Вы здесь

Дочка. 5 (Микола Адам)

5

Миллер летал, словно имел крылья. Фигурально, разумеется. Написалось неплохое стихотворение, учитывая то, что не рифмовал он ничего больше десяти лет. Вдохновила его Алиса. Встреча с девушкой, само ее существование, осмысление того, что он отец, перевернули целиком его отношение к жизни. Прежние ценности и принципы Миллер уже подвергал сомнению. У него такая красивая и умная дочка!

Посидев в «Любавушке», он проводил Алису до общежития, точнее, довез на такси, где девушка, видимо, устав, положила голову ему на плечо, и он боялся пошевелиться всю дорогу. В фойе общежития № 7, что на Октябрьской, девушка медлила прощаться с Миллером. Она даже приглашала его зайти к ней в гости, чтобы он посмотрел, как живет дочка и вспомнил молодость, но он отказался. Не потому, что не хотел. Хотел и еще как! Однако было неудобно. Они договорились, что проведут вместе выходные. Прощаясь, Миллер попросил разрешения сфотографировать девушку. Алиса тут же согласилась, расстегнула куртку и с большим удовольствием поработала на камеру Миллерова телефона. Она пообещала еще, что пришлет другие свои фото ему на электронную почту.

– Я вас очень-очень-очень люблю, Дмитрий Михайлович! – сказала Алиса, прижимаясь всем телом к Миллеру, обнимая его. – Скорей бы выходные, правда?

Она последний раз взглянула на него, улыбнулась и побежала к лифту. Миллер смотрел ей вслед, после вышел на улицу, закурил, воодушевленный и радостный поспешил к метро.

Ночью вскочил как ужаленный. Строчки выстраивались в рифмованные строфы.

Миллер позвонил Быковскому, чтобы рассказать о новом произведении. Именно Быковский не однажды повторял, что дружба – понятие круглосуточное. Однако тот не поднял трубки, что не удивительно в три часа ночи. Тогда Миллер набрал номер Алисы. Это же она виновна в том, что родилось стихотворение, с нею и следует поделиться новостью. Он не отвечал за себя в тот момент, был неадекватный, но ему хотелось, чтобы его радость вместе с ним разделил кто-нибудь еще.

Алиса подняла трубку.

– Дмитрий Михайлович, что-то случилась? – зевая, спросила она.

– Случилось! – таинственно ответил Миллер.

– И что? – шепотом продолжила Алиса, невольно втягиваясь в игру Миллера.

– Ты – волшебница, Алиса!

– Очень приятно, Дмитрий Михайлович, слышать это от вас, и я целиком с вами согласна. Но…

– Никаких но! Благодаря тебе я написал стихотворение!

– Правда?! – Алисе понравилось признание Миллера.

– Еще какая! Я стихов не писал сто лет!

– Поздравляю вас!

– Я пришлю его тебе смс-кой.

– Буду с нетерпением ждать.

– Прости, что разбудил, – словно опомнившись, проговорил Миллер.

– Ничего, Дмитрий Михайлович, вы же мой папа, тем более папа-писатель, – нежно проворковала Алиса, – и я горжусь вами и собой. Жду стихотворение! Мне хочется поскорее его прочитать. Не каждый день из-за тебя рождается литературное произведение.

Но Миллер не спешил отправлять стихотворение Алисе. Решил чуть подождать. Пусть оно какое-то время отлежится, до обеда хотя бы.

Работа не работалась. Мысли, связанные со стихотворением и Алисой, сверлили душу. Миллер не сводил взгляда с фото дочери в телефоне, ничего и никого не слышал. Его «отсутствие» бросалось в глаза. Вчерашний «побег» с работы не прошел даром. Миллера вызвали к главному редактору, хорошо, что не к директору, кабинеты которых находились рядом и их разделяла приемная.

Секретарша попросила его подождать, мотивируя просьбу тем, что главный редактор пока занят, точнее, занята – эту должность занимала женщина. Весьма, кстати, симпатичная и не глупая брюнетка лет сорока. Как раз донесся ее голос из кабинета. Татьяна Александровна Медникова, так звали главного редактора, чему-то или кому-то возмущалась, что случалось нечасто. Надо было очень постараться, чтобы она повысила голос. Потом из кабинета выкатился какой-то человек и послышалось: «Проходите, Дима!»

– Нет, ну вы это видели! – не могла успокоиться Татьяна Александровна. – Какова наглость! Он мне угрожает еще! Гений, твою маковку! А двух слов связать не может!

– Это вы о ком? – решил тактично уточнить у начальницы Миллер.

– Не о вас, не волнуйтесь так, – ответила Татьяна Александровна, успокаиваясь постепенно. – Но к вам у меня также вопросы. Садитесь!

Она села за свой стол, Миллер присел на стул напротив.

– Я вас слушаю, – произнесла Татьяна Александровна, пристально вглядываясь в глаза подчиненного.

– Не понял, – пожал тот плечами.

– Не хватало еще, чтобы и вы мне нервы поднимали! – не сдержалась женщина. – Не понял он! А мозги вам на что? Дотумкать не можете?..

Татьяна Александровна вышла из-за стола, прошлась туда-сюда по кабинету, стрясая с рук и плеч невидимый сор, во всяком случае, такое складывалось впечатление. Миллер в очередной раз отметил для себя, следя за передвижениями Медниковой, что его начальница очень интересная и красивая женщина. Среднего роста, фигуристая, с шикарным бюстом и не менее шикарным умом, с густыми вьющимися волосами до плеч и голубыми глазами, под которыми хотя и появлялись гусиные лапки, но нисколько не портили общей картины. Их даже можно было не заметить, если не присматриваться.

– Ну, Димочка, дорогой, – вдруг остановилась она возле него, выдвинула стул из-за стола и села рядом. А «Димочкой» называла Миллера, когда волновалась за него или хвалила за что-то, – вы же взрослый человек, не студент и даже не школьник, а ведете себя как ребенок.

Они смотрели друг другу в глаза. Миллер терялся в небесной синеве глаз Татьяны Александровны. Ему вдруг так захотелось обнять женщину, поцеловать в пухлые по-детски губы в розовой помаде. Может, от близости, может, еще от чего, он не знал.

– Не нравятся мне ваши глаза, Дима, – словно догадавшись о желании Миллера, произнесла Татьяна Александровна. Момент был упущен. Она пересела на свое место. – Так куда вас вчера как корова языком слизала? – спросила в лоб. – Я его ищу по всему издательству, опрашиваю всех, как дура, а он, никому ничего не сказав, уходит с работы посреди рабочего дня с концами.

– Так получилось, Татьяна Александровна, – проговорил Миллер, понимая, однако, что это не ответ.

– Это не ответ, – подтвердила его мысль Медникова. – И он не принимается.

– Я пока не могу вам сказать…

– Вы могли, – перебила Татьяна Александровна, – зайти ко мне и предупредить, что уходите, язык не отвалился бы. Я отпустила бы вас без всяких объяснений с вашей стороны.

– Я знаю, – согласился с ее словами Миллер.

– Так спешили?

– Не очень.

– Что тогда?

– Послушайте, Татьяна Александровна, – внезапно придумал план Миллер, как все исправить, – а приходите сегодня вечером к «Любавушке».

– Неожиданно, – улыбнулась та. Она на секунду задумалась, с интересом взглянув на Миллера, и после сказала: – А знаете, Димочка, я приду.

– И подругу захватите тогда на всякий случай, – понесло Миллера.

– Вы мне все больше и больше нравитесь, Дима! – продолжала улыбаться Медникова. – Наконец проявили инициативу. Хорошо, я подожду объяснений до вечера. А пока вы свободны. В смысле, идите, работайте!

Татьяна Александровна демонстративно раскрыла ежедневник и потянулась к рабочему телефону. Миллер понял, что время валить, и покинул кабинет начальницы.

Он верил и не верил в то, что произошло. Да и как было поверить… Хотя, если подумать, Медникова часто вызывала Миллера к себе в кабинет: редактировать вместе текст уже им отредактированный. Татьяна Александровна всегда читала после него, то ли не доверяя ему, то ли себе. В последнее время засиживались допоздна. Читали и правили вдвоем, точнее, она читала вслух, а там, где ей что-то не нравилось, останавливалась и говорила, что надо переделывать. И они искали замену слов, фраз, предложений, даже целые абзацы заменяли на более четкие и выразительные. Медникова и Миллер сидели рядом, чуть ли не впритирку. Рука женщины нет-нет, да и падала Миллеру на колено и надолго оставалась там или накрывала его руку с компьютерной мышкой. Иногда Татьяна Александровна озадачивала его каким-нибудь вопросом, непосредственно касающегося текста, над которым работали в тот момент, и пристально смотрела ему в глаза, придвинувшись вплотную. Может быть, она ждала ответа, а может быть, чего-то другого, обольщая шикарным бюстом под расстегнутой на три верхних пуговицы блузкой и опьяняя горячим дыханием. Миллер тогда морщил лоб, задумывался над вопросом и, хотя и поглядывал в ложбинку между белых грудей Медниковой, никаких попыток к близости с ней не предпринимал. Вполне возможно, что зря. Как он мог знать, что начальница к нему не ровно дышит. А она, видимо, разочарованная тем, что Миллер, точно слепец, никак не мог догадаться, чего хочет женщина, оставаясь с ней наедине, когда на работе, кроме охранника на первом этаже, никого нет, демонстративно зевала и отворачивалась от него. Спрашивала потом, придумал ли он ответ на заданный вопрос, он что-то отвечал невпопад, но она уже не слушала его, поскольку всегда имела свой вариант ответа на любой вопрос.

Значит, Миллер нравился Медниковой? Возможно, она даже любила его! Хотя нет, это слишком самоуверенный вывод. Татьяна Александровна – серьезный человек, трудоголик, живет одна где-то в Грушевке. Стоп. Главное здесь – одна. Правда, говорили, что у нее есть взрослый сын, который живет отдельной семьей… Вот в «Любавушке» все и выяснится.