До встречи в СССР! Империя Добра. Часть II. СССР – Страна Добра (Сергей Кремлев, 2013)

ИТАК, мы вплотную подошли к теме непосредственно Советского Союза. Она, как я уже писал, – не просто огромна, но беспредельна, как Вселенная.

Взяв любую сторону жизни СССР, можно написать о ней толстые энциклопедии. Так, например, можно было бы создать, например, отдельную многотомную биографическую монографию «Люди Страны Советов»… И непридуманные истории жизни тысяч только наиболее выдающихся советских учёных, инженеров, рабочих, солдат, лётчиков-испытателей, учителей, врачей, мореплавателей, поэтов и земледельцев ничем не уступали бы по высокому полёту идей и страстей, по напряжению внутренней и общественной жизни историям древних греческих и римских героев.

Чего стоит, скажем, биография конструктора судов на подводных крыльях Алексеева! Горьковчанин, молодой инженер судостроительного завода «Красное Сормово», пришедший в коллектив в 1941 году, он начал первые проработки главной идеи своей жизни ещё во время войны, причём – по прямой инициативе руководства завода. А уже на рубеже 40—50-х годов по Волге мчался первый советский «Метеор»! Это был действительно полёт в будущее над волнами самой главной и самой славной реки в Русской Вселенной! А первое в мире крылатое судно было воплощённым в сталь и стекло символом Советской России, сменившим знаменитый гоголевский образ Руси – «тройку-птицу»…

Или – история выдающегося русского советского математика Леонида Семёновича Понтрягина, академика, Героя Социалистического Труда, в 14 лет потерявшего зрение в результате несчастного случая и уже в 28 лет – в 1935 году ставшего профессором МГУ!..

Или…

Впрочем, я, кажется, увлёкся. Тем более что, начиная разговор о России после 1917 года, надо кое в чем объясниться, имея в виду, прежде всего, как раз начальную эпоху в истории Советской России…

27 марта 2009 года Станислав Говорухин в газете, которая под аббревиатурой «МК» пытается скрыть ненавистное нынешней власти (а пожалуй что – и самой редакции) название «Московский комсомолец», опубликовал статью с заголовком «И так жить нельзя»… В типично интеллигентской (то есть – изначально гнилой) манере «обличая» нынешнее положение вещей, Говорухин – один из тех, кто немало усилий приложил для того, чтобы мы потеряли наш Советский Союз, – сегодня заявляет, что «Россия из кризиса никогда не выберется…».

Что ж, Россия, а точнее – «Россияния» говорухиных, михалко́вых-миха́лковых, путиных и медведевых не только не способна выбраться из надуманных и реальных кризисов. Она способна лишь погибнуть уже потому, что совершенно не способна (потому что не желает!) развиваться на принципах Добра. Она сама пресекает нить русской истории и в перспективе низводит Россию до уровня то ли захолустного штата США, то ли атомной полупустыни после «цивилизованной» ядерной «зачистки» «русского вопроса».

Возможно и такое.

А вот Россия Советская…

Она, преобразовав себя, через пять лет после своего возникновения, в СССР, стала естественным развитием России вечной. С образованием СССР русская история не пресеклась, не началась «с чистого листа», а продолжилась и стала развиваться невиданными ранее темпами, в невиданных ранее объёмах и с невиданными по своей мощи результатами.

Это не сразу было всеми в новой России осознано – Владимир Маяковский призывал сбросить Пушкина «с парохода истории». Но тот же Маяковский менее чем через десять лет после этого призыва написал исполненное любви к Пушкину стихотворение «Юбилейное», где признавался: «Я люблю вас, но живого, а не мумию». А через двадцать лет после Октября столетний юбилей гибели Пушкина впервые в истории России отмечался в государственном масштабе – как дата, связанная не столько со смертью поэта, сколько с его бессмертием.

В старой России, несмотря ни на что, Добро всегда имело прочную и мощную базу. И потому в СССР – как естественном носителе Добра – стало быстро возникать много такого хорошего и удивительного, чего старая Россия не то что никогда не видела, но и мечтать о том не могла! Однако истоки СССР при этом уходили в даль тысячелетий.

Впрочем, об этом уже сказано ранее, хотя и кратко, но – достаточно. Поэтому лучше оценим – тоже, к сожалению, кратко, – много ли правды в утверждениях относительно того, что проклятые-де большевики обманули простодушный русский народ несбыточными обещаниями райской жизни с молочными реками в кисельных берегах и обманом захватили власть в России.

Поняв, много ли в таких обвинениях против большевиков правды, мы сможем понять и то, справедлив ли вывод антисоветчиков о якобы случайности и ошибочности Великой Октябрьской социалистической революции.

В 1992 ГОДУ издательская группа «Прогресс» – «Прогресс-Академия» немалым по нынешним временам тиражом в 50 000 экземпляров выпустила в свет книгу «История советского (с маленькой буквы. – С.К.) государства. 1900—1991», написанную, как было сказано в издательской аннотации, «известным французским историком, специалистом по русско-советским исследованиям» Никола Вертом. Подчёркиваю ещё раз, что в русском названии слово «советское» применительно к понятию «государство» было дано не с большой, заглавной, а со строчной, маленькой, буквы. И это было, думаю, не случайным. Французское название выглядело иначе: «HISTOIRE DE LUNION SOVIETIQUE. 1900—1991» («История Советского Союза»), и вот уж тут слова «Советский» и «Союз» пришлось бы печатать с заглавных букв. Но для нынешних внутренних ненавистников СССР, ранее в большинстве своём подвизавшихся на «идеологическом фронте» ЦК КПСС, в советской истории с большой буквы не пишется ничто!

Во Франции книга Никола Верта с 1990 года стала университетским учебником, в 1991 году вышло её второе издание, затем последовали перевод на итальянский, английский и…

И – русский.

И сразу же книга Верта была рекомендована Комитетом по высшей школе Министерства науки России в качестве учебного пособия. Сам Верт в обращении к российскому читателю сообщал, что он написал свою книгу «прежде всего для нескольких тысяч французских студентов-историков». В нарождающейся же «Россиянии» Ельцина его опус сразу же был ориентирован на минимум полсотни тысяч студентов, а с учётом рекомендации Министерства науки – и вообще на несколько сотен тысяч молодых умов.

Каким же был главный вывод французского «историка», якобы «с волнением и даже некоторыми опасениями» представившего свою книгу «на суд российского читателя»?

А вот таким (я привожу заключительные строки книги):

«1991 год имеет шансы войти в историю как завершение начатого в 1917 году эксперимента, приведшего к образованию Союза Советских Социалистических Республик. Нежизнеспособность системы, которая в течение семи десятилетий в форме СССР была фактической наследницей бывшей царской империи, породила больше проблем, чем оказалась в состоянии решить…»

Вот и всё, что смог написать француз о стране, историю которой он якобы изучил настолько, что имеет смелость преподавать её другим.

Н-да…

Если в таком выводе что-то и может быть для нас ценным, то это признание системной преемственности Советской России по отношению к тысячелетней России. Причём не могу не заметить – хотя бы вскользь, что говорить о системной преемственности «Россиянии» по отношению к СССР не приходится. А отсюда вытекает непреложный вывод о том, что ельциноидная «Россияния» никак не может считаться системной преемницей тысячелетней России.

Да и может ли быть иначе, если для Ельцина, Путина, Медведева и их «ратей» стольный русский град Киев является столицей «иностранного государства»?!

Впрочем, я опять увлёкся, а нам надо спуститься по шкале времени в русский 1917 год.

Уже произошла Февральская революция.

Уже была расстреляна мирная Июльская демонстрация в Петрограде.

Уже приехал нелегально в Петроград и скрывался на конспиративных квартирах Ленин…

На 22 октября (4 ноября по новому стилю) 1917 года в Петрограде был назначен казачий «крестный ход» – демонстрация казаков, которая задумывалась как смотр антибольшевистских сил.

21 октября представители казачьих полков были приглашены Петроградским Советом в Смольный на совещание полковых комитетов. На совещании казаки заявили, что не пойдут против рабочих и солдат, и в ночь на 22 октября Временное правительство вынуждено было отменить «крестный ход» – вместо демонстрации силы власти он грозил стать демонстрацией её бессилия.

А 24 октября 1917 года (6 ноября по новому стилю) Ленин с очередной конспиративной квартиры пишет письмо членам ЦК:

«Товарищи!

Я пишу эти строки вечером 24-го, положение донельзя критическое. Яснее ясного, что теперь, уже поистине, промедление в восстании смерти подобно.

Изо всех сил убеждаю товарищей, что теперь всё висит на волоске, что на очереди стоят вопросы, которые не совещаниями решаются, не съездами (хотя бы даже съездами Советов), а исключительно народами, массой, борьбой вооружённых масс…

<…>

История не простит революционерам, которые могли победить сегодня (и наверняка победят сегодня), рискуя терять много завтра, рискуя потерять всё.

Взяв власть сегодня, мы берём её не против Советов, а для них.

<…>

Правительство колеблется. Надо добить его во что бы то ни стало!

Промедление в выступлении смерти подобно».

В тот же день поздно вечером Ленин нелегально прибыл в Смольный и взял руководство восстанием непосредственно в свои руки. И в ночь с 6 на 7 ноября по новому стилю «социалистическая революция, о необходимости которой всё время говорили большевики, совершилась». Именно взятыми в кавычки словами Ленин сообщил об этом делегатам II съезда Советов и всему миру.

А что, если бы Ленин до Смольного не дошёл? Что – не было бы Октября?

А вот посмотрим!

Ещё до того, как большевики взяли власть, в конце сентября 1917 года, Ленин, находясь в Выборге, начал писать работу «Удержат ли большевики государственную власть?». Он закончил её 1(14) октября, и в октябре же 1917 года она была опубликована в № 1—2 журнала «Просвещение». И как писал сам Ленин в предисловии ко второму изданию 1918 года: «Революция 25 октября перевела вопрос, поставленный в этой брошюре, из области теории в область практики».

Не всё в ленинской работе выдержало испытание реальной историей. Так, расчёты Ленина на мировую революцию, которая придёт на помощь русской революции, не оправдались. Но в главном Ленин не ошибся – большевики не только взяли власть, но и удержали её.

Почему?

В своей работе Ленин писал:

«После июльских дней (когда была расстреляна Июльская демонстрация большевиков. – С.К.) мне довелось благодаря особенно заботливому вниманию, которым меня почтило правительство Керенского, уйти в подполье. Прятал нашего брата, конечно, рабочий. В далёком рабочем предместье Питера, в маленькой рабочей квартире подают обед. Хозяйка приносит хлеб. Хозяин говорит: «Смотри-ка, какой прекрасный хлеб. «Они» не смеют теперь небось давать дурного хлеба»…

Меня поразила эта классовая оценка июльских дней. Моя мысль вращалась около политического значения события, взвешивала роль его в общем ходе событий, разбирала, из какой ситуации проистёк этот зигзаг истории и какую ситуацию он создаст, как мы должны изменить наши лозунги и наш партийный аппарат… О хлебе я, человек, не видевший нужды, не думал…

А представитель угнетённого класса, хотя из хорошо оплачиваемых и вполне интеллигентных рабочих, берёт прямо быка за рога, с той удивительной простотой и прямотой, с той твёрдой решительностью, с той поразительной ясностью взгляда, до которой нашему брату интеллигенту, как до звезды небесной, далеко. Весь мир делится на два лагеря: «мы», трудящиеся, и «они», эксплуататоры. Ни тени смущения по поводу происшедшего: одно из сражений в долгой борьбе труда с капиталом. Лес рубят – щепки летят.

«Какая мучительная вещь, эта «исключительно сложная обстановка» революции» – так думает и чувствует буржуазный интеллигент.

«Мы «их» нажали, «они» не смеют охальничать, как прежде. Нажмём еще – сбросим совсем» – так думает и чувствует рабочий».

Эта цитата длинна, но она показывает, что, даже если бы Ленин не дошёл до Смольного, рабочие всё равно «нажали» бы и поставили во главе страны только того, кто готов был возглавить этот «нажим».

То же можно сказать и о крестьянах… Ленин писал в сентябре 1917 года:

«Довели в крестьянской стране дело до того, что всюду разливается широкой рекой крестьянское восстание! Подумайте только: в демократической республике с 80 процентами населения из крестьян довели их до крестьянского восстания…»

Спору нет, из всего большевистского руководства Ленин был наиболее решителен и последователен, наиболее подготовлен к обеспечению успеха социалистической революции. Но сама такая революция к концу 1917 года была в России неизбежной, потому что лишь она спасала Россию, потому что Февральская буржуазно-демократическая революция не оправдала надежд народа.

Февраль подготовили не силы Добра, и он не строился на принципах Добра. Линия Февраля вела страну к катастрофе, к краху! Поэтому большевики без Ленина, возможно, и упустили бы власть в Октябре, реакция на время в России, возможно, и победила бы, но – не более, чем на недолгое время. Возможно, власть получило бы Учредительное собрание. Но если бы это Собрание не оправдало надежд народа – а оно их не оправдало бы, то всё равно продолжались бы волнения рабочих (всё более вооружённых рабочих!), продолжались бы крестьянские восстания, питаемые уходящими с фронта «окопниками», опоясанными пулемётными лентами и с винтовками в руках…

И катастрофа нарастала бы, а результатом всё равно оказалась бы победоносная социальная революция – только произошла бы она в ещё более разорённой стране. И лишь Гражданской войны могло бы уже не быть, потому что народная масса – если бы агония старой России затянулась – поверила бы большевикам более быстро, более решительно и безоговорочно.

Разве что иностранная интервенция была бы по-прежнему возможна, но во главе с партией масс – партией большевиков российская масса разбила бы и интервентов.

Наконец, Ленин к тому времени уже обессмертил себя в том смысле, что его дело неизбежно продолжалось бы и без него. Были созданные Лениным партия, её руководящее ядро, методология борьбы. Слова Маяковского: «Мы говорим «Ленин», подразумеваем «партия»…» – были не фразой, а констатацией факта.

То есть как ни крути, а силы Зла в России уже не прошли бы – слишком велики были тогда уже силы Добра, впервые получившие в России реальный шанс на победу!

МАРКС называл революции локомотивами истории, но точнее говорить о понёсших лошадях, вырывающихся из-под контроля и несущих человечество с бешеной скоростью. Да, вперёд… Но вряд ли этот способ преодоления исторического пространства можно считать оптимальным. Однако у всех революций есть ведь и объективные предпосылки. Если не ошибаюсь, Сильвен Марешаль предлагал чувствительным людям, проливающим потоки слёз над ужасами революции, пролить хотя бы несколько слезинок над ужасами, её породившими. Ведь массы выходят на улицы и идут навстречу опасностям тогда, когда не обеспечиваются или попираются какие-то ОЧЕНЬ существенные, абсолютно неотъемлемые их права, и прежде всего – право на жизнь.

При этом те, кто честно знает и излагает историю двух революций 1917 года, не может не признавать, что главная тогдашняя «заслуга» в революционизировании России принадлежит не большевикам, а «кадетам», конституционалистам-демократам. Именно эта партия крупной буржуазии и «элитной» интеллигенции, «партия профессоров», своей политикой в предвоенные и военные годы целенаправленно вела к подрыву самодержавия, уже не устраивавшего правящую верхушку, и особенно ту её часть, которая приобретала все более космополитический, то есть вненациональный характер.

Замечу, что для России космополитизм во все времена был синонимом не просто вненациональных сил, но – сил активно антинациональных. Поэтому неудивительно, что кадеты тесно взаимодействовали с вдохновлявшими их агентами всемирной «золотой элиты» типа английского посла Бьюкенена или американского сенатора Элиху Рута. Последний – бывший государственный секретарь – приехал в Петроград в начале июня 1917 года во главе особой миссии и полтора месяца накачивал Керенского и КО с целью продолжения Россией войны как средства окончательного нашего закабаления западным капиталом.

Немалый вклад в возникновение кризиса внесла «творческая» и либеральная «интеллигенция».

Это кадеты, имея в руках рычаги власти, организовывали перебои в снабжении городов; зимой в одночасье вывели из строя по всей железнодорожной сети России тысячу паровозов (в морозы не была слита вода из системы паровой конденсации) и т.д. Позднее, в конце 80-х годов, точно так же горбачёвцы и их западные наставники «организовали» в СССР пустые прилавки, талоны на колбасу, одновременно вагонами сваливая эту колбасу в овраги, и т.д.

Между прочим, как раз кадет, товарищ министра путей сообщения Ломоносов загнал царский поезд в тупик на станции с символическим, явно заранее выбранным названием «Дно» и блокировал продвижение императора из Ставки к столице. Там, в Дне (или «на Дне»?), Николай и подписал акт отречения.

Кадеты умело создавали неразбериху и разруху в экономике, а целью их было обрушение царизма и установление буржуазной республики или конституционной монархии по типу английской. Не приводя здесь соответствующих аргументов и подтверждающих цитат (в моих прошлых книгах их имеется в достатке), просто скажу, что вся эта кадетская «перестройка» свелась бы к тому, что Россия превратилась бы в полуколонию Запада уже к началу 20-х годов. Ведь одни краткосрочные внешние долги царской России в результате изнурительной и ненужной России войны составляли три годовых довоенных бюджета!

Так или иначе, кадеты совершили Февральскую революцию и низложили царя. Не матрос Железняк, а ярые монархисты Владимир Шульгин и Владимир Родзянко писали текст отречения последнего российского императора.

Однако кадеты успешно низложили царя лишь потому, что сама структурная перестройка Российского государства была необходима и обусловлена коренными интересами России. При всём при том заниматься строительством новой России в интересах народов России буржуазные либералы не собирались. И наиболее активная и развитая часть народной массы перед Октябрём осознавала это всё отчётливее. Соответственно, в течение 1917 года лишь одна политическая партия не теряла голоса избирателей, а набирала их.

И это была партия большевиков.

Выборы в Учредительное собрание прошли через неделю после Октября. И сразу после того, как стали известны результаты по Петрограду (6 мест из 12 получили большевики), Ленин дал интервью корреспонденту «Associated Press» Гуннару Ярросу, где подчеркивал, что это означает победу в общенациональном масштабе.

Ленин был прав! Там, где большевики имели возможность гласно объяснить народу, в чём их цель, они почти сразу получали широкую поддержку масс. Почему большевикам отдала голоса половина избирателей в столице, где у буржуазии, у высшего чиновничества, монархистов, либеральной интеллигенции и т.д. были, безусловно, прочные позиции? Да потому, что только большевики не боялись говорить народу правду.

А правда была тогда в том, что России надо было выбирать не между либеральной «свободой» и мифическими «молочными реками», которые якобы обещал народу Ленин (ничего подобного никогда и никому не обещавший), а между полным разрушением общества и диктатурой в интересах трудящихся.

И вот об этом Ленин говорил громко, внятно и публично. Чуть позднее я познакомлю читателя с его классической работой «Грозящая катастрофа и как с ней бороться». А сейчас приведу выдержки из его статьи «Один из коренных вопросов революции», опубликованной в газете «Рабочий путь» (очередное название то и дело закрывавшейся властями «Правды) № 10 от 14 (27) сентября 1917 года.

Ленин писал тогда:

«Весь вопрос теперь в том, научилась ли чему-нибудь мелкобуржуазная демократия (то есть Временное правительство. – С.К.) за эти великие полгода, необыкновенно богатые содержанием, или нет. Если нет, то революция погибла, и только победоносное восстание пролетариата сможет спасти её. Если да, то надо начать с немедленного создания устойчивой, не колеблющейся власти…

<…>

Власть Советов одна только может быть устойчивой, опирающейся на большинство народа… Пока не создано такой власти, неизбежны нерешительность, неустойчивость, колебания, бесконечные «кризисы власти», безысходная комедия министерской чехарды, взрывы и справа и слева.

<…>

Дело вовсе не в том, чтобы изобретать «новые реформы», чтобы задаваться «планами» каких-то всеобъемлющих преобразований… В действительности же положение в России таково, что <…> неслыханная и самая грозная опасность разрухи и голода сами собой подсказали выход, сами собою <…> наметили <…> неотложные реформы и преобразования: хлебная монополия, контроль над производством и распределением, ограничение выпуска бумажных денег, правильный обмен хлеба на товары и т.д.».

Где здесь «молочные реки»?

Ленин раз за разом говорил о том, что у России есть три выхода: 1) сползание в хаос; 2) военная диктатура корниловцев в интересах правящей кучки; 3) диктатура пролетариев и беднейших крестьян, способная сломить сопротивление капиталистов и проявить, говоря словами Ленина, «действительно величественную смелость и решительность власти».

В той же статье «Один из коренных вопросов революции» Ленин цитировал видного эсера И.А. Прилежаева, который в эсеровской газете «Дело Народа» «оплакивал», – как писал Ленин, «уход Пешехонова (одного из руководителей партии «народных социалистов» («энесов») и министра продовольствия Временного правительства. – С.К.) и крах твёрдых цен, крах хлебной монополии».

Прилежаев сокрушался:

«Смелости и решительности – вот чего не хватало нашим правительствам всех составов (имелись в виду разные составы Временного правительства. – С.К.)… Революционная демократия не должна ждать, она должна сама проявить инициативу и планомерно вмешаться в экономический хаос… Если где, так именно здесь нужны твёрдый курс и решительная власть».

Ленин этот плач «слуги народа» прокомментировал так:

«Вот что правда, то правда. Золотые слова. Автор не подумал только, что вопрос о твёрдом курсе, о смелости и решительности не есть личный вопрос, а есть вопрос о том классе, который способен проявить смелость и решительность. Единственный такой класс – пролетариат. Смелость и решительность власти, твёрдый курс её, – не что иное, как диктатура пролетариата и беднейших крестьян. И. Прилежаев, сам того не сознавая, вздыхает по этой диктатуре…»

И где же здесь, спрашиваю ещё раз, «молочные реки»? Где «кисельные берега»? В случае прихода к власти Ленин обещал России не «царство свободы», а предельно жёсткую, твёрдую власть, которая национализирует банки, установит в стране рабочий контроль за экономикой и распределением, подавит спекуляцию, отменит помещичью собственность на землю, полностью сменит прогнивший чиновничий аппарат…

Какое там «царство свободы»! Перед Октябрём Россия была накануне полного развала общества. Без твёрдой власти страна в считаные месяцы превратилась бы в одно «всерасейское» Гуляй-поле, по которому для начала прогулялись бы не один «батька» Махно со своими «хлопцами», а сотни разного рода «батек» и «атаманов»…

А потом?

А потом уж, когда российская государственность рухнула бы необратимо, в Россию были бы введены «международные силы ООН» с белозубыми и черномазыми «миротвор…»...

Впрочем, пардон! Это уже из другой «оперы»! Это России ещё предстоит, если обитатели Русской Вселенной так ничему и не научатся и будут по-прежнему верить тем, кому уже давно верить нельзя.

«Миротворцы ООН» – это не исключённая перспектива для нынешней России. А в ту, «гуляйпольскую» , – не управляемую большевиками – Россию после разрыва в ней всех значимых общественных связей были бы попросту введены интервенционистские полицейские силы Антанты. И в той России не нашлось бы сил организовать противодействие интервенции, со всеми, как говорится, вытекающими из этого последствиями. Для иллюстрации сказанного приведу всё же одну показательную цитату, которую предлагал вниманию читателей своих книг уже не раз – цитата того стоит.

4 января 1920 года один из лидеров кадетской партии профессор П.Н. Милюков писал из Лондона в Россию графине Паниной:

«Теперь выдвигается (на Западе. – С.К.) в более грубой и откровенной форме идея эксплуатации России как колонии (выделение Милюкова. – С.К.) ради её богатств и необходимости для Европы сырых материалов…»

От комментариев воздержусь – параллели и так напрашиваются сами собой. Не так ли?

Отвернуть Россию от таких перспектив могли лишь Ленин и партия Ленина. Вот ещё одна, тоже уже не раз приводившаяся мной ранее, убийственная для антикоммунистов и антисоветчиков цитата:

«…Инспирируемое сэром Генрихом Детердингом (международный «нефтяной» король, лишившийся в Баку немалого количества нефтяных скважин. – С.К.) или же следуя просто старой программе Дизраэли-Биконсфильда (британский лорд из евреев, самый деятельный ненавистник России во второй половине XIX века. – С.К.), британское министерство иностранных дел обнаружило дерзкое намерение нанести России смертельный удар…

Вершители европейских судеб <…> надеялись одним ударом убить <…> возможность возрождения сильной России <…> С <…> другой стороны – на страже русских интересов стоял не кто иной, как… Ленин, который в своих постоянных выступлениях не щадил сил, чтобы протестовать против раздела бывшей Российской империи».

Так ретроспективно оценил роль большевика Ленина в отстаивании национальных интересов России дядя последнего русского императора, великий князь Александр Михайлович, в своей «Книге воспоминаний», изданной в Париже в 1933 году незадолго до кончины «дяди Сандро».

ВСЕ перипетии революции и Гражданской войны тогда были уже позади, все результаты были давно известны, и великий князь вполне мог бы просто посетовать на то, что, мол, проклятые большевики так, мол, развалили Россию, что уже никакие усилия «рыцарей Белого движения» не смогли ничего исправить. Однако Александр Михайлович не захотел под конец жизни лгать и предпочёл сказать правду: только Ленин и его партия проводили в период второй русской Смуты национальную политику.

Да и могло ли быть иначе? Ведь только РСДРП(б) была партией народа, а ещё более точно – наиболее развитой в политическом и интеллектуальном отношении части трудящихся России.

Чуть позднее я приведу в этой книге ныне подзабытые свидетельства на сей счёт английского писателя Герберта Уэллса, я в своё время и в своём месте дополню их очень неожиданными оценками Александра Блока.

Пока же сообщу, что в сентябре 1917 года Ленин пишет работу с названием, которое говорит само за себя: «Грозящая катастрофа и как с ней бороться». Пожалуй, будет нелишним привести ее содержание. Итак, разделы «Катастрофы…» имели следующие названия: «Голод надвигается»; «Полная бездеятельность правительства»; «Общеизвестность и лёгкость мер контроля»; «Национализация банков»; «Национализация синдикатов»; «Отмена коммерческой тайны»; «Регулирование потребления»; «Финансовый крах и меры против него»; «Можно ли идти вперёд, боясь идти к социализму?».

Последний вопрос, безусловно, будет становиться всё более насущным и для нынешней России – почти через сто лет после того, как он был поставлен впервые!

Ленин писал (все отточия на месте пропусков мной убраны для удобства читателя, но он сам может при желании познакомиться с мыслями Ленина, прочтя страницы 151—199 тома 34-го пятого издания Полного собрания сочинений):

«России грозит неминуемая катастрофа. Об этом уже говорилось во всех газетах бесчисленное количество раз.

Все это говорят. Все это признают. Все это решили.

И ничего не делается.

Прошло полгода революции. Катастрофа надвинулась ещё ближе. Дошло до массовой безработицы. Подумать только: в стране бестоварье, страна гибнет от недостатка продуктов, от недостатка рабочих рук, при достаточном количестве хлеба и сырья, – и в такой стране, в такой критический момент выросла массовая безработица! Какое ещё нужно доказательство того, что за полгода революции (которую иногда называют великой, но которую пока что справедливее было бы, пожалуй, назвать гнилой), при демократической республике, при обилии союзов, органов, учреждений, горделиво именующих себя «революционно-демократическими», на деле ровнёхонько ничего серьёзного против катастрофы не сделано.

А между тем достаточно самого небольшого внимания и размышления, чтобы убедиться в том, что способы борьбы с катастрофой имеются, что меры борьбы вполне ясны, просты, вполне осуществимы, вполне доступны народным силам и что меры эти не принимаются только потому, исключительно потому, что осуществление их затронет неслыханные прибыли горстки помещиков и капиталистов…»

Эти слова написаны как будто сегодня, а скорее даже – как будто завтра. Лишь «помещиков» (до этого «Россияния» ещё не дожила) надо заменить на «олигархов».

А далее Ленин писал не менее актуальные сегодня (и завтра) вещи:

«Можно ручаться, что вы не найдёте ни одной речи, ни одной статьи в газете любого направления, ни одной резолюции любого собрания или учреждения, где бы не признавалась совершенно ясно и определённо основная и главная мера борьбы, мера предотвращения катастрофы и голода. Эта мера: контроль, учёт, регулирование со стороны государства, установление правильного распределения рабочих сил в производстве и распределении продуктов, сбережение народных сил, экономия их. <…> Контроль, надзор, учёт – вот первое слово в борьбе с катастрофой. Вот что бесспорно и общепризнанно. И вот чего не делают из боязни посягнуть на всевластие помещиков и капиталистов, на их безмерные, неслыханные, скандальные прибыли, прибыли, которые все знают, все наблюдают, по поводу которых все ахают и охают».

Катастрофа всё же разразилась, и по стране, как вши, густо поползли «выкидыши» Зла. Внутреннее Зло и Зло внешнее, объединившись, начали Гражданскую войну. Можно было бы привести много цифр и фактов, показывающих суть этой войны. В 1983 году издательство «Советская энциклопедия» выпустило последнее в СССР сводное издание по истории Гражданской войны – энциклопедию «Гражданская война и военная интервенция в СССР». Если учесть большой формат и мелкий шрифт основного текста, то можно с уверенностью назвать это 700-страничное издание капитальным. В нём действительно много полноценной и точной информации, в том числе и иллюстративного материала. Так вот, интересно всмотреться в фото и подписи к ним в статье «Интервенция», занявшей в большеформатной книге семь страниц.

Первое фото – явно «постановочное». Оно призвано символизировать мощь Британской империи, а на деле точно выявляет тогдашнюю ситуацию. На фото – эффектный британский «томми» в тропической панаме, в новенькой, «с иголочки» форме, с карабином за плечом, на фоне «леса» бакинских нефтяных вышек и трубопровода с штурвалом крана. Подпись: «Английские интервенты в Баку. 1918».

И далее: фото высадки американских интервентов во Владивостоке в 1918 году; английских интервентов во Владивостоке в 1918 году; японских интервентов у трупов убитых ими русских железнодорожников в 1918 году; военных судов США и Франции во Владивостокском порту в 1918 году; японского броненосца во Владивостокском порту в 1918 году; американских интервентов на Северном фронте; английских интервентов в Архангельске в 1919 году; английских танков в Новороссийске в 1919 году; вывозки награбленного имущества с Украины…

На странице 508-й на фото воспроизведена листовка Всероссийского Центрального Исполнительного комитета Советов рабочих, крестьянских, красноармейских и казачьих (на последнее обращаю особое внимание читателя! – С.К.) депутатов.

Вот её текст:

«Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика»

«Пролетарии всех стран, соединяйтесь»

ЧЕГО ХОТЯТ АНГЛИЧАНЕ, ФРАНЦУЗЫ, ИДУЩИЕ ПРОТИВ НАС ВОЙНОЙ?

ОНИ ЗАХВАТИЛИ дорогу на Мурмане, весь берег Белого моря, Онегу, Архангельск.

НАШЛИСЬ ПРЕДАТЕЛИ, которые им помогли.

Они ПУШКАМИ с крейсеров ГРОМИЛИ МИРНОЕ НАСЕЛЕНИЕ – за что, что мы им сделали?

СПРОСИТЕ РАБОЧИХ АНГЛИИ И ФРАНЦИИ: РАБОЧИЕ-БРАТЬЯ, ЧЕГО ВЫ ХОТИТЕ?

Они скажут: МЫ МИРА ХОТИМ, МЫ НЕНАВИДИМ ВОЙНУ, но нет еще силы у нас, чтобы сбросить тех, кто шлет нас на бойню!

Чего же хотите вы, король, президент, лорды и герцоги, купцы и банкиры, помещики Америки, Англии, Франции, Японии?

Ха-ха-ха! Чего мы хотим? МЫ ХОТИМ СОЖРАТЬ ВАС, мы хотим захватить ваши леса на севере, ваши гавани, ваши дороги.

МЫ ХОТИМ, чтобы лен и пенька, лес и хлеб, все, чем богата ваша страна, медь и железо, свинец, серебро, платина, золото, – ВСЕ МЫ ХОТИМ ЗАХВАТИТЬ.

ЧЕГО МЫ ХОТИМ? – скажут эти господа: мы хотим захватить и север, и Волгу, и Урал, и Кавказ. Нам нужны ваши источники нефти, ваши рудники и шахты, ваши рыбные ловли, все заберем!

ЧЕГО МЫ ХОТИМ? – скажут они: МЫ ХОТИМ ПОСАДИТЬ ВАМ НА ШЕЮ ЦАРЯ, потому что в нашей стране король Георг – родственник Романова, потому что наша буржуазия – родня вашей, наши помещики – родные вашим.

Вы свергли ДВОРЯНСТВО, – МЫ ВАМ снова ПОСАДИМ НА ШЕЮ его.

Вы свергли ПОМЕЩИКА, – МЫ ВАМ снова ПОСАДИМ НА ШЕЮ его.

Вы захотели жить вольной свободной жизнью? А МЫ СНОВА ЗАГОНИМ ВАС В РАБСТВО.

– Вот чего хотят эти люди.

– ГОНИТЕ ИХ ВОН!

Издательство Всероссийского Центрального Исполнит. комитета Советов рабочих, крестьянск., красноарм. и казачьих депутатов Москва, Тверская ул., д. № 11.

МОСКВА – 1918 г.

Чтобы читатель лишний раз мог убедиться в правоте листовки ВЦИК, я приведу – для сравнения – строки из книги поэта и художника Максимилиана Волошина «Неопалимая купина», написанной им в 1919 году.

Впрочем, вначале – немного о самом Волошине…

Ещё до революции и даже до Первой мировой войны он, будучи достаточно обеспеченным, поселился с матерью в Крыму, в Коктебеле, – в причудливом доме, выстроенном неподалёку от самого посёлка. В этом доме «Макс» Волошин и жил до конца дней своих, принимая там многочисленных гостей из среды творческой и околотворческой интеллигенции даже в самые острые годы Гражданской войны. Его не трогали ни «белые», ни «красные» – он умел ладить с людьми и в личном плане был человеком безобидным и привлекательным.

Волошин – даром что много философствовал на эту тему – ничего толком не понял ни в Октябре, ни в Феврале. О последнем он даже в 1920 году писал так: «Февральский переворот фактически был не революцией, а солдатским бунтом, за которым последовало быстрое разложение государства». На деле же записать в число серых «окопников» профессоров Милюкова и Ломоносова, князя Львова, думца Родзянко, адмирала Колчака, генералов Алексеева, Рузского и прочих было сложно.

Но тем ценнее чуть ли не текстуальное совпадение оценок путаника-стихотворца Волошина с листовкой большевистского ВЦИКа. Итак, отрывок из стихотворения «Гражданская война» (цикл «Усобица»):

Сказано на удивление точно и сочно! Однако разрушительная, хищническая деятельность сил Мирового Зла в России во время Гражданской войны была лишь частью тогдашней реальности, к тому же – частью не определяющей, не главенствующей.

СИСТЕМНОЙ сутью Гражданской войны в России была борьба сил будущего созидания России, сил Русского Добра, с внешними и внутренними силами Зла. И чтобы показать это, я обращусь не к цифрам и фактам, а к ещё одному стихотворному произведению современника той эпохи, но уже – с однозначно «красной» стороны баррикад. Известный советский поэт Александр Прокофьев, хотя и не во всём и не всегда одинаково ровный, – это несомненно тонкий лирик с волнующей гражданской интонацией. Войну он, молодой сельский парень, прошёл рядовым красноармейцем, а в 1930 году написал стихотворение «Разговор по душам», где были следующие строки:

Настоящая поэзия – это всегда концентрированная мысль, это чувство в чистом виде, а в итоге – это предельно сжатое, но предельно точное описание того, чему посвящены стихотворные строки. Так что даже в нашей весьма богатой прекрасными произведениями литературе о Гражданской войне вряд ли отыщется более ёмкая и исторически верная картина войны, чем у Прокофьева…

Ведь красные в этой войне победили по праву – на стороне Добра сражались именно они. Это подтверждает свидетельство и такого авторитетного и вдумчивого современника эпохи, как Владимир Ефимович Грум-Гржимайло, – крупнейший учёный-металлург и старой, и новой России. Он умер в 1928 году, к энтузиастам советского строя не относился, но был глубоко русским человеком. И в 1924 году, в частном письме за границу, он писал:

«… Я потерял во время революции буквально всё, что имел. В войсках Колчака я потерял сына и племянника. Тем не менее я ни на минуту не сомневаюсь, что победа красных и провал Колчака, Деникина, Юденича, Врангеля и проч., и проч. есть благо. Больна была вся нация, от подёнщика до министра, от нищего до миллионера, – и, пожалуй, интеллигенция была в большей мере заражена, чем простой народ…

Я считаю современный строй исторически необходимым для России… Современное правительство медленно, но неуклонно ведёт русский народ к выздоровлению».

И это было правдой. Так же, как правдой и одновременно программой были слова Ленина:

«Война дала горькую, мучительную, но серьёзную науку русскому народу – организовываться, дисциплинироваться, подчиняться, создавать такую дисциплину, чтобы она была образцом. Учитесь у немца его дисциплине, иначе мы – погибший народ и вечно будем лежать в рабстве.

Русский человек – плохой работник по сравнению с передовыми нациями. Учиться работать – эту задачу Советская власть должна поставить перед народом во всем её объёме. У нас есть материал и в природных богатствах, и в запасе человеческих сил, и в прекрасном размахе, который дала народному творчеству великая революция, – чтобы создать действительно могучую и обильную Русь.

Русь станет таковой, если отбросит прочь всякое уныние и всякую фразу, если, стиснув зубы, соберет все свои силы, если напряжёт каждый нерв, натянет каждый мускул… Идти вперёд, собирать камень за камушком прочный фундамент социалистического общества, работать не покладая рук над созданием дисциплины и самодисциплины, организованности, порядка, деловитости, стройного сотрудничества всенародных сил – таков путь к созданию мощи военной и мощи социалистической.

Нам истерические порывы не нужны. Нам нужна мерная поступь железных батальонов пролетариата».

Итак, Ленин ясно указывал, что основной задачей народов России является не внешняя задача (стать авангардом мирового пролетариата, совершающего мировую революцию), а внутренняя. И заключается она в преобразовании России в мощную социалистическую державу. Соответственно, в последние годы жизни Ленина больше волновало то, «как нам организовать соревнование», а не то, как раздуть «мировой пожар».

30 декабря 1922 года был образован СССР. Россия вступила на путь построения развитого и могучего союзного государства. В своей основе эта задача для всех советских народов была задачей национальной, потому что в едином Союзе каждый народ мог развить свои силы, экономику и культуру, наилучшим и наиболее полным образом. Российская Коммунистическая партия (большевиков) – РКП(б), ставшая теперь Всесоюзной, ВКП(б), оказывалась выразителем коренных интересов исторического развития народов.

Да, какое-то время в её рядах одновременно состояли барственный Троцкий, с его космополитическими замашками и презрением к Русской Вселенной, и бывший чапаевец и будущий народный предводитель Сидор Ковпак – законный наследник Гонты, Зализняка, Хмельницкого… Однако эта формальная общность не могла быть долговечной.

ЕЩЁ до окончания Гражданской войны, в сентябре 1920 года, в Россию приехал английский писатель Герберт Уэллс – автор знаменитых фантастических романов «Машина времени», «Человек-невидимка», «Война миров»… Впрочем, Уэллс был мастером и социального романа, выдающимся писателем-публицистом.

Уэллс прибыл в Петроград накануне последнего крупного напряжения России в Гражданской войне – вскоре должна была начаться Перекопско-Чонгарская операция Южного фронта по разгрому войск Врангеля и освобождению Крыма. 7 ноября 1920 года Красная Армия пошла на Перекоп, а уже 16 ноября Фрунзе телеграфировал Ленину, что конница Будённого заняла Керчь и Южный фронт ликвидирован.

Впрочем, Уэллс уехал из России ещё до начала штурма Перекопа, пробыв у нас две недели. Вернувшись домой, он – отнюдь не приверженец коммунизма, но честный человек, написал книгу «Россия во мгле», в которой назвал Ленина «кремлёвским мечтателем». Забегая далеко (хотя далеко ли по меркам Истории?) вперёд, напомню, что Уэллс приезжал в СССР ещё раз – в 1934 году, и имел беседу в Кремле уже со Сталиным.

Но об этом я – в своём месте – ещё скажу.

В мировой литературе ХХ века есть, пожалуй, две книги, без знакомства с которыми современный человек вряд ли сможет понять суть той одновременно величественной и динамичной эпохи, когда Русская Вселенная преобразовывалась в Советскую Русскую Вселенную. Вторая (в хронологическом порядке) из этих двух книг – «1937 год» Лиона Фейхтвангера.

А первая – как раз «Россия во мгле» Уэллса.

Сегодня её не так-то просто и достать – она не переиздавалась ровно пятьдесят лет. И поэтому я считаю своим долгом познакомить читателя с наиболее показательными местами из этой книги-документа.

Первая её глава имеет пессимистическое название: «Гибнущий Петроград». Однако уже четвёртая глава называлась «Созидательная работа в России». Увы, созидание – если иметь в виду экономику, науку, технику – тогда ещё только намечалось. А вот разруха была жестокой реальностью.

Уэллс писал:

«Основное наше (Уэллс приехал в РСФСР вместе с сыном. – С.К.) впечатление от положения в России – это картина колоссального непоправимого краха. Громадная монархия, которую я видел в 1914 году (во время первого приезда ещё до начала мировой войны. – С.К.), с её административной, социальной, финансовой и экономической системами, рухнула и разбилась вдребезги под тяжким бременем шести лет непрерывных войн. История не знала ещё такой грандиозной катастрофы… Насквозь прогнившая Российская империя – часть старого цивилизованного мира, существовавшая до 1914 года, – не вынесла напряжения, которого требовал от неё агрессивный империализм. Она пала, и её больше нет…»

В этой констатации Уэллса, как и в ранее приведённой мной констатации профессора Грум-Гржимайло («…Больна была вся нация, от подёнщика до министра, от нищего до миллионера…»), имелась, надо сказать, одна принципиальная неточность. Если бы в России действительно прогнило всё и вся, то она бы рухнула действительно невосстановимо.

На деле же прогнило то внутреннее Зло, которое угнетало Русское Добро и не давало ему возможности нормального развития. Но силы Русского Добра никогда не были уничтожены окончательно. В этом и заключался реальный шанс новой России на возрождение. Лишь дав широкую дорогу Добру, Россия обретала историческое будущее.

И тот факт, что она его быстро обрела, лишний раз доказывает, что Советская Россия возникала, развивалась и развилась как Страна Добра!

Впрочем, осенью 1920 года это предвидели далеко не все. Но даже тогда Уэллс – отдадим ему должное – смог понять, что конструктивной альтернативы Советской власти в России нет. Он написал об этом так:

«Среди этой необъятной разрухи руководство взяло на себя правительство, выдвинутое чрезвычайными обстоятельствами и опирающееся на дисциплинированную партию, насчитывающую примерно 150 000 сторонников, – партию коммунистов (Уэллсу было известно, что в РКП(б) состояло уже более 600 тысяч человек, но он брал в расчёт активных членов партии. – С.К.)…

Я сразу должен сказать, что это единственное правительство, возможное в России в настоящее время…

<…>

В то время, как вся остальная Россия была либо пассивна, <…> либо занималась бесплодными спорами, либо предавалась насилию или дрожала от страха, коммунисты, воодушевлённые своими идеями, были готовы к действию… Партия <…> в те страшные дни давала людям единую установку, единый план действий, чувство взаимного доверия. Это было и есть единственно возможное в России, идейно сплочённое правительство…

Сегодня коммунисты морально стоят выше всех своих противников».

В другом месте своей книги Уэллс повторил и усилил эту оценку:

«Большевистское правительство – самое смелое и в то же время самое неопытное из всех правительств мира… Но по существу своему оно честно. В наше время это самое бесхитростное правительство в мире».

Сказал Уэллс и о «белых». Например, так:

«Сомнительные авантюристы, терзающие Россию при поддержке западных держав, – Деникин, Колчак, Врангель и прочие, – не руководствуются никакими принципиальными соображениями и не могут предложить какой-либо прочной, заслуживающей доверия основы для сплочения народа. По существу – это просто бандиты…

<…>

Если бы кто-нибудь из военных авантюристов, которым покровительствуют западные державы, по роковой случайности захватил власть в России, это лишь прибавило бы к общему развалу пьяный разгул, казнокрадство и засилье развратных содержанок…»

Уэллс – как всякий большой мастер культуры – умел ухватить сразу многое, Он, например, глубоко понял «крестьянскую» послереволюционную ситуацию. Рассказав о жестоких лишениях в Петрограде, далее Уэллс писал иначе:

«У крестьян сытый вид, и я сомневаюсь, чтобы им жилось много хуже, чем в 1914 году. Вероятно, им живётся даже лучше. У них больше земли, чем в 1914 году, и они избавились от помещиков. Они не примут участия в какой-либо попытке свергнуть советское правительство, так как уверены, что, пока оно у власти, теперешнее положение вещей сохранится. Это не мешает им всячески сопротивляться попыткам… отобрать у них продовольствие по твёрдым ценам. Иной раз они нападают на небольшие отряды красногвардейцев и жестоко расправляются с ними. Лондонская печать раздувает подобные случаи и преподносит их как крестьянские восстания против большевиков. Но это отнюдь не так. Просто-напросто крестьяне стараются повольготнее устроиться при существующем режиме».

Последнюю фразу выделил я – уж очень она богата по содержанию, объясняет многое из того, что произошло в СССР уже в 30-е годы. В одной этой фразе – весь трагизм будущей коллективизации! Не провести её Россия не могла – если хотела жить дальше. Но провести коллективизацию без жёсткого и решительного слома крестьянской психологии тоже не представлялось возможным. Ведь средний крестьянин и на рубеже 20-х – 30-х годов хотел лишь одного – повольготнее устроиться при существующем режиме! Он был не против Советской власти, но – лишь в том случае, если Советская власть не мешала ему жить жизнью, в основе своей дедовской, в деревне, по своему укладу тоже недалеко от дедовской ушедшей. А индустриальной России было необходимо крупное товарное сельскохозяйственное производство, невозможное без коллективизации.

Впрочем, я забежал далеко вперёд. Вернёмся к Уэллсу, размышляющему в главе «Гибнущий Петроград» о причинах сложившейся ситуации:

«Вы, конечно, скажете, что это зрелище беспросветной нужды и упадка жизненных сил – результат власти большевиков. Я думаю, что это не так… Россия не есть организм, подвергшийся нападению каких-то пагубных внешних сил и разрушенный ими. Это был больной организм, он изжил сам себя и потому рухнул…»

Уэллс здесь был и прав и не прав. Россия – ещё царская, – безусловно, подверглась системному нападению враждебных ей внешних сил в стиле стратегии «непрямых действий». При этом главенствующей силой был даже не американский капитализм, который сыграл роль зловещую не только для народов России, но и для народов Европы, а наднациональный Капитал маммоно-масонского толка.

В ТО ВРЕМЯ ещё не было Римского клуба, Трёхсторонней комиссии и прочих позднейших наднациональных координационных структур мировой «золотой элиты», однако они уже формировались. И сильная, независимая Россия мешала планам будущей глобализации даже больше, чем, например, сильная и независимая Германия. Ухмыляющимся при прочтении последних строк замечу вот что… Сегодня, когда о необходимости некоего мирового правительства открыто говорят внешние фигуры вроде Генри Киссинджера и внутренние пешки вроде Арбатова-старшего и Арбатова-младшего, пора бы перестать ухмыляться при словах «маммоно-масоны»!

Если, конечно, у тебя есть голова на плечах.

То есть Уэллс, усматривая причину краха старой России лишь во внутренних причинах, ошибался. Но в целом, оценивая старую Россию как больной организм, изживший сам себя, он не ошибался. Здоровый организм выдерживает даже самые сильные, самые бешеные внешние атаки! Новая Россия доказала это в 1941 году. Больной же организм не способен им сопротивляться. И это тоже видно на примере России в 1914 году, в 1991 году. Ныне это доказывает уже «Россияния» – каждым днём своего беспутного существования.

К тому же Уэллс опроверг сам себя, продолжив так:

«Не коммунизм, а европейский капитализм втянул эту огромную, расшатанную, обанкротившуюся империю в шестилетнюю изнурительную войну. И не коммунизм терзал эту страдающую и, может быть, погибающую Россию субсидированными извне непрерывными нападениями, вторжениями, мятежами, душил её чудовищно жестокой блокадой. Мстительный французский кредитор, тупой английский журналист несут гораздо большую ответственность за эти смертные муки, чем любой коммунист».

Итак, Уэллс фактически признавал, что внешние силы сыграли в крахе старой России тоже немалую роль. Причём список внешних губителей России великий английский писатель мог бы и расширить. Но Уэллс был активным (хотя и неубедительным) противником революции как способа социальных преобразований, и поэтому он, хотя и обличал капитализм, плохо разбирался в социальной «механике». Зато умел хорошо видеть и точно отбирать факты. И это иногда приводило в Петрограде к забавным курьёзам. В главе «Созидательная работа в России» Уэллс с юмором описывает посещение им школы, которая произвела на него неплохое впечатление, однако удивила тем, что все ученики называли любимейшим своим английским писателем именно Уэллса.

«Такие незначительные персоны, – иронизировал он, – как Мильтон, Диккенс, Шекспир, копошились у ног этого литературного колосса».

Конец ознакомительного фрагмента.