Концерты с Беллой Ахмадулиной
1980 год. Арканов с Луговым уехали, а я остался в Ташкенте. В день концерта должны была приехать Ахмадулина. Она прилетела. Её в аэропорту встречал секретарь горкома и повёз сразу угощать. У Беллы Ахатовны был непростой период. Её преследовали за подпольный альманах «Метрополь». Не издавали, не давали выступать с концертами. А здесь, далеко от Москвы, мы могли спокойно выступать от общества «Знание».
Мы ждали её в обществе. Она приехала сильно под шофе. Она еле говорила. Нас познакомили, мы должны были работать по отделению. Видя такую ситуацию, я сказал:
– Белла Ахатовна, может быть, вам лучше принять таблетку аспирина?
– Что вы имеете в виду? – с вызовом сказала Белла.
– Я имею в виду аспирин, а вы что подумали? Белла промолчала. Аспирин я предложил, потому что уже имел подобный опыт общения с А. Ивановым. Иванову аспирин помогал.
Вечером состоялся концерт. Почему-то в зале была половина зрителей. Причём левая половина зала была полностью заполнена, а правая почти пуста. Оказалось, что левые билеты продавали в университете, где Ахмадулину знали, а правые – там, где о ней в Ташкенте понятия не имели. Так мы и выступали – то левая половина пустая, то правая.
Я выступал первым, но все, естественно, ждали знаменитую поэтессу.
Она с трудом дошла до микрофона и стала на автомате довольно чётко читать стихи, но когда она между стихами стала что-то говорить от себя, зрителям всё стало ясно.
Это был единственный раз в моей жизни, когда после концерта меня зрители встречали на лестнице, и кто-то из них сказал:
– Как вам не стыдно?
А что я мог сделать? Только остановить концерты.
На другой день администратор сама это сделала. Она сказала: либо трезвые, либо отменяем концерты.
Деньги Белле были очень нужны. Собственно, других заработков не было, и она тут же завязала.
Мы выступали ещё два дня, и всё шло хорошо. Мы с ней очень подружились. Очень умная и обаятельная женщина.
Она рассказывала, как ездила на пароходе по Черному морю, и какой-то кагэбэшник хвалился ей, что он поймал армян-террористов, которые взорвали бомбу в Москве, в метро.
Белла спросила:
– И кто же взорвал бомбу? Кагэбэшник сказал:
– Как кто? Вот эти армяне. На что Белла сказала:
– А может быть, вы сами?
Это по тем временам было очень смело. Она просекла, что это была провокация, устроенная органами.
Я заканчивал своё отделение детским номером, в конце которого были слова «Классный Днепр при клёвой погоде», после чего я объявлял Ахмадулину. Я слушал всё её отделение. Она читала потрясающе. И я навсегда запомнил её стихи:
Всё остальное ждёт нас впереди.
Да будем мы к друзьям своим пристрастны.
Да будем думать, что они прекрасны.
Терять их Бог не приведи.
Потом, когда мы встретились в Москве, Белла мне рассказала, что из Ташкента поехала в Тбилиси, где выступала в филармонии на 2500 человек. Грузины говорят ей:
– Вам пора выходить на сцену.
А Белла им:
– Как выходить? А где же «Классный Днепр при клёвой погоде»?
В последний день мы уже вместе выпили, сидели в её номере, и всё время приходили поэты и приносили ей стихи. А нам хотелось поговорить. И ещё нам должны были принести деньги за концерты. Деньги принесли, я эти деньги запрятал Белле под подушку, потому что пришёл очередной поэт. А дальше мы сидели, разговаривали, и каждые пятнадцать минут к нам входила дежурная по этажу. Она блюла нашу нравственность.
Наконец Белла не выдержала и сказала:
– Дорогая моя, вы зря нас стережёте, то, о чём вы думаете, мы могли сделать и в Москве.
В Москве мы очень редко, но видимся, и я всегда рад видеть Беллу Ахатовну.