Вы здесь

До встречи с тобой. 2 (Джоджо Мойес, 2013)

2

Я вовсе не туповата. Пожалуй, пора прояснить этот вопрос. Но трудно не испытывать кое-какой нехватки серых клеточек, когда растешь вместе с младшей сестрой, которая не только перешла из своего класса в мой, но и перевелась затем на год старше.

Соображала Катрина всегда лучше, хотя была на восемнадцать месяцев младше. Все книги, которые я читала, она прочла первой, все факты, которые я упоминала за обеденным столом, она уже знала. Она единственный известный мне человек, по-настоящему любящий экзамены. Иногда мне кажется, что я так одеваюсь, потому что стиль – единственное слабое место Трины. Она не вылезает из джинсов и свитера. Элегантно одеться, в ее понимании, – это погладить джинсы.

Папа называет меня «фигурой», потому что я склонна говорить первое приходящее на ум. Он утверждает, что я вылитая тетя Лили, которую я никогда не видела. Довольно странно, когда тебя постоянно сравнивают с незнакомым человеком. Я спускаюсь по лестнице в фиолетовых сапогах, и папа, кивая маме, говорит: «Помнишь тетю Лили и ее фиолетовые сапоги?», а мама фыркает и заливается смехом, как будто над тайной шуткой. Мама называет меня «личностью» – вежливый способ сказать, что она не понимает мою манеру одеваться.

Однако, не считая краткого периода в подростковом возрасте, я никогда не хотела выглядеть как Трина или другие девочки. Лет до четырнадцати я предпочитала мальчишескую одежду, а теперь стараюсь себе потакать – смотря с какой ноги встала. Что толку пытаться выглядеть как все? Я маленького роста, с темными волосами и личиком эльфа, если верить папе. «Эльфийская красота» здесь ни при чем. Я не простушка, но вряд ли кто-то назовет меня красавицей. Мне не хватает изящества. Патрик называет меня «шикарной», когда хочет затащить в постель, но не особо утруждает себя притворством. Мы встречаемся уже семь лет.

Мне двадцать шесть, а я так толком себя и не узнала. До того как потеряла работу, я вообще ни о чем не задумывалась. Собиралась выйти замуж за Патрика, нарожать детей, поселиться за пару улиц от родительского дома. Не считая экзотического выбора одежды и довольно скромного роста, меня мало что отличало от других. Вряд ли вы обернулись бы на меня. Обычная девушка, ведущая обычную жизнь. И это совершенно меня устраивало.


– Надень костюм на собеседование, – потребовала мама. – В наши дни все одеваются как попало.

– Можно подумать, чтобы кормить древнего старца с ложечки, нужен костюм в тонкую полоску.

– Не дерзи.

– Мне не на что купить новый костюм. А если мне не дадут эту работу?

– Можешь надеть мой, я поглажу тебе симпатичную блузку, и хотя бы раз в жизни не скручивай эти… – указала она на мои волосы, как обычно уложенные двумя темными узлами по бокам головы, – штуки, как у принцессы Леи. Просто попытайся выглядеть как нормальный человек.

Спорить с матерью было бесполезно. И папе явно запретили комментировать мой наряд, когда я неуклюже вышла из дома в слишком тесной юбке.

– Пока, милая. – Уголки его рта подергивались. – Желаю удачи. Ты выглядишь очень… деловой.

Больше всего смущало не то, что на мне была мамина юбка, и не то, что она сшита по последней моде восьмидесятых, а то, что она мне маловата. Пояс вреза́лся в живот, поэтому я одернула двубортный пиджак. Как выражается папа, у мамы меньше жира, чем у заколки-невидимки.

Всю недолгую автобусную поездку меня подташнивало. Я никогда не была на настоящем собеседовании. В «Булочке с маслом» я оказалась, поспорив с Триной, что смогу найти работу за день. Я вошла и просто спросила у Фрэнка, не нужна ли ему пара рук. Кафе только что открылось, и он был мне безмерно благодарен.

Теперь, оглядываясь назад, я даже не могла припомнить, чтобы мы обсуждали вопрос денег. Фрэнк предложил недельную ставку, я согласилась, и раз в год он сообщал, что слегка поднял мое жалованье, обычно чуть больше, чем я могла бы попросить.

О чем вообще спрашивают на собеседованиях? А если мне предложат сделать что-нибудь полезное с этим стариком, покормить его, искупать и так далее? Саид сказал, что для «интимных потребностей» – и я содрогнулась – у него есть сиделка мужского пола. Он добавил, что описание позиции второй сиделки «несколько туманно в данном отношении». Я представила, как вытираю слюну, вытекающую из старческого рта, и, может быть, громко спрашиваю: «Не желаете чашечку чая?»

Когда дедушка только начал выздоравливать после инсультов, он ничего не мог делать самостоятельно. Все делала мама.

– Твоя мать – святая, – сказал папа.

Полагаю, это означало, что она вытирала деду зад, не убегая с воплями из дома. Меня святой никто не назовет, в этом я не сомневалась. Я нареза́ла дедушке еду и заваривала чай, но во всем остальном, вероятно, была слеплена из другого теста.

Гранта-хаус находился по ту сторону замка Стортфолд, рядом со средневековыми стенами, на длинном немощеном участке дороги, где располагались всего четыре дома и магазин Национального треста[11], прямо посередине туристической зоны. Я проходила мимо этого дома миллион раз, не обращая внимания. Теперь же, идя мимо парковки и миниатюрной железной дороги, пустых и унылых настолько, насколько унылыми могут казаться в феврале летние развлечения, я увидела, что он больше, чем я представляла: дом из красного кирпича, с двумя входами, какие попадаются в старых экземплярах «Кантри лайф»[12] в приемной врача.

Я прошла по длинной подъездной дорожке, стараясь не думать, видно ли меня из окна. Когда идешь по длинной дорожке, чувствуешь себя ничтожеством. Я как раз подумывала, не отдать ли мне честь, когда дверь отворилась и я подпрыгнула.

На крыльцо вышла девушка чуть старше меня. На ней были белые брюки и блузка, похожая на медицинский халат, под мышкой она несла пальто и папку. Проходя мимо меня, она вежливо улыбнулась.

– Спасибо, что пришли, – донесся голос изнутри. – Мы вам позвоним.

Из двери выглянула женщина, уже не слишком молодая, но красивая, с дорогой филигранной стрижкой. На ней был брючный костюм, который, вероятно, стоил больше, чем папа зарабатывал за месяц.

– Мисс Кларк, полагаю?

– Луиза, – сказала я и, как настоятельно советовала мама, протянула руку.

Родители сошлись на том, что нынешние молодые люди никогда не протягивают руку. В былые времена и помыслить нельзя было о «привете» или воздушном поцелуе. Не похоже, чтобы эта женщина одобрила бы воздушный поцелуй.

– Да. Хорошо. Входите. – Она мгновенно выдернула руку, но ее взгляд задержался на мне, как бы оценивая. – Проходите, пожалуйста. Побеседуем в гостиной. Меня зовут Камилла Трейнор.

Женщина казалась усталой, как будто уже много раз произнесла сегодня эти слова.

Я последовала за ней в огромную комнату с двустворчатыми, от пола до потолка окнами. Тяжелые шторы элегантно ниспадали с массивных, красного дерева карнизов, персидские ковры с замысловатыми узорами устилали полы. Пахло пчелиным воском и старинной мебелью. Повсюду стояли элегантные столики с многочисленными резными шкатулками. И куда только Трейноры ставят чашки с чаем?

– Итак, вы с биржи труда, по объявлению? Садитесь.

Пока женщина листала папку с бумагами, я исподтишка разглядывала комнату. Я думала, дом будет похож на больницу, сплошные подъемники и идеально чистые поверхности. Но он больше напоминал ужасно дорогой отель, пропитанный запахом старых денег, полный нежно любимых вещей, казавшихся по-настоящему бесценными. На буфете стояли фотографии в серебряных рамках, но слишком далеко, чтобы разобрать лица. Она изучала бумаги, а я придвинулась ближе, стараясь рассмотреть фото.

И в этот миг раздался звук рвущихся стежков, который ни с чем не спутаешь. Я опустила глаза и увидела, что два куска ткани разошлись на моем правом бедре и обрывки шелковой нити торчат неаккуратной бахромой. Я густо покраснела.

– Итак… мисс Кларк… у вас есть опыт работы с квадриплегиками?

Я повернулась к миссис Трейнор, изогнувшись таким образом, чтобы максимально прикрыть юбку пиджаком.

– Нет.

– Давно ли вы работаете сиделкой?

– Гм… Вообще-то, я никогда не работала сиделкой, – ответила я и добавила, как будто в ушах раздался голос Саида, – но уверена, что могу научиться.

– Вам известно, что такое квадриплегия?

– Когда… – Я запнулась. – Кто-то застрял в инвалидном кресле?

– Полагаю, можно сказать и так. Степень квадриплегии бывает разной, но в данном случае мы говорим о полной утрате подвижности ног и крайне ограниченной подвижности рук и кистей. Вас это не затруднит?

– Ну, вряд ли больше, чем его. – Я улыбнулась, но лицо миссис Трейнор по-прежнему ничего не выражало. – Простите… я не хотела…

– Вы умеете водить машину, мисс Кларк?

– Да.

– Нарушений не было?

Я покачала головой.

Камилла Трейнор что-то пометила в списке.

Прореха на юбке росла. Я видела, как она неумолимо ползет вверх по бедру. Такими темпами, поднявшись, я буду выглядеть, словно танцовщица из Вегаса.

– Вы хорошо себя чувствуете? – пристально посмотрела на меня миссис Трейнор.

– Немного вспотела. Можно я сниму пиджак?

Прежде чем она успела ответить, я быстро сдернула пиджак и завязала на талии, спрятав прореху.

– Ужасно жарко, – улыбнулась я, – когда приходишь с мороза. Сами знаете.

Едва заметная пауза, и миссис Трейнор вернулась к просмотру папки.

– Сколько вам лет?

– Двадцать шесть.

– И вы провели шесть лет на прошлом месте.

– Да. У вас должна быть копия моей рекомендации.

– Мм… – Миссис Трейнор приподняла ее и сощурилась. – Ваш предыдущий работодатель утверждает, что вы «доброжелательны, словоохотливы и украшаете жизнь своим присутствием».

– Да, я ему заплатила.

Снова непроницаемое лицо.

«Вот черт!» – подумала я.

Казалось, меня изучают под микроскопом. И отнюдь не доброжелательно. Мамина блузка внезапно показалась дешевкой, синтетические нити сверкали в полумраке. Надо было надеть самые простые штаны и рубашку. Что угодно, только не этот костюм.

– И почему же вы оставили работу, на которой вас столь высоко ценили?

– Фрэнк – владелец – продал кафе. У подножия замка. «Булочка с маслом». Бывшая «Булочка с маслом», – поправилась я. – Так бы я с радостью осталась.

Миссис Трейнор кивнула, то ли потому, что не видела необходимости развивать эту тему, то ли потому, что была бы только рада, останься я там.

– Чего вы хотите от жизни?

– В смысле?

– Вы стремитесь сделать карьеру? Эта работа – всего лишь ступенька на пути к чему-то большему? У вас есть профессиональная мечта, которую вы надеетесь осуществить?

Я тупо смотрела на нее.

Это что, вопрос с подковыркой?

– Я… Вообще-то, я не заглядывала так далеко. С тех пор, как потеряла работу. Просто… – сглотнула я, – просто хочу снова работать.

Жалкий лепет. Как можно явиться на собеседование, не зная даже, чего хочешь? Судя по выражению лица миссис Трейнор, она думала о том же.

– Итак, мисс Кларк. – Она отложила ручку. – Почему я должна нанять вас вместо, к примеру, предыдущей кандидатки, которая несколько лет работала с квадриплегиками?

Я посмотрела на нее:

– Гм… Честно? Не знаю.

Она встретила мои слова молчанием.

– Это вам решать, – добавила я.

– Вы не можете назвать ни единой причины, по которой я должна нанять вас?

Перед глазами внезапно всплыло лицо матери. Мысль о том, чтобы вернуться домой в испорченном костюме с очередного неудачного собеседования, была невыносима. И платить здесь обещали намного больше девяти фунтов в час.

– Ну… Я быстро учусь, никогда не болею, живу совсем рядом – по ту сторону замка. – Я чуть выпрямила спину. – И еще я сильнее, чем выгляжу… Наверное, мне хватит сил, чтобы помогать вашему мужу передвигаться…

– Моему мужу? Вам предстоит работать не с моим мужем. С моим сыном.

– Вашим сыном? – заморгала я. – Э-э-э… Я не боюсь тяжелой работы. Я умею ладить с самыми разными людьми… и неплохо завариваю чай. – Я начала болтать вздор, лишь бы заполнить тишину. Мысль о том, что пациент – ее сын, выбила меня из колеи. – Мой папа, похоже, считает это не бог весть каким достоинством. Но из собственного опыта знаю, что нет такой беды, которой не поможет чашечка хорошего чая… – (Во взгляде миссис Трейнор мелькнуло что-то странное.) – Простите, – залепетала я, сообразив, что́ сказала. – Я вовсе не имела в виду, что эту штуку… параплегию… квадриплегию… вашего сына… можно вылечить чашечкой чая.

– Должна предупредить вас, мисс Кларк, что это не постоянный контракт. Не более чем на шесть месяцев. Вот почему зарплата… соразмерна. Мы хотели привлечь правильного человека.

– Поверьте, после нескольких смен на птицефабрике даже база Гуантанамо[13] покажется райским уголком.

«Да заткнись уже, Луиза». Я прикусила губу.

Но миссис Трейнор казалась рассеянной. Она закрыла папку:

– Мой сын Уилл два года назад пострадал в дорожно-транспортном происшествии. Ему необходим круглосуточный уход, бо́льшую часть которого осуществляет квалифицированный медбрат. Я недавно вернулась на работу, поэтому сиделка должна проводить здесь весь день, развлекать Уилла, помогать ему есть и пить, быть на подхвате и следить, чтобы он не пострадал. – Камилла Трейнор опустила взгляд себе на колени. – Крайне важно, чтобы рядом с Уиллом был человек, сознающий возложенную на его плечи ответственность.

Каждое ее слово и даже интонация намекали на мою глупость.

– Понятно. – Я начала собирать сумку.

– Итак, вы готовы приступить к работе?

Это было так неожиданно, что сначала я подумала, будто ослышалась.

– Что?

– Нам нужно, чтобы вы приступили как можно скорее. Оплата понедельная.

На мгновение я лишилась дара речи.

– Вы решили взять меня, а не… – начала я.

– Часы работы довольно протяженные – с восьми утра до пяти вечера, иногда дольше. Обеденного перерыва как такового не предусмотрено, но можно выкроить полчаса, когда Натан, дневная сиделка, приходит, чтобы покормить его обедом.

– Вам не понадобится ничего… медицинского?

– У Уилла уже есть вся доступная медицинская помощь. Нет, нам нужен кто-то бодрый… и оптимистичный. Жизнь моего сына… нелегка, и очень важно внушить ему… – Камилла Трейнор умолкла, пристально глядя сквозь французские окна куда-то вдаль. Наконец она снова повернулась ко мне. – Достаточно сказать, что его душевное благополучие важно не меньше физического. Вы меня поняли?

– Думаю, да. Мне придется… носить форму?

– Нет. Никакой формы. – Она взглянула на мои ноги. – Хотя, возможно, вам стоит надеть… что-нибудь менее откровенное.

Я опустила глаза и увидела, что пиджак съехал, оголив бедро.

– Я… прошу прощения. Юбка порвалась. Если честно, она не моя.

Но миссис Трейнор, похоже, больше не слушала.

– Что именно нужно делать, я объясню, когда вы приступите. С Уиллом сейчас нелегко приходится, мисс Кларк. Понадобятся не только ваши… профессиональные навыки, но и правильное отношение к ситуации. Итак. Вы готовы приступить завтра?

– Завтра? А разве вы не хотите… не хотите нас сперва познакомить?

– У Уилла выдался тяжелый день. Думаю, лучше начать с чистого листа.

Я встала, сознавая, что миссис Трейнор не терпится меня выпроводить.

– Да. – Я покрепче затянула на талии мамин пиджак. – Гм… Спасибо. Я буду завтра в восемь утра.


Мама накладывала картошку на папину тарелку. Она положила две картофелины, он подцепил третью и четвертую с сервировочного блюда. Мама вернула их на место и постучала по костяшкам его пальцев сервировочной ложкой, когда он снова потянулся за добавкой. Вокруг маленького столика сидели родители, сестра с Томасом, дедушка и Патрик, который всегда приходил ужинать по средам.

– Папа, – повернулась мама к дедушке. – Нарезать тебе мясо? Трина, ты не могла бы нарезать папе мясо?

Трина наклонилась и начала ловко кромсать мясо на дедушкиной тарелке. Она уже проделала это для Томаса с другой стороны от себя.

– И сильно этот парень изувечен, Лу?

– Вряд ли, раз на него хотят напустить нашу дочь, – заметил папа.

За моей спиной работал телевизор, чтобы он и Патрик могли смотреть футбол. Время от времени они останавливались и с набитыми ртами заглядывали мне за спину, следя за какими-то передачами.

– По-моему, это отличный вариант. Она будет работать в одном из особняков. На хорошую семью. Они аристократы, милая?

На нашей улице аристократом считался любой, у кого членов семьи не привлекали за антиобщественное поведение.

– Наверное.

– Надеюсь, ты отрепетировала реверанс, – усмехнулся папа.

– Ты его уже видела? – Трина подалась вперед и схватила сок, который Томас чуть было локтем не столкнул на пол. – Калеку? Какой он?

– Я познакомлюсь с ним завтра.

– И все-таки странно. Ты будешь проводить с ним весь день. Девять часов. Будешь видеть его чаще, чем Патрика.

– Это несложно, – ответила я.

Патрик, сидевший напротив, сделал вид, что не расслышал.

– Зато не нужно беспокоиться, что он начнет тебя лапать, – заметил папа.

– Бернард! – резко оборвала его мать.

– Я только сказал то, что все думают. Лучшего начальника для твоей подружки не найти, да, Патрик?

Патрик улыбнулся. Он упорно отказывался от картошки, несмотря на старания мамы. В этом месяце он ограничил употребление углеводов, готовясь к марафону в начале марта.

– Я тут вот подумала, не нужно ли тебе выучить язык жестов? В смысле, если он не может общаться, как ты узнаешь, чего он хочет?

– Она не говорила, что он немой, мама. – Я толком не помнила, что́ говорила миссис Трейнор. Я все еще не оправилась от потрясения, получив работу.

– Возможно, он говорит через особое устройство. Ну, как тот ученый. Из «Симпсонов».

– Педик, – сказал Томас.

– Не-а, – возразил Бернард.

– Стивен Хокинг, – сообщил Патрик.

– Точно, спасибо. – Мама перевела укоризненный взгляд с Томаса на папу. Таким взглядом можно стену прожечь. – Учишь его плохим словам.

– Ничего подобного. Понятия не имею, где он это подцепил.

– Педик, – повторил Томас, пристально глядя на своего дедушку.

– Я бы рехнулась, если бы он говорил через голосовой аппарат, – скривилась Трина. – Вы только представьте! Дайте-мне-стакан-воды, – изобразила она.

Светлая голова, но недостаточно светлая, чтобы не залететь, как временами бормотал папа. Она первой из нашей семьи поступила в университет, но из-за появления Томаса ушла с последнего курса. Мама и папа все еще питали надежды, что в один прекрасный день Трина принесет семье состояние. Или хотя бы будет работать в приличном месте, а не в застекленной будке. Или то, или другое.

– Если он сидит в инвалидном кресле, это еще не значит, что он говорит как далек[14], – возразила я.

– Но тебе придется общаться с ним тесно и близко. По меньшей мере вытирать ему рот, подавать напитки и так далее.

– Ну и что? Подумаешь, бином Ньютона.

– И это говорит женщина, которая надела Томасу подгузник наизнанку.

– Всего один раз.

– Два раза. Из трех.

Я положила себе стручковой фасоли, стараясь выглядеть более оптимистичной, чем на самом деле.

Но уже по дороге домой на автобусе те же мысли начали гудеть у меня в голове. О чем мы будем разговаривать? Что, если он будет только глядеть на меня, свесив голову, и так день за днем? Недолго и спятить! А если я не смогу понять, чего он хочет? Моя неспособность за кем-то ухаживать вошла в легенды: у нас больше нет ни комнатных растений, ни домашних животных после несчастных случаев с хомячком, палочниками[15] и золотой рыбкой Рандольфом. И как часто его чопорная мать будет находиться поблизости? Я не переживу, если она будет постоянно стоять над душой. Наверняка под взглядом миссис Трейнор все валится из рук.

– Патрик, а ты что думаешь?

Патрик глотнул воды и пожал плечами.

Дождь барабанил по оконным стеклам, едва различимый сквозь звон тарелок и столовых приборов.

– Деньги хорошие, Бернард. В любом случае это лучше, чем вкалывать по ночам на птицефабрике.

Над столом повис общий согласный гул.

– Очень мило. Значит, единственное, что ты можешь сказать о моей новой карьере, – что это лучше, чем таскать куриные трупики по самолетному ангару, – заметила я.

– Ну, еще между делом можно привести себя в форму и начать давать персональные тренировки вместе с нашим милым Патриком.

– Привести себя в форму. Спасибо, папа. – Я было потянулась за очередной картофелиной, но передумала.

– Почему бы и нет? – Казалось, мама готова присесть – все на мгновение замерли, – но нет, она снова вскочила, чтобы добавить дедушке подливки. – Имей в виду на будущее. Язык у тебя подвешен что надо.

– Живот у нее подвешен что надо, – фыркнул папа.

– Я только что получила наконец работу! – рявкнула я. – И платят на ней, между прочим, побольше, чем на старой.

– Но это временная работа, – возразил Патрик. – Твой папа прав. Параллельно ты можешь приводить себя в форму. Если немного постараться, из тебя выйдет хороший персональный тренер.

– Я не хочу быть персональным тренером. Мне не нравится… прыгать. – Одними губами я обругала Патрика, и он усмехнулся.

– Чего Лу хочет, так это развалиться на диване и смотреть дневные шоу, кормя старину Айронсайда[16] через соломинку, – фыркнула Трина.

– Ну конечно. Ведь чтобы переставлять увядшие георгины в ведерках с водой, нужны огромные физические и умственные усилия, правда, Трина?

– Мы просто шутим, милая. – Папа поднял кружку чая. – Прекрасно, что ты получила работу. Мы очень рады. И поверь, только ты освоишься на новом месте, как эти педики не смогут без тебя обойтись.

– Педик, – произнес Томас.

– Это не я, – с набитым ртом отговорился папа, прежде чем мама успела что-либо сказать.