечам, руке, которую она держала в своей, что она снова чуть не отпустила ее.
– Да ладно вам, Сергеевна, – сказал «мягкий» голос, – Разберемся, ведь все нормально закончилось. Матери сдадим… Почему она бегает непонятно, мать у нее с виду нормальная женщина, семья благополучная, достаток…
– Да им что этот достаток, – парировал другой тоскливый голос, – Они свое всегда возьмут. Дети…
И все на минуту притихли, думая о своем. Лена притихла тоже, перестав шмыгать носом, чтобы проглатывать льющиеся слезы. Вытереть лицо ей не давали, держа за обе руки и не ослабляя хватки. Она только могла промокнуть слезы плечом, исхитряясь это сделать на ходу и даже на лестнице.
Вскоре они подошли к двери, наконец-то открывшейся и впустившей их в маленькое чистое пространство лифта. Она так и не смогла увидеть, на какой этаж ее повезут. Злобная тетка, намеренно больно дернув ее руку в сторону, загородила кнопки от взгляда. Единственное что можно было понять – едут они вверх.