Вы здесь

Драконья любовь, или Дело полумертвой царевны. Глава вторая (Евгений Малинин, 2007)

Глава вторая

Если с другом вышел в путь,

Если с другом вышел в путь…

(Песенка из мультфильма)

Если друг оказался вдруг…

(Песенка из кинофильма)

Я бы двух врагов отдал за друга,

А за двух друзей и шестерых…

(Так… Мурлычу себе под нос…)

Во Всесвятск электричка прибыла около трех часов ночи. Выйдя на абсолютно пустую и удивительно холодную для этого времени года привокзальную площадь районного городка, я самым тщательным образом проштудировал расписание всех отходивших с нее автобусов. Направлялись они в самые разные населенные пункты небольшого Всесвятского района, однако деревни Лосихи среди этих населенных пунктов не было!

Закончив восьмой круг по площади, я направился в здание вокзала и после долгих поисков обнаружил-таки дверь, несущую на себе небольшую табличку с надписью «милиция». За дверью располагалась крошечная комната, разделенная зачем-то узкой деревянной стойкой, за которой кимарил, сидя на мягком, чуть продавленном стуле, старший лейтенант. Когда я постучал по стойке ногтем, он поднял голову с взъерошенными волосами, открыл один глаз, сурово посмотрел этим глазом на меня и глухо проворчал:

– Чего надо?..

– Надо мне добраться до деревни Лосиха… – самым дружелюбным тоном ответствовал я.

– Ну и добирайся!.. – Проворчал доблестный страж порядка, закрывая глаз и снова откидываясь на скрипнувшую спинку стула.

– А вы не сможете мне подсказать, каким образом можно это сделать?.. – Еще дружелюбнее спросил я.

Старлей снова распахнул свой глаз и взглянул на меня гораздо суровее, словно бы моя непонятная настойчивость рассердила его.

– А зачем тебе в Лосиху?.. – спросил он после секундной паузы, – что ты там оставил?..

– В этой самой Лосихе живет бабушка моей… э-э-э… невесты. – Самым дружелюбным тоном пояснил я, – вот, хочу пригласить ее на свадьбу.

– Бабка из Лосихи – бабушка твоей невесты?! – Удивился почему-то страж порядка, и его глаза неожиданно широко распахнулись, – И как ее зовут?!

– Как зовут бабушку, не знаю, а невесту зовут Людмила… – проговорил я, и старший лейтенант тут же подхватил мои слова:

– Людмила?! Значит, тебе бабка Варвара нужна?.. Ну, парень, повезло тебе!

По его, ставшему вдруг дружеским тону, я понял, что слово «повезло» надо понимать в кавычках! Однако, требовать объяснений по поводу своей «будущей родственницы» я не стал. Вместо этого я снова спросил:

– Ну, так как мне до Лосихи-то добраться?!

Старлей покачал головой и ухмыльнулся:

– Да не езди ты ни в какую Лосиху!..

– Почему?.. – удивился я.

– Все равно бабка Варвара никуда не поедет… А то, глядишь, и ты из этой Лосихи не выберешься… – Он снова ухмыльнулся, на этот раз… загадочно, – место там такое – погостишь, погостишь, и сам уезжать не захочешь!

– А я все-таки попробую!.. – Усмехнулся я в ответ. – Неужто, с родной бабулей не договорюсь?!

– Ну, смотри, – милиционер вдруг стал совершенно серьезным, – потом не говори, что тебя не предупредили!

Он посмотрел в окно на пробуждающуюся площадь и надел фуражку, став совсем уж официальным.

– Значится так, гражданин… э-э-э… жених! Сядете на автобус до села Степанчикова. Выйдете у Гнилого разъезда, а дальше до самой Лосихи пешком… Там, правда, недалеко – всего-то километров восемь… Надеюсь, не заблудитесь, ну а в случае чего – звоните. Телефон-то имеется?..

– Имеется… – в тон ему ответил я.

– Ну, вот и звоните! – Повторил старлей и снова отвернулся к окну, давая понять, что разговор закончен.

Я опять оказался на привокзальной площади, и снова принялся обходить автобусные остановки. Третья из них имела маленькую желтую вывеску с надписью «Автобус № 12-а. Вокзал – село Степанчиково». Только вот расписания эта вывеска не содержала, так что сколько мне предстояло дожидаться этого самого «№ 12-а» было непонятно.

Впрочем уже минут через пятнадцать рядом со мной остановилась тетенька средних лет. Посмотрев на меня странным, настороженным взглядом, она спросила чуть хрипловатым голосом:

– На «двенадцать-а» вы последний?..

– На «двенадцать-а» я первый… – с улыбкой ответил я, – а вот вы – последняя!

Женщина кивнула и отвернулась с таким видом, словно ей было противно на меня смотреть. Несколько минут мы молчали, а затем она снова повернулась в мою сторону и неожиданно спросила?

– А вам точно нужен «двенадцать-а»?!

Не показав своего удивления, я ответил:

– В местной милиции мне сказали, что именно на этом автобусе я смогу добраться до… э-э-э… Гнилого разъезда!

Тетенька вдруг вскинула руку к лицу и прижала дрогнувшие пальцы к губам, как будто прихватывая ненужный вскрик. С минуту она смотрела на меня округлившимися глазами, а затем прошептала сквозь прижатые пальцы:

– Милок, и зачем же это тебя к Гнилому разъезду-то несет?!!

– Вообще-то… тетенька, я добираюсь до деревни, называемой Лосиха, – пояснил я, не обращая внимания на ее испуг и удивление. – А Гнилой разъезд, как мне сказали, самая близкая к этой деревне остановка автобуса.

– А дорогу от переезда до Лосихи ты хорошо знаешь?.. – гораздо спокойнее, но с каким-то, я бы сказал, нездоровым интересом спросила тетенька.

– Да совсем не знаю! – Беспечно ответил я и, чуть отвернувшись, быстро нашептал заклинание «Сказанной вслух мысли».

– Ага… – пробормотала тетенька в ответ на мое признание и в свою очередь отвернулась, сделав вид, что высматривает автобус. А в моей голове быстро побежали чужие мысли…

«Интересный паренек!.. В Лосиху, говорит, едет, а дорогу-то выбрал окольную… Или в самом деле не знает, куда голову сует?! А может он и впрямь издалека?.. Только вот откуда он взялся здесь в четыре-то часа утра?.. Первым автобусом у нас только местные ездят…»

Тут звонкая ниточка ее мысль на мгновение прервалась, и тетенька быстро взглянула на меня.

– Сам-то, чай, не местный?.. – ее тон стал не только совершенно спокойным, но даже, пожалуй, ласковым, – Чай, из города… по одеже судя?!

– А Всесвятск, что ж, по-вашему, уже и не город?.. – С усмешкой переспросил я. – Да и мало ли где я мог «одежу» себе купить!

– Купить-то и впрямь, где угодно можно, – в свою очередь усмехнулась тетенька, – а вот носить!.. Одень нашего мужичка в такую узкую одежу, он извертится весь. А ты, вон, как будто родился в ней!..

– Ну что ж, тетенька, – посерьезнел я, – ты точно угадала – я не местный… Так подсказала бы неместному-то, как лучше до Лосихи добраться?!

Последовал еще один быстрый взгляд, а затем она начала задумчиво рассуждать:

– Ну-у-у… Вообще-то, если ты ехал сюда на электричке, то тебе надо было выйти на платформе «Окалиха», это за две остановки до Всесвятска, а оттуда на шестом автобусе доехать до Шестопалово. Из Шестопалово тебя могли довезти на молоковозе до развилки, а от развилки до Лосихи всего-то километров двенадцать…

– А от Гнилого разъезда – восемь! – Перебил я ее.

– Верно, восемь, – неожиданно легко согласилась тетенька, – зато каких!..

Она снова пристально посмотрела на меня и добавила:

– Тут-то каждый километр за три считать можно! Особенно, если дороги не знаешь…

– Ну, тетенька, – вздохнул я, – теперь поздно рассуждать, как да что. Теперь я поеду, как мне милиция подсказала…

«Тетенька» пожала плечами и отвернулась, а произнесенное мной заклинание снова подхватило чужую невысказанную мысль:

«Чужой паренек… И, похоже, здесь его никто не знает!.. Хотя в Лосиху-то он не просто так едет, а к кому-то… по делу… Интересно, к кому?.. И зачем?.. И… если он, допустим, не доберется до Лосихи, будет ли кто его разыскивать?.. И кто именно?..»

Опять последовал быстрый взгляд в мою сторону, но я сделал вид, что не заметил его, и чужая мысль снова быстро потекла через мое сознание:

«Спросить нешто?.. Нет, вопрос его может насторожить. Надо в разговоре, окольно на это навести!.. А там, глядишь, и самой заняться им можно будет!..»

Однако завести «окольный» разговор тетеньке не дали, к остановке подошли еще два парня, один из которых, мазнув безразличным взглядом по моей фигуре, с усмешкой буркнул в сторону моей попутчицы:

– Хм… Что, тетя Клава, снова в Волчий лес за грибами собралась?.. Чужая слава покоя не дает?!

– Да нет, милок, – оскалилась в ответной улыбке тете Клава, – Я в Рогозино еду, подружку свою проведать.

– Подружку проведать?.. – заинтересованно переспросил парень, – я что ж без гостинца? Или по дороге собираешься кого-нибудь… ха-ха… прихватить?..

Я вышел на пару шагов из-под навеса, показывая всем своим видом, что чужие разговоры меня не интересуют, однако, на самом деле и разговоры местного населения и его мысли меня крайне заинтересовали.

Было около пяти утра, когда к нашей остановке подкатил небольшой старенький автобус. Народу на остановке прибавилось, но внутри автобуса все разместились достаточно комфортно. Сам водитель собрал с пассажиров деньги за проезд, и минут через пятнадцать автобус тронулся.

Тетенька Клава, то ли случайно, то ли нарочно, оказалась рядом со мной, но первые пятнадцать-двадцать минут, пока автобус катил по улочкам просыпающегося города, она помалкивала. А вот когда последние домики районного городка остались позади, тетя Клава, чуть подтолкнула меня в бок и негромко проговорила:

– Слушай, приезжий, хочешь, поедем со мной до Рогозина, а там я тебе подскажу, как до Лосихи дойти. Оттуда, конечно, подальше топать, чем от Гнилого разъезда, зато дорога по лугам да полям идет, в лес заходить не надо будет!

– Хм… – раздумчиво протянул я, а про себя подумал:

«Точно парень сказал… „Тетенька“ по дороге „кого-нибудь“ собирается прихватить… в качестве „гостинца“!

В другое время я может быть согласился бы «прогуляться» с тетенькой-ведьмой, посмотреть, что она будет делать, когда окажется, что ее «гостинец» с зубами, но сейчас… Мне было катастрофически некогда, а потому я со вздохом ответил:

– Нет, тетя Клава, нет у меня свободного времени по полям и лугам гулять… тороплюсь я.

– И куда ж это ты, молодец, торопишься? – Чуть ли не пропела она, – или тебя кто в Лосихе ждет?..

– Бабка Варвара ждет!.. – Со значением ответил я.

Тетка Клава посмотрела на меня стеклянным глазом, отодвинулась и замолчала. С этого момента ничто не мешало мне наслаждаться окружающим пейзажем! Ну, вы сами знаете, какие пейзажи в нашей области: пока там березки, сосенки да озимые хлеба – душа радуется, а как только какое строение покажется – так прямо хоть плюнь!

Минут через двадцать автобус свернул с бетонки на грунтовку, и болтать нас стало как рыбачью лодку в цунами. Раза два мне казалось, что автобус вот-вот перевернется вверх колесами, но он вопреки законам физики продолжал оставаться на плаву, а может быть у него просто днище было утяжеленное… сильно!

Однако, минут через десять цунами сменилось легким бризом и автобус наш пошел ровнее. По обе стороны от дороги, за замусоренными донельзя обочинами, поднялись высоченные черные ольховые стволы, переплетенные тонкими рябинками и подпертые снизу непроходимыми зарослями бузины. Проехав по этому сумрачному коридору километра два, автобус остановился и тетка Клава поднялась со своего места. Прежде чем покинуть транспортное средство, она глянула на меня одним глазом, как разозленная сорока, и неожиданным басом буркнула:

– Бабке Варваре привет передавай! Скажи, Клавка кланяться приказала!..

Вместе с ней из автобуса вышло еще человек пять, так что в машине стало совсем свободно, вот только пейзажей за окном не стало совершенно. Черный, мрачный лес подступил, казалось, к самым колесам автобуса, и даже рокот двигателя, прежде такой басовитый и уверенный, стал вдруг тоненьким и… жалобным.

И вот, когда мрачная чащоба стала уже совершенно невыносимо мрачной, а черные неподвижные кроны деревьев совершенно скрыли небо над автобусом, он остановился, и водитель, не оборачиваясь, хрипло объявил:

– Гнилой разъезд!.. Кто там выходить собирался?!

Когда я подошел к передней, открытой для выхода двери, водитель поманил меня пальцем и негромко проговорил:

– Пройдешь немного вперед, за рельсами справа от дороги начнется тропинка, вот по ней и дойдешь до Лосихи… Только с тропки не сходи, она, правда, капризная, петляет, так что за ней приглядывать надо, но зато до самого села дотопаешь, а если тропку потеряешь, то уж…

Он не договорил и выразительно пожал плечами.

Я поблагодарил водителя и вылез из автобуса. Тот, чихнув сизым дымом, медленно тронулся и через минуту растаял в лесном сумраке, а я неторопливо пошел вперед, размышляя, про какие это рельсы говорил водитель?.. Какие рельсы могут быть в этом запущенном лесу?

А вот такие!

Прямо под моими ногами, чуть приподнявшись над влажным грунтом дороги ясно блестели две параллельные стальные полосы. Я удивленно замер над ними – рельсы имели вид постоянно и достаточно часто используемой колеи, а вместе с тем между ними по обе стороны от грунтовки росли достаточно толстые деревья. К тому же на них не было даже легкого следа от скатов только что проехавшего автобуса!

Я проследил взглядом, как эта железнодорожная колея исчезает в лесу справа и слева от просеки, по которой только что проехал автобус, и мое богатое воображение… оказалось бессильно показать мне, каким образом по этой колее проносится товарный или пассажирский состав или хотя бы небольшая дрезина! Оставалось предположить, что некто, неизвестно зачем, ежедневно начищает старые рельсы именно на этом их участке. Меня прямо-таки потянуло в чащу, посмотреть на блестящий рельсовый след между черных, старых деревьев, но я вдруг остановился, припомнив только что услышанные слова водителя: «…а если тропку потеряешь, то уж…»

Вздохнув и почесав затылок, я перешагнул через рельсы и двинулся дальше по обочине грунтовой дороги.

Тропку я обнаружил именно там, где ее обозначил водитель – в двадцати метрах за рельсами, справа от дороги. Была она, в отличие от местной железной дороги, неухожена, узка и затянута перебегающей ее травой, однако, видно ее было вполне отчетливо… Пока!.. Свернув на эту тропку, я собрался было произнести заклинание «Истинного зрения», но передумал. Вместо этого я подобрал длинный, тонкий сук и, выломал из него подходящую к моему росту палку. Шебурша время от времени впереди себя этой палкой, я ходко двинулся по тропинке, беспокоясь только о том, чтобы не слишком промочить свои кроссовки.

Прошел я по этой тропинке минут, наверное, десять, и тут впереди послышалось далекое, но быстро приближающееся пыхтение, яростное шуршание и похрустывание упавших на землю веток. По этим звукам я догадался, что кто-то – зверь или человек, стремительно двигается по той же самой тропинке, но только в мою сторону. Я уже хотел было отойти чуть в сторону, но снова вспомнил предупреждение водителя.

Тем временем впереди, в, казавшихся совершенно непроходимыми, кустах, началось энергичное шевеление, и через несколько секунд из них вынырнула высокая, явно мужская фигура в темных брюках, заправленных в кирзовые сапоги, и длинной, наглухо застегнутой куртке с накинутом на голову капюшоне. Фигура эта, беспорядочно размахивая руками, словно стараясь удержать равновесие, устремилась в мою сторону. Не доходя до меня шагов пять, фигура притормозила, ее взгляд оторвался от тропы, уперся в меня, и тут же раздался до боли знакомый голос:

– О! Сорока! Ты откуда здесь взялся?!

По голосу я эту фигуру враз признал – был это мой старинный, еще со школы, знакомый, а звали его Юрка Макаронин или Юркая Макаронина. Вот кого я ожидал увидеть в дебрях Всесвятского района меньше всего!

Однако, Макаронин задал вопрос, и тот требовал ответа, а потому я усмешливо проговорил:

– Я-то с автобуса взялся, а вот откуда здесь взялся старший лейтенант милиции, приписанный к Железнодорожному району нашего родного областного центра?!

– А что, автобус уже прошел?! – Чуть ли не с отчаянием взвыл Юрка, не обращая внимания на мой вопрос.

– Да уж минут пятнадцать как… – подтвердил я его догадку, – а ты, значит на автобус торопился?!

Юркая Макаронина огорченно махнул рукой и сбросил с головы капюшон.

– Надо же! Не успел!.. – В его голосе сквозило откровенное отчаяние. – И не успел-то чуть-чуть!.. Зараза!!

– И куда ж это ты торопился?.. – Задал я очередной вопрос, уже не надеясь на ответ, однако тот последовал:

– Да в Руднево!.. Тут и езды-то всего минут двадцать… если на автобусе…

– Ну значит за неполный час и пешком добраться можно! – Попробовал я успокоить его.

– Ага! Как же! – С неожиданной злостью ответствовал Макаронина. – А три часа не хочешь! Да и то, если по дороге дождь не начнется!..

Тут он вдруг замолчал, пристально на меня посмотрел и гораздо спокойнее повторил свой первый вопрос:

– А ты-то тут откуда взялся?.. – Но сообразив, что я уже отвечал на это вопрос, он его перефразировал. – Чего ты в эту глухомань приперся, – и с гнусной улыбочкой добавил, – или снова специальное журналистское расследование проводишь?!

– Ага, – самым серьезным тоном подтвердил я его догадку, – расследование! Девушка одна пропала, и оказалась, что она перед своим исчезновением как раз посещала эти места!

– Ну?!! – Удивился Юрка. – А что за девчонка?.. И зачем она сюда попала?!

– Девчонку ты, скорее всего не знаешь, – задумчиво проговорил я, – она, в общем-то не местная… Бабушка у нее здесь живет, в Лосихе.

– В Лосихе?! – Удивился Макаронина, – это ж которая бабушка?!

– Баба Варя.

– Бабка Варвара?! – Еще больше удивился Юрка, – так это ты ее внучку разыскиваешь, Людмилу?!

Теперь пришла пора удивляться мне:

– А ты что, Людмилу знаешь?!

– Ха!! – Юрка просто лучился самодовольством, – еще бы мне ее не знать! У меня ведь тоже бабка в этих местах проживает! Правда, не в Лосихе, а в Выселках, но все равно – соседи! Так что мы с Людмилой давным-давно знакомы!

Тут Юркая Макаронина вспомнил, что Людмила пропала и враз посерьезнел:

– Так куда она делась?!

– Не знаю, – я покачал головой, – недели три назад она побывала у своей бабушки… Вари…

– Так, может, ее тоже… – задумчиво перебил меня Юрка, но что «тоже» не уточнил. Вместо этого, подняв на меня глаза, серьезно произнес:

– Ты бабку Варвару-то бабушкой Варей не называй!.. Она, если такое, не дай Бог услышит, кирикучу тебе сделает!

Я недоуменно посмотрел на своего друга:

– Какую… кирикучу?..

Он скорчил кривую рожу и пояснил:

– Такую!.. Кирикуча – это такая, знаешь… э-э-э… кирикуча, что лучше о ней и не знать!..

Я вопросительно поднял бровь, однако Юрик не заметил моего вопроса и нетерпеливо проговорил:

– Так что с Людмилой-то произошло. Говоришь, она три недели назад была у своей бабки… и что?!

– А когда вернулась в город… ну… в больницу попала.

– С чем?..

– Вот тут-то и непонятно… – задумчиво протянул я, – да это и неважно. А важно то, что сегодня ночью она из больницы сбежала и, я думаю, направилась именно сюда!

Юрка немного помолчал, а затем задал новый вопрос:

– Значит, ты в Лосиху направляешься?..

– Именно… – Подтвердил я.

– Тогда я тебя провожу! – Решительно заявил Макаронина.

– Но-о-о… – чуть растерявшись протянул я, – ты же, кажется, на автобус торопился?..

– Торопился, – легко согласился Юрка, – да, ведь, все равно опоздал! Так что я с тобой пойду, а то тут у нас в два счета заблудиться можно! – Он неожиданно хлопнул меня по плечу и гаркнул, радуясь неизвестно чему, – Найдем мы Людмилу!.. Никуда она не денется!!

Развернувшись на сто восемьдесят градусов, он бодро затопал в обратную сторону, громко рассуждая на ходу. Я двинулся за ним следом, внимательно слушая его рассуждения.

– Я ж эти леса как свои пять пальцев знаю! С детства, можно сказать, вдоль и поперек исходил-излазил, каждый кустик, каждую травинку общупал-обнюхал. Я тебя самым коротким путем прямо к Лосихе выведу и ни на градус не собьюсь! И не гляди, что скоро вечер, я и в потемках весь лес насквозь пройду и ни об одну корягу не запнусь!..

Как – вечер! – удивленно вскрикнул я. – Сейчас еще и семи часов утра нет!

Макаронина обернулся на ходу, и его физиономия украсилась гнусной ухмылкой:

– Ты ж не знаешь нашей главной заморочки! – И голос у него был донельзя довольный. – Через рельсы на разъезде перешел?..

– Перешел… – Подтвердил я, стараясь понять причем тут рельсы, и Юрка мне немедленно все объяснил:

– Вот на двенадцать часов вперед и уехал!

– То есть – как?!

– А так! Переходишь рельсы по направлению к Лосихе уезжаешь на двенадцать часов вперед, переходишь рельсы по направлению от Лосихи – на двенадцать часов назад!

– Врешь ты все, Макаронина! – Не выдержал я. – Как в школе врать начал, так по сею пору и брешешь! По-твоему получается, что и автобус, на котором я приехал, на двенадцать часов вперед прыгнул?! А как же тогда расписание движения?!!

– Я брешу?!! – Юрка от возмущения даже остановился. – Я брешу?!! Ну, сейчас сам скажешь, вечер на дворе или утро!!

Он замолчал и потопал вперед еще быстрее. Я двинулся за ним, проклиная все на свете, а главное собственную удачу, подсунувшую мне Юркую Макаронину в самом, казалось бы, неподходящем месте. Шел бы сейчас по холодку в славную деревеньку Лосиху, так нет тебе – друга встретил!!

Между тем мы чуть ли не бегом спустились в темный, похожий на подземный тоннель, овраг, прохлюпав по холоднющей и довольно глубокой луже, пересекли его и взобрались на противоположный склон. Тут черные заросли неожиданно расступились, и Юрик, издав нечленораздельно-радостный вопль, выскочил на обширную кочковатую поляну, заросшую мелкой, странно голубоватой травкой.

– Вот, смотри!.. – Нетерпеливо притоптывая на месте заорал он. – Вон там – восток, а вон там – запад! – Юрка, не глядя, ткнул пальцем в разные стороны, – если сейчас, как ты говоришь, утро, где должно быть солнце?!

Я огляделся. Если Юрик правильно указал мне стороны света, то солнце висело над… западной опушкой леса. Висело еще довольно высоко, но за полдень явно перевалило!

Я огляделся еще раз.

– А с чего ты взял, что запад именно там?.. – В свой вопрос я вложил максимум скепсиса, – насколько мне помнится, ты в географии всегда был не слишком силен…

– Да причем тут география! – Немедленно возмутился он, – Я ж здесь все детство провел, мне ли не знать в какой стороне север-юг!!

– А у вас тут что, север-юг в одной стороне?..

Теперь уже гнусная ухмылочка сияла на моей физиономии.

– Ну, не веришь – и не надо! – Неожиданно быстро сдался Юрик, – часа через три-четыре, как темнеть начнет, сам убедишься! А насчет автобуса, так вот с ним как раз ничего не происходит… И с мотоциклами, мопедами и велосипедами тоже. Даже с телегами ничего не происходит, хотя на телегах по той дороге никто сейчас и не ездит… Может колеса как-то экранируют этот… феномен?.. – Помолчав секунду, добавил он.

Юрик махнул рукой и теперь уже не слишком торопясь, двинулся через поляну. Я было пошел следом, но в этот момент меня словно что-то остановило. Застыв на месте, я снова огляделся, а затем прикрыл глаза и прислушался… Что-то было в этом месте не так!.. Я быстро, не открывая глаз, нашептал заклинание «Истинного Слуха» и… ничего необычного не услышал. Я попробовал заклинание «Истинного Зрения», открыл глаза и… ничего необычного не увидел. Вот только трава под ногами вроде бы стала еще голубее, да солнце…

Солнце прыгнуло на другую сторону поляны и сияло теперь, если верить Юрке, на востоке!!

– Так-так-так… – пробормотал я, пытаясь разобраться, что же такое произошло, однако, ни одной дельной мысли в голову не приходило. Правда, я вдруг разглядел едва заметную тропку, нет, не тропку даже а так… чуть примятую травку. Примятость эта тянулась через поляну, наискосок, как раз из той точки опушки, куда почти подошел Юрка, влево, к огромной, неизвестно откуда взявшейся на поляне коряге, и там… пропадала!

Вместо того, чтобы следовать за своим проводником, я, осторожно ступая по удивительно мягкой траве, двинулся в сторону привлекшей мое внимание коряги. И когда до нее оставалось всего шагов пять, меня остановил возглас за моей спиной:

– Эй, Сорока, ты куда поперся?! – И тут же голос перешел в истошный крик. – Туда нельзя!!

Я остановился и оглянулся. Юрка, почти уже добравшийся до опушки поляны, стоял, странно вытянув шею и округлив испуганные глаза.

– Это почему же?.. – Ехидно поинтересовался я, – Неужто эта полянка расположилась в частных владениях?!

– Да ты что, не видишь?! Вон же чертов сучок валяется!! К нему подходить нельзя!!!

– Почему?.. – Снова переспросил я, на этот раз гораздо серьезнее.

Юрка шагнул в мою сторону, нерешительно остановился, затем вдруг с каким-то отчаянием махнул рукой и зашагал ко мне. Я тем временем еще раз внимательно оглядел корягу или, как ее назвал Макаронина, «чертов сучок».

Размером она была с тяжелый мотоцикл, лежала метрах в четырех-пяти от меня, так что видно было ее вполне отчетливо. Темная, почти черная, местами затрухлявившаяся древесина выглядела странно влажной на открытом, хорошо прогреваемом и продуваемом месте. Травы под ней не было вовсе, а светло-серая, высушенная глина, рассыпалась пылью под темным округлым боком явно тяжелой влажной коряги. Остатки толстой, темной, рыхлой коры виднелись только на толстом ее конце, а более тонкий, расходившийся двумя обломанными, поднимавшимися вверх ветвями, был гол и лаково отблескивал влагой.

«Это ж надо, такую коряжину „сучком“ назвать, – с усмешкой подумал я, – Пусть даже „чертовым“… Интересно, кто его сюда притащил, „сучок“ этот?!»

И словно в ответ на мои размышления, прямо за моим плечом раздался негромкий Юркин голос:

– Вишь, как разлегся… По-хозяйски… Его здесь черт бросил…

– Какой черт?.. – Не слишком удивленно поинтересовался я.

– Ну какой черт, – повторил за мной Юрка, – обычный черт…

– А зачем?..

– Да ни зачем!.. Просто бросил и все!

Я невольно улыбнулся рассуждениям старшего лейтенанта милиции о действиях черта.

– А откуда это известно, что эту… коряжку здесь черт оставил?.. – Не скрывая улыбки поинтересовался я. – И когда он это сделал?..

Макаронина оторвал взгляд от коряги, внимательно посмотрел на меня и почесал за ухом:

– Ну-у-у… Откуда-откуда!.. Старики рассказывают!

Он замолчал, но мне такого объяснения было мало.

– И что же они рассказывают?..

– Ну-у-у… Что-что!..

Юрка мялся и явно не хотел рассказывать, однако я не отставал:

– Да, что конкретно известно… э-э-э… старикам об этом давнем деле?!

– Ты все смеешься… – неожиданно суровым тоном проговорил Юрка, – а здесь дело серьезное! – Он чуть помолчал и наконец решился. – В общем, этот случай лет триста назад был. Места у нас, как ты уже понял… дикие… кол… колдовские места… Ну, всегда здесь, у нас жили такие… ну… бабушки, которые… умели… Ну, ты понимаешь о чем я говорю!

Юрик замысловато пошевелил пальцами.

– Скажем так – владели Искусством! – Совершенно серьезно подсказал я Юрику.

Он взглянул на меня испуганным глазом и кивнул.

– Так вот триста лет назад, или того больше, к местной жительнице повадился черт захаживать. Ну, он, конечно, вид-то имел натурально нормальный – ни рогов, ни хвоста, там, у него не водилось, а потому женщина эта… ну… к которой он захаживал, его за черта-то и не держала, думала, так, понравилась, мол, мужчине, вот он и ходит. А у черта, сам знаешь, своя мысль была. Короче ходил он к этой тетке долго, но однажды, когда та уже совсем размягчела, взял, да и сказал ей все, как есть: – Я, мол, черт, и сделаю для тебя, все, что захочешь, только… Ну, ты сам понимаешь, чего он ей… того… предложил!..

Я утвердительно кивнул – ну кто ж не знает, что черт тетке предложить может. Юрик вполне удовлетворился моим кивком и продолжил свой рассказ:

– Только этой… ну… тетке совсем предложение черта не понравилось! А она… Как ты сказал – «Искусство»?.. Так вот она этим, твоим… искусством, очень даже здорово владела. Схватила она заговоренный ухват, да давай черта лупить тем ухватом по всем местам, до которых достала. Тот, конечно, дал деру от взбесившейся бабы, да только разве от разозленной женщины убежишь?.. К тому же она ему и ногу тем ухватом в трех местах переломала. Так вот он и схватил эту самую коря… то есть, этот самый сучок вместо костыля, чтобы, значит, сподручнее убегать было. Так его эта тетка до самой этой полянки и гнала, а здесь черт сучок свой бросил, да сквозь землю и провалился!

Тут Юрка замолчал, пожевал губами, словно пробуя свой рассказ на вкус и неожиданно добавил:

– А тетку эту Лосихой звали… Прозвище такое!.. От этого прозвища, да от ее усадьбы и деревня пошла… Лосиха!

Мы немного помолчали, глядя на «чертов сучок», а затем я спросил:

– Ну, а почему к этому… «сучку» подходить нельзя?

Макаронин снова посмотрел на меня «нехорошим» взглядом, затем опустил глаза, крякнул и значительно тише произнес:

– Да, ты знаешь… возле этой коряги разные нехорошие дела творятся…

– Что значит «нехорошие дела»?! – Не отставал я.

– Ну… – отвернувшись в сторону, забормотал Юрка, – … скотина, если ее на этой поляне пасти, заболеть может… А люди… – Он запнулся, но все-таки договорил, – люди… Людей, знаешь, перенести может!

Бросив на меня быстрый взгляд, он убедился, что я не совсем понял его слова и быстро добавил, – ну, был на поляне, около «сучка», а оказался у черта не куличках!!

– Где?! – Удивленно воскликнул я.

– Где-где!! – Неожиданно озлился Юрка, – да где угодно. Кого в соседнее село зашвырнет, кого в райцентр…

– И часто так-то людей «перекидывает»? – Поинтересовался я.

Юрка отрицательно помотал головой.

– Сейчас редко… Местные-то, почитай, все знают про это место, а приезжих здесь и не бывает… Чужие-то в Лосиху едут теперь по другой дороге. А раньше бывало, что люди здесь и вообще пропадали!!

– Что значит – пропадали?! – Снова не понял я. – Если здесь люди пропадали, значит этим местом должны были компетентные органы заниматься!

– Ха!.. – Усмехнулся Юрик, – я сам – компетентные органы! Только, если уж кто здесь пропал, то все, с концами – ни следа, ни запаха. Пару раз, еще до войны, собак по следу пропавших пытались пускать, так псы, как до этой полянки добегут, так и стоп!.. Садятся в сторонке и воют, а к коряге этой их и на поводке не подтащишь! Да… – Он чуть помолчал, а потом махнул рукой. – Э, что там говорить, у меня у самого дружок пропал – Колька Седов, наверняка у этого самого сучка! Нам тогда лет по пятнадцать-шестнадцать было…

И вдруг его физиономия расплылась в пакостной усмешечке:

– Он, Колька-то влюблен был по уши как раз в эту твою Людмилу, а она на него и смотреть не хотела – маленький он был, в смысле, росту невысокого, а уж рыжий – глазам смотреть больно! Он все Седым себя называл, по фамилии, а мы его Рыжиком дразнили!.. Бился Рыжик, бился, даже к бабкам кое-каким обращался… типа помогите девку приворожить, да только кто ж захочет с бабкой Варварой связываться – бабка Варвара сама кого хочешь приворожит или в узелок завяжет! Вот Колька и повадился к сучку ходить. Я, говорит, сам колдовать научусь и Людку приколдую! Только ничего у него не получилось, и сам пропал! – Макаронин вздохнул. – Хороший был парень, так и не нашли, хотя во всесоюзный розыск объявляли.

– Неужели с этим… сучком так-таки ничего и нельзя сделать?! – С провокационным смешком поинтересовался я. – Может, федеральные власти подключить?!

Однако Юрик на мою провокацию не поддался и ответил совершенно серьезно, так что я снова подумал, что он меня разыгрывает:

– Нет, никакие власти, ни областные, ни федеральные ничего здесь не сделают. Одна была надежда – бабка Варвара! Уже сколько раз к ней ходили, просили ее убрать этот чертов сучок, так нет, все ей недосуг!..

– То есть, как! – Опешил я, – Та самая бабка Варвара, что?..

Юрка в ответ молча кивнул.

– Ты хочешь сказать, что бабка Варвара, бабушка моей… Бабушка Людмилы, может убрать этот… э-э-э… «сучок»?!!

– Больше некому!.. – Вздохнул Юрка. – Она ж – прямой потомок той самой… Лосихи, что черта переломала!!

Я уставился на корягу и не сводил с нее глаз целую минуту!

Затем, снова повернувшись к Макаронину, я медленно проговорил:

– Ну что ж, пойдем к этой замечательной бабке… Может и по этому делу мне удастся с ней поговорить!

Макаронин с нескрываемым облегчением развернулся прочь от коряги и двинул в сторону опушки, а я направился следом за ним. Но не успел я сделать и шагу, как в кармане моей куртки вдруг что-то зашевелилось. Да какой там – зашевелилось, задергалось, явно стараясь выбраться наружу!!

Я инстинктивно бросил ладонь на карман, стараясь остановить это «дергание», но опоздал, из-под клапана на голубоватую травку вывалился… крошечный золотисто-оранжевый медвежонок с колечком на лопоухой башке.

«Как же это я карман не застегнул?! – Несуразно мелькнуло в моей голове, – мог и потерять!»

Я наклонился, чтобы поднять людмилкин подарок, прихваченный мной из дома по каким-то сентиментальным соображениям, однако маленькая игрушка, вместо того, чтобы спокойно дождаться, когда ее снова уложат в карман, вдруг встала на задние лапки и… покатила, поблескивая колечком на своей макушке, в сторону темной коряги!!!

– Куда?!! – Совершенно по-идиотски воскликнул я и бросился следом за медвежонком.

За моей спиной раздалось не менее идиотское «Куда?!!», и я услышал топот Юркиных сапог.

Догнать крошечную игрушку конечно же ничего не стоило, хотя, благодаря своему неожиданному старту ей и удалось оторваться от меня на пару шагов. В два прыжка я настиг рыжего медвежонка, но тот неожиданно наддал еще, так что мне пришлось сделать еще один прыжок. Тут уж игрушка оказалась прямо под моими ногами, и я наклонился, чтобы схватить ее. В этот момент голова у меня закружилась, в глазах поплыло, ноги слегка подкосились, и я вынужден был сделать еще один небольшой шажок, чтобы просто удержаться на ногах, а не ткнуться носом в траву. Одновременно я сумел подхватить рыжую игрушку, которая как-то уж очень неожиданно потеряла свою подвижность.

Выпрямившись, я тряхнул головой, отгоняя мгновенную дурноту и оглянулся на Макаронина. Тот стоял за моей спиной и диковато озирался по сторонам. Я показал ему зажатого в кулаке медвежонка и с глубоким удовлетворением произнес:

– Вот, поймал!..

Старший лейтенант посмотрел на меня круглыми глазами и тихо повторил:

– Поймал…

Только тут я заметил, что в двух шагах за его спиной виднеется… темная коряга… «чертов сучок»!

«Он же должен быть…» – растерянно подумал я и посмотрел в другую сторону, туда, куда мы бежали и где по всем законам окружающего мира должна была находиться коряга, но там ничего не было!! Я снова развернулся к Макаронину. Тот топтался на прежнем месте, продолжая озираться, и тут я увидел, что от коряги в нашу сторону по травке тянется… едва заметная тропка, нет даже не тропка, а так, легкая примятость. Мне немедленно припомнилось, что точно такую же примятость я видел только что, стоя в нескольких метрах от коряги, только тогда она располагалась с другой стороны и тянулась через всю поляну, от опушки до коряги!

И тут меня словно что-то толкнуло изнутри – я еще раз огляделся и прислушался к собственным ощущениям…

Пространство вокруг меня было переполнено дикой, неупорядоченной магической Силой – это был явно не наш Мир!!

– Та-а-к… – ошарашено протянул я, и снова посмотрел на Юрку.

Тот уже слегка пришел в себя, и, похоже, ничто его не тревожило. К нему снова вернулась его всегдашняя жизнерадостность.

– Эк нас… перешвырнуло!.. – Он расплылся в довольной улыбке. – А других вот так вот, наверное, вообще неизвестно куда забрасывает!

Я взглянул на зажатого в кулаке медвежонка и подумал:

«Да, друг, ну ты и услугу нам оказал!..»

И вдруг остановил сам себя:

«Услугу!!! Это же – игрушка!!! Как она могла бежать!!! Но ведь бежала! Я сам видел!!»

– А чего ты к этой коряге-то рванул?.. – раздался позади меня голос Макаронины. – Я ж тебя предупреждал, что к ней подходить нельзя!..

– Да вот, – машинально ответил я, – медвежонок у меня сбежал.

– Ха! Сбежал! – Воскликнул Юрка. – Как же он мог сбежать, когда он – игрушка?! Уронил, небось, сам, а он просто откатился!..

«Откатился?.. – Мысленно переспросил я сам себя, и тут же не согласился с Юркиным предположением. – Нет – побежал! Я сам видел, как у него лапы… мелькали!»

А Юрка тем временем продолжал свои разглагольствования:

– Его надо было веточкой достать, а ты, дурной, за ним рванул. Хорошо еще нас не так далеко перекинуло, а то бы и дороги домой не нашли!

«Да мы ее и так не найдем!» – подумал я, и тут же вспомнил, что мешочек с «камушками», подарок Маулика, при мне, так что я всегда смогу построить портал перехода… Вот только… Почему медвежонок привел меня сюда?! Случайно ли это?! Вот что надо выяснить! А для этого необходимо найти и пораспросить кого-то из местных! Кстати и с этим самым «перекидом» не грех разобраться, похоже здесь народу много «поперекидывало». А вот портала перехода у сучка не было… Во всяком случае я его не почувствовал… И это было странно!!

– Ну ладно, – закруглился наконец Макаронин, – хватит стоять столбом, пошли в Лосиху!

– Пошли! – Немедленно согласился я, – только вот, дорогу-то ты помнишь… после «перекида»?!

Юрка ощерился в своей неповторимой самоуверенной улыбочке:

– Да я отсюда до Лосихи с завязанными глазами дойду! – И тут же чуть-чуть поправился. – Вот только чертов сучок обойти надо!

И он по широкому кругу, обходя корягу, двинулся все к той же опушке поляны. Я, чуть приотстал и быстро наговорил заклинание «Полного Понимания», прикрыв им и себя и Юрика… так, на всякий случай. А затем направился за старшим лейтенантом, сжимая в кулаке медвежонка, словно боясь, что он снова вырвется и рванет куда-нибудь еще. Но игрушка вела себя смирно, так что дойдя следом за Макарониной до опушки, я опять уложил ее в карман, правда, клапан я на этот раз тщательно застегнул.

Мы снова вошли в лес. Поляна, на которой валялся чертов сучок, скрылась за деревьями, и шагов через двадцать мы неожиданно вышли на узенькую тропочку, бегущую между кочек, поросших черникой, короткой травкой и редким папоротником. Я заметил, что выйдя на эту тропочку, Макаронин чуть замешкался, чтобы оглядеться, и вид у него при этом был слегка удивленный. Однако никаких вопросов я задавать ему не стал, поскольку он быстро оправился от своего удивления и бодро зашагал по тропочке направо.

Мы прошли наверное с полкилометра, когда Юрка вдруг остановился и с удивлением уставился на высоченную березу со сломанной и обгорелой верхушкой. Я подошел ближе и поинтересовался:

– Что, Макаронина, знакомую встретил?..

Он слегка растерянно посмотрел на меня и ответил:

– Именно, что знакомую… – и снова переведя взгляд на березу, добавил, – вот только березка эта никак не могла здесь стоять!..

– Как же – «не могла», когда вот она, стоит!

– Именно, что стоит… – Юрка снова взглянул на меня, – но, вообще-то, эта береза находится севернее Лосихи, а мы, что б ты знал, подходим… – тут он как-то странно к-хмыкнул, – с юга!

– А тебе не кажется, что ты просто слегка заплутал?! – С едва заметной усмешкой спросил я.

Юрка мою усмешку не заметил, но сразу же набычился:

– Как это я мог заплутать, когда я эти места знаю, как свои пять пальцев!..

– А береза?.. – Еще более усмешливо поинтересовался я. – Или она специально сюда… переместилась, чтобы тебя запутать?!

– Нет, береза здесь всегда стояла! – Раздался вдруг довольно высокий мужской голос из-за недалеких кустиков, а спустя мгновение на тропочку из-за кустов выступил и его обладатель.

Мы с Юркой уставились на мужика, но тот и не думал смущаться:

– С тех пор, ребята, как я сюда попал, эта береза всегда туточки обреталась. Может, ольха, какая черная, или, там, бузина и могли деру дать из этих мест, а береза – никогда! Береза – дерево солидное!

Мужик открыто улыбался, хотя в его светло голубых, удивительно прозрачных глазах таилась некая серьезная заинтересованность. А вообще-то, вид у него был довольно несуразный – крупный, породистый, с легкой горбинкой нос как-то не вязался с простоватыми, улыбчивыми губами и светлыми, широко расставленными глазами, опушенными светлыми же ресницами. На высокий, покрытый легкими морщинами лоб падали негустые светлые волосы, обнаружившие на затылке уже заметную проплешинку.

Годков мужику было между двадцатью пятью и сорока, а одет он был самым обычным образом: в мешковатые, со времен покупки не глаженые штаны, заправленные в разношенные, но еще довольно крепкие сапоги с короткими голенищами и темно-синюю, в мелкий белый горох рубаху навыпуск, подпоясанную куском тонкого шнура. В крупных, явно привыкших к тяжелой работе руках мужик держал небольшой холщевый мешок, перетянутый по горловине бечевкой и странный музыкальный инструмент, напоминавший басовую мандолину с резко загнутой назад колодочкой для колков.

– А ты кто такой будешь?! – Задал неожиданный вопрос старший лейтенант Макаронин, причем вопрос этот прозвучал столь официально, что я с удивлением посмотрел на него и неожиданно подумал:

«Вот те на!! А еще говорил, что он в этих местах всех жителей в лицо знает!!»

И тут же поправил сам себя:

«Нет! Это он в… тех местах всех в лицо знает, а здесь… Здесь он никого, похоже, не знает!»

Мужик, между тем, остренько посмотрел в лицо Макаронину и все с тем же доброжелательством ответил:

– Зовут меня Володьша, сын Егоршин. Родом я из Вятшей Пустоши… Далеконько отсюда, так что, либо вам придется мне на слово поверить, либо…

– Из какой это Вятшей Пустоши?.. – С явным уже недоверием протянул старший лейтенант. – Что-то я не знаю в округе никакой Вятшей Пустоши!

– Так ты, болезный, и березы не признал!.. – Добродушно усмехнулся Волдьша и, покосившись в мою сторону, спросил. – Ну а сам-то ты кто таков и откуда будешь?

– Я-то – старший оперуполномоченный, старший лейтенант Макаронин, в настоящий момент провожу краткосрочный отпуск в Выселках, – гордо отвестсвовал Макаронина.

Мужик снова улыбнулся – очень мне нравилась его улыбка – и ласково, словно уговаривая капризного ребенка, проговорил:

– Ишь ты – и опер… уполномоченный – старший, и… этот… лейте… нам старший… сплошь, значит, начальство?! – А затем, почесав подбородок, добавил, – из Выселков, говоришь?.. А я тебя не слишком огорчу, если скажу, что никаких Выселков поблизости нет…

– Как это нет?! – Даже и не удивился, а просто оскорбился Юрка, – Да ты, видать совсем не местный! Вон там они, Выселки! – Он махнул рукой куда-то влево, – километрах в двух всего-то!!

Мужик удрученно покрутил головой:

– Это, конешно, ваше дело, только никаких Выселков там нет…

– Да мы, собственно говоря, и не в Выселки идем, – вступил я в разговор, прекращая ненужный спор. – Нам Лосиха нужна.

Мужик снова внимательно взглянул на меня и снова улыбнулся:

– Ну, к Лосихе вы аккурат по этой тропочке и выйдете, только вот дома ее сейчас нет.

– Кого?! – В один голос воскликнули мы с Юриком.

– Как – «кого»?! – Удивился Володьша, – Лосихи! Вы же к ней идете?!

– Лосиха, что б ты знал, – с большим знанием дела начал просвещать аборигена Макаронин, – это село такое… И мы в это село идем.

Мужик снова расплылся в своей добродушной улыбочке:

– А никакого села там нет… Ни Выселок, ни Лосихи. По этой тропочке вы выйдете к росчисти, на которой обосновалась тетка Лосиха. Домик у нее, хлевок… скотинка кое-какая в хлевке… Дочка-красавица… – Глазки у Володьши масляно залоснились. – Только сама-то Лосиха щас в бор ушла, а дочка ее никого и за свой плетень не пустит, когда матери дома нет…

Последняя фраза у мужичка получилась странно грустной, так что я сразу подумал, что он уже не раз пытался попасть в усадьбу к Лосихе, когда той не было дома. Говорил Володьша спокойно и уверенно, да я и сам знал, что он говорит истину, однако Юрик никак не мог согласиться со столь странными утверждениями какого-то чужого, по его мнению, мужика.

– Пошли, Сорока! – Рявкнул он, махнув рукой на улыбающегося мужичка, – нечего слушать сказки всяких…

Юрка не договорил, но взгляд, брошенный им в сторону улыбчивого Володьши, был весьма красноречив.

И тут встретившийся нам мужичок стал вдруг необычайно серьезным и, обращаясь главным образом ко мне, торопливо проговорил:

– Слышь, ребята, возьмите меня с собой!.. Глядишь, я вам в дороге пригожусь!..

– Куда это тебя взять?!! – Немедленно огрызнулся Макаронина. – В какой это дороге ты пригодишься, когда нам и идти-то всего пару километров!

Володьша, сын Егоршин снова попытался улыбнуться, но на этот раз улыбка у него получилась не слишком бодрой.

– Не-е-е, я так думаю, что дорога у вас будет подлиннее… А мне как раз надобно в столицу попасть… Только я никак попутчиков не могу найти… Я ж здесь уже два дня попутчиков дожидаюсь…

– Может быть тебе надо было на проезжую дорогу пойти?! – Участливо поинтересовался я.

– Так до проезжей-то дороги дойти еще надо! – С некоей даже тоской почти пропел Володьша. – А как до нее в одиночку-то добраться?!

– И что ж, за два дня никто мимо не прошел?

– Да как не пройти, – вздохнул Володьша, – проходили… Да вот часов пять назад девка пробежала… Красивая… Да только какой она попутчик?! Она и того, что у нее под ногами-то не видела – глаза безумные, несется, как угорелая… А спросить ее, куда несется, так она и сама не знает!!

Он хотел еще что-то добавить, однако я резко его перебил:

– Ну-ка, ну-ка!! Рассказывай, что за девка пробегала?! И поточнее!!

Мужик осекся, чуть удивленно посмотрел на меня и начал рассказывать старательно вспоминая подробности:

– Ну, значит, сижу я за кусточком, жду. Солнышко как раз только взошло. Слышу, шуршит кто-то по тропинке. Легко так шуршит, не тягостно. Я даже и выглядывать сначала не хотел – явно кто-то несерьезный двигается и, опять же, один, а мне поболе компания нужна. Однако, когда шуршание приблизилось, любопытно мне стало, кто это так легко шуршать умудряется – и не ребенок, вроде бы. Ну я и выглянул. Смотрю, девчушка по тропочке бежит, да так торопится, словно в доме у нее пожар! А сама такая… – И снова на Володьшиной физиономии расцвела плутоватая улыбочка, а в округлившихся глазках загорелись озорные огоньки, – …красовитая. Высоконькая, волосы почти совсем белые, глаза большие, синие… Только вот бледная очень и глаза… такие… неподвижные, в одну точку уставленные!..

Тут Володьша снова посмотрел на меня, словно бы опасаясь, что сказал что-то не то. Однако я не проявил недовольства, и потому он торопливо продолжил:

– Да, одета она была тоже странно – ноги босые, на самой платьишко совсем коротенькое, спереди на маленькие такие пуговки застегнутое… И больше ничего. Проскочила она это мимо меня, словно ветерок по травке пробежал. Я уж потом подумал, может окликнуть ее надо было, помочь чем, да уж поздно было…

Володьша замолчал, а я медленно перевел взгляд на Юрика, и тот, чуть сомневаясь, подтвердил мою догадку:

– На Людмилу похожа!.. Может она и вправду в Лосиху бежала?!

– Ты же слышал, – повернулся я к Юрке, – нет здесь Лосихи!

– Да если это была она, то бежать она могла только в Лосиху!! – Уперся Макаронина.

Но тут я вспомнил, какой видел Людмилу в последний раз, и сразу понял, что… «позвали» ее через украденное «я» сюда, в этот самый Мир!! И будь проклят этот чертов «сучок» – именно он являлся порталом перехода!

– Пошли!! – Резко кивнул я, и не дожидаясь Юрика, двинулся по тропочке. Макаронина немедленно устремился за мной, и тут до нас снова донесся голос Володьши:

– Ребята, так можно мне с вами?!! Мне, правда, очень в столицу нужно.

Я остановился и оглянулся. Володьша, сын Егоршин так трогательно протягивал к нам правую руку с зажатой в ней мандолиной, что я, не смотря на весь трагизм положения, чуть не расхохотался. И тут мне припомнилось, что я хотел «пораспросить» кого-нибудь из местных! Почему бы не этого Володьшу?!

– Пошли, – я махнул ему рукой, – только не отставай, мы торопимся!

Надо сказать, что догнал он нас очень быстро, да и вообще, ходок из него был классный. Он не только без особых усилий поспевал за нами, у него еще хватало сил говорить без умолку:

– Я бы может и рискнул один до тракта добраться, хотя пошаливают в нашем бору. Фильку-Рваные Ноздри я хорошо знаю, он меня не тронет, Яську из Рогатого болота знаю, Семку-Помело, но, говорят, у нас тут какой-то новый хмырь объявился, вроде бы как даже и не живой вообще, Саняткой-с-Дыхом кличут, да и еще кое-кто. – Тараторил Володьша, забегая вперед и заглядывая сбоку мне в лицо. – Вот с ими-то я и не знаком, так значит и встречаться с ими не след! А тут смотрю, двое добрых молодцев по тропочке пробираются, да таки богатыри, таки богатыри, а один даже… того!..

– Чего – «того»?! – Подал свой грубый голос старший лейтенант нашей доблестной милиции.

– А я не про тебя, молодец, не про тебя! – Быстро отбрехивался Володьша, и снова в его голосе я почуял некую ласковую насмешку, – я про товарища твово!! Я как товарища твово увидел, так сразу и решил – вот с кем идти надо, этот никогда не выдаст!!

– А я что ж, выходит, выдам?!! – Возмутился Макаронина, – Да я самый надежный оперуполномоченный в отделении!! Сам полковник Быков так считает! Василь Василич!

– Так я ж разве спорю?! – удивлено восклицал Володьша, – я и не спорю, конечно, самый надежный… этот… опер… в отдалении!.. Я про другое, товарищ твой, на мой глаз, оченно умелый в… ну, в этом… ну, сам знаешь в чем… вслух не говорят…

– Вот и молчи!! – Не поворачиваясь буркнул я.

– Так я разве что?!! – Тут же покаялся Володьша. – Я ничего и не говорю!.. Я просто объясняю этому… ну… в отдалении который, почему я к вам пристал-то!

Тропка под нашими ногами резво пошла в гору, затем, перевалив через совершенно лысую верхушку какого-то незначительного пригорка и вильнув туда-сюда, ринулась вниз, в волглый, пахнущий стоячей водой овражек. На дне оврага тропинка пошла не прямо, а вихляясь из стороны в сторону, словно пытаясь выбраться из оврага и не находя в себе сил сделать достаточный рывок. Наконец, уже почти упершись в отвесную, осыпающуюся стену, она рванулась наверх покрытыми мхом ступенями и снова вынесла нас в чистый сосновый бор.

И тут потерялась.

Я остановился. Под ногами лежала ровная, мягко пружинящая подушка палой хвои, на которой просто не могло остаться никаких следов. Однако, я только успел подумать, куда же нам теперь направить свой путь, как из-за правого моего плеча вынырнула рука с зажатой в ней мандолиной.

– Вон на ту кривую сосну надо путь держать! – уверенно подсказал Володьша.

Я оглянулся на своего непрошеного проводника, и он быстро закивал:

– Туда, туда… Аккурат на Лосихину росчисть выйдем! А там, за росчистью, снова тропочка идет, почитай, через весь бор. Ну, а если бор пройдем, как раз на тракт и попадем, который к столице ведет. Правда, там…

Но закончить фразу Володьше не дали.

– Вообще-то, меня интересует, куда побежала та девушка, которую ты видел сегодня утром! – Перебил я его, поглядывая на указанную Володьшей сосну.

– Да-а-а… – Задумчиво протянул он. – Ежели она дороги не знает, заплутает точно. Этому ж бору конца и края нет, не даром его Черным зовут! В нем с тропочки на тропочку можно неделями перепрыгивать, а к жилью человеческому так и не выйти!..

Тут Володьша внимательно посмотрел мне в глаза и глубокомысленно добавил:

– А только я так скажу – знала она, девчонка эта, дорогу. Уж больно уверенно бежала, прям будто кто ее вел!..

– Ладно, пошли на Лосихину росчисть! – согласился я.

Володьша уже на правах настоящего проводника двинулся вперед, я за ним, а замыкал наш отряд недовольно ворчащий старший лейтенант.

– Ишь, знаток выискался!! Сам не местный, а поди ж ты, дорогу указывать берется!! Ну, ничего, вот выйдем к Лосихе, ни то к Выселкам, там я с ним разберусь – и откуда он, и зачем, и почем!!

Я на ходу обернулся и с улыбкой оборвал его ворчанье:

– Слушай, Макаронина, что ты там бубнишь про свои Выселки?! Сказал же тебе человек, нет здесь никаких Выселок, и Лосихи нет! Выкинуло нас в другой Мир, по иному тут все!

Юрка недоверчиво посмотрел на меня, но спорить не стал, хотя по его виду было ясно, что ни в какие другие миры он не верит, и будет стоять на своем до конца!

Без тропы и без дороги шагали мы наверное часа полтора. Сначала на кривую сосну, затем свернули на шум воды, а от излучины ручья, прыгавшего вниз с непонятно откуда взявшегося здесь гранитного уступа, на крик кукушки, которого мы дожидались по совету все того же Володьши минут, наверное, пятнадцать. Правда, его уверения, что идти надо именно на крик кукушки, который обязательно слышно, если подождать у ручья, оказались верными – кукушка прокуковала-таки!

Вот по этому крику мы, наконец-то, и вышли к невысокому плетню, огораживавшему большую поляну, явно искусственного происхождения, посреди которой стояла солидная изба на три окна по фасаду, с выносными сенями, задней пристройкой, видимо, для скотины и высокой крышей, покрытой серой дранью. Сбоку от дома торчал невысокий сруб колодца с двускатным покрытием и воротом.

Удивленный Макаронин подошел поближе, бормоча себе под нос: – О! Гасьенда! Это как же я об ней ничего не знал-то?!

Внимательно оглядев строение, он медленно протянул руку к плетню, словно для того, чтобы убедиться в его материальности, но Володьша неожиданно вскрикнул:

– Не тронь, плохо будет!!

Старший лейтенант быстро отдернул руку и недовольно обернулся:

– Что ты орешь, оглашенный?! Что плохо будет?!

– Не знаю – что, но точно плохо! – Не совсем понятно проговорил Володьша и тут же пояснил. – Я ж говорил, что Лосиха в бор ушла, а когда Лосиха в бор уходит, она всегда на плетень наговор накладывает, чтобы, значит, чужой не залез!.. Дочка-то ее конечно могла бы наговор снять, да только она никогда этого не сделает!

– Почему?.. – Переспросил Макаронин.

– Опасается… – Коротко ответил Володьша, – разные тута бродят, иному и на глаза-то показываться нельзя, не то что ворота открывать!

– Ты кого это имеешь в виду?.. – С нехорошим подозрением поинтересовался Юрка.

Ну, кого?.. – Пожал плечами Володьша, – Тебя, меня… всех… кто бродит без дела да отирается под чужими плетнями.

Юркая Макаронина вытянулся, расправил плечи, и мне на мгновение показалось, что сейчас на его плечах отрастут погоны, а затем прозвучит сакраментальное: «Гражданин, пройдемте!» – Однако, вместо этого, видимо сообразуясь с обстановкой, старший лейтенант со значением произнес:

– Может быть здесь кто-то и отирается без дела под чужими плетнями!.. К-хм… А я, как представитель власти, занимаюсь совершенно другими делами!..

Володьша бросил быстрый, хитроватый взгляд в сторону Юрика и пробормотал себе под нос:

– Ну, сейчас он заявит, что у самого Змея Горыныча в дружине десятком командует!..

В тот момент я не обратил особого внимания на эту фразу, меня гораздо больше заинтересовал «наговор», наложенный бабой Лосихой на свой плетень. Заклинаньеце было простенькое, в стиле «рябой сеточки», узелки над каждым столбиком, и поставлено довольно давно, видимо, уходя из дома, Лосиха каждый раз просто заново его активизировала. Похоже, она и сама не видела, что основа этого заклинания уже здорово износилась – в «сеточке» зияли солидные прорехи, правда узелки еще были вполне крепки. И все-таки, я сделал заключение, что защита эта поставлена не Лосихой, автор заклинания уже давно бы поправил истертую от долгого употребления основу.

Выбрав наиболее слабое место между двумя столбиками, я двумя простыми пассами расширил прореху и спокойно перескочил через плетень. Обернувшись, чтобы позвать за собой ребят, я увидел, что Володьша стоит метрах в трех от плетня, с таким видом, словно собирается дать деру и, раскрыв рот смотрит, как Юрка лезет через плетень следом за мной.

– Ты что, сын Егоршин?.. – Крикнул я довольно громко, – или раздумал с нами в столицу идти?!

Макаронина тем временем перебрался через плетень и в свою очередь повернулся в сторону Володьши.

– Это тебе не возле чужого плетня отираться! – С глубоким чувством превосходства проговорил старший лейтенант, взирая свысока на местного жителя. – Так что, если все-таки надумаешь идти с нами, про эти всякие «обтирания» забудь!

Володьша как-то смущенно улыбнулся, но следовать за нами не спешил. Сделав пару шагов к плетню, он внимательно приглядывался к его верхней жердине, словно ожидал от нее некоей пакости лично для себя.

– Не бойся, дорогой мой, не бойся, – подбодрил я его. – Никто тебя не укусит. Только перелезай точно в том месте, где это сделал я.

Володьша наконец-то решился подойти вплотную к плетню и даже положить на верхнюю жердь чуть задрожавшую руку. Я прекрасно видел, что он готов мгновенно ее отдернуть, если почувствует что-то опасное, однако никакой опасности не было. Володьша быстро перескочил во двор и оглянулся.

– Надо же!.. – пробормотал он себе под нос, – а я даже подходить к нему боялся!.. А надо-то было всего-навсего поводить над ним руками!..

Он повернулся ко мне и со своей неизменной улыбкой поинтересовался:

– Слушай, как тебе такая штука удалась?! Просто руками поводил и все. У меня… – Тут он слегка сбился, словно сказал что-то… ненужное, а потом махнул рукой и продолжил, – …у меня колдовской палец есть, специально сделан, чтобы охранные заклинания с изгородей снимать, так он на этом плетне ничего сделать не мог!!

– Видимо, для твоего «пальца» это заклинанием было незнакомо. Оно и вправду, достаточно древнее. – Пожал я плечами.

Володьша еще раз оглянулся на плетень и снова посмотрел на меня:

– А трудно вот этому… – он поводил перед собой руками, копируя мои движения, – …научиться?!!

– Ну что ж в этом трудного?! – Усмехнулся я в ответ, – вот же у тебя прекрасно все получилось!.. Правда, надо еще знать, где это делать и какие слова при этом говорить, а то и руки могут по локоть отгореть, и самого скрючит, ни одна знахарка не поможет!

Володьша покивал с самым серьезным видом:

– Вот-вот, и я сразу сообразил, что ты много чего умеешь! Где только научился?!

– Да в университете! – ухмыльнулся Макаронина.

Я всегда чувствовал, что Юрка слегка завидует моему университетскому образованию, хотя сам он про себя еще в восьмом классе решил, что «верхнее образование» не для него.

А вот на Володьшу заявление старшего лейтенанта произвело совершенно неожиданное действие. Он удивленно разинул рот, а затем прошептал, с безмерным уважением глядя на меня:

– Так ты гуниверситет закончил?!!

Я посмотрел на ухмыляющегося Макаронина и молча кивнул.

– Это как же ты в такую даль забрался?!!

– В какую даль?.. – Опередил мой вопрос Юрка.

– Ну как же, – посмотрел на него Володьща, – гуниверситеты-то только у фрязинов да у гуннов имеются, а гунны-то во-о-о-н где живут!!

Тут он снова повернулся в мою сторону и неожиданно спросил:

– А у тебя и грамота есть?..

– Какая грамота?.. – Переспросил я, опередив на этот раз Юркую Макаронину.

– Грамота… ну, про то, что ты в гуниверситете учился!..

– Есть грамота… – усмехнулся я, – диплом называется только я ее дома оставил.

Володьша с сомнением посмотрел на меня и покачал головой:

– Зачем же ты ее оставил?.. Нешто думаешь тебе вот так все на слово поверят?..

– А я никому не собираюсь никаких слов давать! – Довольно резко ответил я, рассчитывая, что этим ответом закончу наконец разговор о моем образовании.

Повернувшись в сторону дома, я принялся рассматривать это строение, однако Володьша не собирался закруглять столь интересовавшую его тему:

– С такой-то грамотой ты вполне мог поступить в книжню к самому Змею Горынычу!!

– Да не собираюсь я ни к какому Змею Горынычу поступать!!! – Рявкнул я в раздражении так, что Володьша в испуге присел, но тем не менее пробормотал:

– Ну чего ты так орешь?.. Я ж как лучше хотел подсказать…

Я в сердцах плюнул и двинулся в сторону дома. Ребята молча потопали за мной.

Мы были шагах наверное в десяти от фасада дома, когда среднее окошко вдруг распахнулось и оттуда раздался высокий с подвизгиванием женский голос:

– Это штой-то вы там по чужому двору шастаете?!! Это штой-то вы там вынюхиваете-разыскиваете?!!

Я повернулся к Володьше чтобы спросить, кто это верещит таким противным голосом, и увидел, что на физиономии нашего проводника расцвела совершенно дурацкая, донельзя масляная улыбочка, что глазки его также замаслились до такой степени, что ничего вокруг не видят, а залоснившиеся губы тихо пришептывают:

– Никак сама Василисушка нас окликает… Голосок-то какой чудесный!..

Пока Володьша наслаждался переливами «чудесного голоска», а я с удивлением наблюдал за метаморфозами происходившими с Володьшей, наш старший лейтенант сохранял бодрый деловой настрой. Шагнув вперед, Макаронин громко и очень официально произнес:

– Вы, гражданочка, вместо того чтобы в окошко орать всякие слова непотребные, выйдете и объясните, на каком основании накладываете на свой плетень всякие опасные для жизни окружающих наговоры?!!

– Наш плетень!.. – Раздался в ответ все тот же повизгивающий голос. – Чего хотим, то и накладываем!!

– Да?!! – Немедленно возмутился Макаронин. – А если вам в голову придет на своем плетне гранаты развесить или мины под него заложить?!

– Развесим и заложим!!! – Мгновенно и безапелляционно заявил женский голос.

Да!!! – Вновь возмутился старший лейтенант. – А если кто-нибудь на них подорвется?!!

– Чего сделает?!! – Переспросила хозяйка дома с нескрываемым негодованием.

– Чего-чего!.. – передразнил ее Юрик. – Подорвется!!!

– Ага!! Как же!! – С непередаваемым сарказмом ответила девица. – Да пусть он только попробует… это… сделать, что ты сказал!! Да матушка ему за это все ноги-руки поотрывает!!

Вот тут Макаронин растерялся! Повернувшись в нашу сторону и посмотрев на Володьшу обалделым взглядом, он возмущенно поинтересовался:

– Слушай, эта твоя… Василисушка… она что – вообще?!!

– Не-е-е… – не переставая блаженно улыбаться, покачал головой Егоршин сын, – она… в общем…

Макаронин понял, что его… не понимают и попробовал пояснить:

– Да нет! Я спрашиваю, у этой твоей знакомой что – вообще крышу снесло?!!

– Ну, почему?.. – Удивился Володьша. – У нее крыша на месте… – И бегло оглядев стоявший перед нами дом, добавил, – И крыльцо на месте, и окна!..

Тут я понял, что ребята еще долго могут плутать в зарослях «оборотов речи» и вклинился в разговор с конкретным предложением:

– Слушай, Володьша, сын… этого… Егорши, может быть ты сам поговоришь со своей знакомой?..

Володьша сладко прижмурился и в голос пропел:

– Василисушка, выглянь на малую минуту, это я к тебе пришел!..

Из окна донеслось странное хрюканье, похожее на… смех, а затем раздался все тот же визгливый голосок:

– Да я вижу, что это ты пришел!.. И привел с собою еще двоих таких же… охламонов!!

– Василисушка!.. – Снова завел свою сладкую песенку Володьша, но на этот раз его грубо перебили:

– Так вот, как ты пришел, так можешь и убираться вместе со своими непутевыми дружками!!! А то я сейчас рассержусь и спущу маменькин охранный наговор, вот тогда вам сладенько будет!!!

По ее тону я сразу понял, что под словом «сладенько» молодая хозяйка подразумевает какую-то чудовищную гадость. Поэтому, не давая нашему проводнику снова открыть рот, торопливо попросил:

– Ты, хозяйка, только скажи – девушка мимо твоей усадьбы не пробегала? И мы сразу уйдем!..

Последовало довольно долгое молчание, а затем дверь тихо скрипнула, и на крылечке показалась… Василисушка!

Я удивленно взглянул на продолжавшего масляно улыбаться Володьшу и вдруг припомнил русскую народную пословицу насчет… любови, которая зла. Василисушка была вполне уже зрелой девицей удивительно маленького роста и удивительно пухленькой… Такой, знаете, про каких говорят, что у них щеки из-за спины видны! Темные живые глазки, просверкивающие в маленьких щелках, образованных щечками и надбровными дугами «красавицы» уставились в меня, словно изюмины из сдобной булки.

Я тоже присмотрелся к пассии Володьши, что-то в ее облике было явно не так!

Несколько секунд мы помолчали.

Наконец, внимательно меня осмотрев и, видимо, удовлетворившись этим осмотром, «красавица» вдруг задорно улыбнулась и громко спросила:

– А кто тебе эта девчонка?!

Ответить я не успел, поскольку в разговор немедленно вмешался старший лейтенант:

– Вы, гражданочка, не задавайте пустопорожних вопросов, а отвечайте по существу!! Пробегала мимо вашего плетня девушка, и если пробегала, то в какую сторону?!

Хозяйка бросила на представителя власти короткий недобрый взгляд, и снова посмотрела на меня. Еще несколько секунд мы разглядывали друг друга, затем она машинальным движением почесала живот и совсем уже собралась что-то сказать, но на этот раз ее перебил Володьша, запевший своим масленым тенорком:

– Василисушка, краса моя писанная, не вынесешь ли водички?.. Так пить хочется!..

«Красавица» недобро взглянула на приставучего мужика и коротко кивнула в сторону колодца:

– Вон тебе водичка, из ведерка похлебаешь!.. – А затем, стрельнув глазом в сторону Макаронина, добавила. – И дружка свово захвати, того что «гражданочкой» обзывается!

– Кто обзывается!! – Взвился было наш «силовик», но вдруг повернулся к Володьше и быстро пробормотал. – Слушай, пойдем, правда, водички хлебнем, а то в горле сушь, как после Первого мая!!

– Как после чего?! – Разворачиваясь в сторону колодца, поинтересовался Володьша.

– После Первого мая, – повторил Юрик, укладывая свою ручищу Володьше на плечи и увлекая того к вожделенному источнику, – праздник такой… солидарности всего рабоче-крестьянского!

Ребята бодрым шагом устремились за угол дома, а Василисушка снова повернулась ко мне:

– Так кто она тебе?..

– Невеста! – Выпалил я уже подготовленный ответ.

– Невеста?.. – Медленно и слегка удивленно протянула девица, снова почесала живот и повторила, – невеста… Что ж ты за своей невестой не смотришь?!

– В отъезде был… – Пожал я плечами.

– Ага!.. – Василиса не отрывала глаз от моей физиономии, словно надеясь подловить меня на неверном выражении лица. Наконец ее пухлое личико как-то враз смягчилось, она облокотилась на перильца крыльца и произнесла с неподдельным сочувствием:

– Пробегала мимо нашего двора девчонка… Беленькая такая, чистенькая… Босенькая, а из одежонки платьишко короткое. Еще попить у меня попросила… И просила, что б я, если кто следом за ней пойдет и про нее спрашивать будет, ничего про нее не говорила!

– Что ж ты тогда рассказываешь, если она просила не говорить?.. – Переспросил я.

Василиса презрительно шмыгнула носом и с некоторым высокомерием ответила:

– А мне тебя жалко стало!.. Это ж надо, таким раззявой быть, чтоб собственную невесту потерять!

– А я ее еще не потерял! – Зло ответил я. – Вот догоню и верну назад!

– Ага, – усмехнулась девица, – догонишь, как же! Невеста-то твоя уже, небось, в столице, да у Горыныча под замком! Или ты в подвал к Змею Горынычу пробраться думаешь?!

– Подумаешь – в подвал!.. – В тон ей усмехнулся я. – Такой подвал, в который я не смог бы попасть еще не вырыли! Только с чего ты взяла, что она уже в столице?! Она ж совсем недавно, как я понял, мимо твоей усадьбы пробежала!..

Василиса легла животом на перила крыльца, изогнулась и посмотрела в небо.

– Недавно-то, недавно, а часа три точно уже прошло! Так что до подставы она добралась, а уж оттуда ее в столицу по воздуху доставили! Змей Горыныч ждать не любит, раз девицу себе приметил, так сделает, что ее сей час к нему доставят!

– Обрадовала!.. – Раздраженно протянул я и тут же поинтересовался. – А почему ты так уверена, что ее именно Змей Горыныч сманил?!

– Ха, – снова усмехнулась Василиса, – Точно сказал – сманил!! Потому и думаю, что это Змей Горыныч, что больше у нас никто так сманить не умеет.

И тут мое копившееся раздражение выплеснулось разъяренным воплем:

– Никто не умеет?!! Да я сам из этого вашего Горыныча вытряхну его гнилую душонку и заставлю бегать за ней по всему вашему тухлому Миру, пока вся его змеиная суть сквозь шкуру жидкой дрянью не просочится!!! А потом обдеру с него эту шкуру и натяну на самом высоком дереве в назидание всем таким умельцам!!!

Девчонка отскочила за дверь, но не захлопнула ее, а, просунув голову в щель, заверещала дурным голосом:

– Ой, ой!!! Гляньте на него – обдерет… натянет… Смотри, как бы самого на что не натянули!!! Да наш Змей Горыныч таких, как ты по пять за раз проглатывает и не давится!!! Сам девку удержать не смог – руки-крюки, а сам обдирать-натягивать собрался!!! Ты сначала штаны на задницу натяни, чтобы не спадали, когда от Змея Горыныча удирать будешь!!!

Дверь с глухим стуком захлопнулась, и в тот же момент из-за угла дома выскочил Макаронин, размахивая деревянной бадейкой, в которой что-то плескалось.

– Сорока, ты что орал?!! Тебе что, эта бабища на ногу наступила?!!

Следом за старшим лейтенантом вынесся Володьша с перекошенной физиономией и мокрой веревкой в руке. Вопил он не слабее Юрика:

– Василисушка, душа моя, тебя кто обидел?!! Пожалуйся мне, я тебя защищу-обороню!!!

В открытое окошко плеснуло нахальным визгом:

– Ой, защитник-оборонщик выискался!!! Радость-то какая неописуемая!!! Я теперя кажную неделю День защитника-оборонщика отмечать буду!!!

Тут наступила короткая пауза, видимо «красавица» набирала побольше воздуха в свою обширную грудь, а затем последовал заключительный аккорд:

– Уматывай отсюдова Володьша, видеть тебя больше не хочу!!! И дружков своих малахольных утаскивай!!! А то я сейчас матушкино заклинание на вас напущу – так устанете медведями по лесу бегать!!!

Из бедного Володьша словно выпустили воздух, он весь как-то сразу обмяк, медленно повернулся ко мне и посмотрел на меня глазами побитой собаки:

– Что ты ей такое сказал?.. За что разобидел девушку?..

Физиономия его вдруг скривилась, так что я даже испугался, что он сейчас заплачет. Однако никаких слез не последовало. Наоборот, тряхнув головой, сын Егоршин вдруг достаточно грозно заявил:

– Ты что думаешь, если вот это умеешь… – он поводил перед собой ладонями, повторяя мои колдовские пассы, – … так тебе уже и мирное население обижать можно?!

– Никто никого не обижал, – буркнул я в ответ, – так, поговорили немного!

– Как это – не обижал! – Взвился Володьша. – Как это не обижал, когда бедная девушка глотку себе сорвала, взывая, можно сказать, о помощи!!

– О помощи?!! – неожиданно подал голос Юркая Макаронина. – О какой помощи?!! Я такой ругани даже на нашем вокзале не слышал!! Этой… э-э-э… этой девочке свободно можно вышибалой у нас в «Лютике» работать, она своим визгом враз всех «в натуре» в чувство приведет.

Я хорошо знал заведение, о котором говорил Юрка, народ там собирался – сплошные монстры!

Володьша повернулся к Макаронине и укоризненно покачал головой:

– Вот от тебя я никак такого не ожидал, а еще опер… уполномоченный!.. Э-эх! Мы ж с тобой пили воду из одного ведра!!

– И что?! – Оторопел Юрик.

– И то!! – Содержательно ответил ему сын Егоршин.

Однако их интересная, познавательная беседа была прервана новым взрывом визга:

– Я кому сказала – уматывайте отсюдова!!! Кончилось мое терпение!!!

И вдруг истошный визг сменился кошмарным утробным рыком:

– Изага-кончала!.. Карала-мурла!..

Сын Егоршин мгновенно пригнулся и, словно под обстрелом, бросился зигзагом в сторону плетня. Мы с Макарониным посмотрели друг на друга, и в этот момент Володьша, перемахнув изгородь, заорал:

– Бегите ребята!.. Она заклинание Лосихино с цепи спускает!!!

– Падрыдло-молчало!.. Орало-кварла!.. – Неслось из дома.

Юрка растерянно потер небритую щеку и, кивнув в сторону открытого окошка, спросил:

– Ты понял кто орало?..

– Кварла… – Пожал я плечами в ответ.

И тут из открытого окошка резкими, нервными толчками начали выплескиваться прозрачно-темные, какие-то нереальные клубы дыма.

Юрик отступил от дома шага на два и все с той же растерянностью проговорил:

– Глянь-ка, похоже у девки загорелось что-то!.. Может ей помощь нужна?!

Сделав пару шагов в сторону дома, он пригнулся, словно перед броском.

– С кварлой хочешь познакомиться?.. – Остановил я его.

– С какой кварлой?.. – Переспросил Юрик.

– Которая орало!.. – Пояснил я, и Макаронин с некоторой опаской посмотрел на дымящее окошко. А оттуда тем временем продолжали нестись непонятные слова:

– Ипадло-травило!.. К-ха!..

– Слышь, – шепотом выдохнул Юрик, – ругаться начала!

– Иклимс-дырбанул!.. К-ха, к-ха, кха!! – Хозяйке дома явно не хватало свежего воздуха.

– Кого-то убило, а я лишь всхрапнул! – Неожиданно для самого себя закончил я.

А из окошка неслось сплошное: – К-ха, к-ха, к-хе, к-хе…

– Слышь, – снова шепнул старший лейтенант, – она, кажись, задыхается!

И вдруг он в полный голос заорал:

– Держись, девка, щас я тебя вытащу!!!

На этот раз я не успел остановить нашу доблестную милицию. Старший лейтенант стремительным броском преодолел остававшиеся до стены дома пять метров и рыбкой нырнул в открытое окошко, совершенно заволоченное дымом!

Как он ухитрился безо всякой магии допрыгнуть до окна, которое располагалось в паре метров над землей, и самое главное, как он попал в это окно, совершенно невидимое в дыму, а не врезался башкой в стену, для меня до сих пор является загадкой, но спустя два десятка секунд, дверь дома распахнулась, и на крыльцо вывалился Макаронин. Живой и здоровый! А на его могучем плечике обвисла маленькая тоненькая девчушка с распущенными по макаронинской спине длинными, спутанными черными волосами.

Сиганув на землю мимо ступенек и отбежав от дома на пяток шагов, Юрик присел на одно колено и осторожно опустил девчонку на травку. Затем, склонившись над девчушкой, грубый Юрик неожиданно жалостливым тоном прошептал, обращаясь ко мне:

– Ты искусственное дыхание когда-нибудь делал?..

Я присел рядом на корточки и отрицательно покачал головой, на сводя глаз с миловидного тонкого личика со вздернутым носиком и длинными, темными ресницами, прикрывшими глаза.

– Вот и я… только в теории… А девчонка, похоже, наглоталась этого дыма!.. Руки-то ей качать теперь, пожалуй, бесполезно, придется это… рот в рот… дышать!..

– Слушай… – проговорил я, не обращая внимания на его, столь необычный, тон, – Ты откуда эту девчушку взял?!

– Как это – откуда?! – Не понял Юрик. – Из дома! Ты же сам видел, откуда я вышел!

– А ты не находишь, что с нами разговаривала совсем другая… э-э-э… девушка?!

Юрик внимательно посмотрел на спасенную и почесал в затылке:

– Знаешь, я какую нащупал, ту и вытащил!.. Может их там еще… три?!

Мы подняли головы и посмотрели на все еще дымящее окошко.

– Только они… это… не задыхаются!.. – Добавил Юркая Макаронина, которому явно не хотелось еще раз забираться в задымленное помещение.

– Ну, три вряд ли, – задумчиво не согласился я со старшим лейтенантом, – а вот еще одна точно должна быть!

– Не… Никого там больше нет!.. – Уверенно прозвучал из-за моего плеча голос Володьши, – У Лосихи только одна дочка есть – вот эта!

– Эта?! – Недоверчиво переспросил Юрик. – Тогда та, кто была?!

И он потряс около своей физиономии сложенными лодочкой ладонями, показывая ширину щек явленой нам Василисушки.

– Та – это тоже эта… – не совсем понятно пояснил Володьша, – просто Лосиха заклинание на дочку накладывает… Чтобы, значит, того… не позарился злой человек!..

Он склонился над все еще неподвижно лежащей девушкой и негромко добавил:

– Эх, ребята, знали бы вы, на кого я только не насмотрелся здесь! Сегодня еще ничего… а вот пять дней назад со мной василиск разговаривал… Как только я в камень не превратился!.. Вот тогда и решил уходить отсюда…

– Брешешь!.. – Изумленно проговорил старший лейтенант, в свою очередь наклоняясь на девушкой.

Я тоже посмотрел на лежащую девчушку, и в этот момент раздался странный, короткий глухой стук, и Володьша без звука рухнул носом в траву рядом с девчонкой.

Юрик коротким, резким движением отклонился в сторону, и в то же мгновение рядом с его головой просвистел конец здоровенной узловатой дубины. А старший лейтенант непонятным образом изменил направление движения своего тела и вместе со смачным, чуть хрипловатым выкриком резко выметнул вправо руку со сжатым кулаком. С другой стороны от девчонки мягко улеглось тело здоровенной тетеньки, наряженной в длинную темную юбку и короткий, наглухо застегнутый плюшевый жакет, над воротом которого тонкой полоской красовался воротник светлой кофточки. Из-под края юбки вызывающе торчали теткины ноги, босые и грязные.

Я немного растерянно почесал щеку и с глупым смешком поинтересовался:

– За что ты, Юрик, тетеньку уделал?..

– За Вовика, за нашего… – совершенно спокойно, с полной уверенностью в своей правоте ответствовал старший лейтенант. А затем пояснил еще для непонятливых:

– Это ж она Вову дубиной своей по затылку приласкала.

Мы оглядели отдыхающих на травке субъектов, а затем, не сговариваясь перевели взгляды на открытое окно дома. Дым из него валить перестал, хотя горелым все еще пованивало. Юрик поскреб затылок, посмотрел на меня и неуверенно проговорил:

– Вообще-то мы вроде бы как… торопимся… Но и оставлять их здесь…

– Тем более неизвестно, кто из них первым придет в себя! – Подхватил я его мысль.

– Да! Если это будет… тетенька, тогда нашему… этому… – Старший лейтенант мотнул головой в сторону Володьши, – …сыну Егоршину точно не поздоровится! А ежели тетенька дубину свою разыщет, то и до смертоубийства дело дойти может!..

– Вообще-то, эта тетенька и без дубины Володьшу запросто изничтожит, – задумчиво констатировал я, а затем самым что ни на есть бодрым тоном скомандовал, – а ну, бери за ноги!..

Макаронина, снова взглянув на меня каким-то странным, чуть диковатым взглядом, спросил:

– Кого?!

– Начнем по старшинству и по тяжести полученного увечья. – Предложил я.

Юрик тут же, без тени сомнения, ухватился за грязные лодыжки незнакомой тетки. У меня мелькнула мысль, что при таком раскладе основная тяжесть транспортировки падает на меня, но делать было нечего – сам предложил! Просунув руки тетеньке подмышки, я поднапрягся и оторвал-таки ее грузное тело от земли. Юрка, пятясь, посеменил к крыльцу, я, естественно посеменил следом за ним. Когда старший лейтенант начал подниматься по ступенькам, тетенькина юбка медленно поползла вверх, открывая толстые грязные коленки. Юрик демонстративно отвернулся и ускорил шаг.

Наконец мы затащили хозяйку «гасьенды» в дом. Более того, миновав большую переднюю комнату, мы пронесли ее в заднюю горенку и немного покряхтев, уложили на высокую кровать.

Быстро вернувшись во двор, мы приняли на руки остальных двух пострадавших, причем мне досталась девчушка, а Макаронина подхватил Володьшу. Этих мы разместили в большой комнате: девушку на огромном, покрытом толстым лоскутным покрывалом, сундуке, а Володьшу на длинной лавке, стоявшей вдоль стены.

Оглядев пострадавших, Юрик негромко крякнул и довольно заявил:

– Ну вот, теперь и уходить не стыдно – все пристроены, всем удобно.

– Куда это ты уходить собрался?! – Раздался вдруг вполне добродушный низкий женский голос.

Мы повернулись в его сторону и увидели, что в дверях, ведущих в маленькую заднюю горенку стоит «тетенька», что одна рука у нее уперта в бок, а вторая – правая, спрятана за спину.

«Напрасно, выходит, мы ее тащили, – огорченно подумал я, – она вполне могла и сама дойти!»

– Так, это… – довольно развязным, и в то же время слегка неуверенным тоном заговорил Макаронин, – … дела у нас… срочные… Торопиться нам надо! – И повернувшись ко мне, он гораздо увереннее добавил. – Правда, Сорока?!

Тетенька неторопливо перевела взгляд со старшего лейтенанта на меня, затем обратно на старшего лейтенанта и прежним добродушным тоном поинтересовалась:

– И кто же это из вас мое сторожевое заклинание потер?!

Мы с Юриком, не сговариваясь, посмотрели на тихо лежащего Володьшу, но Лосиха, а это без сомнения была она, тут же добавила с коротким смешком:

– Не-е-е… Володьша, конечно, парень юркий, но с колдовством-ведовством не связанный! Это кто-то из вас двоих!..

Я с кривоватой улыбкой пожал плечами:

– Ну, я заклинание… «потер». Только ведь и не твое оно было!

Лосиха с нескрываемым интересом оглядела меня и словно бы про себя пробормотала:

– Ишь ты, и это учуял!..

А затем, хмыкнув и покрутив головой, спросила:

– А что, дорогой-хороший, может ты мне на плетень новое заклинание наложишь?.. Нам ведь с дочкой в нашей-то глухомани без серьезной охраны ну никак нельзя, а где здесь хорошего колдуна взять?!

Я в легком недоумении пожал плечами:

– Да ты и сама, вроде бы, кое-что умеешь… Вон из дочки какую… э-э-э… «красавицу» смастерила, позавидовать можно!

– Где уж там – сама, – вздохнула тетенька, – Это у меня палочка такая есть… дареная! Так она кроме как образину наложить, почитай, ничего и не умеет… К тому же тоже, того гляди… это… сработается…

И тут вдруг Лосиха запрокинула голову и завыла с подвизгиванием:

– И никому-то мы, сиротинушки, не нужны!.. И никто-то нас, сиротинушек не защитит, не оборонит!.. Погрызут нас звери лютые, обидит-изгадит лихой человек!..

– Вы, гражданочка, чем в голос завывать, объясните лучше поведение свое антиобщественное! – Грубо прервал ее вой бесчувственный Макаронин. – Вы за что дубинкой своей Володьше башку снесли!! Он и так на голову слабый был, а теперь и вовсе соображать перестанет!!!

Тетенька мгновенно смолкла, сурово покосилась на нетактичного старшего лейтенанта и совершенно спокойным тоном ответствовала:

– Ничего с его головой не случится! А вмазала я ему, как предупреждала – говорила, не пяль зенки свои бесстыжие на Василису, или по башке схлопочешь?! Говорила!! Застала его прям-таки за этим занятием?! Застала!! Вот и вмазала!!!

– Да?! – Возмущенно переспросил Юрик. – А мне по башке почему без предупреждения целила?!!

– А что б ты, милок, на чужую девку слюни не пускал!!! – Гаркнула в ответ Лосиха. – Думаешь, я не видела, какими ты глазищами на дочку мою смотрел?! Ты ж ее… это… вожделел!!!

– Куда?! Кого?! Тьфу ты!.. Когда?!! – Совершенно растерялся Макаронин.

– Тогда!!! – отрезала Лосиха. И тут же совершенно не по теме добавила:

– А еще кулаками махает!!! Следующий раз помахаешь у меня!! Помахаешь!! Так в ответ махну, что имя-прозвище свое забудешь!!!

– Но-но, гражданочка, попрошу без угроз в адрес представителя закона! – С суровой строгостью проговорил Юрка. – А то и на пятнадцать суток загреметь можно!!

– Я те дам… Как сказал?.. Грамдамочку… – С угрожающим присвистом просипела Лосиха. – Ты у меня сам грамдамочкой щас станешь и разговаривать будешь тоненько-тоненько!!

Тетенька потянула правую руку из-за спины, и вытащила на свет божий здоровенную заржавленную саблю!

– Так! – Совершенно спокойным тоном констатировал старший лейтенант, – применение холодного оружия против представителя правоохранительных органов!! Статья двести пятьдесят вторая Уголовного кодекса!! Пять лет тебе тетка светит!!

В ответ на его замечание Лосиха нехорошо ощерилась темноватыми зубами и гнусаво-ласково проговорила:

– Мне-то пять лет светит, а тебе и двух мгновений светить не будет! Щас я тебе и правые, и левые охренительные органы оттяпаю!! И вот тогда будет тебе, милок, полный уголовой комикс со всеми статьями сразу!!

Тетенька прыгнула к Макаронину, замахиваясь в броске своей здоровенной ржавой железякой, а тот, вместо того, чтобы, как, видимо, ожидала местная ниндзя, дать деру, бросился ей навстречу. И эта встреча состоялась буквально сразу же – острие древнего оружия встретило в замахе низкий потолок комнаты и застряло в нем, а каблук макаронинского кирзового сапога наткнулся на упитанный живот тетеньки. Лосиха выпустила рукоять повисшей сабли, хрюкнула, икнула, медленно согнулась пополам и тихо улеглась на чистый лоскутный половичок.

Макаронин конфузливо улыбнулся, а я поскреб начавшую пробиваться на щеке щетину и спросил:

– Слушай, Макаронина, ты за что эту тетеньку так невзлюбил?! Посмотри, за какие-то пятнадцать минут, ты ее второй раз вырубаешь!..

Юрик снова улыбнулся и пожал плечами:

– У меня, понимаешь, условный рефлекс…

– Какой рефлекс, – перебил его я с живым интересом, – толстых рослых тётек вырубать?! Это какой же Павлов тебе такой рефлекс оригинальный привил?!

– Да нет!.. – Досадливо отмахнулся Юрка от моих домыслов. – Я ж всего месяц назад закончил спецкурсы по борьбе с организованной преступностью… Ну, вот и… того… этого… чуть какое… поползновение, у меня сразу рефлекс включается. А у этой тетки одни сплошные поползновения: то с дубиной, то, понимаешь, вообще с холодным вооружением наперевес!..

Мы с Макарониной снова уставились на «замиренную организованную преступность», раздумывая, что же нам делать дальше, и в этот момент за моей спиной раздался мелодичный девичий голосок:

– Ой, а вы все еще не ушли?.. Ой, а кто это вас в дом пустил?..

Мы разом повернулись, как будто специально для того, чтобы встретить, так сказать, лицом к лицу последний, самый сложный вопрос очнувшейся Василисы:

– Ой, а что это матушка на половичке улеглась?!

– Э-э-э… – протянул растерявшийся в очередной раз Макаронин, – да вот… притомилась… прилегла, так сказать, восстановить гаснущие силы… дубинка у ней тяжеловата оказалась…

– А кто дедов палаш в потолок воткнул? – Не унималась любопытная девчонка.

– А палаш… – Я шагнул вперед и выдернул саблю из потолочной балки, – … мне матушка твоя вынесла. Он мне нужен, чтобы новое охранное заклинание на ваш плетень навести.

Взвесив на руке сабельку, я со значением посмотрел на Макаронина?

– Слушай, Юрик, а не выкопаешь ли ты мне прям в воротах этой… «гасьенды» небольшую такую канавку: аккурат в размер вот этой железки. Только канавка должна быть глубокой, не меньше полметра, чтобы запаха железа не чуялось! А я пока хозяйками займусь и… Володьшей нашим.

Похоже мое предложение пришлось Юрику как нельзя более по нраву. Он быстренько выхватил из моих рук «дедов палаш» и, не говоря ни слова, вышел из дома.

А я подошел к мирно лежащей тетке Лосихе и склонился над ее бездыханным телом.

– Ты это что собираешься делать?.. – Снова раздался на этот раз довольно встревоженный голосок Василисы.

– Ну, надо же хозяйку в чувство привести!.. – Полувопросительно ответил я, словно сомневаясь, а надо ли?!

– Не надо!.. – Подтвердила мои сомнения Василиса. Она успела вскочить со своего сундука и встать рядом со мной. – Когда ей надо будет, она сама в чувство придет.

– Ну что ж, не буду с тобой спорить, – согласился я, – значит мы можем сосредоточиться на ее жертве.

– На какой ее жертве?.. – удивилась девушка и, быстро оглядев комнату, кивнула в сторону мирно лежащего Володьши, – на этой что ли?!

– Именно на ней, – подтвердил я, – нам, знаешь ли, надо дальше двигаться, мы и так слишком тут у вас задержались, а я Володьше обещал с собой его взять.

– Он что, с вами уходит?.. – Спросила Василиса, и в ее голосе просквозило легкое удивление.

– Собирался… – коротко ответил я, склоняясь на ушибленным, – но теперь уж и не знаю…

– Но если вы торопитесь… – Вроде бы как раздумчиво проговорила девушка и тут же торопливо переспросила, – Вы ведь торопитесь?!

Я утвердительно кивнул и она продолжила:

– Тогда может быть…

Однако ей не дали договорить, что именно «может быть», позади нас раздался голос вновь очнувшейся «тетеньки»:

– Куда это они торопятся?!

Я быстро обернулся. Лисиха уже не лежала на половичке, а сидела, не сводя пристального взгляда с моей скромной персоны. Впрочем, отвечать на ее вопрос мне не пришлось, за меня это сделала Василиса:

– Они торопятся девушку перехватить! Ту, которая утром мимо нашей усадьбы пробегала!..

– Так вы уже опоздали ее перехватывать … – С нехорошей усмешкой высказалась «тетенька», по-прежнему не сводя с меня глаз. – Она, поди, уже у Змея Горыныча в палатах обретается… Да и к чему такая спешка?..

Не договорила фразу она, как я сразу понял, специально, вызывая меня на вопрос. Я его и задал:

– Что значит – к чему спешка?! К тому и спешка, чтобы не попала она к вашему… этому… Змею Горынычу… Или ты думаешь, что она по доброй воле в это… путешествие отправилась?! Это, наверняка, ваш Змей ее заставил!!

– Конечно, Змей заставил, – неожиданно легко согласилась Лосиха, – только вот что другое заставить девчонку сделать он и не может…

– Что другое?.. – Я изобразил полное непонимание.

– Полюбить себя, например! – Охотно пояснила «тетенька». – И приневолить за себя идти он не может – это все по любви должно быть. Ну, конечно, Змей Горыныч – видный из себя парень, это надо правду сказать, а только коли не захочет девка за него идти, так и все тут! Так что, если свободно у девчушки сердечко, то ты все едино опоздал, а ежели есть у нее кто-то дорогой… – Тут она как-то особенно стрельнула глазом, – так и не торопясь успеешь!

«А есть ли у нее кто-то дорогой?.. – С тоской подумал я. – Может я вообще… зря через ту корягу сунулся?..»

И в этот момент в нагрудном кармане моей куртки зашевелился… игрушечный медвежонок, словно напоминая мне, что я «через ту корягу» сунулся не по своему хотению!

– А вы, гражданочка, не предусматриваете возможности насилия со стороны этого вашего Змея Горыныча?..

Вопрос задал Макаронин, всунувшись в окно. Физиономия у него была красная и вспотевшая, то ли из-за копки заказанной мной канавки, то ли из за усилий добраться до окошка.

Лосиха, не поворачиваясь, скосила один глаз на окошко и нехорошим, «ласковым» тоном проговорила:

– А ты, косатик, копай… копай… И не суйся в чужой разговор!.. Твой разговор еще впереди!..

«Выходит „тетенька“ ни в какой отключке и не была!.. – Мелькнула у меня мгновенная мысль. – Выходит она все, что говорилось в комнате слышала!..»

Очевидно, в голове Макаронина появилась эта же мыслишка, потому как, фыркнув, но ничего не ответив на высказывание хозяйки, он исчез из окошка.

Лосиха же, снова уставившись на меня, спокойно пояснила:

– Сильничать Змей Горыныч не будет… Зачем ему это. Девку соблазнить надо – она тогда слаще!

Василиса вдруг мотнула головой и чуть ли не бегом бросилась вон из комнаты. А Лосиха с самым довольным видом вывела заключение:

– Так что оставайтесь! Поужинаете, переночуете, а поутру, по свежему воздушочку и двинетесь. К тому времени и Володьша в себя придет, и ты заклинание новое на плетень на наш положить успеешь! Я вам с собой и харчишек на дорогу положу – вам же не ближний свет топать, как без харчишек-то. Ну и, конечно… к-хм…

«Тетенька» не договорила, но в последней, оборванной ею фразе я почувствовал некую угрозу.

И тут в окошко снова донесся голос Юрика, хотя физиономия его на этот раз не появилась:

– Давай, Сорока, задержимся! Что на ночь глядя куда-то тащиться, да и хозяйкам помочь надо… Если ты, конечно, можешь!..

– Он может… может!.. – Ласково пропела Лосиха и вдруг улыбнулась. Не ухмыльнулась, а именно улыбнулась, открыто и… ласково.

И что мне оставалось делать?! Я сразу же согласился с ее предложением, тем более, что и Юрик его поддержал.