Вы здесь

Дочери Дагестана. «…С чем сравню…» (Б. И. Гаджиев, 2012)

«…С чем сравню…»

Вскоре после Кавказской войны началось строительство дороги между Темир-Хан-Шурой и Ботлихом. Она проходила через горные аулы Аркас и Аракани. Строителей развлекали танцоры и музыканты, канатоходцы и певцы, приглашенные со всего Нагорного Дагестана. В работе принимал участие и поэт Тажутдин Чанка из Батлаича. В Араканах он встретил певицу Айшат и воспылал к девушке горячим чувством. С той минуты ему стало все нипочем, в том числе и строгие правила адата, запрещавшие открыто, всенародно восхищаться женской красотой, тем более ее воспевать. Поэт не мог молчать, хоть сошли в Сибирь, хоть на месте казни… Вот тогда-то и родилась его знаменитая песня «Араканинка»:

Пусть потом и стыдно будет —

Все открою, не тая.

Пусть весь мир меня осудит,

Но молчать не в силах я.

О зачем, араканинка,

Ты приехала в Чалда?

Лучше б нам, араканинка,

Не встречаться никогда!

Был я бит судьбой сурово,

Беды шли со всех сторон,

Ты пришла – и мукой новой

Я, страдалец, уязвлен…

Дразнишь ты жемчужной кожей,

Гордой поступью своей…

О неладный свет! О боже!

Эта мука всех страшней!

Вижу стан великолепный —

И немею, задрожав,

Взор твой встречу я – и слепну,

Словно солнце увидав.

С чем сравню я это тело?

Как убога наша речь…

И пылинка б не посмела

Лечь на белый мрамор плеч.

Лоб твой зеркала яснее,

Гладок, нежен, как атлас,

Словно буквы нун, чернеют

Брови с яхонтами глаз.

Всех жемчужин мира краше

Подбородок твой литой.

Как серебряные чаши,

Груди, скрытые фатой.

Сладки звуки милой речи,

Как стихи, поют слова,

О тебе летит далече

Восхищенная молва.

И любуюсь я, тоскую

И не в силах я понять:

Неужель тебя, такую,

Родила простая мать?

До кончины не расстанусь

Я с мечтою о тебе,

Хоть судьба и не свела нас—

Благодарен я судьбе.

Ты уходишь, дорогая,

Ждет тебя далекий путь.

Об одном прошу тебя я:

Не забудь… О не забудь![15]

Эту песню без устали мог повторять Тажутдин Чанка.

В 1974 года самым старым жителем аула Балахани Унцукульского района считался 100-летний Гаджи-Магомед Мирзоев. Я к нему заходил в сопровождении местных педагогов. Когда речь зашла о женской красоте, дед встрепенулся и сказал: «Я знал Айшат Араканскую. Она приходила на мою свадьбу с братом Ахмедом. Айшат я запомнил стройной, среднего роста. Танцевала красиво, не хуже, чем пела. Я, как жених, сидел за столом и думал: вот бы мне такую жену, как Айшат. Лучше бы не приходила в Балахани. Она светилась, как солнечный луч. Я не поэт, а то бы подобрал слова, достойные ее красоты. Два дня шла свадьба, два дня я ее видел, а запомнил на всю жизнь…»

Но вернемся к поэту и поэтессе.

Не бывает любви без страданий. Находились люди, исподтишка бросавшие на них злобные взгляды. Но по другой причине Айшат и Тажутдину не пришлось сойтись. А по какой, ни близкие, ни знающие ее мне не могли точно сказать. Так, туманные намеки, а настоящая причина осталась для нас тайной.

Стоит рассказать об отношении сельчан к своей поэтессе. Муж никогда не запрещал Айшат выступать перед публикой, жители же с восторгом принимали ее пение.

Когда в село приезжал царский чиновник, генерал, наиб округа или какая-нибудь другая знаменитость, Айшат по просьбе бегаула и стариков выступала с песнями, импровизациями.

…В Гимрах, на родине Шамиля, имелось такое развесистое дерево, что в тени его могли отдыхать все жители аула.

Однажды из Аракани пришли аксакалы и просят: «Мы построили молельню, но для омовения не хватает ванны. Если уважите нашу просьбу, мы для этой цели спилили бы ваше знаменитое дерево».

Послушали гимринцы, почесали затылки, но решили пойти навстречу араканцам. Последние спилили дерево, тут же обтесали его, сделали громадную, в три сажени длиною глубокую лоханку, а затем несколько десятков молодцев на плечах с трудом понесли удивительное сооружение. Тащили день, тащили два. Наконец, дошли до того места, где дорога от Аварского Койсу круто идет наверх. Сил уже не хватало. На арбу лохань не положишь – не поместится, да и быки такую ношу не потянут.


Аул Аракани. Рисунок Г. Г. Гагарина


Догадался араканский бегаул. Он привел Айшат и при народе попросил: «Спой!». Ее не надо было упрашивать. Она пела и шла в гору, а тут народ из аула высыпал, помогает, подбадривает…

До сих пор цела ванна из гимринского дерева, в которую день и ночь стекает холодная родниковая вода…

В 1927 году Айшат Араканская вместе с Татамом Мурадовым, его племянницей Барият, гармонистом Шубаевым, бубнистом Ядо и певцом Умаром Арашевым ездила в Москву, где дагестанцы выступали с концертом. О поездке в столицу мне рассказала Барият Мурадова:

«Когда Айшат вышла на сцену, то застыдилась и стала боком к зрителям, кусала губы, чтобы не заплакать, а мой дядя Татам из-за кулис по-аварски шепчет: «На публику смотри!». Через несколько минут, может быть, самых долгих в ее жизни, она освоилась, запела. Пела она песню Махмуда. Целая капелла в маленьком горле. После приезда в Махачкалу Айшат уехала на родину, и более я ее не видела. Уверяю – она пела бесподобно».

В 1968 году я встречался с дочерью Айшат Араканской – Патимат Асельдеровой и записал следующий рассказ:

«Первым мужем моей мамы был Асельдер. От него было двое детей, которые умерли в раннем возрасте. А третьей была я. С моим отцом, Асельдером, мама разошлась, когда мне исполнилось два года.

Маму запомнила полной, рослой, со светлым лицом. Главное, глаза – бездонные колодцы. Жаль, что не существует ее фотографии, все бы сказали – красавица. Смелая была. Одевалась во все черное. Лицо не закрывала. Была автором песен, которые сама исполняла. Не знаю, правда или нет, люди говорили, что при царе Николае ее возили в Москву, где она выступала с песнями, и домой ее отпустили с подарками, в числе которых была почему-то и лошадь. В это время я жила у отца в Дженгутае.

Второго мужа мамы звали Джахбар. Он имел в Араканах магазин да в придачу и мельницу. Всегда в его доме или на мельнице слышались песни. Заходи, кто хочешь. После революции Джахбар ремонтировал дороги и до самой смерти получал пенсию».

В 1927 году в Аракани прибыл начинающий композитор Готфрид Гасанов с художницей Екатериной Львовой. Гасанов вез на лошадях ящики с фонографом и восковыми дисками. Тогда-то и были записаны песни из уст самой поэтессы. Бывший при Гасанове переводчиком Сааду Нурмагомаев вспоминал, что, несмотря на то, что Айшат Алиевой тогда было за 60 лет, голос ее отличался необыкновенной чистотою. Не впервой было сельчанам слушать свою землячку, но после каждой песни араканцы громко одобряли Айшат словом: «Баркалла!». Умерла она в 1954 году в возрасте 84 лет. Похоронена в родном селе.

А я думаю, не сохранились ли восковые диски? Хоть бы голос певицы услышать нам, потомкам.