Глава 4
Юлька Дрозд ученица седьмого класса была беременна. Вообще-то она и понятия не имела об этом. Но 20 августа 1991 года, сев завтракать, она поняла, что есть ничего не может. Один только вид еды вызывал у нее тошноту, а любой проглоченный кусок – рвоту. Ангелина подумала, что дочь отравилась чем-то и вызвала «скорую». Врачи поставили девочке диагноз: «пищевое отравление» и увезли ее в инфекционку. После промываний и капельниц Юльке лучше не становилось. Просматривая результаты анализов, врач как бы про себя пробурчала:
– Ну, не знаю… ведь не беременная же она.
– А почему бы и нет? – подняла брови молодая медсестра, – они сейчас рано начинают!
– Да ей же только тринадцать исполнилось!
– Ну и что?!
– Сделайте анализ на беременность и покажите ее гинекологу.
Когда гинеколог и тест подтвердили, что девочка беременна, врач немедленно позвонила матери.
– Прошу вас, Ангелина Максимовна, срочно приезжайте ко мне. Есть серьезный разговор.
– Что-нибудь случилось с моей дочерью?
– Да. Случилось.
– Но у меня сейчас эфир. Это очень важно! Более важно, чем вы можете себе представить, – сказала она многозначительно.
– Это уж вы выбирайте, что для вас важнее, – не желая понимать каких-то скрытых намеков, сказала врач. Вам решать – эфир или дочь, – и она положила трубку.
– Черт! Мать твою! – громко выругалась Ангелина и, схватив плащ, помчалась к главному режиссеру.
Через тридцать минут она сидела перед завотделением и врачом. Телезрители не враз узнали бы телеведущую. Ни улыбки, ни победного взгляда.
– Господи, да она ж ребенок совсем! – выпучив накрашенные глаза на врача, говорила Ангелина.
– Если б это было не так, вопрос бы не стоял, – сухо ответила врач.
– А вы с девочкой разговаривали? Может, это изнасилование?!
– Ангелина Максимовна, мы со своей стороны обязаны заявить о случившемся в органы. Следователь Турковский приедет через час. Можете побеседовать с ним и с дочерью.
– Боже мой! Какой скандал! Все! Это конец моей работе! Конец карьере, репутации! Все газеты будут трещать! Что же делать? Что делать? Я прошу вас… пожалуйста, ради всего святого, сохраните это в тайне. У вас же есть клятвы какие-то, сохранять тайны! – И Ангелина разрыдалась, не забыв изящно прикрыть лицо уголком ажурной шали…
– Успокойтесь, Ангелина Максимовна. Успокойтесь. Конечно, мы сохраним в тайне беременность вашей дочери. Но главный вопрос: что же делать с беременностью? Аборт? В этом возрасте это очень опасно. Органы деторождения будут повреждены, как бы аккуратно врачи ни провели операцию, и девушка в дальнейшем вряд ли сможет стать матерью. Это первое. Второе – если допустить рождение ребенка, никто не доверит ей воспитание малыша, ведь она сама еще ребенок, и ей надо окончить хотя бы среднюю школу.
Через час следователь Турковский уже разговаривал с Юлией Дрозд и установил, что факта изнасилования не было. Девочка сама приставала к мальчишкам и, считая себя крутой и взрослой, играла с ними в совсем не детские игры.
– И давно ты этим занимаешься? – спросил следователь Юльку.
– Я ничем не занимаюсь, – испуганно ответила она.
– Юлия, – как можно строже смотрел на нее следователь, – с тобой произошли совсем не детские вещи. Это очень серьезно и будь добра отвечать за свои действия со всей серьезностью. Итак, ты живешь половой жизнью с мужчинами?
– С мужчинами? Жизнью? Какой жизнью? – не понимая, о чем говорит следователь, Юлька вытаращила на него Юлька.
Следователь помолчал, не зная, как начать разговор.
– Ты с мальчиками трусы снимала? А они? Играли с тобой без трусов?
– На дне рождения Гарика Геворкяна… одного мальчика из нашей школы… Мы отмечали на пляже. И в море…
– Так, подробнее, пожалуйста. Расскажи мне, что он делал в море.
– Ну в море… он все время меня обнимал и держал крепко-крепко.
– Ты сопротивлялась?
– Нет… Мне нравилось… А потом другие мальчики тоже в воде также делали со мной. Мы играли…
– А ты понимала тогда, что это за игры?
– А что?.. Ничего же не было… обиженно взвизгнула Юлька. Мы много раз потом обнимались с мальчиками в море без трусов… Это же круто… Мы ж не лохи какие-нибудь…
– М-да-а., – вздохнул следователь, – не лохи… А вот ты-то как раз и лопухнулась. Да еще как круто лопухнулась, девочка!
– Не-е-е-т… Я не лопухнулась! – тоненьким, срывающимся голосом закричала Юлька.
– А то, что ты могла забеременеть, ты понимала?
– Не-е-ет!! – заплакала Юлька. – Мне это не надо! Я всегда так делала, но ничего же не было-о-о-о…
– Всегда? Ты всегда играла с мальчиками без трусов? Ты их трогала? Что ты делала с мальчиками? Или они с тобой? – сыпал вопросами следователь, – Отвечай мне!
– Мы в темноте трогали друг друга… – плакала Юлька. – Мы раздевались и трогали… везде… и целовались… везде… И ничего же не было…
– Не было, потому что ты еще не созрела, и сперма у мальчиков была еще не готова. Вот и не было – твердым голосом, как хирург перед операцией, говорил следователь.
– Не-е-е-т! – опять громко зарыдала Юлька.
– А сейчас ты беременна, девочка!
– Не-е-е-ет!
– И внутри тебя растет человек!
– Не-е-е-ет! Не-е-ет, – еще громче рыдала Юлька.
Следователь вышел из палаты и, сделав какие-то записи в своем журнале, направился в кабинет главврача на встречу с телеведущей.
– Что делать будем, Ангелина? Это скандал! Да еще какой!
– Погоди, Толя. Не гони пургу. Давай решим все сейчас, не выходя из этих стен.
– Ох, Ангелина. Это тебе крупно повезло, что я пришел и мы знаем с тобой друг друга уже тысячу лет. Другой бы на этом такие бабки огреб! Девочка беременна! Беременный ребенок! Глупышка совсем!
– Девочка беременна… Да… Но криминала нет.
– Криминала нет. Еще бы нам криминала не хватало!
– Толик, слушай сюда. Огласка нам не нужна. Ты понимаешь? Не нужна!
– Ну ясное дело. Врачебная тайна, надеюсь, будет сохранена.
– Я уже говорила с заведующей. Она тетка понимающая и трезвонить по инстанциям, надеюсь, не будет. И ты, Толик, – она кокетливо взглянула на него, – я уверена, языком трепать не будешь.
– Ну, Ангелочек… Я-то буду нем, как фиш. За меня не волнуйся. Ты за свою крутую дочечку волнуйся: она, глупышка, сама все растрепит.
– Да уж… Не знаю, что и делать! Толь, что делать?
– Аборт надо делать. Что делать, – проворчал следователь.
– Аборт. Конечно, аборт. Но только не здесь. Я отвезу Юльку подальше отсюда… на год. В школе академку возьмем, потом переведу ее в другую гимназию. В конце концов дело это семейное. Мы сами разберемся.
– Не спеши. Не нервничай. Подумай хорошенько, посоветуйся со спецами. Мне звони, я всегда помогу тебе.
– Спасибо тебе, Толя. Ну что? Договорились? В прессу ничего не должно просочиться!
– Ангелина, ну что ты… я ж понимаю… не беспокойся. Все путем. Ты извини, я пойду. Дел по горло. Говорят, Москва на военном положении. Да ты, лучше, наверное, знаешь… Все-таки телевидение.
Анатолий, поцеловав телеведущей руку и быстрыми шагами поспешил на выход.
Ангелина дождалась заведующую и еще раз поговорила с ней о состоянии дочери.
– Вы полагаете ее уже можно выписать? – спросила она врача.
– Ангелина Максимовна, если вы хотите, я могу ее выписать и сейчас. Но раз уж она к нам попала, то по всем правилам пусть полежит здесь хотя бы три дня… так… для порядка… чтоб персонал не болтал.
– Понимаю, понимаю… Хорошо… я вам полностью доверяю… И, пожалуйста, не пишите диагноз в карточке ребенка. Я вас очень прошу. – Ангелина сделала паузу и пристально посмотрела в глаза заведующей. – Очень, – повторила она.
Ангелина вернулась в студию совершенно убитая. Она достала из маленького холодильника бутылку водки, выпила, потом позвонила старшей дочери. С кем же еще ей было советоваться по такому деликатному вопросу?
– Катерина, добрый вечер. Это мама. У тебя все в порядке? – дикторским голосом начала Ангелина.
– Мама? Что так официально? Что-нибудь случилось? Как ты? Юлька дома? – сыпала вопросами Катерина.
Звонок взволновал ее, и сердце учащенно забилось, потому что мама звонила очень редко и в основном по каким-нибудь Юлькиным делам.
– Ты радио слушаешь?
– Нет.
– А телевизор у вас там работает?
– Нет. А что случилось-то, мама?
– Случилось, Катюш. Я на работе сейчас. Ты не могла бы приехать ко мне. Нам поговорить надо. Это очень важно.
– Мам! С Юлькой что-нибудь опять? Да? Она где? Что случилось-то? Мама!
– Ты приедешь? Ты в курсе, что происходит, Кать?! В стране чрезвычайное положение объявлено. В Москве войска. Все дороги перекрыты! Белый дом окружен войсками! Там люди гибнут!
– Что? Это война?
– Катенька, милая! Никто ничего толком не может объяснить, что происходит! Господи! На улицах Москвы танки!
– Мама, а почему по телевизору ничего нет?!
– Катя! Все передачи прерваны. Я в шоке! И Юлька наша!
– Боже мой! А с Юлькой что? Что случилось, мама?!
– Юлька в больнице. Ей сделали промывание. Думали, что пищевое отравление. Но сейчас с ней все в порядке. Ты приедешь, дочь?
– Конечно, мама, конечно… Ты успокойся… Я приеду. – Катерину всю трясло от волнения, и голос дрожал. – Завтра Валера прилетает. Я вся в подготовке. Времени, как всегда, не хватает. Да и Алинка капризничает.
– В семь тридцать я заканчиваю передачу с экстренным сообщением и буду ждать тебя, – не слушая дочь, жестко сказала Ангелина.
– Что-нибудь захватить?
– Не надо, Катюш… Приезжай, пожалуйста, – и повесила трубку.
Катя стояла растерянная, не зная, что делать. «Да что ж это я?» – спохватилась она и побежала к свекрови.
– Светлана Дмитриевна, мама позвонила. Случилось ужасное! Кажется, началась война…
– Что-о-о? Что ты такое говоришь, девочка? Я сейчас позвоню нашему папе в штаб… Он сегодня как уехал с утра, от него ни слуху ни духу… Господи! Вот беда-то!
– Мама просит срочно приехать. Вы за Алинкой не присмотрите? Ее надо покормить и уложить спать.
– Да-да-да, – стояла в оцепенении Светлана Дмитриевна, – поезжай скорей. Я и покормлю, и уложу, – испуганно глядя на нее, сказала свекровь. – Ты сегодня весь день с Алинкой возишься. Ни присела, ни поела как следует… Поезжай, милая. А я позвоню генералу.
Она набрала телефон мужа, но услышала только короткие гудки…
Ангелина, заломив пальцы рук, нервно ходила по своему кабинету, не зная, как сказать Катерине обрушившиеся новости. Все разом! Эти кошмарные события в Москве и эту новость про сестру. Да… Когда Катерина жила с ними и ухаживала за Юлькой, такого случиться не могло. А вот она мать такая-сякая упустила девочку. Проглядела… Надо же! Дочь – малолетняя потаскушка… Мысли в голове Ангелины путались, они перескакивали с одного на другое, мешая ей сосредоточиться. Так прошло примерно с полчаса. Вдруг дверь распахнулась, и Катерина вихрем ворвалась в кабинет.
– Мама, скажи, ты знаешь: это война? – даже не успев обнять мать, закричала Катерина.
– Девочка моя, – Ангелина заплакала, – все войска в боевой готовности! Что творится в Москве, мы сами узнаем из своих «подпольных» источников. Правительственные танки расстреливают Белый дом… Там море крови и смерть…
– Боже мой… Что же будет?
– Надо ждать сообщений. Все военные в нашем городе наготове. Где наш генерал?
– Мы его сегодня не видели. И дозвониться не можем. Светлана Дмитриевна в панике, но держится пока.
– Если от него какие-то новости поступят, немедленно звони мне!
– А с Юлькой что, мама? Где она?
– Сядь, Катюша, – тихо сказала мать, глядя в глаза дочери. – Юлька беременна.
– Что-о-о-о? Она же девочка… глупенькая, – растерялась Катерина.
– Вот именно… глупенькая…
– Тринадцать лет же…
– Вот именно…
– Ребенок же совсем…
– Именно…
Обе женщины сидели и смотрели друг на друга, понимая, что они вляпались всей семьей во что-то очень-очень серьезное. Обе чувствовали себя виноватыми за Юльку. И обе не могли поверить, что подобное возможно в жизни, тем более в их семье. Для Катерины эта новость прозвучала, как будто ее красавица сестра в одночасье превратилась в жабу.
– Мам, ты с Юлькой разговаривала?
– Так… мимоходом… Она там в палате вся в слезах и соплях лежит.
– Мимоходом?
– Кать… тут такая ситуация… Все эти события в Москве и Юлька еще… Понимаешь… Юлька же малолетка… Сразу следователя вызвали…
– Следователя? Да ты что?!
– Хорошо, что Анатолий Турковский приехал… Слава Богу! Мы с ним обо всем договорились… А то бы растрезвонили сейчас во всех новостях и газетах… Кошмар! Сначала думали – изнасилование…
– Ужас! А что? Нет?
– Да нет… Наша Юлька же крутой себя считает. Они с мальчиками голыми развлекаются. Причем, уже давно....
– А ты что? Не знала?
– Откуда?! Я что, за руку ее вожу?
– Ой, мама!
– Катюш, я уже переговорила и с врачами, и со следователем. Я все улажу. Нам скандал и огласка не нужны, – быстро затараторила мать, с трудом сглатывая слюну в пересыхающем горле. – В школе возьмем академический отпуск, я договорюсь. Отвезу Юльку в Питер к тетке Ешечке. У нее квартира на Литейном. Живет одна. Старуха. Юлька и поможет ей.
Катерина сидела не шевелясь, как под гипнозом, не сводя удивленных глаз с матери.
– Питер – большой, не то, что наш город, – продолжала Ангелина. – Тут меня знает каждая собака. Аборт сделаем там… А, может… я не знаю, конечно, Юлька там родит, и определим ребеночка в Дом малютки. Да еще не известно, что там у нее внутри.
– Как неизвестно? А врач что сказал?
– Врач сказал: «мальчик». Срок десять недель.
– Дура! Дура! Вот дура-то! – как-то механически повторяла Катерина.
– Ага… И, главное, не понимает сама, что с ней происходит. Играли они, видишь ли, с мальчиками… Доигрались… Только бы ничего с собой не сделала эта дурочка! – Ангелина, обхватив руками свою холеную шею, раскачивалась в такт своим мыслям. – А, может, Кать, сделать аборт по-тихому, да и не морочиться?! У меня в областной больнице масса врачей знакомых. Заплатим – и все.
– Дура! Дура! Вот дура, – не переставала повторять Катерина, словно позабыв все другие слова.
– Но, врач сказала, что в этом практически, детском возрасте аборт может навсегда лишить ее возможности стать матерью. И наша Юлька будет бездетной. И не сможет создать семью.
Катя не отвечала, она была в шоковом состоянии.
– Кать! Ну хватит, а? Что тебя заклинило-то? Давай вместе думать, что делать с Юлькой.
– Мама, если не думать о будущем, а переживать только настоящее, то надо делать аборт. А если думать о будущем Юльки, поскольку она сама об этом не в состоянии думать, то…
– Что? – Ангелина вся напряглась.
– Что, что… Сама и будешь растить сына. Как будто это ты родишь. А у нас будет братик.
– Я?! Ты что, Катя?! Нет, нет и нет! Это исключено! Ну что ты! Это абсолютно невозможно! У меня работа. Репутация. И потом, возраст! Ты не забывай, мне уже сорок пять. Да и вообще! Я не хочу никаких детей! Нет, нет! Хватит. Если Юлька родит, ребеночка определят в Дом малютки. Это законно. У нас по закону жениться-то нельзя до восемнадцати лет, не то, что рожать.
– Так что, мам? Будем аборт делать здесь? Или увозим Юльку в Питер?
– Ой, Катенька… Голова кругом. Еще вчера не было проблем, а сегодня… Вот тебе, бабушка Ангелина, и Юрьев день!
– Не надо, мама. Эта проблема случилась не вдруг. Она уже давно назревала, только ты не хотела замечать. Знаешь, завтра вечером Валера прилетает из Чечни. Можно, я расскажу ему? Мне надо посоветоваться с ним.
– Только не очень трепись там. Я не хочу, чтоб мое имя сплетнями обрастало. У нас ведь это быстро: выдумают и то, чего никогда не было.
– Валерка – умница. Он обязательно что-то умное посоветует. А ты не раскисай. Забери завтра Юльку из больницы. Ладно? И не ори на нее, мам! Эту дуру пока жизнь не научит, она никого слушать не будет. Жаль, поздно. Она сама должна платить за свои ошибки. Сама, понимаешь, мам?! Ты поедешь к ней сейчас?
– Да. Хотя уже поздно, но я должна поговорить с ней именно сегодня. Наша Юлечка может сотворить все что угодно. Я очень боюсь за нее.
– Я приеду к ней завтра утром. Ты скажи ей, мама. Скажи, Катя просила обязательно дождаться, ладно? Дура! Вот дура-то! Верно говорят: в семье не без урода… Ну, я поехала. Поздно уже. Свекровь волноваться будет.
Обрушившиеся новости о событиях в Москве и неожиданное известие о беременности сестры так взволновало Катерину, что ночью она не сомкнула глаз. «Как же так, как же так? – повторяла она, думая о Юльке. – И Валеры нет». Сердце щемило при мысли о муже: «Где он? Значит, он не в Чечне… Значит, он в Москве… у Белого дома.. Там убивают… стреляют… Валерочка, милый, только будь живым, каким угодно, но живым. Я так люблю тебя», – плакала Катерина.
На следующий день в восемь утра она уже была в палате у сестры. Они сидели на старой, провисшей кровати, обнявшись, и обе плакали. Катерина гладила Юльку по голове, по плечам, по спине, повторяя:
– Дурочка моя… Маленькая дурочка… Как же ты себя наказала, девочка… Только не думай, пожалуйста, что мы тебя теперь бросим. Ладно? Мы обязательно что-нибудь придумаем… Слышишь, Юль? Ну что делать? Многие ошибаются… Все по-разному…
– Кать, – глядя в глаза сестре, тихо спросила Юлька, – ты больше не любишь меня? Да? За такое нельзя любить, да? Меня теперь все обзывать будут. – И она заплакала.
– Никто тебя обзывать не будет. Об этом никто не знает, кроме нас с мамой. Если ты сама никому не расскажешь, никто и не узнает.
– Кать, – мне сказали, что у меня в животе ребенок. Это что? Правда?
– Это правда, Юля. Не понимаю, почему ты раньше-то об этом никогда не думала. Ты что, не знаешь, как рождаются дети?
– Знаю. Но я же не хотела этого…
– Не хотела, а делала…
– Кать, я не хочу, чтобы там ребенок был, – опять заплакала Юлька и уткнулась в плечо сестры.
– Ну, дорогая, теперь твое хочу или не хочу никого не интересует. Теперь мы с мамой будем решать, что делать. Ты даже не представляешь, как это сложно и серьезно. Теперь тебе нужно только слушаться маму. Что она скажет, так и сделаешь. Поняла?
– Поняла, Кать. Я все сделаю. Только я не хочу там ребенка.
– Не хочешь, значит, сделаем так, чтобы его не было. Поняла?
– Поняла, Кать. А ты меня не бросишь?
– Я тебя, Юля, не брошу. В отличие от тебя, – сказала Катя, решив быть на этот раз строгой, – я всегда прежде думаю, чтоб потом не сожалеть о сделанных глупостях. Мама скоро приедет за тобой, так что жди ее, а мне пора ехать домой. Сегодня Валера прилетает из Чечни. И еще… в Москве началась война…
– Какая война? – оторопела Юлька.
– Такая, – зловещим голосом произнесла Катерина, – как в Чечне.
– А мы? Что мы будем делать?
– А мы будем спасать тебя и нашу семью.
Она поднялась, погладила Юльку по волосам, поцеловала в щеку и ушла, оставив испуганную Юльку в полной растерянности.
Генерал Александр Васильевич и ее любимый муж Валерий Александрович Гошев приехали на следующий день домой одновременно. Валерий вернулся из очередной командировки в Чечню. В связи с событиями в Москве он сразу направился в штаб армии к отцу, узнать подробности происходящего в стране. Как обычно, он прилетел сильно загорелым, даже, скорее, обгоревшим, и смертельно уставшим, но с новым орденом «За отвагу». Отец с восхищением и любовью обнял сына. Обсудив обстановку, они решили не расстраивать жуткими подробностями своих женщин. По-военному, они оба были, как никогда, собраны и немногословны.
Светлана Дмитриевна, радуясь, что вся семья собралась дома, наготовила столько разных блюд, что теперь не знала, как уместить их даже на их большом столе. А Катерина не могла отвести влюбленных глаз от мужа и дождаться той минуты, когда он будет только в ее теплых и любящих руках. Обе женщины были счастливы, что их мужья вернулись домой живыми. Это для них было главным. Валерий не переставал целовать жену, обнимать мать и отца и подбрасывать свою маленькую дочь Алинку. Все были счастливы тем, что они вместе, что все живы и, казалось, ничто и никогда не сможет помешать длиться этому счастью вечно.
После ужина, когда они остались вдвоем, Катерина рассказала мужу о Юльке. Она ждала, что Валерий осудит сестру. Ведь сама она относилась к случившемуся как к чему-то ужасно стыдному, невозможному в их семье и даже преступному. Но он посмотрел на нее добрыми глазами и сказал просто и спокойно:
– Бог дал ребенка, значит, хотел, чтоб он был.
– Мама сказала, что надо что-то придумать.
– Маме надо было раньше думать и раньше поговорить на эту тему с Юлей, а сейчас поздно что-то придумывать.
– Господи! Она же сама ребенок еще!
– Ну если забеременела, значит, уже не ребенок.
– Мама сказала, надо делать аборт. И не здесь, а отвезти Юльку в Питер к тетке. Она не хочет огласки. Здесь же все ее знают.
– Не надо делать аборт. Пусть рожает.
– Да ты что, Валера! Она же ребенок! Ей никто не разрешит воспитывать малыша. Придется отдавать в Дом малютки. У нас в стране и так сирот миллионы… вот из-за таких вот дур!
– А врачи что говорят?
– Врачи говорят: мальчик… десять недель…
Валерий встал с постели, натянул свои спортивки и подошел к окну, будто хотел увидеть там что-то. Потом закурил сигарету и, молча курил, уставившись в одну точку. В этот момент он вспомнил всех пацанов, погибших в Афгане, в Чечне. Многим из них не было еще и двадцати… Они уже никогда не узнают таинства рождения. Валерий верил, что кого-то из погибших мальчишек, Бог вернул на землю через Юльку. И нельзя убивать эту зародившуюся жизнь снова.
Катерина тоже подошла к окну и тоже молчала, чтобы не мешать его мыслям. Потом он будто очнулся, повернулся к жене, нежно обнял ее и тихо сказал:
– Я усыновлю пацана. Не надо в Дом малютки. Мы же с тобой хотели сына?
– Да. Хотели.
– Ну вот, получите. – Прижав нежно Катюху к своей груди, он спросил: – Так, когда в Питер поедешь «рожать?»
– Десять недель у Юльки. Вот и считай… где-то к маю…
– Не-е-е… Лучше в апреле, – улыбнулся повеселевший Валерий.
– Да уж, как Бог даст… не будем загадывать.
Катерина не могла прийти в себя от неожиданного решения мужа. Что-что, а такого поворота событий она никак не ожидала.
– Ага… На Бога надейся, а сама все-таки думай, Катюха…
– Как я люблю тебя, Валерка! Так люблю, что мне кажется, что мы с тобой одно целое. И это целое – большой, страстный и нежный Бог любви.
– И я тебя люблю, родная! Тебя одну до самой смерти!