Вы здесь

Древний Кавказ. От доисторических поселений Анатолии до христианских царств раннего Средневековья. Глава 3. От Кавказа до Евфрата – ранняя закавказская культура (Д. М. Лэнг, 2016)

Глава 3

От Кавказа до Евфрата – ранняя закавказская культура

В последней четверти 4-го тыс. до н. э. вся обширная зона – от Кавказа до территории за верхним Евфратом и озера Урмия – начала демонстрировать общее единообразие материальной культуры. Процесс продолжался еще больше тысячи лет. Он предполагает этническое единство, которое, учитывая чисто доисторические свидетельства, трудно доказать. Возможно, однажды необходимые данные предоставят антропологи. Такой информации в настоящее время нет, поэтому, когда речь идет о населении этого горного района в 3-м тыс. до н. э., невозможно избежать обращения к другим территориям и более поздним периодам. Возможный альтернативный источник свидетельств – глоттохронология – метод сравнительно-исторического языкознания, который с помощью статистических методов позволяет восстановить звуки разговорного языка за много веков до самых первых письменных документов из данного региона[74]. Автор настоящей книги считает, что, поскольку лингвистическое развитие – бесценный источник информации о происхождении этнических групп, зачастую является единственным, он не может дать надежные свидетельства за пределами обычной степени предусмотрительности. Математические навыки могут увести довольно далеко от исторической достоверности. Некоторые выводы по поводу этнического сходства даны ниже. Однако нельзя не предостеречь относительно неодинакового уровня знаний о разных регионах обширной зоны, в которой существовала эта культура, о проблемах терминологии и ограниченных рамках детальной хронологии.

Сейчас об этой культуре известно намного больше, чем в первые десятилетия после Второй мировой войны. Эти знания по большей части являются результатом кропотливой работы многих советских археологов из трех закавказских республик – Армении, Грузии и Азербайджана. Там исследование ранней закавказской культуры, которую в этих республиках называли Куроаракской, считалось почетным делом. В процессе раскопок обнаружили массу находок, которые исследовали лучшие специалисты республик. Полученные материалы были дополнены результатами немногочисленных раскопок в Турции и Иране, а также исследованиями автора настоящей книги[75]. Спасательные операции в районе Элезыга, на территории, которая должна была быть затопленной после строительства плотины Кебан, также дополнили знания об этой широко распространившейся культуре. Все это можно сравнить с результатами раскопок в районе Малатьи[76]. На основании всего упомянутого можно сделать намного более убедительные выводы, чем раньше, но многие вопросы все еще остаются без ответа.

В специализированных публикациях, посвященных этой культуре, никогда не было унифицированной терминологии. Большинство советских ученых использовали понятие «куроаракская культура», а Пиотровский и Мунчаев называли ее энеолитической культурой Закавказья. Термин «энеолитический» часто использовался советскими специалистами для обозначения большей части этого периода, хотя третья, и последняя, его фаза считается «ранним бронзовым веком». Есть еще один термин – «закавказский медный век». Отметим, что эти понятия более тесно связаны с этапами развития металлообработки, чем те, что использовались, к примеру, в Анатолии, несоветскими археологами. Все зависит от важности, придаваемой производству керамики и металлообработке соответственно. Другие термины отражают подход, основанный на части культурной зоны, расположенной в Турции и Иране. Так, например, автор данной книги ввел понятие «ранний анатолийский бронзовый век», а Р. Дайсон – «культура Яник». Против последнего можно возразить: раскопки Яник-Тепе, безусловно, важны, но не там зародилась эта культура. Трудно найти выражение, которое было бы одновременно и коротким, и смысловым. Термин «ранняя хурритская культура» является в какой-то степени оправданным, однако остается спорным, да и в любом случае нежелательно навешивать этнические ярлыки на доисторические культуры. Если какое-то одно поселение взять как типовое и его именем назвать всю культуру, то ее следует именовать шенгавитской, но и это вряд ли правильно. Можно было бы рекомендовать понятие «восточноанатолийская ранняя бронзовая культура», но вот только появление бронзы имело место лишь в трех последних столетиях 3-го тыс. до н. э. Ни один географический термин для этой культуры не лишен неадекватности или анахронизма. В данной книге предложено и используется понятие «ранняя закавказская культура», которое не противоречит археологическим свидетельствам. Более полное название «ранняя закавказская и восточноанатолийская культура» представляется слишком длинным.

На карте 2 показан регион распространения этой культуры. Здесь видны некоторые центры скопления поселений, среди них – долина Аракса. Можно утверждать, что только благодаря своему географическому положению она вполне могла быть местом зарождения культуры, которая уже оттуда распространилась в разных направлениях. Теория весьма привлекательна, но едва ли может основываться только на распределении мест обитания людей. Сначала следует рассмотреть и сравнить характер, развитие и хронологию материалов из каждого региона в рамках культурной зоны, а уж потом выдвигать теорию относительно места зарождения культуры. Это тем более необходимо ввиду существующих у многих археологов тенденций считать свой район работы – даже одно-единственное поселение – местом зарождения культуры, откуда пошло ее распространение. Физическая география высокогорной зоны такова, что некоторые регионы мало населены, а в других – плотность населения чрезвычайно высока. Так что распределение поселений само по себе не может означать внешнего или местного происхождения культуры.


Карта 2. Важные поселения ранней закавказской культурной зоны и за ее пределами (Стрелки показывают направление распространения культуры от места ее зарождения. Прерывистая линия обозначает примерную западную границу культурной зоны. Линии из точек окружают районы особенно плотной занятости, куда следует включить также долину вокруг Еревана)


Тройственное разделение доисторических культур чрезвычайно популярно у археологов. Разве не должны все этапы человеческого развития иметь начало, середину и конец? Такое разделение на три основных периода было предложено для ранней закавказской культуры историками Армении и Грузии; для восточноанатолийской части – автором; для современного периода К Геой-Тепе – археологом, проводившим там раскопки. Сейчас о культурной последовательности 3-го тыс. до н. э. в Грузии и Армении известно достаточно много, чтобы отнести все материалы к одному из периодов. Но радиоуглеродный анализ проводился слишком редко, чтобы на соответствующие даты можно было полностью полагаться, хотя они, безусловно, дают достаточно упорядоченную последовательность периодов. Даты также показывают, что теорию проникновения в северном направлении к Кавказу нельзя принять без дополнительных исследований, потому что в двух поселениях Грузии – Квачхелеби (Квацхелеби) и Амиранис-Гора – культурные слои датируются 3000 г. до н. э. Для Квачхелеби С1 дата 2800 г. до н. э. ± 90 была получена из культурного слоя, под которым располагается еще два. А для поселения Амиранис-Гора мы располагаем двумя датами, полученными не из самого нижнего слоя: 2835 г. до н. э. ± 170 и 2680 г. до н. э. ± 180. Южнее – в долине Аракса – из Кюль-Тепе II определили дату – 2920 г. до н. э. ± 90. Близость трех радиоуглеродных дат из отдельных поселений делает их еще более убедительными. Правда, хотелось бы иметь больше дат, особенно из Армении, где неизвестны более ранние периоды, чем третья заключительная фаза ранней закавказской культуры. Для абсолютной хронологии второго периода есть одна дата из Геой-Тепе – 2574 г. до н. э. ± 146; из Яник-Тепе – от 2621 г. до н. э. ± 79 до 2324 г. до н. э. ± 78. В третий период попадает две даты из Яник-Тепе: 2086 г. до н. э. ± 104 и 1816 г. до н. э. ± 63, и одна из Шенгевита IV – 2060 г. до н. э. ± 80. Все это дает возможность установить примерную продолжительность этой культуры-долгожительницы: от 3250 до 1750 г. до н. э. При этом ранние культурные слои во многих регионах возникли намного позже даты начала самой культуры, а остатки в таких консервативных регионах, как Ванский, должно быть, сохранились и до 1500 г. до н. э. Отметим, что единственно бесспорное свидетельство для такой низкой датировки конца ранней закавказской культуры в Ванском регионе дают радиоуглеродные даты из Яник-Тепе закавказской культуры. Иначе таким образом всего лишь заполнялся пробел до подъема Урарту. Свидетельства из Хафтавана (северо-восточный край озера Урмия) дают основания полагать, что аналогичный консерватизм существовал и там[77].

С увеличением числа материальных свидетельств более ранние упрощенные теории в какой-то мере утрачивают силу. Эволюция ранней закавказской культуры в целом была сложнее, чем предполагалось изначально. Один из выводов автора[78] о том, что вначале существовала удивительная однородность материальной культуры (это подтверждает факт наличия керамики в обширной зоне – от Малатьи до Кавказа и от Эрзинкана до озера Урмия), остался в силе. Так же как и общее утверждение, что эта однородность имела тенденцию распадаться на региональные варианты, хотя она отчетливо проявилась только в третьем периоде трехчастного хронологического разделения. Так что вполне мог существовать период быстрого и широкого заселения этой горной зоны пришельцами, за которым последовал более длительный этап культурной стабильности, при этом переход занял несколько столетий.

Большой интерес историков и филологов к приходу индоевропейцев, особенно хеттов, на Ближний Восток через Кавказ около 2000 г. до н. э. и позже предполагает изменение материальной культуры на рассматриваемой горной территории, по крайней мере в Закавказье и Восточной Анатолии. Тем не менее нарушение непрерывности вовсе не является очевидным. Важные перемены, произошедшие в третьем культурном периоде, явившиеся результатом прогресса в металлообработке и торговле, представляются заслугой местного населения, а не индоевропейских пришельцев, археологических следов которых найдено крайне мало. Более того, ранняя закавказская культура, продолжившаяся в разной степени в начале 2-го тыс. до н. э., оказала глубокое влияние на последующие культуры.

Объяснить долговечность и высокую приспособляемость ранней закавказской культуры можно по-разному. Но, как подчеркивали советские археологи, в результате была достигнута экономическая стабильность, основанная на земледелии и скотоводстве. Где эти средства существования изменились во 2-м тыс. до н. э., там была нарушена непрерывность оседлой жизни. Но в тех местах, где земледельцы и скотоводы сохранили образ жизни своих предков, культурные традиции продолжились, хотя и модифицировались, так что со временем перестали быть узнаваемыми в артефактах.


Попытка поместить население ранней закавказской культуры в контекст Древнего Ближнего Востока, где письменные документы начали давать скудную историческую информацию, представляется вполне уместной. Физическая антропология не помогает, так же как и записи из самой высокогорной зоны до IX в. до н. э. – Урарту. Единственное исключение – стела, установленная Тиглатпаласаром I в долине возле Буланика, расположенного в верховьях Мурата (Арсании). Известно, что язык урартов был родствен хурритскому, причем настолько, что его вполне можно считать потомком хурритского языка, хотя, вероятно, не все филологи со мной согласятся.

Таким образом, есть основания считать урартов принадлежавшими к роду хурритов. Этому выводу не противоречит их широкое расселение в Северной Сирии и Месопотамии во 2-м тыс. до н. э. Таблички из Нузи и Алалаха – источники, свидетельствующие о хурритском присутствии в центральной части Плодородного Полумесяца[79]. Хеттский царь Мурсили I, совершивший успешное молниеносное нападение на Вавилон, датируемое по «средней хронологии» примерно 1595 г. до н. э., положил конец династии Хаммурапи. Он же позволил касситам, народу индоевропейского происхождения, постепенно проникавшему на равнины с Загроса, установить контроль над Вавилоном, который они сохраняли четыре столетия. По пути домой Мурсили угрожали хурриты – на территории, по которой с добычей шла его армия[80].

Хурриты также обосновались на средиземноморском побережье, где такие финикийские города, как Арвад, и в последующие века сохранили свои хурритские названия. Они продвинулись дальше в западном направлении – в Киззуватну (впоследствии Киликия), где оказывали доминирующее влияние на хеттский двор. Роль хурритов на Ближнем Востоке во 2-м тыс. до н. э. оказалась чрезвычайно значительной. Хотя понятно, что в Сирии и Северной Месопотамии они были пришельцами, где смешались с разными группами семитов, среди которых политически господствовали амориты[81]. Тем не менее хурритский элемент населения Киззуватны вторгся на равнину, где уже жили индоевропейцы из числа лувийцев, вероятно родом с северо-запада Анатолии, и их прибытие (2300 г. до н. э.) ознаменовало собой начало киликийского раннего бронзового периода III[82]. По прошествии примерно двух столетий (в 2100 г. до н. э.) в Киззуватне появилась раскрашенная керамика, совершенно отличная от продукции раннего бронзового периода III, имеющая несомненное сходство с керамикой Алалаха и других поселений Северной Сирии. Происхождение этой раскрашенной керамики из ранней закавказской подпровинции III региона Элязыг – Малатья представляется возможным, хотя влияние могло распространяться в другом направлении – из Сирии на север в долину Верхнего Евфрата[83]. Киликийский средний бронзовый век начался с появления этой раскрашенной керамики, при этом источники хеттов отмечают там культурное господство своего народа на несколько веков позже, в позднем бронзовом веке. Никакая промежуточная дата прибытия хурритов в Киззуватну не представляется правдоподобной. Вероятнее всего, они все же начали селиться там около 2100 г. до н. э. До этого они присутствовали в северной части Сирии, откуда и явились.

Таким образом, хурриты могут причисляться к элементам цивилизации Ближнего Востока за пределами высокогорной зоны до 2000 г. до н. э. Поддерживает эту гипотезу наличие хурритских личных имен на табличках аккадского периода (2340–2180 гг. до н. э.) в Чагар-Базаре, расположенном на реке Хабур[84]. Их появление на этом судоходном притоке Евфрата означает, что хурриты уже тогда начали получать доступ к богатой торговле Месопотамии, расширявшейся при посредстве военных и торговых экспедиций Саргона Аккадского и его преемников, в первую очередь его внука Нарам-Сина. Эти экспедиции, хотя и имевшие, по крайней мере частично, традиционные цели, открывали новые рынки и вполне могли облегчить создание ассирийской торговой колонии в Канеше (Кюль-Тепе), что в центральной части Анатолии, после чего были созданы и другие подобные колонии[85]. Они находились скорее на хеттской, чем на хурритской территории. Но важный путь в Центральную Анатолию проходил через Элязыг, позднее известный хеттам как Исуа, чье население было (через связи с Северной Сирией), вероятно, хурритским, по крайней мере к началу третьего периода ранней закавказской культуры. Рост месопотамской торговли, особенно в аккадский период и при Третьей династии Ура, очень вероятно, стал магнитом, притягивавшим хурритов на юг, в Сирию.

Все сказанное выше предполагает некую родину, откуда хурриты вторглись на окружавшие их территории – к югу и западу. Эта родина могла быть только в горном районе. Тогда кто, кроме хурритов, мог оставить после себя раннюю закавказскую культуру? Ни одна теория о том, что они могли прийти из-за Кавказских гор и преодолеть их, не оставив ни малейшего следа, не выдерживает критики, хотя, конечно, кочевники могли передвигаться незаметно. Существовавшая в 3-м тыс. до н. э. общая культурная целостность высокогорной зоны, о которой уже говорилось, подразумевает этническую стабильность, хотя и не доказывает ее. Очевидный вывод – население было хурритским и оставалось таковым с конца 4-го тыс. до н. э.

Возражение этой теории этнической целостности может быть выдвинуто на основании того, что сокровища Майкопа, большого кургана в долине Кубани, и Алаки, богатого кладбища на плато Центральной Анатолии, указывают на культурное и этническое вторжение из северных степей до самой Анатолии. Это предположение, вероятно, частично основано на убеждении, что украшения в виде животных, самые ранние проявления которых встречаются в Майкопе (вопрос спорный), были творением кочевников северных степей. Один ученый даже нашел индоевропейские родственные черты в Майкопе и Алаке, связав последнюю с теми хеттами, которые поселились в излучине реки Галис[86]. Это утверждение можно считать необоснованным. Люди Алаки были хаттами, имевшими малоазиатские, а не индоевропейские корни. Они населяли и контролировали часть Анатолийского плато, к западу от территории хурритов. Культурное влияние распространялось из Алаки и окрестностей, вероятно через Хороз-Тепе и поселения, расположенные возле понтийского побережья и на нем, к Майкопу, а не обратно. Это можно рассматривать как еще одно проявление ближневосточного влияния через Кавказ и соседние степи, последовавшего после контактов между горцами и населением северного края Плодородного Полумесяца. Но то, что небольшой класс воинов индоевропейской расы возвел курганы раннекубанской фазы и добрался до Алаки, не повлияло на формирование родственных черт населения Алаки и Майкопа, равно как и на расовый состав его большинства.

Лощеная керамика ранней закавказской культуры со смелыми украшениями – рельефными и вырезанными – изначально стала изучаться ближневосточными археологами во вторичной форме, обычно именуемой Хирбет-Керак, по названию поселения в долине Иордана (Бет-Йерах)[87]. Но как обычно, когда культура или тип артефакта именуется по названию одного поселения, это оказалось не самым важным местом находок. Большое количество такой керамики обнаружили в долине близ Антиохии (Амук), где американские исследователи приписали ее к фазам Амук H и I. Кроме разных сосудов, здесь в слое 11 Телль-Джудейде[88] был найден очаг в форме подковы, характерный для ранней закавказской культуры и известный из многих поселений. Архитектурные параллели с горной зоной включают присутствие глиняных скамей и ларей, сравнимых с Яник-Тепе и датированных примерно тем же временем. Красно- и чернолощеная керамика типа Хирбет-Керак была обнаружена в Телль-Джудейде (это самое важное место), а также в поселениях Чатал-Хююк, Телль-Таинат и Телль-Дахаб. Иными словами, она была широко распространенной. Кто бы ни создал эту керамику, это было местное произведение. Глину брали здесь же, то есть на равнину Амук прибывали люди, а не посуда. Создается впечатление, что Брэйдвуд упустил важность этой керамики в Амук Н-1, поскольку не уделил ей внимания, назвав региональным вариантом общего анатолийского развития старой сиро-киликийской чернолощеной керамики[89]. Однако Брэйдвуд подчеркнул использование более чем одного цвета, кроме черного. Большая часть посуды ранней закавказской культуры не является черной, а скорее наоборот – светлой. Керамика типа Хирбет-Керак, безусловно, имела хурритское происхождение, но развивалась в местных традициях. На ней имеются резные украшения, иногда – изображения птицы, хотя нарезка в основном расположена на крышках. Амук Н включает шесть слоев (12–7) в Телль-Джудейде и четыре (9–6) в Телль-Таинате. В следующей фазе, Амук I, эта посуда встречается бок о бок с другой. На юге (в Сирии и Палестине), где раскопок было много, керамику Хирбет-Керака тоже находят, хотя чем южнее место раскопок, тем меньше. В Иерихоне, например, ее обнаруживали только в захоронениях[90]. Ее хронология первоначально давала некоторые основания для датировки культуры горной зоны – до появления радиоуглеродного анализа. Ее можно было приписать к третьему периоду раннего палестинского бронзового века, современному Египетскому древнему царству и датировать посредством надежных египетских связей. Это означает приход в Палестину северян, которые смешались с семитским населением: ничто в палестинской археологии не мешает считать их хурритами. Таким образом, они присутствовали, правда в небольшом количестве, когда в начале среднего бронзового века пришли амориты[91], что повлекло за собой упадок городской жизни и возврат к кочевничеству. Хурриты определенно являются одним из элементов гиксосов («правителей чужеземных стран») – в среднем бронзовом веке, после притока ханаанитов со средиземноморского побережья на север они построили процветающую цивилизацию в Палестине. Гипотеза, что именно эти хурриты являются потомками изначальной группы, которая внедрила керамику Хирбет-Керака с севера, представляется маловероятной: прошло слишком много времени, и они давно ассимилировались среди семитского населения.

Другая волна хурритов почти наверняка участвовала в движении гиксосов. Но все же в Северной Сирии нет свидетельств нарушения преемственности и целостности в присутствии хурритов.

Некоторые виды керамики из Алаки и других поселений Центральной Анатолии, датируемые примерно тем же периодом, что изделия из Хирбет-Керака, представляются в некоторой степени сравнимыми[92]. Ничто не предполагает прямого влияния одной на другую, так что объяснение должно заключаться в их параллельном развитии благодаря общему культурному фону, царившему в хурритских нагорьях Восточной Анатолии. Если и было перемещение хурритов в Центральную Анатолию в середине 3-го тыс. до н. э., то лишь в небольших количествах.


Свидетельства истоков ранней закавказской культуры практически включают только керамику. Как неоднократно отмечали советские археологи, имеет место исключительная нехватка других классов артефактов, кроме тех случаев, когда обнаруживались металлические и другие предметы – редкие в культурных слоях. Для Яник-Тепе II и III характерно именно такое отсутствие некерамических свидетельств. Там захоронения велись за стенами поселения, и в деревне не было найдено ни одной гробницы.

Керамика «протокуроаракского» типа (то есть проторанняя закавказская I, используя терминологию данной книги) встречается в Самеле-Клде[93], Лисьей пещере в Чиатуре (северо-запад Грузии). Но другие находки из этой пещеры – изделия из камня и кости скорее приписываются 4-му или 5-му тыс. до н. э. Баба-Дервиш, Мейна-Тепе и Цопи дали нам то, что представляется прототипами ранней закавказской керамики I. В Цопи есть свидетельства начала этой культуры в Грузии[94]. Материал из поселения, но не с кладбища Тетри-Цкаро, также датируется концом 4-го тыс. до н. э.[95] Но отсутствие продолжительной стратифицированной последовательности культурных слоев, датируемых серединой того же тысячелетия и ранее, затрудняет оценку места в сравнительной хронологии, которое можно выделить ранним материалом из поселений Грузии и долины Куры на северо-западе Азербайджана. Даже в Кюль-Тепе нет свидетельств непосредственных предшественников ранней закавказской культуры, поскольку между верхней частью слоя I и началом этой культуры в слое II был обнаружен лишенный своеобразия стерильный слой. Радиоуглеродная датировка подтвердила вероятность того, что в 4-м тыс. до н. э. это поселение на несколько веков опустело. В Грузии круглые дома Шулавери могут считаться прототипами для построек, появившихся спустя тысячелетие и более в Шреш-Блуре, Шенгавите, Гарни, Кюль-Тепе, Яник-Тепе и др., а также модифицированных вариантов – в Квачхелеби. Раскопки в Тегуте придали весомость предположению о существовании в Закавказье очень давней архитектурной традиции возведения круглых домов. Но пока нет доказательств особого влияния Шулавери и других современных поселений на раннюю закавказскую культуру[96].

Гипотеза Пиотровского о ее происхождении в центре долины Аракса, плодородной местности, сегодня расположенной в сердце Армении, поддерживается некоторыми свидетельствами, но пока не подкрепляется радиоуглеродной датировкой периода I ранней закавказской культуры и до этого. Определенно жители этого региона достигли высокого уровня мастерства в росписи керамики – выше, чем в других областях Закавказья. Лучшие их произведения относятся к периоду II. Ограниченные свидетельства из Восточной Анатолии предполагают, что там не было таких успехов в развитии керамического производства. В бассейн Урмии эта культура, судя по всему, пришла с севера и распространилась на юг до Хамадана, где стратифицированные материалы были найдены при раскопках Годин-Тепе IV[97]. Искать в Иране корни этой культуры нецелесообразно, как и утверждать, что ее родина – Восточная Анатолия, где самый богатый регион – Малатья – Элязыг. Если не принимать без доказательств этническое движение оттуда на северо-восток, этот регион, позднее ставший важным в истории конфликта между Хеттским государством, Митанни и Ассирией, можно не рассматривать, поскольку он расположен на самом краю обширной культурной зоны[98]. Претензии равнины вокруг Эрзурума следует оценить на основании свидетельств, полученных при раскопках Караза и Пулура[99]. Хотя теоретически это возможный центр зарождения культуры, окружающая среда представляется очень суровой, слишком ограниченной высотой, чтобы здесь появилось избыточное население, начавшее экспансию в разных направлениях. Только географическое положение – возле центра зоны – делает этот район претендентом на место зарождения ранней закавказской культуры. Вероятнее всего, Эрзурум и его окрестности, а также Грузия стали первой территорией, где около 3000 г. до н. э. обосновались носители культуры.

Другие районы могут не рассматриваться как ее возможные центры. Нельзя точно сказать, когда территория нынешнего Азербайджана, не говоря уже о центральной части долины Куры, что лежит к востоку от Тбилиси, была заселена носителями культуры. Относительная бедность керамики, найденной при раскопках, произведенных на этой территории, предполагает, что на землях к западу от Каспийского моря (хотя, возможно, они были заселены тогда же, когда и Грузия) не было общин, включавших прогрессивные элементы. Вероятно, коренное население Баку и его окрестностей, как и низовий Аракса, никогда не подвергалось набегам носителей ранней закавказской культуры. Скорее, оно переняло ее «из вторых рук» и не достигло высокого уровня развития. Говорят, что возле Талыша (юго-западная оконечность Каспийского моря) керамика является непосредственной предшественницей периода I ранней закавказской культуры. Однако представляется, что эти изделия, в производстве которых использовалась солома, изготовили намного раньше[100]. Ванский регион (Восточная Анатолия), вероятнее всего, был мало населен – на это указывает небольшое количество поселений, а в долине Муша могла существовать местная культура, отличавшаяся грубой керамикой специфической формы. Дальше вверх по долине Мурата, в районе Лиз и Буланик, была найдена обычная керамика ранней закавказской культуры.

Мнение, что эта культура зародилась в долине Аракса вокруг Еревана, основано не только на исключении по разным причинам возможных альтернатив, не на качестве керамики, плодородии региона или его потенциале в качестве колыбели, откуда пошла экспансия населения в поисках жизненного пространства. Дело в том, что есть свидетельства, возможно указывающие на постоянную занятость равнины вокруг Еревана в период зарождения ранней закавказской культуры – в конце 4-го тыс. до н. э. Раскопки Шенгавита (недалеко от Еревана) дали важные результаты. Помимо всего прочего, были выявлены четыре культурных слоя, и самый ранний из них, Шенгавит I, уже упоминался как непосредственный предшественник ранней закавказской культуры. Однако представляется, что при этом происходили кардинальные изменения, а не просто развитие культур: Шенгавит I – Шенгавит II. Некоторые археологи считают, что самый поздний из трех последовательных периодов в другом месте долины Аракса, Кегжиак-Блур, является переходным к ранней закавказской культуре I, но в то же время приравнивают его к Шенгавиту I и Кюль-Тепе (Нахичевань) I, что не вполне понятно[101]. В Маштоц-Блуре была получена последовательность, сравнимая с Кегжиак-Блуром, хотя поселение определенно существовало и в начале периода I ранней закавказской культуры. Другие места проживания также имеют культурные слои – предшествующие и совпадающие с этим периодом. Все эти свидетельства, возможно, и не делают бесспорной теорию зарождения ранней закавказской культуры в средней части долины Аракса (на территории вокруг Еревана), но они определенно указывают на нее как наиболее вероятную. К возражениям, что металлообработка зародилась очень рано в Грузии, к примеру в Квачхелеби, и что этот регион считался в этом отношении более передовым, чем Армения, не следует относиться слишком серьезно. Мецамор (недалеко от Армавир-Блура) являлся, например, металлургическим «заводом», возникшим в 3-м тыс. до н. э., а находки в Кюль-Тепе доказывают, что население долины Аракса было не более отсталым в металлообработке, чем жители районов, прилегавших к Кавказу[102]. Поселения в Армении существовали не только на равнине. В Гарни – в горах над Ереваном – ученые обнаружили остатки типичной деревни 3-го тыс. до н. э. с обычным набором керамики и круглыми каменными домами.

Некоторые поселения были названы «типовыми» для первого из трех периодов ранней закавказской культуры. Ряд западных археологов предложил считать таковым Караз. Пиотровский и Ханзадян отдали предпочтение Шреш-Блуру. Кюль-Тепе II признается как чрезвычайно важное место раскопок. Ни одно из поселений Грузии не претендует на исключительность, хотя Дидубе и Кикети давно выделили в качестве типичных для первой фазы ранней закавказской культуры. Об этом писал Б. А. Куфтин[103]. Среди перечисленных выше поселений выделяются Караз и Кюль-Тепе – обилием найденных на их территории материалов и посвященных этой проблеме публикаций. Квачхелеби С3–С1, Амиранис-Гора и Хизнаант-Гора Е считаются самыми важными грузинскими поселениями этого культурного периода.

Среди армянских мест этого периода – Шреш-Блур II, Шенгавит II, Маштоц-Блур III, Мохра-Блур II, Сев-Блур II, где есть и более ранние культурные слои. Современные им грузинские поселения – это Квачхелеби С3-С1, Амиранис-Гора, Хизнаант-Гора Е, Садахло, Тетри-Цкаро, Дидубе, Кикети, Земоавчала, Сагварджиле. Возможно, к этому периоду также относятся Згудери, Кулбакеби, Озни, Бешташени и Тквиави. Однако последние не являются старше грузинских, и, вероятно, для данного района оправданным является разделение на две фазы (1А, 1В), хотя в других местах для этого недостаточно данных. Это означает, что окончание всего периода (ранней закавказской культуры 1А и 1В) в Грузии приходится на 2600 г. до н. э., в Армении, вероятно, чуть раньше – такой вывод подтверждает радиоуглеродная датировка слоев периода II такой культуры в Яник-Тепе. Помимо Кюль-Тепе к этому периоду относится азербайджанское поселение Баба-Дервиш. В это время люди, определенно, жили в поселении Хамита-Кошая в Каразе и, возможно, в Пулуре. В других частях Восточной Анатолии только поверхностные находки осколков керамики с рельефными украшениями могут относиться к 3-му тыс. до н. э.[104] Во время раскопок в районе плотины Кебан обнаружили культурный слой этого периода, формирование которого, судя по радиоуглеродной датировке из Коруку-Тепе, приходится на 3000 г. до н. э.

Итак, период I ранней закавказской культуры начался в 3000 г. до н. э., чуть раньше или позже это произошло в Грузии и, вероятно, в долине Аракса. Но если принять теорию места зарождения культуры в районе Еревана, то Шреш-Блур II, Шенгавит II и другие современные армянские поселения должны датироваться 3250–3000 гг. до н. э. Это ограничивает период времени в 4-м тыс. до н. э., для которого недостаточно свидетельств, но даже более раннюю дату нельзя исключить. Если считается, что одни поселения существовали недостаточно долго для каждого из трех последовательных периодов культуры, то в других находятся доказательства того, что подобные ограничения совершенно необоснованны. Для периода I ранней закавказской культуры критерием может считаться Кюль-Тепе II. Здесь были обнаружены 14 слоев в периоде II, средней глубиной залегания 8 м (4,5–12,5 м). Радиоуглеродная датировка образца с глубины 8,5 м показала 2920 г. до н. э. ± 90, что указывает на начало последовательности слоев задолго до 3000 г. до н. э., хотя на одну радиоуглеродную дату не следует полагаться слишком сильно. В то же время в Квачхелеби периода С нашли только три слоя – вероятно, поселение долгое время оставалось покинутым. В Квачхелеби слишком мало слоев, чтобы говорить обо всем периоде ранней закавказской культуры. То же самое относится и к ряду других поселений. Иными словами, распределение и размах оседлой жизни в 3-м тыс. до н. э. существенно варьировались. Истощение земли и климатические изменения – основные факторы, вызывавшие перемены в деревенской экономике. Они же влияли и на продолжительность существования поселений. Исчезновение лесов в некоторых частях Грузии считалось фактором, сведшим к минимуму ранние поселения этой культуры на равнинах. Вряд ли какие-либо из этих мест были заняты непрерывно. Даже в Шенгавите общая глубина залегания слоев достигает только 4 м.

Уже было сказано, что круглые дома считались характерными для ранней закавказской культурной зоны, включая такие удаленные регионы, как Дагестан в северо-восточной части Кавказа и бассейн Урмии, возле Тебриза. В большинстве поселений Грузии тоже были круглые дома, дальше на запад они – прямоугольной формы (Амиранис-Гора и Караз). Жилища, раскопанные в Квачхелли, в том числе девять из них в самом продуктивном слое С3, нельзя назвать круглыми: одни из них квадратные со скругленными углами, другие напоминают в плане обтесанный круг. Круглые дома встречаются в Армении (Шенгавит, Шреш-Блур, Джераховид, Кюль-Тепе (Эчмиадзин) и Гарни), Грузии (Озни, Хизнаант-Гора), Дагестане (Каякент, Кюль-Тепе (Нахичевань) и Яник-Тепе). Не все они датируются первым периодом, а обнаруженная в Хирбет-Керак (Палестина) круглая конструкция вообще не может считаться домом, скорее это некое фортификационное сооружение. Общей чертой первого периода была центральная деревянная опора – она представлена, скажем, в Квачхелеби, где рядом расположен очаг. Необходимость в такой опоре, как правило, зависела от диаметра дома – в Шенгавите он составлял 6–8 м, хотя не все здания относились к первому периоду. В Кюль-Тепе разница в диаметре домов составляла от 3,5 до 13 м. Стены были не слишком массивными – 20–70 см. В Кюль-Тепе фундаменты одних зданий сделаны из камня, других – из сырцового кирпича. Прямоугольные пристройки – крылечки – встречаются в Квачхелеби и Шенгавите, а в следующем периоде – в Яник-Тепе.

Очаг в доме был чрезвычайно важен. Существует гипотеза, что пожар в Квачхелеби, уничтоживший деревню, возможно, случился в то время, когда жители выполняли некий важный ритуал вокруг очагов своих домов. Довод в пользу этой гипотезы – украшения на переносных очагах, являющиеся отличительной чертой ранней закавказской культуры. Вопрос можно поставить шире: можно ли эти переносные очаги в каком-то смысле сравнить с «рогами посвящения» минойского Крита и их аналогами в святилищах периода II раннего бронзового века (слои XVI–XIV) в Бейджесултане (юго-запад Анатолии)?[105] В Яник-Тепе были стационарные очаги и располагались не в середине дома. Они обычно находятся у дверей: вероятно, практические соображения – позволить дыму выходить наружу – здесь взяли верх над ритуальными, ну а важность самого очага для доисторического населения переоценить невозможно.

Роль кочевничества или, по крайней мере, системы отгонного животноводства в жизни людей ранней закавказской культуры, вероятно, отражается в форме и конструкции их домов: круг в плане, центральная опора, легкая глинобитная надстройка – все это напоминает современную туркменскую юрту. Такой план имеет практические преимущества, особенно снежной зимой. Подобные дома, пол в которых часто был ниже уровня окружающей наружной территории, должно быть, походили на те, что можно видеть в горах и сегодня, – не всегда разглядишь: человек идет рядом с домом или по нему? Кулбакеби (Южная Осетия, недалеко от Цхинвала) считается временным поселением. Поскольку оно использовалось сезонно, дома строили из дерева, и поэтому сохранились только следы фундаментов[106].

На постоянный характер более важных поселений на равнинах указывает, к примеру, оборонительная стена вокруг деревни Шенгавит, расположенной на уступе, выходящем на высокий левый берег реки Раздан, притока, текущего на юг к Араксу. Стена была построена из крупных каменных плит, тщательно пригнанных друг к другу. С северной стороны находился подземный ход к реке. Напрашивается сравнение с Яник-Тепе во втором (из трех) периоде: там был раскопан короткий отрезок оборонительной стены толщиной не менее 5 м с небольшим проходом через стену. Камни для строительства, вероятно, везли на расстояние нескольких километров, предположительно на телегах или санях. Такие сооружения указывают на постоянное существование внешней угрозы и наличие готовой ее отразить общинной организации[107].

Самым большим классом артефактов является керамика. Причем важно не только ее количество, но и характерные черты, которые делают ее фирменным знаком культуры в целом. Без керамики ранняя закавказская культура никогда не была бы признана отдельной высокогорной культурой, да и деление на три последовательных периода стало бы невозможным. Долговечность и невысокая стоимость керамики делают ее чрезвычайно важной для историков. Ее нет смысла чинить или спасать во время катастроф или переездов, поэтому для ученых керамика ценнее драгоценностей, изделий из металла, печатей и прочих предметов, которые нередко хранились и передавались по наследству.

Большое разнообразие керамики советские археологи приписали периоду I ранней закавказской культуры, который они считали частью энеолитического периода. Появившиеся тогда керамические традиции продолжились с некоторыми изменениями до конца периода III. Это и есть основная причина включения последнего в раннюю закавказскую последовательность. В целом керамика из Грузии периода I ранней закавказской культуры демонстрирует скудность декоративных элементов. Например, орнаменты на кувшинах из поселения Амиранис-Гора представляются весьма незрелыми. В Хизнаант-Гора была создана собственная специфическая керамика желто-коричневого цвета. Самыми удивительными являются рельефные спирали на кувшинах из Кикети – там впервые появились двойные спирали. Чуть позже аналогичные украшения создавались в поселении Озни, которое наряду с Бешташени показывает, что последняя часть периода I ранней закавказской культуры в Грузии связана с развитием рельефных орнаментов на керамике[108].

В Армении на керамические сосуды чаще наносились канавки, чем выпуклые рельефы, да и формы были более замысловатыми. Доктор Ханзадян, посвятившая большую часть своего времени изучению армянской керамики этого периода, в первую очередь с раскопок в Шреш-Блуре и Кюль-Тепе (Эчмиадзин), считает, что орнаменты изображают воду, землю и растения, но такая трактовка представляется субъективной[109].

Толстые спирали и другие рельефные орнаменты в Шреш-Блуре и Каразе привлекли внимание археологов, незнакомых с Закавказьем и Восточной Анатолией, и такой тип украшений некоторые ученые, в том числе автор, посчитали характерным для первого из трех периодов рассматриваемой культуры[110]. Однако уже в первом периоде появились другие техники нанесения украшений, а нарезные узоры стали применять только на крышках. И это не первый раз, когда типология изменилась под влиянием открытий.

Период II ранней закавказской культуры представлен в стольких поселениях, что очень трудно выбрать из них несколько и назвать их типовыми. Ханзадян выделила Шенгавит III – это поселение, безусловно, заслуживает признания, хотя бы за то, что его слои охватывают все три периода. Яник-Тепе занимает слишком периферийное положение, чтобы считаться типовым, хотя там и много культурных слоев. Возможно, для этого и предыдущего периода типичным может считаться Джераховид, что находится в долине Аракса, неподалеку от Еревана, другое армянское поселение второго периода – Тагаворанаст (Кировакан). Ханзадян различает две группы керамики периода II ранней закавказской культуры: одну – собранную вокруг Кировакана, другую – вокруг Шенгавита, примерно разделяя керамику горной Армении (и Грузии) и долины Аракса.

За пределами Закавказья есть поселения и на западном, и на восточном берегу озера Урмия. Геой-Тепе К датируется частично этим периодом, но, вероятно, возник он в предыдущем периоде. Радиоуглеродная дата 2574 г. до н. э. ± 146 для Геой-Тепе К3 предполагает, что фаза К1 датируется периодом I. Помимо Геой-Тепе К1 ничто не указывает на наличие важных поселений периода I ранней закавказской культуры в бассейне Урмии до периода II, когда Яник-Тепе снова был занят после долгого перерыва. В Годин-Тепе, расположенном в 8 милях (12,8 км) к юго-востоку от Кангавара (на границе Курдистана и Луристана), период IV характеризовался керамикой, сравнимой с Яник-Тепе периодов II и III ранней закавказской культуры. Здесь обнаружили следы эрозии – вероятно, поселение было покинуто примерно в тот же период, что и Яник-Тепе. Судя по всему, в обоих поселениях в первые века 3-го тыс. до н. э. наблюдался спад оседлой жизни. В других поселениях вокруг Годин-Тепе найдена резная керамика ранней закавказской культуры периода II. Все свидетельства из Годин-Тепе указывают на движение из Закавказья в начале ее периода II (не ранее 2700 г. до н. э.) и упадок этого интрузивного элемента в начале периода III. В Яник-Тепе, расположенном далеко на севере, этот элемент, естественно, закрепился наиболее твердо.

Районы Элязыг и Малатья в целом разделяли общие керамические традиции культурной зоны. Группа горшков из Эрниса (северо-восточный берег озера Ван) была датирована автором периодом II ранней закавказской культуры, что представляется правильным, хотя многочисленные параллели в Яник-Тепе указывают, что, возможно, точнее было бы отнести эти сосуды к заключительной фазе периода.

Вся найденная керамика показала наличие определенных региональных вариаций, таких как, например, ограниченное распространение резных украшений Яник-Тепе. Также представляется очевидным, что в период II ранней закавказской культуры ее экспансия достигла самых широких географических пределов.

Без наличия 12 строительных фаз, найденных в Яник-Тепе, период II мог бы считаться коротким. Армянские, грузинские и азербайджанские поселения представляются недолговечными, и другой информации, касающейся этого периода, нет. Яник-Тепе несколько заполнил пробел – имеется четыре радиоуглеродных даты: 2381 г. до н. э. ± 62, 2324 г. до н. э. ± 78, 2621 г. до н. э. ± 79 и 2495 г. до н. э. ± 61 (период полураспада – 5730). Вероятнее всего, этот период длился с 2650 до 2200 г. до н. э. Эти хронологические рамки могут подразумевать начало периода в Яник-Тепе вскоре после его «старта» в Закавказье, однако длился он там дольше, чем на севере. Этот намек на консерватизм усиливается неожиданным появлением в Яник-Тепе третьего культурного периода при незначительных свидетельствах перехода.

Всего 57 круглых домов полностью или частично раскопали в Яник-Тепе, констатировав постепенное увеличение их диаметров, а также, вероятно, рост плотности населения. На самых ранних уровнях были дома диаметром около 3,5 м с большими промежутками между этими строениями. В поздних слоях круглые дома стали намного больше, поэтому в них появились центральные опоры. С внутренней стороны дома по окружности обычно ставилась скамья, дверь имела высокий порог, а уровень пола, как правило, был немного ниже, чем уровень двора. Ларь для хранения являлся элементом более крупных домов, очаг – любых. Еще одна общая черта – гладкая поверхность, слегка опускающаяся от стены, с канавкой-стоком для жидкости. Эта поверхность, вероятно, использовалась для приготовления пищи. В домах было очень тесно, поэтому нередко случались пожары. Вероятно, причиной возгорания мог быть порыв ветра через дверной проем, который раздувал огонь в очаге и воспламенял крышу. Не исключено, что дым выходил наружу только через дверь. Хотя не все пожары оказывались случайными. Постоянно существовала опасность нападений, на что указывают оборонительные сооружения в слое XVII и уничтожение всего последующего слоя[111]. Эти выводы, разумеется, основываются на раскопках небольшой части кургана, но нет серьезных сомнений в том, что они близки к реальности. Массивные оборонительные сооружения придали Яник-Тепе статус небольшого города. Вероятно, он был окружен враждебными кочевниками. Относительная целостность отдельных слоев дает основание для предположения о том, что скорее частыми были набеги местных племен, чем нападения крупных сил издалека. Но жители Яник-Тепе, вероятно, сами лишь на шаг ушли от кочевничества, потому что, покинув долину Аракса, по пути на юг к границам Луристана обосновались далеко друг от друга. Доказательство легкой конструкции крыш круглых домов в Яник-Тепе, как и в Закавказье, было получено из упавших фрагментов обожженной глины с отпечатавшимися прутьями[112]. В одном из таких домов обнаружили своеобразную перегородку из кольев с низким глинобитным фундаментом, отделявшую кухню от жилого помещения. В других круглых жилищах тоже встречались такие разделения. В домах было темно, что подтверждается множеством найденных там керамических ламп. С внешней стороны входной двери такого помещения, как правило, имелось прямоугольное крыльцо. Вероятно, внешне эти дома напоминали улей. Судя по раскопкам в Яник-Тепе XVII, из-за увеличения количества и размеров круглых домов сообщение между разными частями города было затруднено.

Архитектура других поселений показывает не столь абсолютную приверженность к окружностям. К примеру, в Шенгавите есть много прямоугольных помещений. В Закавказье круглые дома считались нормой, как, например, в Джераховиде, где было обнаружено четыре слоя с ними, а глубина культурных слоев – не менее 10 м, то есть намного ниже уровня грунтовых вод. В поселении Хизнаант-Го-ра D один круглый дом имел две концентрических стены, отпечатки кольев и переносной очаг в центре.

Керамики в Яник-Тепе было так много, что теперь она считается лучшим образцом изделий, форм и украшений, хотя последние в основном резные. Правда, качество украшений не всегда таково, чтобы считать набор керамики с этих раскопок удовлетворительным во всех отношениях. Несомненно, лучшие «творения» гончаров Яник-Тепе могут соперничать с произведениями армянских мастеров. Но некоторые изделия намного ниже по качеству исполнения. Если критерием для раздела между двумя периодами (II и III) ранней закавказской культуры в Яник-Тепе взять архитектурные, а не керамические традиции, тогда можно выделить три фазы этой культуры II. Важно, что в первой фазе (Яник-Тепе XXVI–XXI), которая недостаточно представлена в количественном отношении, вырезанные линии тоньше и изящнее, чем в следующей стадии, намного более продолжительной (Яник-Тепе XX–XVI).

Параллели с резными украшениями Яник-Тепе не так легко обнаружить на землях, граничащих с Закавказьем, разве что некоторые мотивы, вырезанные на дольменах Абхазии и западной части Кавказа, можно считать связующим звеном с мотивом ранней закавказской культуры II. Такое сравнение вряд ли представляется уместным, не говоря уже о разных материалах и масштабах. В Анатолии есть керамика с резными украшениями в Тарсе и Зинсирли, датируемая периодом II киликийского раннего бронзового века. Параллели вовсе не близкие, и схожесть простых геометрических орнаментов, вероятнее всего, естественна. Но с точки зрения хронологии сравнение возможно, поскольку период II киликийского раннего бронзового века завершился примерно в 2300 г. до н. э.[113]

Археологи Квачхелеби решили, что, хотя период В отличается от периода С, ему предшествовавшего, керамические традиции этого поселения на протяжении всего 3-го тыс. до н. э. могут считаться типичными для Грузии в целом. Три слоя Квачхелеби В показывают, что отличительными чертами керамики тогда являлись черная поверхность – снаружи, серая или розовая – внутри, хорошее лощение. А керамика Квачхелеби С отличалась неровностью окраски. Подчеркивается сходство с керамикой Сачхере, хотя последняя обычно датируется третьим заключительным периодом ранней закавказской культуры. Резные украшения на керамике в Квачхелеби менее претенциозны, чем в Яник-Тепе. Они ограничиваются простыми шевронами. В целом полученные из Квачхелеби свидетельства доказывают, что в это время поселение находилось в консервативном регионе ранней закавказской культуры периода II. То же самое представляется справедливым для всей Грузии.

В Баба-Дервише (долина Куры, северо-запад Азербайджана) на керамике из уровней рассматриваемой культуры периода I украшений не было. Рельефные украшения обнаружили только на средних уровнях. Вырезанное изображение птиц, примером которого является осколок чернолощеного сосуда, обследованный автором, скорее относится к периоду III. Какова бы ни была его точная датировка, он обеспечивает очевидную северную параллель с керамическими традициями Яник-Тепе.


С наступлением периода III ранней закавказской культуры, то есть около 2300 г. до н. э., культурная стагнация, установившаяся на большей части высокогорной зоны – но не в долине Аракса, подошла к концу, и началось возрождение культуры. Прежняя однородность от Кавказа до верхнего Евфрата по большей части исчезла, и ее сменило ускоренное развитие региональных культур, которые сохранили старые традиции, но создали новые формы в керамике и металлообработке. Перемены вовсе не стали признаком «взрыва» и засилья пришельцев. Скорее это было обогащение старой культуры благодаря внешним контактам, особенно с цивилизацией Месопотамии, где правила Аккадская династия, начавшая поиск новых коммерческих предприятий и рынков в горах к северу и востоку от долин Тигра и Евфрата. В это время в Северной Сирии возникла основанная на шумерских прототипах традиция металлообработки и начала распространяться на Анатолийское плато[114].

Давно были отмечены параллели в Закавказье с шумерскими инструментами и орудиями[115]. Все имеющиеся свидетельства указывают на укрепление коммерческих связей с Месопотамией. Точные маршруты, по которым велась эта торговля, неизвестны. Тот факт, что ассирийские купцы создали торговую колонию (карум) в Канеше (Кюль-Тепе), где слой IV (самый ранний) датируется 2100–2050 гг. до н. э.[116], означает организованные контакты и ввоз олова с востока через Иран и Ашшур в Анатолию. Так Восточная Анатолия была обойдена стороной, и месопотамские связи через западную часть высокогорной культурной зоны представляются нам менее вероятными, чем через Западный Иран в северном направлении к долине Аракса. Тем не менее есть много свидетельств, подтверждающих существование торговых связей в 2300–2000 гг. до н. э. через бассейн Урмии и на юг через Загрос. Если помнить о том, что в Яник-Тепе нет современных захоронений, его не следует считать очень отсталым в это время, а отсутствие изделий из металла – имеющим первостепенную важность.

Современным поселением периода III ранней закавказской культуры, находившимся к югу от Кавказа, был большой могильник в Майкопе – в долине Кубани, о котором долго говорили[117]. Сейчас общепринято датировать его 2300–2200 гг. до н. э., иными словами, он в определенных аспектах сравним по крайней мере с наиболее поздними из богатых захоронений поселения Алака-Хююк (Аладжа-Хююк, Центральная Анатолия). Позднее этот район стал жилищем хеттов, но тогда в нем жили неиндоевропейские хатты[118]. Таким образом, археологически подтверждены контакты между жителями долины Кубани и Центральной Анатолии. Однако нам неизвестно, каким образом связаны соответствующие захоронения или поселения с нагорьями Восточной Анатолии, чьи культурные отношения с излучиной Галиса и остальной частью Центральной Анатолии, судя по артефактам, были непрочными. Центрально-Анатолийская культурная провинция периода II раннего бронзового века, ранее называемого медным веком, раскинулась до понтийского побережья через Самсун, где Дюндар-Тепе и другие поселения имели схожие черты с Алака-Хююком и окрестностями[119]. Хороз-Тепе и Махмутлар, впоследствии ставшие центром Понтийского царства, дали нам золотые и бронзовые предметы, сравнимые с аналогичными изделиями из Алаки, хотя бронза Хороз-Тепе имеет и отличительные черты[120]. Аналогичные фигурки оленей были найдены на черноморском побережье в районе Гиресуна. Морская торговля на относительно короткие расстояния между этим городом и участком побережья, к северу от Абхазии, вероятно, являлась главным фактором поддержки связей между Анатолией и степями, расположившимися к северу от Кавказских гор. Обратное культурное влияние из долины Кубани в Грузию вполне могло дать толчок развитию металлообработки в этой части ранней закавказской культурной зоны. Такое влияние, достигшее грузинских поселений, может объяснить явный прогресс в этом регионе в периоде III ранней закавказской культуры. Конечно, такой прогресс могло подтолкнуть и прямое влияние с юга через Армению, но в предшествующий период этого не наблюдалось.

Поселения периода III рассматриваемой культуры есть в разных культурных провинциях. Некоторые регионы, например вокруг озера Ван, вероятно, пребывали во власти культурной стагнации, однако в Армении, судя по всему, не было упадка в жизни оседлых сообществ. Выполненная доктором Ханзадян классификация поселений по разнообразию керамики приводится ниже. Кроме описанных ею поселений, есть и другие, например в Харидже (Артик), возможно более раннее (отметим, что одной из черт керамики этого поселения являются фрагменты предметов в форме бараньей головы), а также Франганоц, Кизнавур (Kiznavour), Степенакерт и др. В Грузии приходится больше полагаться на материалы из могильников – Амиранис-Гора, Сачхере, горы над Тетри-Цкаро. Возможно, люди продолжали жить в Садахло и Баба-Дервише, существовало святилище и в Баланте[121]. Наскальные изображения лошадей в Кобистане могут датироваться этим периодом или началом 2-го тыс. до н. э. Здесь определенности нет. Геой-Тепе К3 и Караз II также были заселены. Самые явные изменения в керамике произошли в юго-западной культурной провинции Элязыг – Малатья: формы остались прежними, но изменились материалы и украшения. Керамики в этой культурной провинции нашли много – от Феро (возле Дивриги) до целой группы курганов около Элязыга (Алтынова – золотая равнина)[122]. Арслан-Тепе (Малатья) оказался особенно богат керамикой, изначально неверно названной хеттской. Также были проведены раскопки соседнего кургана Гимислик-Тепе, относящегося к тому же времени. Продолжает культурную зону на севере Кавказа поселение Заглик. Луговое, Великент, Каякент и Мамайкутан – населенные пункты Дагестана и Чечено-Ингушетии, где керамика и каменные орудия схожи с ранней закавказской традицией. Эти свидетельства дополняются материалами, найденными в курганах Нового Аршти и Катарагач-Тапа[123]. Рельефные декорации в виде шишечек – это намек на то, что распространение культурной зоны на северо-восток могло иметь место до периода III ранней закавказской культуры, шарики, рельефные орнаменты и «ушки» – характерные черты керамики этих поселений.

Здесь нет таких ясных указаний на большой временной промежуток, как в Яник-Тепе – для периода II и Кюль-Тепе – для периода I. В Яник-Тепе есть ряд культурных слоев (XIII–VII), которых вместе с субфазами всего девять; но те, что раскопаны на вершине кургана, свидетельствуют о том, что они существовали в мирное время, когда периодически производились ремонт и переделка домов, в отличие от слоев, относящихся к периодам полных уничтожений и последующих восстановлений. Три фазы в Квачхелеби В не предполагают очень уж большой продолжительности. Упомянутые выше радиоуглеродные даты для Шенгавита IV (2020 г. до н. э. ± 80) и Яник-Тепе (2086 г. до н. э. ± 104 и 1816 г. до н. э. ± 63) являются единственными указаниями на абсолютную хронологию, помимо сравнений с поселениями за пределами культурной зоны. Самое важное поселение для таких хронологических параллелей – Хасанлу (долина Солдуз, к югу от озера Урмия), для которого имеется очень полезная серия радиоуглеродных дат[124], в том числе пять – для Хасанлу VII периода раскрашенной оранжевой керамики – от 2280 г. до н. э. ± 140 до 2121 г. до н. э. ± 138. Хотя одну дату нельзя переоценивать, вторая из Яник-Тепе поддерживает теорию о том, что ранние закавказские культурные традиции в бассейне Урмии существовали и во 2-м тыс. до н. э. Возможно, то же самое можно сказать о районах вокруг озера Ван. Нахождение раскрашенной оранжевой керамики к востоку и западу от озера Урмия (например, в Геой-Тепе К3) указывает на хронологическое пересечение этого класса керамики с изделиями периода III ранней закавказской культуры[125].

Если верно предположение о том, что традиция строительства круглых домов была особенно характерна для восточной части рассматриваемой культурной зоны, тогда переход от круглых к прямоугольным строениям в периоде III ранней закавказской культуры (слои XIII–VII) в Яник-Тепе требует некоторых объяснений. Т. Н. Чубинишвили считает, что традиция строительства прямоугольных домов в основном существовала в Восточной Грузии и представлена планами построек, раскопанных в Квачхелеби, Гудабертка и Хизнаант-Гора. Круглые дома встречаются в тех же поселениях. Так что, очевидно, не было выраженного разделения между двумя разными архитектурными традициями. Дома в Квачхелеби на протяжении периодов C и B по большей части прямоугольные. Любой намек на круглый план исчезает к концу периода С. Однако в Яник-Тепе прослеживаются резко наступившие изменения. Прямоугольные дома здесь иллюстрируют мирный период, когда твердо установилась приверженность местных жителей к оседлой жизни без намека на кочевничество. Даже резные украшения на керамике исчезли, не оставив следов имитации резьбы по дереву, связанной с кочевым образом жизни предшествующего этапа. Главное здание, обнаруженное в Яник-Тепе, было довольно большим и имело полуподвальный этаж, куда, очевидно, спускались по лестнице. Но один след предшествовавшего периода остался: кухонное «оборудование» – очаг, печь и гладкая рабочая поверхность остались в точности такими же, как в круглых домах. Одна такая печь предназначалась для изготовления санжака – это вид хлеба, который до сих пор выпекают в этом регионе. Его готовят на гальке, разогретой на огне. Лепешка получалась с неровной поверхностью, слегка подгоревшей в тех местах, где тесто непосредственно контактировало с камнями. Одно поселение в Грузии являет собой архитектурный контраст, сравнимый с двумя периодами в Яник-Тепе. В Хизнаант-Гора В и С сменяют круглые дома в D.

Керамике периода III ранней закавказской культуры присуща тенденция к упрощению форм и украшений, спрямлению соединения горлышка сосуда с «плечами», других острых углов, а также к удлинению форм[126]. Ханзадян выделила три класса керамики периода III рассматриваемой культуры, найденной на раскопках в Эларе, Шенгавите и Арагаце. Относительная близость этих поселений указывает, что они едва ли могут относиться к трем географически разным культурным провинциям. Также нет явных свидетельств, предполагающих хронологический переход от одного вида керамики к другому. Первая ее группа, названная Ханзадян по имени поселения – Элар, в основном, но никоим образом не исключительно, представлена поселениями в Армении. Шенгавитская группа распространена по большей части в Грузии. Группа Арагаца включает керамические изделия из Армавира и Кюль-Тепе II. Можно также провести параллели с поселениями Луговое (Северо-Восточный Кавказ) и Яник-Тепе.

Помимо общей преемственности форм в Яник-Тепе, хотя и без резных украшений, появилось одно усовершенствование – серебристый блеск на чернолощеной керамике. Вероятно, эффект достигался с применением графита и имитировал серебро.

В Грузии известны аналогичные изделия того же периода – с имитацией серебра. Некоторые экземпляры предполагают наличие металлического прототипа. Речь идет о могильнике Тетри-Цкаро, находящемся в горах над более ранним поселением: здешняя керамика демонстрирует эстетические и технические стандарты, не превзойденные всеми прочими изделиями ранней закавказской культуры. Они датируются примерно 2000 г. до н. э. Здесь присутствует та же обработка графитом, как в Яник-Тепе, но сама керамика имеет превосходное качество. Также здесь имеются многочисленные свидетельства металлообработки, которых так мало в Яник-Тепе. Керамика из Амиранис-Гора, раскопанная Чубинишвили, тоже обработана графитом; характерны шишечки по плечам сосуда – похоже, они имитируют заклепки. Один сосуд имеет весьма замысловатую форму – два обычных кувшина соединены вместе под самой широкой частью[127]. К несколько более раннему периоду относится керамика из Садахло (вероятнее всего 2300–2200 гг. до н. э.). Само же поселение существовало с 4-го тыс. до н. э. Один кувшин с этих раскопок – образец высокого мастерства нанесения украшений на резную керамику, достигнутого в этот период в Грузии; он богато украшен изображениями птиц и спиралей. Еще один мотив можно назвать «подвешенное топорище»; поверхность чернолощеная. Чубинишвили считает, что такие изображения имитируют печати месопотамского происхождения, но для этой теории нет достаточных доказательств. А предположительная связь с культурой Джемдет-Наср хронологически возможна, если не считать географического расстояния[128]. Садахло дал нам, возможно, антропоморфический рисунок, одно из немногочисленных изображений человеческих фигур в ранней закавказской культуре. Причем их небольшое число трудно объяснить. Вырезанные птицы на горшках из поселения Баба-Дервиш могут датироваться примерно тем же временем (2300–2200 гг. до н. э.), но для определенности не хватает хронологической информации. В Сачхере последовательность начинается с керамики этого периода, выполненной в старых традициях, в том числе с применением рельефного орнамента. Сачхере – современник могильника в Тетри-Цкаро и непосредственный предшественник известных курганов Триалети[129]. В целом создается впечатление, что тогда грузинские поселения пережили великое возрождение в регионе, доселе бывшем относительно отсталым, по крайней мере в сравнении с долиной Аракса, раскинувшейся вокруг Еревана. Грузия перестала быть периферией. Здесь появились новые элементы и назревали большие перемены.

Керамика из армянских поселений представляется чуть менее интересной. Имевшие место инновации не так показательны для ведущей роли металлообработки. Но и здесь изготавливались интересные вещи, начала появляться роспись, вероятно «проникшая» с юга, потому что она была совершенно чужда традициям ранней закавказской культуры в Грузии и применялась только в регионе Малатья – Элязыг. Раскопки Телемака Хачатряна поселения ранней закавказской культуры в Харидже (недалеко от Артика) были дополнены обнаружением могильника с керамикой периода III, а также первой половины 2-го тыс. до н. э.[130] Несмотря на включение Ханзадян керамики Яник-Тепе в группу Арагаца, автор считает, что это в группе Элар есть сосуды с украшениями, выдавленными пальцами, и, таким образом, сравнимые с Яник-Тепе. Разница между группами керамики этого периода, помимо окрашенных изделий культурной провинции Малатья – Элязыг, сглаживается общей традицией.


До настоящего времени обсуждение ранней закавказской культуры основывалось главным образом на керамике, являвшейся самым широко распространенным и хорошо классифицируемым артефактом. Без керамических свидетельств оказалось бы трудно и даже невозможно различить три периода этой культуры-долгожительницы. В свете свидетельств больших усовершенствований и диверсификации в металлообработке последних двух или трех веков 3-го тыс. до н. э. можно было бы выделить только два периода. Ранее металлургия уже имела долгую историю в Закавказье, но это касалось обработки меди. При плавке в медь часто добавлялись примеси, вероятно ненамеренно – мышьяк и другие элементы, однако инструменты и оружие делались только методом ковки, а не литья. Это адекватный шаг для достижения многих целей, но с серьезными ограничениями в части разнообразия продуктов и скорости производства.

Открытие в Мецаморе выявило один из факторов, определивших процветание Армении в 3-м тыс. до н. э. Здесь доктор Ханзадян обнаружила центр металлообработки, уникальный по сложности и долгой жизни[131]. Большинство находок в этом удивительном поселении датируются 2–1-м тыс. до н. э., есть и более поздние следы. Но самая ранняя фаза – в районах поселения, где археологи нашли стратифицированную последовательность, – дала нам различные металлургические артефакты. Самый важный из них – это бронзовый шлак с касситеритом, рудой, из которой выплавляется олово. Ее нет в долине Аракса – должно быть, для переплавки в Мецаморе ее ввозили. Также были обнаружены вставленные в печи глиняные трубы, использовавшиеся в производстве вместе с мехами. К первой фазе в Мецаморе относятся и фосфорные брикеты, которые, очевидно, были сделаны из костей и мозгов животных и растерты с глиной. Говорят, что смесь фосфора, бария и стронция помогла определить возраст этих продуктов, которые были найдены в Мецаморе, – не позднее 1000 г. до н. э. Фосфор использовался для плавки касситерита и получения олова. Иными словами, здесь мы видим свидетельство существования армянского центра обработки бронзы в периоде III ранней закавказской культуры. Монополию шумеров в этой отрасли металлургии лучше всего демонстрирует царское кладбище Ура, как и ранний ввоз инструментов и оружия с юга в Закавказье и за его пределы. Однако данная ситуация, судя по всему, оказалась кратковременной[132]. Северные варвары, каковыми их, вероятно, считали жители Шумера и Аккада, быстро освоили методику сплава меди с оловом и получения бронзы, что позволило им перейти к промышленному производству оружия и инструментов, а также приступить к литью по выплавляемым моделям. Последний метод был или перенят в Майкопе, или, что более вероятно, ввезен туда из Центральной Анатолии или некоего другого неизвестного места, расположенного к югу от Кавказа. Импорт шумерского металла в Закавказье мог начаться раньше того времени, которое определили ученые по уцелевшим образцам. Но эта торговля оказалась недолгой, о чем позаботились местные предприниматели.

Согласно статистике 1917 г., на Кавказе находилось не менее 418 месторождений меди. Скорее именно этот факт, а не близость к Ближнему Востоку объясняет прогресс металлообработки на Северном Кавказе по сравнению со степными регионами[133]. Однако теории раннего зарождения всей металлообработки на Кавказе все же представляются сильно преувеличенными. Особенно богатыми медной рудой были районы Западной Грузии (долина верховья Риони и юго-восточное побережье Черного моря), центральная часть Закавказья и район Белокан – Кахетия. Сотрудники Государственного музея Грузии (Тбилиси) совместно с И. Р. Селимхановым (Баку) провели большую работу по анализу образцов, считавшихся созданными из местной меди, а также сплавов. В исследовательских лабораториях обоих городов, имевших прекрасное оборудование и квалифицированный персонал, добились очень интересных результатов, которые невозможно изложить кратко[134]. Одна серия медных образцов из Азербайджана не содержала следов мышьяка и сурьмы, равно как свинца, висмута и кобальта, но серебро, как и золото, не всегда присутствующее в местной меди, нашли во всех образцах, кроме одного[135]. Так, высокое содержание серебра в целом предполагает местную медь, которую можно отжигать и ковать. Первым существенным прорывом в том деле стало освоение плавки, без которой нельзя говорить о настоящей металлообработке. Устранение примесей из природных руд расширило количество месторождений, доступных для разработки. Высокое содержание мышьяка или железа в образце, как считалось, из местной меди, означало, что на самом деле это халькопирит (медный колчедан) – минерал, из которого медь может добываться только плавлением. Район Кедабека в Азербайджане обладает халькопиритом с высоким содержанием меди и железа, но без других примесей, за исключением следов серебра. Образцы из Армении демонстрируют незначительное количество примесей. Селимханов обнаружил, что мышьяк и сурьма редко встречаются в местной меди Грузии и Артвина. Он утверждал, что в Грузии в энеолитическую эпоху (то есть периоды I и II ранней закавказской культуры) местная чистая медь не использовалась – только сплавы. Однако его утверждения не совпадали с выводами грузинских ученых, у которых было явное преимущество – свободный доступ к собственной территории. Представляется, что различие вызвано скептическим отношением Селимханова к спектрографическому анализу: он считал надежными только количественные методы анализа.

Конец ознакомительного фрагмента.