Вы здесь

Дракон восточного моря. Книга 2. Крепость Теней. Глава 1 (Е. А. Дворецкая)

Глава 1

Влажная и теплая зима на Козьих островах неприметно сменялась весной. Дождей стало меньше, потеплело, на крутых склонах самых высоких гор по-прежнему продольными полосами лежал снег, не сходивший круглый год, зато в низинах у моря уже вовсю лезла из земли свежая молодая трава и раскрывались мелкие пестренькие цветочки. Овцы приносили ягнят, на скалах суматошно кричали морские птицы, а островитяне собирали яйца.

С каждым днем Торварда все сильнее томило беспричинное, но неистребимое беспокойство. Зимнее затишье кончилось, проклятье снова скребло и царапало душу. Он опять стал раздражителен, пару раз наорал на дружину и с трудом сдерживался, чтобы вести себя пристойно хотя бы с госпожой Айнедиль. Стараясь заглушить клокочущую ярость, он каждый вечер напивался до бесчувствия, лишь бы обеспечить себе глухой каменный сон без сновидений, а утром, поднявшись с тяжелой головой, обливался ледяной водой и упражнялся до жестокой боли в мышцах. Любой ценой ему нужно было отвлечься от своего томления и не допустить, чтобы оно причиняло вред тем, кто рядом. Ибо вокруг опять были свои – своя дружина, своя женщина, – и Торвард знал, что становится для них опасен. Ласки королевы Айнедиль уже не утешали его, и он знал, что средство остается одно – новый поход. Его тянуло в море с такой силой, что пребывание на одном месте причиняло настоящую боль. Какие-то голоса день и ночь звали куда-то вдаль, обещая, что там, за морским горизонтом, он наконец найдет облегчение.

В этом состоянии для него стало настоящим подарком известие, что какой-то вождь высадился с дружиной на северном берегу Фидхенна и разорил две деревни. Принес эти вести низкорослый пастушок, темноглазый, с жесткими рыжими волосами, которые показывали, что, кроме дочерей круитне, среди его предков были и сыны уладских племен. Звали его Ку-Аллайд, что на местном языке означает «дикая собака», то есть он являлся к тому же тезкой знаменитейшего из уладских героев.

– Это лохланнцы! – рассказывал он. – У них такое же оружие, железные шлемы и большие круглые щиты! Они пришли на таком же большом деревянном корабле, как и ты, о король.

– Кого это принесло? – Торвард хмыкнул. – Ну, кто бы ни был этот сукин сын, он появился вовремя. Борода, поднимай всех!

Слухи о набеге уже разлетелись по Арб-Фидаху, и фьялли быстро собирались к дому королевы, понимая, что понадобятся своему вождю.

– Должно быть, это те же люди, что разоряли наш остров осенью, – говорила королева Айнедиль. – И их вождь – тот же, что убил моего прежнего мужа, Геймара ярла. Он думает, что теперь Фидхенн совсем беззащитен и он может безнаказанно грабить и убивать моих людей!

– И он очень сильно ошибается, мать его так! – весело отвечал Торвард. При этом тревожном известии он оживился, глаза его заблестели, словно он получил приглашение на праздник. Хорошая драка была именно тем, в чем он сейчас нуждался, и он даже надеялся, что явившийся грабитель достаточно силен и привел достаточно большое войско, чтобы ему было где развернуться. – Не грусти, солнце мое! – Он даже погладил королеву по щеке тыльной стороной кисти, поскольку она не раз жаловалась, что ее царапают мозоли на его жесткой ладони. – Если это тот самый стервец, я подарю его тебе. Хочешь, возьму живым, и ты сможешь придумать ему достойную казнь? Только как мне его опознать? Ты же не знаешь, как его звали?

– Он не потрудился назвать свое имя тем, кого лишал жизни и свободы. Но привези его сюда, и я сумею узнать, он ли это был.

Дружина тоже восприняла новость о близком сражении с воодушевлением: за зиму хирдманы соскучились сидеть на одном месте и уже многие поговаривали, что, дескать, не пора ли опять в море – за подвигами и добычей. Но теперь подвиги уж точно, а возможно, и добыча сами пришли на Фидхенн.

Тот же смуглый рыжий пастушок указывал путь, и уже к вечеру следующего дня Торвард конунг со своими ярлами и войском прибыл на северное побережье. За прошедшие несколько дней грабители успели разорить еще пару деревень, и остатки их населения, избежавшие смерти и плена, ютились в горных пещерах, подобно их далеким древним предкам. Однако Ку-Аллайд хорошо знал все эти пещеры, в которых и сам летом нередко ночевал, кочуя по горным пастбищам со своими козами. Поэтому скоро он привел к Торварду новых очевидцев, и конунг фьяллей узнал еще некоторые подробности.

На Фидхенн высадился не один, а сразу два вождя, пришедших сюда совместно. Но союз сам по себе выглядел удивительно, поскольку один из этих вождей был и правда лохланнцем – он-то и нападал на деревню Ку-Аллайда, – а второй происходил с острова Туаль! Это Торвард понял сам, когда ему описали бронзовые шлемы с фигурками вепрей на верхушках и огромные шестиугольные щиты, закрывающие бойца почти от головы до ног. Все это было ему памятно по прошлому году.

– Это тебе, конунг, привет от фрии Эрхины! – сообразил Эйнар. – Видно, она поняла, что одним проклятьем тебя не возьмешь, и решила еще раз попробовать достать нас острыми мечами!

– Да разве у этих козлов мечи? – бросил Ормкель, презиравший надменных туалов с их давно устаревшим вооружением. – Ухочистки какие-то, вроде твоей!

– Это вещь называется копоушка! – снисходительно пояснил Эйнар, который действительно носил на поясе не только гребень для расчесывания своих светлых кудрей, но и несколько изящно сделанных вещичек для содержания в чистоте ушей, зубов и ногтей. – Тебе, разумеется, откуда это знать, ты ведь вырос в лесу, в заброшенной медвежьей берлоге. Подберешь, бывало, какую-нибудь корягу и давай в зубах ковырять, только треск стоит! Но когда мы добудем пару туальских мечей, ты легко сможешь почистить ими свои уши – там уже все так закаменело, что простая копоушка не поможет!

– Умен ты не по годам! – отозвался Ормкель. – Тебе вроде уже лет двадцать пять, а ума как у пятилетнего!

– Но как могла Эрхина узнать, что ты здесь, конунг? – усомнился Халльмунд. – От нас вроде туда за всю зиму ни одного корабля не прошло.

– Ты забыл, Халле, кто она такая, – улыбнулся Сельви. – Фрие острова Туаль не нужно расспрашивать торговцев, чтобы узнать новости. Она получает свои знания прямо из тех пределов, где сплетаются нити всего и уже существующего, и того, чему еще только предстоит когда-то родиться.

Ормкель проворчал что-то насчет разных мест, где он хотел бы видеть фрию Эрхину. Торвард молчал во время этой беседы, сжав зубы. Эрхину он ненавидел так, что все внутри скручивалось при одной мысли о ней. Она, наложившая проклятье, могла бы, наверное, его снять, но Торвард знал, что никогда она этого не сделает, даже если он приставит нож к ее горлу. По своему непримиримому упрямству эта женщина была более чем достойным соперником даже для него. К тому же чары, наложенные кюной Хердис поверх проклятья Эрхины, так все запутали в его судьбе, что распутать эти нити было уже невозможно – только переплавить получившуюся смесь и выковать из нее новую судьбу для себя. Но до этого еще оставалось очень далеко. А само то, что фрия Эрхина снова дала о себе знать, «привет от нее», как выразился бессовестный Эйнар, словно плеснуло масла на угли его ненависти к ней. И к счастью, теперь он мог выбросить свою ярость если не на непосредственную виновницу, то хотя бы на ее посланцев.

– Конунг, хоть кого-то нужно взять живым! – сказал Сельви, ясно видя все это на его напряженном лице. – Мы-то не ясновидящие и из источника Мимира черпать не умеем. Кто-то из них должен рассказать нам, что она задумала и чего хочет, иначе в будущем еще могут быть неожиданности.

– Ну, всех-то я сразу не перебью! – глухим от напряжения голосом выдавил Торвард. Его кулаки сжимались сами собой, хотелось крушить все вокруг, и он изо всех сил подавлял разрушительные порывы, помня, что находится среди своих. – Кто-нибудь один, надеюсь, останется. Пойдем. Где они, эти уроды?

Местные жители показывали дорогу, и уже вскоре Торвард сам увидел вдали на плоском берегу довольно большой корабль – дреки, один из тех, что ходили вдоль берегов Морского Пути.

– Весел на двадцать, – остроглазый Арнор Меткий вгляделся. – И людей возле него… человек сто будет, а то и больше.

– Разве это много? – Халльмунд пожал плечами. – У нас втрое больше. Даже размяться как следует не успеем.

– Точно, не успеем. – Торвард кивнул. – Но терять людей без надобности я не собираюсь. Поэтому ты, борода, с твоими вообще драться не пойдешь. Останешься сзади. Поможешь, если что. Но это вряд ли понадобится.

– Что ты хочешь делать?

– Я хочу дать им возможность спокойненько приготовить еду. Нападем в сумерках, но пока еще не стемнеет совсем. Разговаривать, раскланиваться и назначать время битвы я не собираюсь. Мне нужно одного взять живым, остальных перебить, вот и все. Чтоб другим неповадно было лазить грабить острова, на которых зимует конунг фьяллей. Если это туалы, значит, не те, кто прогулялся тут прошлой осенью, и Айнедиль эти люди не нужны.

– А лохлан… тьфу, сэвейги? Может, это они – перезимовали на Туале и вернулись весной походить тут опять?

– Ладно, разберемся. Туалов человек сорок, остальные сэвейги. Видно, с того корабля. Туалы-то на своих «коровьих шкурах» сами через море не ходят, ждут, пока перевезет кто.

Похоже было, что этот день пришельцы посвятили грабежу еще каких-то местных поселений – возле корабля виднелось несколько малорослых местных коров и овец, а две туши уже жарились на кострах. Стан был разбит на опушке рощи, которая прикрывала людей от ветра. Им поневоле приходилось оставаться под открытым небом, чтобы не отходить далеко от корабля, да и не нашлось бы на острове Фидхенн такого большого поселения, кроме самого Арб-Фидаха, способного принять сотню чужаков.

Пока мясо жарилось, пришельцы подкреплялись сыром и хлебом, разложив припасы прямо на положенных на землю щитах, как все обычно делают в походе. Захваченной в селениях местной браги, сделанной из кислого молока, на всех не хватало, и запивать еду приходилось просто водой. Сэвейги расположились отдельно, туалы тоже, но за время совместного похода они уже несколько притерлись друг к другу, многие угощали соседей глотком браги, пытались разговаривать, объясняясь в основном знаками, кое-где даже смеялись.

Вожди расположились рядом, и многие сказали бы, что такую пару не часто увидишь. Знатный туал, Криодайм сын Треана, по прозвищу Яростный Вихрь, был рослым, как почти все уроженцы священного острова, здоровяком с румяным лицом и рыжими вьющимися волосами. Рядом с ним лежал бронзовый шлем, украшенный позолоченными накладками и фигуркой вепря. Лицо вождя выражало высокомерие и надменность. Туалы не любили покидать свой остров, считая его не только серединой земли, но и единственным местом, имеющим какое-то значение. За морем они чувствовали себя неуютно, словно роняют свое достоинство уже тем, что прикасаются к недостойной их чужой земле, пьют ее воду, дышат ее воздухом. Но его погнала сюда воля той, что имела власть над судьбой каждого смертного, и Криодайм считал за честь повиноваться ей.

Товарищ его, Гуннар сын Рагнэйд, решительно ни в чем на него не походил. Родился он в племени хэдмаров, матерью его была одна вдова, а отцом – кто-то из дружины прежнего хэдмарландского конунга Альгаута. По обычаю, двор хэдмарландских конунгов всю зиму кочует по стране, перебираясь из харада в харад, и местные жители в складчину кормят его – в этом и заключается в основном взимаемая с них дань. После одного из таких посещений вдова Рагнэйд забеременела, но когда сперва соседи, а потом и подросший сын спрашивали ее об имени отца, только разводила руками. То ли не удосужилась второпях это выяснить, то ли возможных отцов было несколько. Но тот, несомненно, был отважным воином, поскольку юный Гуннар с детства испытывал тягу к оружию и походам и сбежал и дома, вступив в дружину проплывавшего мимо «морского конунга» Оттара Толстого, когда ему сравнялось всего тринадцать лет.

Необученные парни, не державшие до того в руках настоящего меча и отправляющиеся на подвиги в столь юном возрасте, обычно повзрослеть не успевают, ибо гибнут в первые же месяцы, если не в первые дни. Но Гуннару повезло – он выжил, быстро обучился и защищаться, и нападать, и понимать, когда лучше вообще не лезть, а тихо пересидеть в углу. К тому же он был весьма ловок, сообразителен и неплохо ладил с людьми, что позволило ему лет пять назад занять место погибшего Оттара Толстого, унаследовать его корабль и власть над дружиной. Не будучи особенно рослым и сильным, Гуннар носил на плечах волчью шкуру с болтающимися спереди лапами и уверял, что умеет превращаться в волка. В ночи полнолуния он действительно исчезал, и издалека в такие ночи доносился грозный волчий вой. Своими глазами его превращений за двадцать лет так никто ни разу и не видел, но в дружине его уважали.

Невысокий, подвижный, светловолосый, с невыразительным лицом хуторского простачка, Гуннар, однако, был довольно умен и хорошо соображал, где и чем можно поживиться. Прослышав, что остров Туаль побежден конунгом фьяллей Торвардом и легендарная защита острова, веками оберегавшая его от чужаков, исчезла, Гуннар Волчья Лапа повел своих людей на поиски добычи. Однако оказалось, что и без волшебной защиты на Туале остались мужчины. Первый его натиск оказался отбит, но вслед за тем Криодайм Яростный, считавшийся в это время военным вождем Туаля, предложил Гуннару союз. Гуннар должен был на своем корабле переправить Криодайма с его людьми через море и помочь отыскать Торварда Рваную Щеку.

– Это далеко и опасно. – Поначалу Гуннар хотел отказаться. – До Фьялленланда отсюда не ближний путь, да идти мимо Хэдмарланда – а если Роллауг конунг прознает, что мы задумали, он нас мимо своих берегов не пропустит.

– Во Фьялленланд идти не надо. Фрия Эрхина, в мудрости, дарованной ей Богиней, узнала, что ее враг находится на Козьих островах. Ты отвезешь нас туда, и за это я позволю тебе взять там любую добычу, которую ты пожелаешь.

– Вообще-то на Козьих островах я и сам любую добычу возьму, – хмыкнул Гуннар. – Там осенью Эдельгард ярл из Винденэса знатно погулял – на Тюленьих островах рассказывали, он там сотню пленных по дешевке отдавал. Я еще думал, чтой-то знатный ярл так продешевил-то, когда у них в Винденэсе свой рабский рынок есть – вези туда да знай марки серебра завешивай. А сказали, что он домой-то не собирался зимой – ушел на Эриу. Вот кабы он еще на Козьих оставался, я бы туда не пошел, знаешь ли. Мы люди простые, нам сыновья конунгов не по зубам.

– Но пока там остается Торвард конунг, ты тоже не много возьмешь! – усмехнулся Криодайм. – Он ведь уже не сын конунга, он сам конунг!

– Это да, это твоя правда. – Гуннар с придурковатым видом поскреб в затылке. – А теперь, значит, тебе Торвард конунг, а мне добыча?

– Да. Мне нужен мой враг.

– Ну, тогда идет, – решил Гуннар. Сражаться с Торвардом Рваной Щекой он совершенно не собирался, и если устранение того возьмет на себя этот рыжий, то отчего же не сходить с ним на Козьи острова?

Ожидания оправдались: конунг фьяллей, по уверению захваченных пленных, действительно находился на острове Фидхенн и зимовал в Арб-Фидахе, считаясь мужем местной королевы. Криодайм Яростный скрипел зубами от злости, а Гуннар тайком ухмылялся в светлую бороду: похоже, Торвард сын Торбранда вознамерился причислить к своим женам, хотя бы временным, повелительниц всех западных островов, которые по старинному порядку управлялись женщинами. Но поскольку Айнедиль с Фидхенна – не фрия Эрхина, здесь он справился гораздо быстрее и легче. И когда Криодайм разделается с Торвардом, он, Гуннар, на Фидхенне уже не будет иметь соперников. То есть вся здешняя шерсть, скот и пленники, пригодные для продажи, достанутся ему. Даже королеву местную можно будет увезти в тот же Винденэс и там продать за три марки серебром. А можно остаться с ней здесь. Чем он, Гуннар, хуже прочих и почему бы ему не стать достойным королем для этого занюханного Фидхенна?

Сидя на кошмах и овчинах, брошенных на холодную весеннюю землю, два вождя ждали, пока поджарится мясо, закусывали хлебом и сыром и спорили, что делать дальше. Криодайм считал, что нужно побыстрее идти к Арб-Фидаху и вызвать Торварда на бой, а Гуннар, напротив, склонялся к мысли, что нужно взять как можно больше добычи, пока Торвард ничего о них не знает. Ибо потом может оказаться поздно.

– Да ты иди один, я же тебя не держу! – убеждал Гуннар. – Я чего обещал, то и выполнил, на Фидхенн тебя доставил. Надо будет, и обратно доставлю, не сомневайся. А сражаться с Торвардом конунгом вместе с тобой я не обещал. Мне и здесь добычи хватает. Золота на Козьих островах никогда не было, это тебе не Эриу, а шкур и пленных я и тут наберу.

– Но ты обещал оказывать мне поддержку! А у Торварда конунга может оказаться слишком много людей.

– Так ты же на поединок его вызывать собираешься, так и что тебе за разница, сколько у него людей? С людьми уже потом разберешься… когда выяснится, кто из вас останется жив.

– Победа в нашем поединке предназначена мне, ибо такова воля фрии Эрхины! – надменно ответил Криодайм.

– А Торвард конунг-то знает об этом? – Гуннар опять ухмыльнулся в бороду. – Я так понял… на волю фрии Эрхины он давно уже наплевал с крыши корабельного сарая, извини, о яростный герой.

– Воля фрии Эрхины – это воля Богини! И ни в чем не будет удачи тому, кто посмеет ею пренебречь!

– Кто бы сомневался! – с видом искренней простодушной веры ответил Гуннар. – Про ваши туальские раздоры с конунгом фьяллей и так по всем семи морям разговоры идут второй год. А я что? Вы – люди сведущие, вам виднее. А я до сих пор добычу на пальцах считаю. Так и мне в ваши дела вмешиваться причины нет. Это тебе, видать, фрия Эрхина обещала…

– Не смей рассуждать о ней! – прервал его Криодайм. – Что ты понимаешь в делах Богини?

– Где уж мне! – Гуннар поднял ладони. – Мне бы овчин хороших, рабов помоложе – и довольно. Поэтому идти в Арб-Фидах к Торварду конунгу мне никак не с руки… Тем более что он сам уже здесь!

Последние слова Гуннар выпалил скороговоркой, расширенными глазами глядя в рощу. Между стволов он заметил движение – мелькнул железный купол шлема, за ним еще – и еще, еще. Гуннар сразу узнал хорошо знакомые очертания шлемов с полумасками, которые носили в Морском Пути, – а значит, это были люди Торварда Рваной Щеки, другим сэвейгам здесь взяться неоткуда.

Едва успев испустить тревожный крик, сидевший на земле Гуннар опрокинулся спиной назад и сразу попал головой в собственный шлем, лежавший на земле позади него. Кругом тоже закричали, люди стали вскакивать, хватать свое оружие, предусмотрительно положенное рядом, и щиты, с которых во все стороны летели обкусанные куски хлеба, сыра, поясные ножи, питейные рога или кожаные кружки и прочие мелочи. А из рощи на поляну уже бежали вооруженные воины, яростно рубя всех подряд – и тех, кто успел вскочить, и тех, кто еще сидел.

Пользуясь внезапностью нападения, фьялли перебили многих еще до того, как хэдмары и туалы успели толком вскочить и найти свое снаряжение. Головы, не защищенные шлемами, раскалывались под ударами секир и мечей, а тот, кто не успел поднять щит, погибал от первого-второго удара. Криодайм бился в самой гуще схватки, оправдывая свое прозвище, но, поскольку на своем продолговатом шестиугольном щите он во время нападения сидел, а напали на него вовсе не снизу, то очень скоро его яростный порыв был остановлен сразу двумя пронзившими его копьями. Бессовестный Торвард конунг, которого заслуженно ненавидели на острове Туаль, даже не пожелал сойтись с мстителем в честном поединке и предоставил расправу с ним своим людям.

Туалы падали один за другим. Хэдмары оборонялись несколько более успешно, но и их превосходящие числом фьялли уверенно теснили с поляны. Видя, что их могучий союзник мертв, хэдмары один за другим стали отступать и обратились в бегство, надеясь раствориться в густеющих сумерках.

Сам Гуннар бился с каким-то могучим, рослым противником – снаряжение и оружие того обличали знатный род и богатство, а сила и выучка – потомственного воина. Благодаря своей ловкости и опыту Гуннар пока еще уходил из-под клинка, но от щита его уже остался один только умбон на ручке, которым он еще каким-то чудом отбил несколько сильных ударов. О, как проклинал он сейчас коварных норн, которые обманули их обоих: Криодайму не позволили сойтись с его ненавистным соперником, а его, Гуннара, заставили биться с конунгом фьяллей, чего он решительно не собирался делать!

– Торвард конунг, я сдаюсь! – закричал он, понимая, что иначе будет мертв через пару коротких мгновений. – Пощади меня, я расскажу тебе много любопытного!

Отскочив назад, он поднял над головой левую руку с остатками щита. Его противник остановился и опустил меч, держа, однако, собственный наполовину обломанный щит наготове и не спуская с Гуннара настороженного взгляда.

– Ты кто такой? – спросил он.

– Мое имя – Гуннар Волчья Лапа, я старший на том корабле, что на побережье, и над моими людьми.

– «Морской конунг»?

– Да, так нас обычно называют.

– А сюда как попал?

– Сей туальский муж, по имени Криодайм Яростный, нанял меня, чтобы я перевез его сюда. Он искал тебя, Торвард конунг. И если ты пообещаешь мне жизнь, я расскажу, зачем именно.

Его противник оглядел поляну. Схватка уже закончилась – везде лежали тела туалов, фьялли поднимали своих раненых. Тогда он расстегнул ремень и снял шлем. Гуннар, не знавший Торварда в лицо, подобострастно ловил его взгляд.

– Я – не конунг, – пояснил ему победитель. – Я – Халльмунд сын Эрнольва. Идем, я отведу тебя к конунгу.

Разгоряченные схваткой фьялли уже снимали шлемы, и теперь Гуннар без труда узнал настоящего Торварда – среди собственной дружины того резко выделяла смуглая кожа и черные волосы длиной до лопаток. Преобладающие у потомков древнего племени круитне черные волосы, темные глаза и смуглая кожа в землях Морского Пути встречались чрезвычайно редко. Поэтому не требовалось даже разглядывать под черной щетиной длинный шрам на правой щеке Торварда, чтобы угадать его среди других ярлов, не уступавших ему богатством оружия и поясов.

Еще тяжело дыша, Торвард улыбался и даже посмеивался, слушая, что ему говорит Эйнар. Он первым врубился в туальский строй, и если не пошел сам на Криодайма, то по двум причинам: во-первых, не хотел оказать посланцу Эрхины эту честь, а во-вторых, не желал терять время на одного противника, когда вокруг их было много. Оруженосец Регне уже вытер кровь с его меча и вернул хозяину, а Виндир Травник, после сражений исполнявший в дружине обязанности главного лекаря, наклонив к себе его голову, разглядывал ссадину на подбородке.

– Вот, конунг! – Халльмунд подвел к нему пленника. – Это вождь сэвейгов, «морской конунг», он сдался.

Торвард окинул Гуннара взглядом.

– Эй, Грим! – окликнул он одного из молодых дренгов, который в дальнем походе был с ним в первый раз. – Посмотри сюда! – И кивнул на умбон с ручкой от щита, которую Гуннар до сих пор держал в руке. – Помнишь, что я тебе говорил? Вот тебе наглядный пример. Когда у тебя зацепят щит и вырвут, останешься с одной ручкой, как ты в прошлый раз. Но если щит сделан на совесть, а не кое-как, то у тебя останется не одна ручка, а ручка и умбон! И с ними уже можно продержаться то время, пока будешь кричать, что сдаешься.

– Ну, что ты, конунг! В этот раз у меня щит почти целый остался! – ухмыляясь, под смех товарищей оправдывался Грим Проворный, румяный парень с прилипшими к взмокшему лбу светлыми волосами. – И вообще я не буду кричать, я умру героем!

– Ну и дурак! Из плена еще можно освободиться, а если умрешь героем, то это уже навсегда! Ну, и зачем он мне нужен? – Наконец Торвард снова посмотрел на Гуннара.

– Он говорит, что знает, кто это был и зачем, – пояснил Халльмунд.

– Да я его и так узнал. – Торвард бросил взгляд на тело Криодайма, которое уже подняли, освободили от копий и положили лицом вверх. – Помню я этого кудрявого… Среди первых там числился, все рвался кабана делить… Ну, чего ему было надо? – обратился он к Гуннару. – Говори, раз уж знаешь.

– Это действительно Криодайм, его прозвище Яростный Вихрь, Торвард конунг, – торопливо заговорил Гуннар. Торвард тем временем поднял прямо из-под ног кусок хлеба, оставшийся от незавершенной трапезы побежденных, и принялся жевать, мешая Виндиру промывать ему ссадину на подбородке. – Он меня нанял, чтобы перевезти через море с Туаля сюда. Он искал тебя. Его люди моим ребятам говорили, что-де будто бы фрия Эрхина пообещала избрать его… куда-то там, это каким-то боком с курганом связано, но это мы не поняли. Они же, туалы, так говорят, будто камни жуют, не поймешь ничего!

– Я знаю, при чем там курган, – утешил его Торвард. – У них же скоро Праздник Костров, свадьба Богини. Меня там уже нет, Эрхине надо другого мужа выбирать. И она этому козлу обещала, что это будет он, если сначала убьет меня?

– Вроде того, – согласился Гуннар. – Ты сам, Торвард конунг, все знаешь лучше меня!

– То-то и оно. Все я знаю, чтоб его… Ну, и что мне с тобой делать?

– Я готов служить тебе, если будет на то твоя воля, – с видом самой искренней преданности ответил Гуннар. – Я никогда ничего против тебя не имел, Торвард конунг, и сюда меня привела только жажда подвигов и славы. Если тебе нужны люди, то я и моя дружина тебя не подведем.

– А сколько у тебя было?

– Я привел шестьдесят два человека, не считая меня. Ты, наверное, видел мой корабль. Вот только не знаю, сколько из них уцелело… Но все уцелевшие рады будут сражаться под началом столь знатного и прославленного вождя, как ты!

– Посмотрим, – Торвард кивнул. – Иди пока собирай своих людей, пересчитаешь и доложишь. Борода, отпусти его. Кого приведет, посадишь к прочим пленным, потом разберемся. И вот еще… – Торвард окинул Гуннара взглядом. – Шкуру эту при мне не таскай.

– А? – «Морской конунг» сначала не понял, а потом сообразил и даже несколько суетливо сдернул с плеч волчью шкуру, служившую ему плащом и давшую прозвище. – Как скажешь, Торвард конунг.

– Был Гуннар Волчья Лапа, будет Гуннар Освежеванный, – хмыкнул Асбьерн Поединщик.

Но, хотя Гуннару и запретили носить шкуру, на которую имел право только настоящий ульвхеднар, исходом встречи с конунгом фьяллей он остался весьма доволен. Он не кривил душой, и Торвард не напрасно верил в его добрые намерения. «Морскому конунгу» действительно нечего было делить с конунгом Фьялленланда, а искать добычи и славы он так же мог совместно с ним – и даже более успешно. В таких случаях, когда людей сводит на поле битвы всего лишь жажда подвигов и добычи, остатки дружины побежденного почти всегда вливаются в ряды победителей, принося уже их вожаку клятву верности, и соблюдают ее не менее строго, чем клятвы, когда-то данные прежнему вождю – погибшему.

Пока одни собирали убитых и перевязывали раненых, другие занялись устройством стана. Ибо близилась ночь, похолодало, и фьялли, разгоряченные схваткой, уже чувствовали себя неуютно в пропотевших рубахах. Запылали костры, принесли котлы, и Кольгрим принялся распоряжаться приготовлением ужина, оживленно перетряхивая поклажу побежденных. В походе любые припасы пригодятся, надо же людей кормить! В ожидании, пока сварится каша, фьялли по примеру своего конунга подбирали куски хлеба и сыра, не затоптанные во время битвы, – походная жизнь не располагает к привередливости и брезгливости.

К ночи Гуннар, самолично бегая по ближайшим холмам и крича, собрал из своей дружины человек тридцать. Многие были ранены, но убитых он насчитал пятнадцать человек, то есть еще кто-то, как он надеялся, объявится к утру. Оружие фьялли у них пока отобрали, но позволили устраиваться всем вместе в стороне от собственного стана. Немногочисленные туальские пленники – у этих большинство было убито, предпочитая не сдаваться в плен, – сидели связанные под охраной.

Свободные от дозоров укладывались спать, и Торвард тоже лежал на еловых лапах возле костра, завернувшись в плащ. После сражения ему стало хорошо и спокойно – клокотавшая ярость и жажда разрушения, мучившие его, словно какая-то душевная чесотка, нашли достойный выход, и сейчас он был почти от них свободен, хотя и понимал, что это ненадолго. В лучшем случае до утра. Но хотя бы до утра он был намерен мирно проспать, поэтому с большим неудовольствием поднял голову, когда из темноты донесся тревожный крик.

– Ну, кто там еще, так его… – проворчал Торвард, а сам мгновенно оказался на ногах, с мечом в одной руке и щитом в другой.

– Там кто-то идет! Какие-то люди! Вооружены! – кричали дозорные, почему-то со стороны моря.

Разбуженные фьялли мигом вооружились и встали, образовав «стену щитов». Дозорные со стороны моря вернулись к стану и присоединились к остальным. В темноте мелькало множество огней, но никто не понимал, что случилось. Откуда тут взялось еще какое-то войско? Или Гуннар обманул и они с Криодаймом пришли не только вдвоем? Или у того было гораздо больше людей, просто не все оказались на месте во время нападения? А теперь остатки подошли мстить за вождя?

– Вон они. – Торвард наконец разглядел нападавших и взялся за копье, и тут же раздался голос Сельви:

– Конунг, осторожнее! Это не живые!

И тут же все поняли, что он прав. Со стороны моря к ним приближались вереницы синевато-рыжих огней, выходящих прямо из волн. При виде этого зрелища пробирала дрожь, но все же фьялли испугались не так сильно, как могли бы испугаться другие на их месте. Всего пару месяцев назад, в одну из первых своих ночей на Фидхенне, они уже видели нечто подобное – видели души мертвых, выходящих из-под земли и из моря такими же синими огоньками. Тогда ничего плохого им здешние мертвецы не сделали, но как знать, что на уме у этих? На сегодняшнюю ночь никакого священного праздника вроде бы не приходилось, а из мира мертвых редко возвращаются с добрыми намерениями.

Постепенно огоньки приближались, в голубоватом сиянии уже можно было различить фигуры и даже лица.

– Это они, – прошелестело по рядам. – Опять притащились…

– Мало показалось!

Все одновременно узнали туалов – тех самых, с которыми сражались совсем недавно. Те же гордые рослые фигуры, кудрявые рыжие и светлые волосы. Те же величавые лица и те же страшные раны – на непокрытых головах, на груди, на плечах. У иных не хватало руки или ноги, но даже последнее не мешало призракам передвигаться.

Торвард шагнул вперед и быстро начертил острием копья на земле перед собой несколько рун. Руны, преграждающие путь нежеланным гостям, засветились красноватым светом, и бесшумно приближавшийся строй мертвецов замер в паре десятков шагов.

– Что вам нужно? – холодно окликнул их Торвард. – Я спровадил вас к Хель или куда вы там уходите. Зачем вы вернулись?

– Вы разделили с нами хлеб, поэтому мы смогли прийти, – ответил ему стоявший впереди, в котором все узнали Криодайма. – Ты не вышел мне навстречу, Торвард сын Торбранда, ты не принял мой вызов, как подобает благородному мужу!

– Вы, туалы, сами обращались со мной не как с благородным мужем, а как с грязью под ногами! – злобно ответил Торвард. Даже после смерти врагов он не собирался с ними мириться. – Вы тоже не озаботились вызвать меня как полагается, когда явились прошлой зимой разорять мой дом, пока меня там не было!

– Но ты…

– Молчать! – рявкнул Торвард. – Я эти песни слышал уже сто раз! Мы с ней, с Эрхиной, уже все обсудили. Она поимела меня, я поимел ее, теперь пусть делает что хочет, а мне до нее дела нет! Я вас больше не трогаю, не трогайте меня и живите как знаете!

– Но ты остаешься ее мужем!

– Мне не нужна жена, которая меня проклинает. А ей не нужен проклятый муж! Я больше не считаю ее своей женой. Можешь так и передать… когда она вызовет тебя ночью на старом кургане!

– Она объявила, что не может избрать нового мужа, пока ты жив. Если не я, то другой герой будет искать твоей смерти, чтобы вместе с тем обрести блаженство ее любви.

– Хоть еще восемь раз. Это все?

– А тебе не знать покоя, счастья и побед, пока не исполнится проклятье и ты не погибнешь, испытав унижения слабости, поражения и позора, которые ты навлек на священную землю Туаля.

– А ты скажи спасибо, что тебя убили, а не отправили обратно на Туаль с таким позором. – Торвард с усилием усмехнулся. – Убить меня вам, туалам, невозможно. Она сама сделала так, что мои сильнейшие желания не исполняются. А я сильнее всего желаю смерти. И потому ходить меня убивать бесполезно. Это тоже можешь ей передать. А теперь иди ты…

В Аскефьорде это называют «послать по старой дороге». Описание пути получилось длинное, запутанное, но вместе с тем не лишенное своеобразной красоты и соразмерности, как линии узоров на старинных поминальных камнях. Торвард вообще отличался большой свободой в выборе выражений, но, будучи конунгом, знал, что брань служит не только своей прямой цели, но еще неплохо способствует отгону всяческой нечисти. Говорят даже, что в этом состояло ее первоначальное предназначение, забытое за давностью лет, и что в те дремучие времена этим языком владели только жрецы – предшественники нынешних конунгов, которые были для своих земель верховными жрецами и военными вождями одновременно. Торвард сын Торбранда, выросший среди хирдманов и с семи лет спавший обычно в дружинном доме, этими «описаниями древних дорог» владел в совершенстве.

И старое средство подействовало. Фигуры, окруженные голубоватым ореолом, потускнели, сжались вновь до маленьких сине-рыжих огоньков и стали отступать, словно невидимый ветер сдувал их обратно в море.

Вот последний огонек проплясал над волнами и погас. Фьялли вздохнули с облегчением и опустили щиты.

Торвард снова снял шлем и распустил волосы. Так ему было легче дышать и мыслям в голове словно бы становилось просторнее. Это нападение, этот приход свежих покойников были не так уж страшны сами по себе, но они еще раз напомнили, что проклятье его живо. От него нельзя спрятаться на тихом острове Фидхенн или укрыться в объятиях королевы Айнедиль. Оно шло за ним, и Торвард понимал, что самое для него правильное – самому пойти навстречу своей судьбе.


Вернувшись в Арб-Фидах, Торвард приказал готовить корабли к походу.

– Мы хорошо провели эту зиму, много лучше, чем могли рассчитывать, – говорил он вечером на пиру местного праздника, который тут называли День Ягнят. – Но не можем же мы остаться здесь навсегда. Мое проклятье уже приходило сюда за мной, и я не хочу, чтобы оно явилось снова. А мне пора посмотреть, что делается в других землях.

– Было бы очень хорошо, если бы ты, супруг мой, наведался во Фьялленланд и собрал там положенную тебе дань, – отвечала на это госпожа Айнедиль. – Думаю, лета тебе на это хватит. Но я бы хотела, чтобы к зиме ты снова вернулся сюда. К тому времени наш ребенок уже родится, и я хочу, чтобы ты сам дал ему имя.

– Ради такого дела стоило бы вернуться, – мрачно ответил Торвард. Ему сейчас была неприятна мысль о каких бы то ни было обязательствах. – Но, как ты знаешь, каждым человеком правит судьба, а я еще менее прочих властен распоряжаться собой.

– Но ты не можешь оставить меня, нашего ребенка и весь остров без защиты. Как знать, не явится ли сюда опять какой-нибудь вождь и не увезет ли в рабство меня саму вместе с нашим ребенком. Ведь эти люди, – она кивнула на Гуннара с его хирдманами, которые сидели за дальним концом стола, – не те, кого я ждала.

– Да, то, похоже, был Эдельгард винденэсский. Он потом ушел на Эриу.

– Но он может явиться сюда опять!

– После того, что я натворил зимой в Винденэсе, ему теперь не до тебя и твоих коз. Он будет искать меня. И самый верный способ для меня оградить Фидхенн от возвращения Эдельгарда – уйти отсюда. И подальше.

– Мой отец, Эйфинн ярл, владетель Тюленьих островов, будет очень недоволен, если узнает, что его дочь оставлена без защиты! – сдержанно намекнула королева Айнедиль.

Торвард увидел в этом угрозу, а ничем вернее его нельзя было привести в ярость.

– А я не нанимался охранять его дочерей! – рявкнул он и швырнул рог для питья, который держал в руках, прямо в горящий очаг. Пиво брызнуло во все стороны, полетели угли, люди вздрогнули и отшатнулись, только госпожа Айнедиль осталась невозмутима, как и полагается верховной жрице и королеве. – Эйфинн ярл не платит мне денег! И я ни к кому не нанимался, я делаю то, что хочу! И когда хочу! И где хочу! И никого не спрашиваю, где мне быть и что делать! Если Эйфинна ярла так заботит участь этого куска дерьма, пусть бы сам давал дружины охранять его! А я ему ничем не обязан!

– Но я – твоя жена, и твоя собственная честь требует…

– Я не сватался к тебе. – Торвард, с усилием пытаясь взять себя в руки, сжал кулаки и грохнул по столу перед собой. Заранее готовый к приступу собственной ярости, он запасся терпением, но сейчас чувствовал, что надолго его не хватит. – Я что – просил и умолял? Я, наоборот, еще в тот первый раз, в пещере, сказал, что не могу остаться с тобой надолго, что я проклят и мое проклятье не дает покоя ни мне, ни тем, кто рядом со мной. Я это говорил? Говорил! Я ничего не могу с этим сделать! И если ты тоже ничего не можешь сделать, то хотя бы не мешай мне унести это все подальше отсюда! Ради твоего же блага! Потому что рядом со мной никому хорошо не будет!

Госпожа Айнедиль побледнела и сжала дрожащие губы, стараясь удержать слезы. Торвард отвел глаза: ему было стыдно, но он не мог ничего поделать с тоской и раздражением. Прошлым летом он вот так же ушел из Аскефьорда, чтобы не причинять горя и не приманить беду на своих людей, а теперь вынужден был уходить с Козьих островов, чтобы не навлечь удара судьбы на них.

– Ну, ну! – Сельви встал и примиряюще развел ладони, словно отгораживая спорщиков друг от друга. – Ведь ты, конунг, как мы теперь знаем, в родстве с госпожой Айнедиль. А значит, нам в любом случае не годится оставлять ее без помощи, тем более что Эйфинн ярл и правда может… не понять, посчитать это пренебрежением и бесчестьем, а зачем нам такой сильный враг в этих морях?

– Ты думаешь, я испугаюсь Эйфинна ярла? – Торвард злобно глянул на своего хирдмана. – Я должен тебе или еще кому-то объяснять, кто я такой?

– Конунг! – Халльмунд не выдержал, вскочил из-за стола и кинулся к своему повелителю. – Конунг, уймись! Ведь это не ты, это – она!

Торвард мрачно глянул на своего друга и отвернулся. Он знал, что не собственная душа, а Эрхина и ее проклятье заставляет его все это делать, но пока был не в силах побороть чужую волю.

– Не огорчайся, госпожа, мы что-нибудь придумаем! – утешал Хедлейв королеву Айнедиль. Она тоже взяла себя в руки, но оставалась такой же бледной и замкнутой. – Ты ведь жрица, ты понимаешь, какую тяжесть наш конунг на себе носит.

Айнедиль это понимала, но ей очень не хотелось остаться снова одной, на острове, почти беззащитном перед любым «морским конунгом», который поплывет мимо, и с ребенком под сердцем, который родится, не имея отца. В ее положении это было не страшно: среди потомков круитне род считался по женской линии, и ее ребенок получит уважение и права на власть уже потому, что родится от Айнедиль, дочери Градере, внучки Моглионн и правнучки Кальях. А кто его отец – не так уж важно. Но в ее роду не было больше мужчин, способных и наречь, и защитить, и воспитать ребенка как должно, и это мучило ее.

Но все-таки Айнедиль была не Эрхина. Она лучше понимала Торварда и его судьбу и не пыталась свалить лбом дерево. Подумав, на следующий день она предложила иной выход.

– Если ты сам должен уехать, тогда оставь здесь другого человека, который будет моим мужем и защитником, – сказала королева Айнедиль. – У тебя достаточно знатных вождей, чтобы среди них можно было выбрать достойного.

– А что, это мысль! – Торвард оживился. – Знатных вождей – да сколько угодно! Вон, Эйнар хотя бы! Эй, Эйнар! – Он поискал глазами наследника Асвальда Сутулого, который как раз доказывал Ториру Прогалине, что с таким красным носом, как у него, никаких сторожевых костров не надо. Гуннар Волчья Лапа заинтересованно поднял голову, но его Торвард за «знатного вождя» не считал и не заметил. – Хочешь жениться на королеве?

Эйнар, ошарашенный этим предложением, будто внезапным ударом по голове, издал какой-то неопределенный звук и покраснел от напряжения.

– Э, да его переклинило! – озадаченно воскликнул Ормкель. – Конунг, может, похлопать его по спине?

Эйнара и в самом деле «переклинило». Уже год он мучительно завидовал Аринлейву, который, будучи всего лишь внуком кузнеца и сыном хирдмана, женился на девушке из рода священных правительниц острова Туаль – девушке, равной по происхождению той самой фрие Эрхине, которая с презрением отвергла сватовство самого Торварда конунга! Теперь же самому Эйнару предлагалась не просто королева в жены, но и возможность стать с ней королем целого острова! Расскажи ему кто дома о такой возможности – пешком бы по морю побежал! Но почему-то сейчас это счастье вовсе не казалось счастьем, наоборот, становилось тоскливо при мысли, что дружина уйдет в море, за подвигами и славой, а ему придется провести всю жизнь, обходя дозором побережья, гоняя «морских конунгов» и защищая пастухов, которые мало чем отличаются от своих овец и одеты в основном в те же шкуры. Он уже совсем настроился, как и вся дружина, что через несколько дней придет пора сталкивать корабли, и вот дружина уйдет без него, а он останется… как дурак, хоть и король.

– Я… – пробормотал он. – Я тоже хочу в поход… Я что, один здесь самый знатный?

– Кидайте жребий, – предложил Торвард. – Но один из вас останется здесь. Или ты, или Хедлейв. Халльмунд мне в походе нужен.

Уже было известно, что королева Айнедиль беременна, то есть женившийся на ней получит сразу и жену, и ребенка, которого придется считать своим. Острову это все равно. Но Эйнар вырос в другой стране и в других понятиях, тем более что…

– Мне нельзя! – завопил он, цепляясь за спасительную мысль. – Я же единственный сын! Я последний мужчина в своем роду, и если я не вернусь в Аскефьорд, то род Стражей Причала из Висячей Скалы прервется. Ты же не желаешь Аскефьорду такого несчастья, конунг! Пусть Хедлейв! У него еще два брата, и все равно все Флитиру достанется, ему и дома не на что надеяться, только и остается, что завоевать себе владения в чужой стране. Он еще и рад должен быть…

И он бросил испуганный взгляд на Хедлейва – а вдруг тот не ценит своего счастья?

– Я останусь, конунг, если ты хочешь. – Хедлейв кивнул, хотя вид у него был скорее задумчивый, чем радостный. – Я всю жизнь искал сказание, а тут вдруг оно меня нашло. Значит, судьба.

Вместе с Хедлейвом согласились остаться еще около сорока фьялленландцев, в основном из младших сыновей бондов, кто ходил в походы, надеясь разбогатеть и основать собственное хозяйство. Здесь у них появилась такая возможность, притом что новый правитель острова всегда мог собрать из них дружину, если у берегов появится враг.

И уже через несколько дней, простившись с королевой Айнедиль, Торвард вышел в море. Наступила весна, освобожденный от холодов и тьмы мир снова стал широким и просторным, а в Западных морях для достойного человека найдется немало возможностей для подвигов и славы.


Первым делом Торвард конунг оправился на Тюленьи острова – то самое место, куда стекались новости восточных и западных морей и где скорее всего можно было узнать, что происходит в мире. Там жил и правил отец королевы Айнедиль, Эйфинн ярл. Халльмунд и Сельви отговаривали его ехать туда, сомневаясь, не усмотрит ли островной ярл обиды в том, что конунг фьяллей покинул его дочь. Но Торвард не желал слушать, а вернее, как подозревал Халльмунд, нарочно искал опасности. Его душа жаждала хорошей драки, и ему было все равно, найдет он ее на Зеленых островах или на Тюленьих. Тюленьи были ближе.

Подойдя к Большому острову, где стоял Ярлсхоф – усадьба Эйфинна ярла, Торвард велел подтянуть одну из лодок и послал гонца на берег – предупредить, кто именно явился. А сам сел на одну из скамей под мачтой, вытянул ноги и стал ждать. Всем хирдманам «Ушастого» и «Единорога» было приказано надеть шлемы и кольчуги, а все оружие держать наготове, что и было исполнено охотно, с полным сознанием уместности такого распоряжения. Халльмунд, Сельви с сыном и некоторые наиболее благоразумные люди считали, что конунг нарывается совершенно не по делу, но большинство только ухмылялось.

– А будет выделываться, мы и Эйфинну ярлу по шее надаем! – говорил Эйнар, и ему отвечало одобрительное ворчание. – Тут добычи как в пещере Фафнира, не зря же Эйфинн ярл столько лет дань собирает со всех проплывающих, да на острова каждое лето ходит, да по морям лазает, да на вандров ходил прошлым летом. Пусть только попробует не оказать нашему конунгу почтения – мы с него голову снимем и к заду пришьем!

– Ага, и новым ярлом Тюленьих островов будешь ты! – издевательски отвечал Ормкель.

– Так не ты же, медведище! – оскорбленно заорал Эйнар. – Неуч, бродяга, разгильдяй!

– А ты разряженная ломака! – рявкнул в ответ Ормкель и привычно покраснел от злости. – Да на тебе всяких гребешков и ухоковырялок больше, чем оружия! Чем ты будешь воевать, зубочисткой?

– Да уж конечно, у меня меч покрасивее твоего! Ты-то схватишь первую попавшую железяку, лишь бы с виду прямая была, и давай бежать на приступ, рот раззявил, орешь, как великан, думаешь, все враги от страха попадают!

Два друга-соперника привычно ругались, хирдманы привычно посмеивались. А на берегу тем временем собиралась толпа: местные рыбаки, пастухи, приехавшие обменять сыр и молоко на рыбу, женщины с разделочными ножами, дети с собаками, торговые гости, оказавшиеся в этот день на Большом острове, – самый разный люд собирался посмотреть, кто такой прибыл и что из этого выйдет.

Прошло совсем немного времени, как на причале появился сам Эйфинн ярл с дружиной. Впрочем, он взял с собой не более двух десятков человек, а значит, настраивался не на битву. Такой чести от независимого ярла дожидались очень немногие, но Торвард и был из тех очень немногих, кто рангом превосходил его, а славой и доблестью не уступал. К тому же его дружина насчитывала больше двухсот хорошо вооруженных и умелых хирдманов, а большая драка на пороге собственного дома, как видно, была Эйфинну ярлу не нужна, поэтому он предпочел проявить учтивость. Он даже надел красный плащ и скрепил его золотой застежкой, показывая, как ценит знатного гостя. Один из его людей вернулся в лодке вместе с Регне и почтительно пригласил Торварда конунга сойти на берег и принять гостеприимство Эйфинна ярла. Торвард криво усмехнулся: именно потому, что ему хотелось как следует подраться, Эйфинн ярл был настроен исключительно миролюбиво. Ведь в его проклятие входило то, что его желания не будут исполняться.

Выяснилось, что ко дню их появления островной ярл уже сам снарядил корабли, собираясь проведать свою дочь.

– Я слышал, что в конце лета там пошарил Эдельгард ярл с Квартинга, – рассказывал он, когда Торвард уже сидел на почетном гостевом месте, а его хирдманы вовсю налегали на пиво, мясо, рыбу, хлеб и сыр.

– Так это был действительно Эдельгард сын Рамвальда? – оживленно переспросил Торвард. – Тролль его раздери – какая досада, что я его не застал!

– Даже я его не застал, а я ведь был ближе! – Эйфинн ярл ухмыльнулся. – Но он пробежался по Фидхенну, как заяц, и дунул назад через море на восток. Надо думать, вернулся домой.

– Нет. Я был на Середине Зимы в Винденэсе. Так он в это время был в походе. И по пути сюда я его не встречал. Может, он потом на Придайни завернул, иначе мы где-нибудь бы встретились. Да и если он не вернулся домой до йоля, то какой смысл вообще возвращаться? Лучше перезимовать где-нибудь здесь, на островах, и весной начать все с начала. Я бы на его месте продал пленных у вандров, а весной пошел снова.

– Вот и я надеюсь, что он еще сюда вернется. И я смогу поквитаться с ним за моего зятя. Он был хороший человек, Геймар Точильный Камень. Ты не знал его? Его отец, Торфинн Рыба, тоже славился в наших морях. Плавал как рыба, прыгал в полном вооружении, как олень… Мы с ним когда-то вместе начинали, у нас тогда был один корабль на двоих. Без него я, пожалуй, и не был бы сейчас ярлом Тюленьих островов. А Геймар вырос у меня в дружине, у меня на глазах, он был мне как сын. Но, видно, кварги застали его врасплох.

– Когда-нибудь каждому придется умереть. – Торвард пожал плечами. – Должно быть, пришел его срок.

– Видно, что так. Но если его убийца вернется, я ему отомщу.

– Не будь на меня в обиде, Эйфинн ярл, если я перехвачу у тебя твою законную месть. – Торвард усмехнулся и полуприкрыл глаза. – Но что-то мне подсказывает, что если Эдельгард сын Рамвальда и вернется этим летом на западные острова, то искать он будет не тебя, а меня.

– Почему? А, ты что-то натворил там, на Квартинге? – Умный и опытный в таких делах Эйфинн ярл легко прочитал выражение лица своего молодого гостя и ухмыльнулся. – Да, я кое-что слышал! Кое-какие слухи о твоих зимних подвигах и сюда доходили. Ты, значит, бросил свою землю и заделался «морским конунгом»? Сильно пошалил?

– Самую малость! – небрежно ответил Торвард и опять усмехнулся, словно жалея, что не сумел как следует отличиться. – Я только убил там одного молодого героя, которому я чем-то не понравился – не возьму в толк чем. А Рамвальда и его семью почти не тронул.

– Так уж и не тронул?

– По крайней мере, все живы остались.

– Ты же такой у нас учтивый и благоразумный! – крикнул со своего места Эйнар, чуть не подавившись тем, что было во рту.

– Я же такой учтивый и благоразумный! – повторил Торвард. – Ну, подумаешь… что дело было во время зимних пиров. По-моему, как раз День Поминания был, да, Сельви, ты всегда все помнишь?

– Он самый, – сдержанно подтвердил Сельви. Он-то помнил, каким «учтивым и благоразумным» был их конунг в тот жуткий вечер – растрепанный, с диким блеском темных глаз, с окровавленным топором в руке, дышащий яростью, от которой, казалось, таяли снежинки, падающие с серого неба на его обнаженные плечи.

– Ну, вот. Они на меня набросились всей толпой, нам пришлось защищаться. И мне пришлось Рамвальда конунга… немного подержать за горло, пока его доблестные воины не остынут. Но я же его не убил! – убедительно добавил Торвард. – Хотя мог… Короче, если Эдельгард не сочтет, что я смертельно оскорбил его дом и его род, то он – трусливая крыса, рохля и баба в штанах.

Он выговорил это нарочито громко и четко – рассчитывая, что здесь найдутся уши и языки, которые донесут его слова до Эдельгарда ярла и тем заставят последнего настойчиво искать встречи.

– Все с тобой ясно, Торвард конунг? – Эйфинн ярл ухмыльнулся. – Потом заплатишь мне выкуп, что перехватил мою месть.

– Я уже дал тебе нового зятя взамен прежнего! Отличного, молодого, знатного ярла, и при нем дружины сорок человек. Он из Аскефьорда, из рода Бергелюнг, а это Стражи Причала, так что знатнее во Фьялленланде нет. Ну, разве что я сам.

– Я посмотрю, на что годен твой страж причала. А правду говорят, – Эйфинн ярл оперся о подлокотники своего кресла и наклонился к Торварду, – что ты успел мне и внука состряпать, пока зимовал с моей дочерью?

Торвард беглым взглядом окинул хирдманов за столами.

– Я-то думал, что у меня в дружине одни мужчины, – обронил он. – А оказывается, среди них прячется болтливая баба!

– И я знаю, кто это! – Ормкель прямо костью с недоглоданным мясом ткнул в сторону Эйнара.

– Наивный! – Эйфинн ярл расхохотался. – Мужики болтливее баб, и чего только не выложат ради пущей важности! Особенно как выпьют! Так это правда?

– Она говорила, что так. – Торвард пожал плечами. – Но, когда я уезжал, еще ничего заметно не было.

– Ну, посмотрим! Хорошо, что ты оставил с ней человека, но, если родится какой-нибудь растяпа, я буду знать, с кого спросить! Или девчонка! Говорят, у тебя девчонка родилась.

– Что? – Торвард не понял. – Какая девчонка? Нет у меня никаких девчонок. Я и дома-то тролль знает сколько не был…

– Не дома! На Туале!

– Тролль меня побери…

Торвард переменился в лице и дернул себя за косу. За всеми этими делами он упустил из виду, что девять месяцев с достопамятной Ночи Цветов миновали и что ребенок фрии Эрхины – его ребенок! – родился еще где-то около Дня Фрейи, того самого дня, когда он высадился на остров Фидхенн! Сейчас ему уже примерно три месяца.

– Де… девчонка? – повторил он.

– А ты не знал? – Эйфинн ярл поднял брови.

– Откуда, раздери их Фенрир! А вот ты откуда это можешь знать?

– Да приплывал ко мне тут один герой не так давно! – Эйфинн ярл ухмыльнулся. – С Туаля. Говорил, что фрия Эрхина послала его убить тебя, а за это обещала выйти за него замуж – но не раньше, потому что она, дескать, не может, пока жив ее предыдущий муж, вероломно покинувший ее…

– Вероломно! – Торвард чуть ли не зарычал. – Вероломно! – Он схватил нож, которым резал мясо, и со всей силы вогнал его в доску стола, так что кувшины и чаши закачались, а пара высоких кубков опрокинулась. Пиво потекло по столу. – А что она сделала со мной, она не говорила? Что я теперь на людей кидаюсь, как волк, потому что сам себе противен и люди мне противны! Что я кого угодно зубами могу загрызть! Что я спасибо скажу тому, кто меня убьет, только найти бы такого героя! Что я хоть в пасть Фенрира готов лезть, только бы меня отпустило это! Она прокляла меня и после этого еще называет меня своим мужем! Да видно, не очень-то она надеется на силу своего проклятья, если еще подсылает всяких хренов моржовых!

– Торвард конунг! – Халльмунд подскочил к нему, отнял нож и отважно обхватил своего конунга за плечи.

Торвард резко сбросил его руки, но положил сжатые кулаки на стол и опустил на них голову.

Стояла тишина. Домочадцы и гости Эйфинна ярла молча ждали, что будет, и у всех было чувство, будто на их глазах только что вспыхнуло и погасло жгуче-черное пламя. Пламя, способное вмиг спалить дом с людьми, если некому будет его укротить.

– Кстати, встречал я этого хрена, если мы про одного и того же говорим, – произнес Торвард, не поднимая головы, но уже почти спокойным, только утомленным голосом. – Он потом явился на Фидхенн, меня искал.

– И что?

– Ну, я его убил. Не отправлять же его обратно с таким позором.

– А чего ты не захотел с ней остаться? – с грубоватым любопытством спросил Эйфинн ярл, ничуть не напуганный. Он много чего повидал. – Ну, с Эрхиной. Она же красотка! Я сам ее видел когда-то, она еще не была фрией, тогда еще была жива ее бабка. И тоже подумал: вот повезет тем, кого она будет посвящать…

– Я ее ненавижу, – глухо ответил Торвард в стол, но потом поднял голову и замер, опираясь лбом о сложенные кулаки. – Она обманула и опозорила меня, а я ее не смог ни простить, ни убить! И она прокляла меня, и что с этим делать, я не знаю!

– Ну, и сделай что-нибудь это, – посоветовал Эйфинн ярл.

– Что? – Торвард поднял на него глаза, как будто отважный и закаленный бурями, но отнюдь не обремененный божественной мудростью ярл и впрямь мог дать ему толковый совет.

– Или прости ее, или убей.

– Простить? Разорение Аскефьорда, мой позор? Это проклятье, из-за которого я по всем семи морям мечусь, как бешеный волк, уже такого наворотил и еще больше наворочу? Она хотела, чтобы я свернул себе шею на первом же камне. Она сделала меня таким, что я теперь сам кидаюсь на каждый встречный меч, а они все об меня ломаются! Но мне тоже больно! Я все еще жив, но только потому, что моя мать – ведьма из рода тех же жриц, но с Козьих островов. Чтобы выдержать ворожбу и той и другой, надо быть железным.

– Железным?

Эйфинн ярл поднялся с места, слегка покачиваясь от выпитого пива, пересек палату и пощупал плечо Торварда. Торвард с недоумением покосился на него, но привычно напряг мускулы.

– Годится! – объявил ярл и хлопнул его по плечу, словно принимал в дружину новичка. – Такие плечи можно использовать вместо наковальни. И если уж ты не железный, тогда я не знаю кто.

– А душа? – Торвард усмехнулся почти мечтательно, словно подумал о блаженстве, которого у него нет и быть не может.

– Много хочешь! – осадил его Эйфинн ярл и сел на скамью рядом: обратный путь через гридницу показался ему слишком утомительным. – Ты сам себе усложняешь жизнь. Если ты и правда стал волком, – где это ты, кстати, добыл шкуру белого волка Раммана? – то отправляйся на Туаль и загрызи эту стер… Нет! – Он быстро поднял обе ладони, будто извинялся перед кем-то наверху. – Эту прекрасную, мудрую, великолепную жрицу с острова Туаль, раз уж ты считаешь, что тебе с ней на одной земле нет места.

– Нет. – Торвард мотнул головой. – Я ей тоже достаточно крови попортил. Но я хотя бы не мешал ей жить дальше. А она мне…

– Так ведь говорят, ты забрал у нее какой-то камень…

– А она мне вбила его в глотку!

– Зато теперь тебе нечего бояться. Хуже, чем было, уже быть не может.

– Н-да! – Торвард криво ухмыльнулся, как Хердис, правой половиной рта. – Хоть что-то, да выиграл. Хуже быть уже не может.

Иные могли бы заметить, что не годится мужчине и конунгу так раскрывать свою душу и показывать свою боль перед чужими людьми и возможными противниками. Ведь Эйфинн ярл был ему не родичем и даже не другом. Но Торварду это было совершенно все равно. В чьем угодно доме и перед кем угодно он оставался наедине со своим проклятьем и разговаривал, по большому счету, только с ним одним.

Эйфинн ярл сам понимал, что при всей его силе, власти и влиянии в Западных морях он не смог бы превратить фьялленландского конунга в пожизненного охранника одного из небольших островов, пусть там и правит его дочь. Да и не очень-то он хотел крепко связываться с человеком, которого прокляла фрия Эрхина, – в этой части света ее уважали даже больше, чем в Морском Пути, потому что здесь она была ближе, а ее влияние заметнее. А если он одолеет проклятье, то зачем самому Эйфинну прямо под боком настолько сильный молодой соперник? Поэтому он отнюдь не возражал, чтобы Торвард отправился дальше, куда ему будет угодно. Торвард собирался к уладам, и Эйфинн ярл даже мог помочь ему новостями и людьми. В его доме всегда собирались желающие сходить на Эриу или Зеленые острова, и несколько дней спустя Торвард снова вышел в море, но уже во главе не трех, а шести кораблей.

В придачу к Гуннару Волчьей Лапе к дружине фьялленландского конунга пожелали присоединиться еще три вождя. Одним из них был такой же, как Гуннар, «морской конунг» по имени Хедин Удалой, квитт по происхождению. Гуннар его знал – они два раза встречались в море и сражались с переменным успехом. Это был довольно рослый и сильный мужчина лет сорока или около того, угрюмый, но настырный. Всю жизнь проводя в морских походах, он забирался в такие земли, в само существование которых мало кто верил. Когда-то давно удар чьей-то секиры перебил ему ногу, и хотя кости срослись, легкая хромота осталась – что, впрочем, не мешало ему довольно крепко стоять на земле и даже на качающемся днище корабля. Грубое лицо с рыжей, как у многих квиттов, бородой и маленькими узкими глазками пересекал кривой шрам, шедший со лба на скулу. Ни красивым, ни приятным человеком его нельзя было назвать, но у него имелся дреки на двадцать четыре скамьи и шестьдесят человек дружины. Когда-то войска Торбранда конунга разорили Квиттинг, сделав многих мирных хозяев морскими разбойниками. Хедин, выросший на корабле своего отца, иной жизни не знал и сейчас не питал к сыну Торбранда ничего, кроме почтения и зависти. Торвард был сильным и удачливым вождем, а ничего больше Хедину не требовалось.

Двое других были знатные хевдинги из разных мест, которые зимой смирно сидели в своих усадьбах, присматривали за хозяйством и справляли праздники, а летом отправлялись в походы за славой и добычей – чтобы запастись средствами и рассказами для тех же зимних пиров. Звали их Стейнгрим Копыто и Фродир Пастух. Последний приехал в Западные моря торговать – закупить соль, которую отсюда развозили не только по Морскому Пути, но и далеко на юг и на запад. Однако, заслышав о походе конунга фьяллей, Фродир хевдинг предпочел присоединиться к нему и попытать счастья в походе военном – гораздо выгоднее же взять нужные товары, не платя за них, а в придачу и пленных. Кроме соли, создавшей уладским и эриннским островам их легендарные богатства, там можно было найти особо тонкие и мягкие льняные и шерстяные ткани, искусные изделия из серебра, бронзы и золота, изготовлением которых улады славились уже не первый век. Молодые пленницы-уладки, стройные, румяные и рыжеволосые, на всех торгах также ценились дороже прочих.

Когда эти три вождя по очереди пришли к нему и предложили свои услуги, Торвард удивился: он никак не ждал, что после всех разговоров о его проклятье и ссоре с фрией Эрхиной найдутся желающие связаться с ним и разделить его судьбу. Однако оказалось, что именно эти события создали ему славу почти непобедимого: ведь спустя более чем полгода после проклятья он был еще жив и вполне благополучен! Торварда мало занимало, что о нем думают, но все его новые спутники имели хорошие корабли и неплохо снаряженные дружины, и теперь у него набралось больше пятисот человек. С таким войском можно твердо рассчитывать на успех похода, и через несколько дней все шесть кораблей с попутным ветром тронулись дальше на запад, к уладским островам.