Глава 3
САПОТЕКИ: МАСТЕРА ЧЕРЕПНЫХ ТРЕПАНАЦИЙ
А знаете ли вы, что плиссировка юбок была изобретена сапотекскими дамами? – спросил меня шеф, когда мы устроились в маленьком самолете и перед нами поставили очередную коробочку с едой. Покинув безмятежно спокойную Мериду, мы вылетели в Оахаку – на встречу с потомками изобретателей плиссировки тканей.
– Про юбки мне ничего не известно, – честно призналась я, – всегда думала, что юбки в складочку были привезены в Мексику из Испании. Зато давно хотела посмотреть на трепанированные сапотеками черепа. Кроме них этим делом увлекались так же масштабно разве что перуанцы в Паракасе.
– Грубая у вас душа, женская, – со вздохом процитировал классика шеф и принялся изучать содержимое упаковки: салат, сыр, булочка, что-то сладкое. Паек, по-видимому, не вызвал у него особого энтузиазма.
– Могли бы предложить жареных жучков, хоть какой-то был бы местный колорит, – добавил он, складывая «дары самолета» в «котомку». Так называлась довольно страшная сумка из черной плащевой ткани, с которой шеф не расставался никогда. Перед тем как куда-либо идти, он аккуратно сворачивал ее и, несмотря на все протесты окружающих, прятал в карман пиджака. Зато когда неожиданно появлялось что-то – подаренное или найденное, – что некуда было положить, котомка триумфально извлекалась и, к огромной радости владельца, в нее заталкивались это «что-то». «Чем-то» могло быть что угодно: так называемый «подъемный материал» – валявшиеся на поверхности фрагменты керамики или обсидиановых и кремниевых наконечников, красивые камни, книги, сувениры, еда для знакомого кота… Лучшими гостиницами для Кнорозова были те, где жили коты. И в этом отношении в Оахаке нам исключительно повезло: в кустах прямо под его окнами поселилась кошка с полумесячными котятами. Страна древних сапотеков показалась нам особенно уютной – несмотря на трепанированные черепа и воинственное прошлое.
Где искать сапотеков?
Цивилизация сапотеков и их постоянных соседей-соперников миштеков возникла в I тысячелетии до н. э. и просуществовала около двух тысячелетий на землях современного мексиканского штата Оахака. Почти всю его территорию занимает высокосейсмичная горная система Южная Сьерра-Мадре (высота 2500–3400 м), покрытая горными сосновыми и смешанными лесами. Оахака расположена на стыке важных торговых путей, связывающих центральную Мексику с южными районами. Как обычно, поселения и ритуальные городские центры создавались в плодородных горных долинах. В центральной части массива расположено сразу три примыкающие друг к другу долины: Этла, Тлаколула и Саачила. Их часто рассматривают как одно целое и называют долиной Оахака. Городские центры здесь стали возникать практически одновременно с ольмекскими, расположенными не так далеко – на расстоянии всего около 400 км, правда, через горные хребты. Одной из пока необъяснимых загадок возникновения цивилизаций в Мезоамерике остается факт одновременного становления однотипных культур в Оахаке и Табаско. Кто были те цивилизаторы, которые почти одновременно принесли практически одни и те же знания ольмекам и сапотекам? При этом знания были восприняты разноязычными народами, поскольку язык сапотеков не родственен ни майя, ни науа.
Попробуем проследить этапы культурного развития Оахаки. Оно, как и повсюду, включает несколько периодов.
Оседлые поселения в разных районах Оахаки появляются между 1500 и 1400 годами до н. э. С 1400 по 500 год до н. э. здесь были в основном сельские поселения. Наиболее ранние состояли из десятка семейных домовладений. Семьи не были большими, они включали лишь родителей и детей – не более пяти человек.
Дома в горных районах строились из дерева. Они были прямоугольными, площадью примерно 5 × 3 м. Сначала устанавливались угловые столбы, делались плетеные стены, которые затем обмазывались глиной. Камни выкладывались у дверного проема и вдоль стен. Крыша была пальмовой. Основная хозяйственная деятельность проходила в примыкавшем к дому дворике. Запасы еды помещались в «колоколовидные» подземные ямы объемом в 1 м3. Этого количества было достаточно для обеспечения питанием семьи из пяти человек в течение нескольких месяцев.
Тут же, рядом с домом, семья хоронила своих умерших. Покойника просто спускали в заброшенную яму или старое хранилище. Это происходило вскоре после наступления смерти. Однако часто бывало, что выкапывалась специальная длинная могила, куда покойника укладывали иногда в вытянутом положении, а иногда – скорченным на боку. Рядом помещали небогатый инвентарь и личные украшения, а также керамические сосуды. Судя по следам, можно предположить, что в момент погребения в могилах находилась еда и питье для пользования в другой жизни. Не исключено, что это было угощение покойному на поминальном пиршестве – наподобие стакана водки и куска черного хлеба на поминках у славян. В рот умершего иногда клались бусины из разновидностей нефрита. Как и везде в древней Мексике или Гватемале, этот камень считался здесь драгоценным и использовался в качестве денег.
Тихая жизнь в Оахаке резко меняется в так называемый «ольмекский» период, начало которого приходится на рубеж I и II тысячелетий до н. э. Завершается этот революционный процесс к середине IX века до н. э. Сейчас практически невозможно представить, кто и каким образом вынудил местное население отказаться от привычной жизни. Однако археологи отмечают, что именно в это время кардинально меняется весь общественный уклад. В Каньяде, Миштека-Альта и долине Оахаки возникают относительно крупные центральные поселения, а множество мелких в это же время прекращают свое существование. Селения начинают специализироваться на том или ином виде хозяйственной деятельности (обработка минералов, изготовление зеркал и т. д.). А это, в свою очередь, приводит к развитию отношений обмена и кооперации между отдельными общинами и районами. Свидетельством победы новой религии становятся образы новых, уже общих для Мезоамерики, божеств. На керамических и каменных изделиях, а также памятниках архитектуры триумфально появляются ягуар, змей, кайман, орел, вытесняя символы предыдущей веры. Нельзя не согласиться с главным специалистом по культурам Оахаки археологом Маркусом Винтером, считающим, что «использование символов кодифицирует и стандартизирует мышление». Новая модель мира невозможна без новой идеологической концепции. Нет сомнений в том, что племенные представления о реальном и потустороннем мире существовали и до 1200 года до н. э. Но именно в этот период возникшие прогрессивные представления о мироустройстве были осмыслены, восприняты и сведены в систему, описываемую через новые ключевые знаки.
Любопытно, что керамика с подобным комплексом символики была обнаружена исключительно в мужских погребениях. Это лишний раз подтверждает общечеловеческую биологическую закономерность, что именно мужчина является носителем наиболее прогрессивной для своего этапа формы культуры. И именно мужское мышление вплоть до последнего времени являлось доминантным и в организации социального устройства, и в разработке новой модели мира.
Новая идеология и прогрессивный способ хозяйствования постепенно преобразили Оахаку. Период ранних городов приходится на 850 год до н. э. – 750 год н. э. В это время возникает множество городов, которые представляют собой церемониальные и административные центры, где ведется монументальное строительство. Возводятся оборонные стены, строятся подземные ходы. За пределами городской черты вокруг этих центров на обширном пространстве размещаются общинные поселения.
Если сельские поселения носят достаточно традиционный характер, то сами города формируются по двум архитектурным моделям. Первая соответствовала общепринятой в Мезоамерике планировке: центральная площадь, окруженная постройками. Вторая носила более локальный характер и имела у сапотеков больший успех: центр города попросту застраивался крупными зданиями, для центральной площади места не оставалось. Дворцы и храмы ставились на платформы. Местным архитектурным изыском являются здания с круглыми колоннами у входа. Обычно постройки покрывались штукатуркой и затем красной краской. Кроме того, в городе имелись площадки для проведения ритуальных праздников и «стадионы» для игры в мяч. Важным элементом городского строительства были паровые бани, которые служили не только для мытья, но и для различных целебных процедур. Однако особенно сапотекские города знамениты многочисленными погребальными камерами – каменными гробницами в виде крестообразных помещений, имитировавших жилище и зачастую располагавшихся непосредственно под полами домов. Но о них речь пойдет чуть дальше.
Укрепление и централизация власти знаменуются новшествами в религиозно-идеологической системе. Именно в это время возникает так называемый «культ черепов»: отделенные от тела головы очищались, а в черепе просверливались отверстия для того, чтобы его можно было носить подвязанным на шее. Чьи это были головы? Принято считать, что они принадлежали убитым в бою или принесенным в жертву врагам.
Как известно из истории, никакая идеология не способна долго главенствовать, если она не подкрепляется хозяйственными успехами. Об уровне хозяйственных достижений древних сапотеков мы можем судить по множеству характерных свидетельств. Так, например, на всей территории Оахаки существовала сложная ирригационная оросительно-дренажная система, поддерживаемая густой сетью плотин и каналов. Практиковалось характерное для горного рельефа террасное земледелие. Все эти усилия обеспечивали высокие урожаи маиса, бобовых, овощей и т. д. Земли при этом, по всей очевидности, делились на общинные и наследственные. А верховный правитель распределял их среди знати и военачальников, поощряя, как обычно, особенно отличившихся или же удачно выслужившихся.
«Цивилизация Монте-Альбан»
Тот, кто уже что-либо читал по истории доколумбовой Америки, знает, что достижения сапотеков и миштеков часто называют «цивилизацией Монте-Альбан», и это название стоит в одном ряду с такими понятиями, как цивилизация ольмеков, майя, астеков и т. д. И это не случайно. Около 500 года до н. э. на высоте 2000 м над уровнем моря был основан город Монте-Альбан. Очень скоро он подчинил себе всю долину Оахаки, превратившись в политическую столицу и крупнейший религиозный и торговый центр сапотеков. Достаточно сказать, что площадь города превышала 40 км2, а его население в лучшие времена составляло около 25 тысяч человек. Одним словом, Монте-Альбан представлял собой типичный мезоамериканский город-государство. Благоденствию города способствовало обилие плодородных земель, древесины, воды, глины, сланца, соли и известняка. Монте-Альбану подчинялись такие второстепенные центры в долине, как Сан-Хосе-Моготе, Дайнсу, Халиеса и другие, с населением 2000–3000 человек. В это время правители Монте-Альбана завоевали целый ряд областей за пределами Оахаки и контролировали торговлю между центральной Мексикой и Тихоокеанским побережьем. Монте-Альбан в качестве крупнейшего столичного центра был тесно связан с Теотиуаканом, откуда поставляли, в частности, ценный обсидиан.
Илл. 15. Вид на центральную часть столицы сапотеков Монте-Альбан. Самым неожиданным выглядит здание неправильной формы, расположенное прямо на главной площади. Предполагается, что это могла быть обсерватория
В архитектурном плане Монте-Альбан представляет собой прямоугольный комплекс вокруг центральной площади, достаточно внушительные размеры которой составляют 200 × 300 м. Строителям, возводившим город на твердом скалистом грунте, приходилось обеспечивать геометрическую правильность площади путем срезания небольших выступов камня и декоративного застраивания особенно крупных блоков. Северная платформа отделена от основной площади большой лестницей, ведущей вниз, – это указывало на ее связь с преисподней, подчеркивало сакральное значение и одновременно ограничивало доступ к ней. У одной из стен самого древнего здания северного комплекса помещены плоские камни-стелы. На них изображены в фас подчеркнуто обнаженные мужские фигуры, которые исследователи назвали «танцорами». Дело в том, что голые человечки как бы парят в пространстве, их ноги подогнуты, ладони в большинстве случаев касаются широко разведенных коленей. Одна фигура предстает в профиль – по всей видимости, древним мастерам необходимо было передать горб, что в изображении в фас невозможно. Этот персонаж как бы сидит, опираясь на правое колено; тем не менее, в нарушение пропорций, из-за бедра старательно прорисованы внушительные гениталии горбуна. Нет сомнений, что перед нами портреты божественных прапредков, и главным доказательством этого является присутствие горбуна – Духа-Улитки у майя. Кроме того, фигуры расположены в сакральной северной части комплекса, как и гигантские головы ольмеков в Ла-Венте. Что касается их поз, то здесь не может быть речи ни о каких танцах. Дело в том, что любая сидящая фигура, изображенная вне соответствующей обстановки и перспективы (трон, дворец и т. д.), будет выглядеть парящей. Тот, кто назвал предков сапотеков «танцорами», по всей видимости, настолько привык к европейским изобразительным традициям, что утратил способность воспринимать изображение, если оно не сопровождается множеством условных знаков (фон, перспектива, драпировки, тени и т. д.). Впрочем, и древние сапотеки в свое время решили подчеркнуть то, что имело для них основополагающее значение, – пышным символом обозначили детородный орган, концентрируя внимание зрителя на репродуктивном величии своих прародителей.
Дошедшая до нас информация о социальной структуре Монте-Альбана касается в основном поздних этапов развития города. Так, известно, что верховный правитель гоккитао сосредотачивал в своих руках всю политическую, судебную и военную власть. Ему подчинялись военачальники и судьи. Верховный жрец уихатоо обладал высшей идеологической властью и влиял на решения верховного правителя. Ему подчинялись прорицатели коланихе. Общины сохраняли родовые черты, и ими управляли старосты гокки. Основу общества составляли свободные общинники. В отдельную группу были выделены ремесленники.
Социальные различия хорошо прослеживаются по захоронениям, тем более что могилы, как правило, располагались в пределах жилых построек. Элитарные захоронения представляли собой специальные погребальные камеры, сооружавшиеся вблизи или прямо под полом жилого дома и имитировавшие жилище. Они располагались с противоположной от входа стороны или справа от входа, под центральной частью дома. Таким образом, дом знатного сапотека как бы одновременно существовал в двух зеркальных мирах – реальном и потустороннем. Как отмечает археолог X. У рейд, план захоронения «повторяет в миниатюре типичное распределение жилого пространства», что подтверждается раскопками не только в Монте-Альбане, но и в Атцомпе, Ламбитьеко, Нагуле. Стены погребальной камеры покрывались росписями. В вечное жилище помещалось множество ценных предметов: фигурные урны, керамические изделия, украшения из нефрита и перламутра, маски, музыкальные раковины, золотые изделия и т. д. Простых общинников хоронили в обычной могиле, выложенной каменными плитами, под полом дома, с одним или двумя сосудами в качестве инвентаря.
Как бы то ни было, жилые дома сапотеков уступали по долговечности и богатству их последним приютам. Жители Монте-Альбана исходили, по всей видимости, как и многие другие народы мира, из простого сопоставления продолжительности короткой земной жизни с вечным бессмертием души, в которое они свято верили. Именно поэтому самые пышные царские гробницы Монте-Альбана не перестают поражать наше воображение своей роскошью. Их строили за пределами дворцов – видимо, наподобие зимних и летних резиденций европейских правителей. Примером такого сооружения является знаменитое царское погребение № 7, по обозначению археологов. Его специально поместили в северной, сакральной части города, которая, согласно архаическим представлениям сапотеков, воплощала легендарную прародину и место обитания божественных предков. Таким образом, идея зеркального отражения дома живых и обиталища мертвых была воссоздана не в вертикальной, а пространственной горизонтальной модели мира, как это делали и ольмеки. Эта древняя усыпальница продолжает хранить немало загадок. Так, например, некоторые покойники успели умереть за несколько столетий до того, как их останки были помещены в данный склеп. Остеологический анализ показывает, что всего в этой фамильной гробнице нашли успокоение 12 или 14 человек, принадлежавших некой знатной семье. Причем сама семья проживала где-то в долине Оахаки, возможно в Шошокотлане, но никак не в Монте-Альбане, который тогда и вовсе не был заселен, а выполнял только функции ритуального и административного центра. Таким образом, некая возвысившаяся до царского уровня семья перевезла спустя столетия останки свои предков вместе с некоторыми подношениями из первого погребения в Монте-Альбан и захоронила их в специально сооруженном склепе. Поражающие богатством подношения находились не только внутри погребальной камеры, но и за ее пределами. Всего было извлечено 93,598 кг золота, гравированные кости, множество обсидиановых предметов, 10 нагрудных украшений. Там же находился человеческий череп, инкрустированный бирюзой, нефритом и золотом. В его глазницы были помещены диски из перламутра, нос заменен белой раковиной. Там же лежала маска Шипетотека – миштекского божества, связанного с жертвоприношениями.
Илл. 16, 17. Фигуры сидящих персонажей, высеченных на каменных блоках, из Монте-Альбана. Отсутствие других изображений рядом с фигурами заставляет видеть их как бы парящими в воздухе или даже танцующими
Однако самым пышным считается погребение № 105. Оно обнаружено в Серро-дель-Плюмахе, что по дороге в Монте-Альбан. Издали виден великолепный портал входа. Подземный комплекс гробницы имеет крестообразную конструкцию, к которой спускаются пять ступеней. Постройка включает просторное патио, окруженное помещениями. В глубине, напротив лестницы, расположена собственно погребальная камера.
Настенные росписи гробницы № 105 признаны лучшими в Монте-Альбане. Композиция поделена на три яруса. Этот прием возник еще у ольмеков, был усовершенствован в Исапе и стал характерным у майя. Основной сюжет размещался на центральном, самом широком уровне. Перед зрителем предстают стоящие в профиль фигуры в пышных одеяниях – девять мужских и девять женских персонажей в окружении астрономических знаков.
Илл. 18. Так выглядела погребальная камера сапотеков в Монте-Альбане (погребение № 104). Ее стены были покрыты росписями. Покойник лежал в окружении богатого инвентаря
В центре композиции четыре фигуры в пышных одеяниях со знаками власти в руках как бы идут вправо от дверного проема. Перед двумя первыми помещен характерный для Мезоамерики символ речи и могущества. Стилистически рисунок напоминает скорее изображения в миштексом кодексе, особенно по пропорциям частей человеческой фигуры: крупная голова, почти квадратный корпус при коротких ногах (ступня равна голенищу), невыразительная пластика.
Первый персонаж представлен в профиль, ладони рук сложены на груди. Он одет в длинную юбку до щиколоток, на которых видны браслеты. На плечи накинута мягкая пелерина до пояса. Орнамент на одежде представлен в виде линий и знака ступеней, символизирующих вход в преисподнюю. На шее крупное ожерелье, на голове пышный убор из перьев. Рядом с человеком помещена вертикальная надпись из нескольких иероглифических знаков. Второй персонаж – старик – сгорблен и как бы опирается на посох. Из одежды на нем только набедренная повязка. На бедре вписаны три знака. На ногах сандалии. На шее крупное ожерелье. От лица ниспадает на плечи и грудь нечто вроде складчатого капюшона-пелерины. Глаз обведен, на голове – пышный убор. Перед ним надпись из трех знаков. Третий персонаж одет в юбку с узором из кружочков, перед ним две вертикальные надписи. Последний из шествующих держит в руках «штандарт». Его лицо раскрашено черным цветом. Нижний уровень росписи, отведенный для изображения преисподней, к сожалению, сильно поврежден. На верхнем уровне видна стилизованная пасть животного и знаки «призрак», «темнота».
Кукушка, кукушка, сколько лет жить осталось?
Ответ на этот вопрос пытаются получить все народы, но делают это по-разному. Своя традиция существует до сих пор и в штате Оахака, в древнем городе Митла.
Предполагается, что название Митла происходит от слова науа миктлан – «Страна мертвых». К 750 году Митла становится одним из важнейших городов-государств долины Оахаки. При планировке этого сакрального центра, возникшего на несколько столетий раньше, в первую очередь учитывались особенности рельефа местности. Можно даже предположить, что место для города выбиралось по особым признакам – как и для Теотиуакана. Не случайно территория города почиталась как место «отдохновения предков». Ритуальный центр возник на реке Митла, которая протекает точно с востока на запад, аналогично реке, пересекающей Теотиуакан. Все постройки ориентированы по оси юг-север – от профанного к сакральному. Именно на севере находятся горы, где обитаемые пещеры-укрытия датируются по крайней мере IX тысячелетием до н. э.
Архитектура городских ансамблей Митлы следовала единой модели. Так называемая «Группа колонн» включала три внутренних дворика – патио, ограниченных комнатами. Северный патио, как правило, был небольшим по размерам, и доступ к нему был ограничен. Относительно просторный средний двор чаще всего имел выход на юг. Третий двор, также большой и иногда открытый с одной стороны, больше походил на позднюю пристройку. Это была наземная часть жилого комплекса для живых, под полами которого располагалось гораздо более пышное «жилище мертвых». Правда, когда археологи обнаружили эти подземные сооружения, они были уже разграблены. Под северной комнатой находилась крестовидная погребальная камера средних размеров. А под восточной располагалось огромное, также в форме креста, помещение, украшенное ступенчатым «греческим» орнаментом меандром. Верхнее перекрытие поддерживалось мощной колонной. Она-то и получила название «колонны жизни». Трудно отследить истоки некоторых поверий, но до сих пор среди местных индейцев сохраняется традиция приходить в первый день каждого года в мертвый город Митлу, чтобы, охватив колонну руками, узнать, сколько лет осталось жить. Считается, что об этом специальным знаком могут сообщить пришедшему индейцу божественные предки. С чужаками, как оказалось, индейские предки предпочитают дела не иметь: сколько я ни хватала колонну, знака не получила. Впрочем, это не был первый день года.
Йагул: под сенью старого дерева
Каждый город в Оахаке имеет свои особенные черты. Слово йагул означает «старое дерево». Это название наводит на мысль о мировых деревьях, считавшихся у индейцев опорами мироздания. Четыре дерева соответствовали странам света, а центральное считалось главным, соединяющим три уровня пространства: подземный мир, мир живых и небеса. Одновременно деревья олицетворяли четыре рода, обеспечивавшие единство племени. И по сей день каждое селение индейцев имеет свое «главное» дерево, под которым проходят общественные собрания.
Особенностью Йагула считается так называемый «дворец шести двориков». Это сложное архитектурное сооружение представляет собой запутанный лабиринт вокруг патио и примыкающих к нему помещений. Вход в комплекс расположен с южной, «административной», стороны, тогда как в северную часть попасть достаточно сложно.
Площадка для игры в мяч ориентирована по оси запад-восток. С востока к ней примыкает комплекс, состоящий из храма и дворика с четырьмя пирамидами и алтарем посредине. Под центральной частью дворика помещено обширное погребальное помещение из трех комнат.
Портрет дедушки на погребальной урне
Особой популярностью в Оахаке на протяжении многих веков пользовалось производство фигурной и расписной керамики, а также лощеных сероглиняных чаш с гравированным или резным орнаментом.
Странным памятником сапотекского искусства были уже упоминавшиеся погребальные урны. Эти большие фигурные сосуды появляются в истории Монте-Альбана не сразу, а только за 100 лет до н. э. Не случайно знаменитый мексиканский ученый Мигель Коваррубиас ставил появление этого типа памятников в зависимость от привнесенной извне традиции ольмекских мудрецов, которые, как уже отмечалось, разработали к этому времени новый календарь и новую религиозно-идеологическую систему.
Новая религия принесла идею «божественного предка», оставшегося в далекой северной пещере-прародине. Образ этого предка и запечатлевали древние сапотеки в урнах, выполнявшихся в виде «сидящих фигур», которые помещались внутри ниш в стенах погребальных камер. Сама ниша выполнялась в виде креста, напоминая знак пещеры ольмеков. Внутри ставилась полая фигура сидящего со скрещенными ногами человека с открытым ртом и даже с высунутым языком. В некоторых случаях мастера придавали лицу индивидуальные портретные черты. Предок представал сидящим на возвышении-платформе, украшенной оскаленной пастью ягуара. Голова его увенчивалась пышным убором со стилизованной мордой животного посредине – иногда ягуара, иногда летучей мыши. На одной из урн оказался помещен изогнутый разинутый клюв птицы. По всей видимости, это были нагуали – звери, считавшиеся предками и покровителями того или иного человека или рода. Над верхней частью убора, как правило, изображалось пышное растение, символизировавшее возрождающуюся жизнь. На груди человека помещалась подвеска, часто изображавшая пещеру, а в некоторых случаях – перевернутую человеческую голову. На одной из урн поверх растения устроился симметрично изгибающийся двухголовый змей, также олицетворявший переход в потусторонний мир.
Несколько иного типа урны археологи обнаружили в коллективном захоронении в Инфановите. Это были керамические толстостенные цилиндры, высотой от 15 до 21 см и от 6 до 11 см в диаметре, на которые налепливалась голова, иногда скрещенные руки и ноги. Мелкие элементы добавлялись лепкой или вычерчивались рельефными линиями. Лицо дорисовывалось красной и черной красками растительного происхождения. Таких урн в погребении оказалось пять, и все они делались одновременно. Складывается впечатление, что изображенные лица являлись портретами погребенных, поскольку в одном случае вполне реалистично были прорисованы уродливые зубы – совсем как у одного из покойников.
Три сосуда-урны из Оахаки вообще изображали человеческую голову в натуральную величину. Маркус Винтер справедливо считает, что как урны, так и сосуды-головы могли играть роль портретов умерших, передавая понятие реинкарнируемой души. Не случайно основным декоративным элементом на подобных керамических сосудах стал кольцевой орнамент в виде растянутого знака «холодной лестницы» (меандра), символизирующего пещеру предков.
Воинственные соседи миштеки
Как уже упоминалось, там же, в Оахаке, жили постоянные соседи-соперники сапотеков – воинственные миштеки, правителям которых очень хотелось безраздельно властвовать в долине. И они делали все возможное, чтобы осуществить свою мечту. Постепенное ослабление власти Монте-Альбана, чему немало способствовали междоусобицы, привело в 650–750 годах к усилению второстепенных центров, таких как Саачила, Нагул и Митла. После X века они и вовсе объявили себя независимыми и начали проводить самостоятельную политику. Катастрофически утрачивающая свое политическое значение древняя столица Монте-Альбан продолжала сохранять свое население, но неотвратимо превращалась в некий пантеон – «дом предков», который использовался для захоронений знати, в том числе и миштекской.
За миштеками закрепилась слава не только весьма воинственного народа, но и расчетливых стратегов. Дело в том, что поначалу их правители не столько воевали, сколько вели достаточно хитрую региональную политику. Они заключали браки с наследницами сапотекских знатных родов. В результате таких союзов миштекские правители оседали на землях сапотеков, занимая их вместе со своими родами в качестве «союзников» и постепенно вытесняя от правления самих сапотеков. Впрочем, сходным образом позднее стала поступать и астекская правящая элита.
Илл. 19. Погребальная глиняная урна сапотеков, выполненная в виде сидящего с высунутым языком ягуара. Подобные урны помещались обычно в крестовидные ниши внутри погребальных помещений
Исторически область миштеков делится на два региона – Миштека-Альта (в основном горные долины) и Миштека-Баха (равнинная область). Ее история тесно связана с развитием долины Оахаки. Первые местные протогорода (Монте-Негро, Иукуита, Уамелульпан, Серро-де-лас-Минас) появились не намного позже Монте-Альбана. В конце доклассического периода (200 г. до н. э. – 300 г. н. э.) здесь возникло несколько достаточно крупных государств, которые, впрочем, вскоре распались. Вплоть до испанского завоевания Миштека состояла из нескольких десятков городов-государств, иногда объединявшихся в непрочные «гегемонии». Самый важный из таких союзов был создан правителем Тилантонго (1095–1115 гг.), подчинившим самые крупные образования от побережья до гор.
Саачила – город невест
Саачила – это один из немногих индейских городов, которые существовали в Оахаке всегда и не исчезли даже с появлением испанцев. При правителе Косихоэсе этот центр даже претендовал на звание столицы.
Погребения Саачилы являются свидетельством хитрой «брачной» политики, обеспечившей мирное сосуществование сапотеков с миштеками. Так, при расчистке патио одного из жилых комплексов под полом были обнаружены две погребальные камеры. В обеих находился богатый инвентарь, включавший золотые украшения и гравированные кости. Один из склепов был украшен штуковыми рельефами. У входа помещался рельеф в виде голов ягуаров. Во внутренней части на панели было помещено изображение семи персонажей.
Миштеки выстроили два погребальных сооружения, следуя общей сапотекской концепции: лестница вниз, прямоугольная камера, декоративная панель с меандром, символизировавшая лестницу-пещеру. Внутри находились богатые подношения: большое количество полихромной керамики, украшения, небольшие фигурки.
В главной камере было помещено основное погребение – мужчина в вытянутом на спине положении, головой на север. Справа от него – скелет юноши. В помещении у входа находилось еще восемь покойников. Предметы сапотекского и миштекского происхождения позволили археологам сделать вывод о брачном союзе между пришедшим к власти в сапотекской столице миштеком и девушкой знатного, видимо царского, рода сапотеков.
В разных районах миштеки хоронили своих покойников по-разному. Однако традиция захоронения в жилище или рядом с ним в целом сохранялась. В Миштека-Альта могилы обычно обнаруживаются в маленьких подплатформенных ямах. В Сьерра-Масатек и Чинантле мертвых часто хоронили в пещере, на полу которой оставляли один-два сосуда. Обычно мертвых клали на спину, а рядом помещали подношения, соответствующие социальному статусу умершего. Однако пока неразгаданной остается тайна покойников, повернутых «вниз лицом». Рядом с ними не клали никаких предметов. Кто это были?
Чужестранцы? Нарушители устоев? А может быть, колдуны, бесконечность жизненных возвращений которых напуганные соплеменники пытались оборвать таким радикальным способом?
Как сапотеки ориентировались в пространстве
Сапотеки пользовались общей для Мезоамерики системой счета и календарем, сочетавшим архаический 260–дневный цикл с солнечным 365-дневным годом. Однако ориентировка построек сапотеков, иногда весьма значительно отличающаяся от майяских, остается загадкой.
Для оахакских построек характерны три основные ориентировки.
Первая, по оси восток-запад, главенствует в начале «ольмекского» периода, то есть около 1300 года до н. э. Она следует направлению 82°-262°, что соответствует отклонению в 8° от истинного севера. Это положение на западе совпадает с позицией Алнилама – центральной звезды пояса Ориона, а также с некоторыми положениями вечерней Венеры. Цикл появления и исчезновения Алнилама в зоне видимости может быть связан с наступлением сезона дождей. Любопытно, что символ из трех компонентов, наводящий на мысль о поясе Ориона, в Оахаке является признаком бога дождя Косихоо. Аналогичный символ в центральной Мексике связан с Тлалоком, также покровителем дождя.
Другое направление по оси юг-север – приблизительно на 4° восточнее истинного севера – появляется около 500 года до н. э. и совпадает со временем основания Монте-Альбана. По мнению археоастронома Пеллера, это может коррелировать с видимостью солнца в горном перевале к востоку от Сан-Хосе-Моготе. Этот момент мог служить начальной точкой для «запуска» архаического 260–дневного календаря. Хотя многое в этих расчетах продолжает оставаться загадкой. Вместе с тем, в Монте-Альбане на протяжении всех рассматриваемых периодов около 80 % погребенных были ориентированы по оси восток-запад.
Еще позже устанавливается более обычная в Мезоамерике так называемая «теотиуаканская» ориентировка, находящаяся на 15°-20° восточнее истинного севера. Построек с подобной ориентировкой нет в долине Оахаки, однако они присутствуют в миштекских вотчинах – Иукуите и Миштека-Альта.
Необычны ориентировки в планировке города Серро-де-лас-Минас (Миштека-Баха), где зарегистрировано отклонение от оси в сторону северо-запада примерно на 27°, что напоминает ориентацию строений Исапы, отклонение которой составляет также 27°, но в сторону северо-востока. Вразумительного объяснения этому феномену пока нет. Кроме того, в том же Серро-де-лас-Минас отмечена еще более странная ориентировка зданий с отклонением от севера в 45°.
Вернувшись к Монте-Альбану, следует отметить, что гармонию общей четкой планировки города по оси юг-север нарушает примыкающий с юга комплекс «13 Кех», отклоняющийся примерно на 30°, а также странное здание посреди Главной площади (здание J). Оно сориентировано с отклонением около 45° в сторону северо-запада. Следует заметить, что это строение было обнаружено полностью разрушенным, археологи восстанавливали его из груды камней. Именно поэтому многие высказывают сомнения в точности реконструкции. Только дальнейшие исследования смогут подтвердить или опровергнуть достоверность этой ориентировки. Но уже сейчас следует заняться поиском ответа на вопрос: что же могло служить ориентиром, дающим отклонение в 45°?
Чаще всего об астрономических знаниях индейцев можно судить по расчетам ориентировок древних построек. Однако самыми важными считались ориентировки, связанные с погребальным обрядом, поскольку от правильного положения покойного зависело, по представлениям древних, его полноценное возрождение. Да что говорить о древних индейцах, когда даже для нас, по сути нерелигиозных современных людей, вопрос положения ног относительно двери при выносе умершего родственника вдруг обретает первоочередное значение, а нарушение этой архаической традиции у многих вызывает почти мистический страх! Человек может довольно легко экспериментировать со своим жильем, но с большим трудом решится на новаторство в погребальном обряде, особенно если это касается родных и близких.
Именно поэтому погребальный обряд является основным и зачастую единственным источником сведений об астрономии древних народов. Итак, на самом севере долины Оахака в городе Серро-де-ла-Кампана (600–800 гг.) было обнаружено великолепное погребальное сооружение, крестовидное в плане и ориентированное строго по оси север-юг. Входные проемы в древнюю усыпальницу и в собственно склеп были украшены «масками» – так археологи называют рельефные изображения лиц древних богов – обитателей преисподней. Усопший уходил из живого мира и попадал в царство призраков через освещаемый солнцем вход с южной стороны, и затем его оставляли в самой северной части усыпальницы, под охраной семи звезд Большой Медведицы. У древних мексиканцев это созвездие имело другое название и вызывало иной образ – перевернутого сосуда с выливающейся девственной водой.
Погребальное сооружение начиналось с внешнего вестибюля, в который вела входная лестница, спускающаяся на 5 м. Однако лестница завершалась не на уровне пола вестибюля, а на высоте 1,5 м выше него. Фронтальная часть вестибюля (на севере) перегораживалась главным фасадом, сложенным из панели и двух опорных столбов. Вход вел к внутреннему маленькому вестибюлю, также крестообразному в плане. Далее следовало внутреннее помещение (1,7 × 1,8 м), уровень пола которого находился еще ниже. Вдоль стены тянулась сплошная скамья. Для кого? Для родственников или, может быть, для призраков? Это помещение также повторяет крестообразную планировку, которая создается маленькими боковыми нишами (1 × 1 м). Основную усыпальницу можно рассматривать в качестве северной ниши – только уже большого размера (2 м в ширину и более 4 м в длину). Она располагалась несколько выше центрального помещения, и в нее надо было подниматься по небольшой лестнице из трех ступеней, боковые стены которой были покрыты росписями.
Потолки поддерживались десятью опорными столбами. Они располагались попарно, при этом покрывавшие их рельефы были выполнены зеркально, что дало возможность реконструировать утраченные в некоторых местах фрагменты изображения.
Рельефы, украшающие это погребальное сооружение, воспроизводят религиозные представления древних мезоамериканцев, связанные с идеей реинкарнации. Это и знаки пещеры, отождествляемые с Луной – женским лоном, (вход в поля блаженные обозначен раскрытой пастью кошачьего), и умерший, спускающийся в преисподнюю. Завитки раковины улитки являются символом главного божественного прапредка Духа-Улитки. Раскрытая толща земли с поднимающимся ростком растения является символом возрождения.
Всего здесь представлено 12 персонажей, из которых можно выделить, по всей видимости, две родительские пары – по два персонажа высокого ранга в сопровождении женщин. Судя по числу, остальные восемь персонажей, возможно, также имеют отношение к родовой структуре.
На скипетрах в руках этих стражей преисподней нарисованы знаки, передающие цвета стран света, но в несколько странном порядке:
персонажи с западной стороны имеют знак чак — на языке майя «красный», что соответствует у майя востоку;
персонажи с восточной стороны имеют знак хек — на языке майя «черный», что соответствует у майя западу;
персонажи с южной стороны имеют знак сак — на языке майя «белый», что соответствует у майя северу;
персонажи с северной стороны не имеют скипетров со знаками. Зато владыки, изображенные рядом с захоронением (на севере), имеют «правильный» цвет – сак, «белый», указывающий на север.
Таким образом, знаки цветов стран света расположены как бы на противоположных сторонах, нежели это было принято у майя. Что это могло значить? Изменение культурной традиции? Но тогда почему знаки у погребения совершенно правильно соответствуют северу? Или, возможно, изображения создавались для указания направления с точки зрения зрителя внутри сооружения, а не рассматривания их в плане?
Что еще умели сапотеки и миштеки
Сапотеки пользовались иероглифическим письмом, появившимся в 600–400 годах до н. э. Их тексты можно встретить на стелах, на стенах погребальных камер и на мелких предметах. Совершенно очевидно, что это письмо имеет общие мезоамериканские корни, но задача его дешифровки пока не решена. Известно, что после завершения «ползучего» захвата власти в Оахаке миштеками и падения Монте-Альбана это фонетическое письмо вышло из употребления. Его сменила любимая миштеками пиктография. Рисуночные книги, или кодексы, писались на сложенной гармошкой «индейской бумаге» из коры фикуса. На листы накладывался специальный грунт, а затем наносились рисунки. Эти книги представляли собой подлинные произведения искусства. Основными темами сюжетов были отношения между знатными родами, их происхождение и отчасти исторические события. Пока не найдено ни одной более ранней сапотекской книги, и возможность такой находки маловероятна из-за того, что сохранность подобных материалов в условиях оахакского климата весьма проблематична. Известно, что именно по этой причине у майя существовала традиция регулярного переписывания – «обновления» – старых книг, которые попросту сгнивали или же их поедали жуки. Однако книжная традиция миштеков явно не возникла самостоятельно, а восходит скорее всего к текстовым рукописям сапотеков. Впрочем, хочется верить, что в один прекрасный день где-нибудь в сухой пещере будет обнаружена древняя сапотекская книга и загадка происхождения миштекских кодексов окажется разгаданной, а письмо расшифрованным.
Миштеки же сумели создать даже особенный художественный стиль, получивший название «миштека-пуэбла». Именно этот стиль стал «интернациональным» в постклассические времена, то есть после X века н. э. У миштеков его позаимствовали астеки, официально признав в качестве «имперского», и он стал своеобразной визитной карточкой «мексиканского» искусства.
Жители Оахаки в хозяйстве металлическими изделиями не пользовались. Но это не значит, что они «не знали металла». Еще сапотеки умели обращаться с медью и изготовлять изделия из ее сплавов. В основном это были украшения и ритуальные предметы. Медные топорики Т-образной формы обычно прятались в специальных тайничках завернутыми по несколько штук в узел или сумку. Их назначение остается еще одной загадкой сапотеков.
Илл. 20. Золотая пектораль из погребения в Монте-Альбане, относящаяся к 1200–1500 гг. По всей видимости, она должна была воспроизводить прижизненный облик знатного индейца
Миштекские ювелиры предпочитали тонкую работу по золоту. Именно они покрывали своих уложенных в сапотекские склепы покойников золотыми пекторалями – это были особые маски, рельефно воспроизводившие не только лицо умершего, но и его головной убор, а также верхнюю часть груди с элементами одежды, орнаментом и украшениями.
Черепные трепанации
Известно, что сапотеки обладали глубокими медицинскими знаниями. Индейская медицина связывала болезни с воздействиями жары, сырости и холода. Для лечения использовались растения, животные и их отдельные органы, а также минералы.
Но подлинная сенсация ожидала археологов в главном городе сапотеков Монте-Альбане. Здесь они обнаружили немало покойников, в черепах которых еще при жизни были проделаны высверленные или вырезанные отверстия. Захоронения с трепанированными черепами отличались от обычных: как правило, их находили под полами маленьких жилищ, а сами жертвы древних нейрохирургических экспериментов относились к представителям низкого социального статуса. В двух случаях продырявленная голова была прикрыта большим глиняным блюдом. Монте-Альбан считается уникальным в Мезоамерике местом по количеству прижизненных трепанаций, после которых люди продолжали жить. (Хирурги и антропологи знают, что в случае удачной трепанации, то есть когда пациенту удается не умереть, отверстие в черепе постепенно закрывается восстанавливающейся костной тканью. Если же на черепе следов заживления нет, это значит, что пациент скончался во время операции или вскоре после нее. В этом случае возможны следы костного воспаления по краям отверстия.) О подлинном назначении большинства трепанаций, как и о возможности использования анестезии, ничего не известно. Надо заметить, что некоторые черепные операции были широко распространены у различных древних народов во всем мире; прежде всего это серии небольших отверстий в задней части затылка – они сверлились для понижения внутричерепного давления.
Известно несколько техник трепанации: постепенное соскабливание кости; выпиливание по кругу определенного участка черепа; высверливание по кругу дырочек и затем «вынимание крышечки». Как правило, диаметр отверстия составляет от 25 до 30 мм. Есть любопытные случаи, когда на черепе присутствуют следы нескольких последовательных трепанаций: рядом с первым, со следами заращивания, отверстием было сделано второе, которое также начало закрываться. Однако древний хирург не угомонился и впритык к этим двум выпилил третье отверстие. Эта попытка оказалась роковой – следов восстановления кости в этом случае не наблюдается. Операция проводилась на правой височной доле. Другой любопытный случай наблюдался на черепе с трепанацией прямо в центре темени – там, где экстрасенсы определяют выход главного энергетического канала. Нейрохирургам хорошо известно, что здесь расположен практически самый уязвимый участок мозга. Было ли это известно древнему сапотекскому врачу до начала операции, мы не знаем. Уверены лишь в одном: смерть пациента была мгновенной.
Большинство же трепанаций делалось в районе левой височной доли. Знаменитый энерготерапевт Л.П. Гримак считает, что таким способом древние, по всей видимости, пытались подавить левое полушарие головного мозга для естественной активации правого «экстрасенсорного» полушария, которое обладает чрезвычайно архаическими, так называемыми «паранормальными» способностями – такими, как ясновидение, видение будущего и т. д. Предсказания – то есть прогнозирование будущего – играли исключительную роль в индейских культурах. Одни, как, например, майя, предсказывали и прорицали при помощи растительных психоделиков в состоянии экстаза (это также форма активации правого полушария головного мозга), другие использовали для этих целей гипноз. Сапотеки же попытались решить проблему активации головного мозга самым кардинальным способом, достойным таких знаменитых нейрофизиологов, как И.П. Павлов или В.М. Бехтерев.
…Все еще находясь под впечатлением осмотра трепанированных черепов, мы отправились в один из оахакских ресторанов, чтобы попробовать тех самых жареных кузнечиков. Их подавали завернутыми в маисовую лепешку, в которую можно завернуть все: мясо, сыр, грибы, перец. Это народное блюдо в Мексике называется тако.
– Ну вот, Юрий Валентинович, – удовлетворенно заметила я. – Тут, может, был международный центр подготовки колдунов, а вы все плиссированными юбками интересуетесь!
– Не знаю, как колдунов, а будущих дешифровщиков, видимо, надо готовить похожим способом, – с совершенно серьезным видом заявил шеф, что означало, что сейчас он расскажет очередную невероятную, но обязательно подлинную историю.
– Когда мне было не больше пяти лет, – продолжил он, как обычно «телеграфным» стилем, – братья стукнули меня по лбу крокетным шаром. Сознания я не терял и даже не запищал. Для братьев все обошлось хорошо, а я почти остался без зрения. А читать, заметим, уже умел. Зрение восстановили, хотя и с трудом. Видимо, это и была своего рода «колдовская травма». Могу дать рекомендацию: будущих дешифровщиков бить по башке, только не ясно как. Можно для эксперимента взять контрольную группу. А если кто концы отдаст, тому так и надо! – шеф радостно улыбнулся, представив, видимо, меня, проводящую эксперименты над студентами, и принялся за изумительные сапотекские тако. С жареными кузнечиками.