7
В городе Сисакет прямо у автобусной станции нас поджидал автомобиль – серый четырехместный пикап. Уместились мы в него впритык. Дима сел сзади, и я видел в зеркальце заднего вида, что его колени торчат над сиденьем. Там же в уголке приткнулась Настя с планшетом – она с интересом читала заметки Глеба о морском змее.
Кондиционер в пикапе не работал, окна были распахнуты настежь, в салон врывались горячий ветер с песком, удушливый запах рыбы, пота, соли. Наш проводник мчался на полной скорости, лавируя по ухабистому бездорожью между другими автомобилями, поднимая клубы пыли, кого-то подрезая. То и дело кричал что-то в окно, сигналил и резко тормозил, из-за чего я пару раз едва не вышиб себе зубы о бардачок.
Духота стояла страшная, пот лил рекой. Хотя наступал вечер, солнце все еще палило нещадно. Я тихо радовался тому, что обмазался противозагарным средством с головы до пяток, хотя кожа все равно стонала от неожиданных изуверств.
Мы выскочили куда-то на окраину города, долго мчались среди холмов, ныряли в лес, тряслись по грязи и кочкам. На горизонте выросли пики гор, укутанные шапками облаков. В свете заходящего солнца облака казались розовыми.
– А вы знали, что морской змей не такой уж редкий? – подала голос Настя. – Я тут читаю, что его даже в Крыму видели. Зафиксировано двести четырнадцать случаев встречи человека со змеем за последние пятьдесят лет.
– Что-то мифы, что-то догадки, – пожал я плечами. – Если бы хоть один современный скелет или фотографию…
– Не верю, что в век высоких технологий никто так и не заснял морского змея, – добавил Дима. – Хотя вот в Таиланде все может быть. Если они на таких драндулетах ездят, то у них и телефонов, наверное, нет.
Словно в ответ на его слова раздалась телефонная трель, наш проводник похлопал себя по карманам, выудил старенькую кнопочную «Нокию» и принялся в нее лопотать.
Настя наморщила носик:
– Говорит, что скоро освободится. Добросит фарангов до леса и приедет.
– Куда-то завезет нас, неизвестно.
– Я ему шею сломаю, – коротко бросил Дима и тут же торопливо добавил: – Шучу. Я же биолог, какие шеи?
Выглядел он так, будто способен ломать шеи в два счета. Хотя драться совершенно не умел (проверено, и не раз), один его вид способен был решать множество проблем. В этом плане от Димы тоже было много пользы.
– Так вот, про змей, – продолжила Настя, когда таец закончил разговаривать и сосредоточился на управлении автомобилем. – В Азии существует легенда об огромном морском змее. Он был царем змей. Считалось, что он такой большой, что когда ему отрубили хвост, до головы боль дошла спустя целых три месяца!
– Во многих странах существовал культ змеи. Классика. Люди видели маленьких змей, и они вызывали отвращение. А потом столкнулись с большим змеем, и тут возник испуг. А где испуг, там множество слухов, преувеличений, которые разрастаются, как грибы после дождя. Кто-то говорит о пятиметровой змее, кто-то о десятиметровой, и так далее. Потом возникает слух, что видел самого большого змея и этот змей, наверное, царь всех змей. А раз царь, то обладает мистическими свойствами. Разговаривать умеет, к примеру. Или летать. Повелевает всеми тварями ползучими, грабит корабли, похищает людей. Бывает и такое.
– Ты думаешь, что настоящего морского змея не существует? – спросила Настя.
– Я думаю, что, как и в любой мифологии, надо уметь отделять правду от вымысла и не надеяться на чудо.
– Мне почему-то кажется, что Дик наткнулся на настоящего змея. Зейглодон или что-то вроде того.
Я неопределенно пожал плечами. В душном и пыльном пикапе не сильно-то верилось в успех затеи.
Мы ехали несколько изнуряюще долгих часов. Через какое-то время дорога стала совсем пустынна, исчезли встречные автомобили, по обочинам выросли деревья, переходящие в заросли. Горы как будто стали ближе, а солнце все ниже опускалось к их острым макушкам.
– Успеем до темноты? – спросил я, и таец ответил, что должны успеть.
Потом мы въехали в густой изумрудный лес, долго тряслись по кочкам, утопали в коричневой жиже почти по колеса и, наконец, вынырнули около небольшого домика, похожего на старый вагон, прикрытый треугольной крышей из веток. Возле дома бегали тайские дети – босоногие и загорелые до черноты, сверкающие белыми глазами и зубами. На деревянных ступеньках сидела пожилая женщина и ощипывала курицу, сбрасывая перья в алюминиевое ведро. Типичный такой деревенский пейзаж.
Затормозили у крыльца, каким-то чудом не сбив ни одного ребенка. Еще не успела осесть пыль из-под колес, как из дома выскочил коренастый таец в шортах Adidas, в бейсболке и тапочках. Жилистое загорелое тело он ничем не прикрывал. Таец замахал руками в знак приветствия, принялся улыбаться и жать нам руки. Они с проводником принялись о чем-то переговариваться, жестикулируя. Детишки обступили нас полукругом, разинув рты. Даже женщина с курицей отложила свое занятие и хмуро на нас поглядывала, вытирая руки о засаленный передник.
– Наш товарищ говорит, что ему надо обратно в Бангкок, встречать других людей, предлагает этому, в бейсболке, пятьсот бат, чтобы отвез нас на скутерах в деревню на озерах, где сидит Дик, – вполголоса перевела Настя.
– Пятьсот бат это вроде немного, – прикинул я. Баты по курсу к рублю выходили почти один к одному. В Москве цены на такси были значительно дороже.
Настя продолжила:
– Этот, в бейсболке, торгуется. Хочет семьсот бат или что-то около того. Говорит, у озер сейчас опасно. Гигантский змей жрет людей.
– Слухи быстро распространяются, – усмехнулся Дима. – А вот насчет телефонов беру свои слова назад. – Он кивнул на две спутниковые антенны, венчающие треугольную крышу.
Тайцы через несколько минут договорились. Я за это время подарил одному мальчишке пачку крекеров, и он умчался за дом, потянув за собой стайку остальных, которые галдели без умолку.
– В общем, наш старый знакомый передает нас в надежные руки нового знакомого, – переводила с плохого английского на хороший русский Настя. – Тот знает Дика, довезет нас до деревни без проблем.
– Долго ехать?
– Еще сто двадцать километров вглубь на байках. Часа четыре, наверное.
– Стемнеет совсем.
– Предлагаешь переночевать тут?
Я посмотрел на вагончик и встретился с хмурым взглядом пожилой тайки, которая так и не продолжила скоблить курицу.
– Пожалуй, лучше доберемся до Дика.
Первый наш проводник покивал, поулыбался, запрыгнул в пикап и был таков. Новый же, потерев край бейсболки, отправился куда-то справа от дома, кивком головы позвав нас за собой.
– Спроси у него, что он знает о гигантском змее, – попросил я.
Настя перевела. Проводник, полуобернувшись, обнажил в улыбке желтоватые зубы, снова потер край футболки и выдал длинную и непонятную речь. Настя едва успевала переводить.
– Говорит, что в трех деревнях на сплетенье озер поселился гигантский змей, который жрет все, что попадается ему на глаза. Двоюродная сестра живет там. Она с мужем ловит рыбу на продажу. Так вот, своими глазами видела. Огромная, говорит, гадина. Проплывала у них под лодкой. Туловище шире лодки, голова здоровенная, с гребнем. Два глаза больших и пасть… пасть, говорит, усыпана зубами. Хвост еще слегка раздвоенный, а в центре хвоста – плавник. Говорит, лапки видела на самом конце туловища, такие крохотные, когтистые.
– Лапки? – Я слышал о теории, что у морского змея, предка зейглодона, могли быть атрофировавшиеся лапки, нужные не для перемещения, а для своеобразного спаривания.
– Крохотные, – перевела Настя. Таец сделал движение кистями, показывая лапки и коготки на них.
– Еще кое-что, – внезапно сказала Настя, слушая тайца. – Он говорит, что может показать нам кость гигантского морского змея. За сто бат.
Дима засмеялся:
– Кость еще не найденного змея?
– Здесь много костей находили в свое время, говорит. Лет сто пятьдесят назад, когда начали осушать болота и строить деревни в округе, находили целые скелеты змей. Из костей делали мебель и украшения, которые стоили дорого. Отличный, блин, промысел. Когда сюда добрались ученые, костей уже почти не осталось. Разве что у какой-нибудь семьи, как реликвия.
– Спроси, а он разрешит сфотографировать еще за десять бат?
Проводник с легкостью согласился. Деньги тут, судя по всему, открывали невиданные горизонты.
Он провел нас к деревянной пристройке, укрывшейся в зарослях диковинного широколистного растения, со скрипом распахнул дверцу, поманил внутрь. В пристройке было много паутины, искрилась в лучах света пыль, пол оказался земляной и холодный – даже сквозь подошву тапок чувствовалось. Вдоль стен стояли деревянные стеллажи, забитые разнообразным хламом. Тут вам и старые мотоциклетные шлемы, велосипедные колеса, цепи, рули, рамы и инструменты: дрели, молотки, пакеты с гвоздями, а еще свернутые мешки, старые кастрюли, ржавые чайники, сковородки, утюги. В углу лежали грудой полуразобранные мотороллеры, едва прикрытые брезентом. В общем, примерно так же выглядел гараж моего папы лет двадцать назад, когда в целях экономии ничего не выбрасывалось, а скапливалось потихоньку на черный день.
Хозяин пристройки вытер руки о шорты и принялся возиться в этом хламе, разбирая на полках, разгребая что-то, со звоном роняя и откладывая в сторону.
– Сейчас как вытащит топор, – громко шепнул Дима, хотя таец все равно ничего бы не понял.
Мы терпеливо ждали минут двадцать, пока, наконец, из груды шестеренок, шурупов и гаек не был извлечен обычный пакет с ручками. Таец вышел с ним на улицу, бережно раскрыл и вытащил на свет кость размером с два моих кулака. Это была цельная, продолговатая кость, овально-выпуклая с одной стороны, закругленная по краям, с небольшими шершавыми отростками слева и справа и с трехпалым отростком, похожим на корень, наверху.
Димка присвистнул.
– Это эпистрофей, – пробормотал он, и в голосе его зародились давно не просыпавшиеся нотки биолога. Димка даже выудил из нагрудного кармашка очки и нацепил их на кончик носа. – Можно посмотреть?
Таец великодушно разрешил. Дима, присев на колено, взял позвонок с благоговением, будто новорожденного младенца, покрутил его, разглядывая.
– Точно, вот здесь он соединяется с атласом. Тут еще должен был быть зубовидный такой отросток…
– Похоже на позвонок змеи? – спросил я.
Никогда не разбирался в скелетах. Предпочитал уточнять все у Глеба.
– Это соединительная часть между головой и позвонком. Только тут не обычная змея… Размер… Толщина шеи сантиметров семьдесят в диаметре, не меньше. А если учитывать, что дальше идут позвонки такой же длины или даже чуть больше, и их, ну, скажем, не меньше ста, то длина змеюки в среднем выходит… где-то метров двадцать – двадцать пять.
Я присвистнул. Достал фотоаппарат:
– Глеб нам точнее скажет. Дай-ка…
Сделав несколько кадров, тут же подключился к Интернету и сбросил фотографии Глебу на почту. Благо связь в этих джунглях пока еще работала.
– И много у вас такого добра? – спросил Дима, все еще вертя позвонок.
Настя перевела. Таец, добродушно улыбаясь, поведал, что раньше было много. В болотах находили и возили продавать чуть ли не мешками. Из костей получались отличные бусы. Но это давно было, сто лет назад. А сейчас почти уже нет. Несколько лет приезжали сюда разные богатые коллекционеры, бродили по джунглям, исследовали водоемы. Пока находили какие-то косточки, уезжали довольные и возвращались за новой порцией. А как перестали находить, так и пропали.
– Хорошее время было, – переводила Настя слова темнолицего тайца. – На одной аренде лодок можно было много заработать…
Он взял кость из рук Димы, завернул ее обратно в пакет и отнес в пристройку.
– А сейчас она-то тебе зачем? – спросил я.
Таец подмигнул и ответил, что только что заработал больше ста бат. Чем не бизнес?
Потом он повел нас вокруг дома по узкой тропинке среди высоких растений с влажными сочными листьями.
На своеобразном заднем дворе нас поджидали мотобайки. Старенькие такие, с облупившейся краской, пыльными колесами, шлемами, висящими на рулях.
– Я не умею водить такие штуки, – насупился Дима. – Да и не влезу…
На самом деле он влез. А вот шлем не уместился на его чрезвычайно умной голове. Таец, впрочем, заверил, что дорога ровная, а ехать будем не слишком быстро. Я натянул пышущий жаром шлем, и в нем мне сразу стало дурно, как от долгого пребывания в парилке. На улице и так было далеко за тридцать, а в шлеме голова готова была превратиться в вареное яйцо. Сквозь мутное стекло мало что было видно. Я поднял его, глотая воздух.
– Четыре часа в такой хреновине… Убью Дика!
Возле мотобайков был натянут брезентовый навес. Таец нырнул в него и вернулся с несколькими баллончиками спрея от москитов. Протянул нам, свободной рукой двигая большим пальцем по указательному. Характерный жест, понятный всем.
Я только что прихлопнул огромного москита на плече – размером он был вдвое больше обычного московского кровопийцы. В глубине джунглей, наверное, такие твари обрадуются нашему появлению, как манне небесной.
Осталось только пожалеть, что никто из нас не додумался взять спрей с собой, а таец поправил свой бизнес на двадцать бат.
Еще за десять минут мы научились кое-как держаться на этой воистину неудобной штуке. Мотобайки были маленькие, пришлось задирать колени и держать ровно спину. Комфортно чувствовала себя только миниатюрная Настенька.
– Живее давайте, долго вас еще ждать? – веселилась она, нарезая круги на урчащем и хрипящем монстре.
Проводник объяснил дорогу (держаться следовало за ним и никуда не сворачивать) и правила (в лесу – никаких правил. И не забывайте – никуда не сворачивать!). Мы помахали на прощанье женщине с курицей и тронулись колонной по одному по узкой и грязной колее, вьющейся сквозь лес в темно-изумрудную его чащу. До первого поворота за нами бежала стайка детишек, звонким смехом и криками заглушая тарахтение четырех моторов.
И вот мы оказались в глухом тайском лесу, практически один на один с природой. Я ехал сразу за проводником – его загорелая спина шоколадного цвета маячила метрах в пяти впереди, – глазел по сторонам, наслаждаясь удивительным и неизвестным миром, вдыхая аромат свежей травы, тропиков. Где-то вспорхнули разноцветные бабочки и пролетели над головой дрожащим облаком. Поперек дороги лежало странное голое дерево, увитое лианами, пришлось слезать и перетаскивать через него байки. Один раз справа в просветах между деревьями я увидел водопад, шумно обрушивающий потоки воды в озеро среди скал. Невыносимо сильно захотелось добраться до него, сбросить шлем, одежду и окунуть разгоряченное усталостью и солнцем тело в прохладную воду. Но уже начинало темнеть, и мы торопились. Дорога и так была не самая удобная на свете, а в темноте ехать по ней – чистое самоубийство.
На дороге то и дело обнаруживались ямы, наполненные грязной водой с листьями. Колея то расширялась, то становилась до того узкой, что колеса едва попадали на нее. Хрустели корни деревьев, ветки, лианы. Большие разлапистые листья били по шлему, если не успевал от них увернуться.
На втором часу у меня начали болеть плечи, руки и, извините, задница. Отчаянно хотелось остановиться и размяться. Ближе к третьему часу езды я уже не смотрел по сторонам, а шлем казался мне сделанным из какого-то очень тяжелого материала. Настолько тяжелого, что он скоро оторвет мне голову. И как это тайцы везде носятся на этих байках?
Мир вокруг превратился в мешанину цветов с преобладанием оттенков зеленого. Таец время от времени оборачивался и махал рукой, мол, не отстаем, искатели приключений! Еще через какое-то время я возненавидел и тайца, и мотобайки, и дорогу, на кочках которой я то и дело подпрыгивал. Кости мои стонали и ныли, а я скрипел зубами, обещая себе больше никогда – никогда! – не выбираться в необдуманные приключения.
Темнело между тем ощутимо. Я поглядывал на часы, отмечая, что по местному времени уже около восьми часов вечера. Почти сутки в дороге, а еще не добрались. Сумрак сочился сквозь лес, окутывая дымкой все вокруг. Несколько раз я терял из виду спину тайца, но он каждый раз выныривал из серости заката и все махал и махал рукой.
Потом со всех сторон распустились светлячки. Словно кто-то рассыпал по небу искры, и они летели, усаживаясь на ветки и листья, плели ковер из светящихся пятнышек. Я такое видел только на юге, у Черного моря, но здесь, среди обступивших со всех сторон деревьев, свет казался плотнее, насыщенней. Крохотные проводники-фонарики сквозь неизвестный мир…
Через какое-то время проводник наш остановился и заглушил мотор. Я притормозил рядом, стащил ненавистный шлем (о, как болела затекшая шея!) и увидел сквозь сумерки огоньки, блестящие на дрожащей поверхности водоема. Мы находились метрах в десяти от берега озера. Еще можно было различить макушки скал вдалеке, исчезающие в черноте неба. А на озере стояли домики, блестящие светом из окон. Странное и удивительное зрелище – дома на воде. В резком контрасте темноты и света, делающем еще плотнее надвигающуюся ночь, невозможно было понять, что это за дома, как они выглядят, на чем стоят.
Таец прижал палец к губам, хитро прищурившись. Мы заглушили моторы, и в наступившей тишине стало слышно, как плещется о берег вода.
Я заметил лодку, которая плыла в нашу сторону, силуэты на ней. Один стоял, а другой орудовал веслами. Таец провел нас к причалу между зарослей. Под ногами поскрипывали влажные доски. Тапками я зачерпнул теплую воду.
Лодка подплыла, глухо стукнулась о край причала. С ее носа легко соскочил человек, набросил веревочную петлю на деревянный столбик, приблизился к нам и пожал всем руки. Это тоже был таец, широкоплечий, мускулистый, с белозубой улыбкой. Из одежды на нем были только коротенькие шорты. Он протянул проводнику несколько смятых купюр, потрепал его по плечу. Таец поклонился нам по очереди, взял деньги и был таков. Как он собирался транспортировать обратно свои скутеры? Куда денется этой ночью? Действительно ли поедет четыре часа в глуши и темноте по бездорожью? Мне даже стало его немного жалко.
– Друзья! – внезапно сказали из лодки. – Я очень рад вас всех сегодня видеть! Не терпится, блин, обнять! Подойдите ближе, не томите!
Конечно, это был Дик.