Дорога висельников. Часть вторая. ПРИ ДОРОГЕ (Н. В. Резанова, 2008)

Карниона Прекрасная, Древняя земля, слишком долго пренебрегала соседствующими Открытыми Землями.

Собственно, когда эти земли именовались Заклятыми и считались самым страшным местом в империи, называть это пренебрежением было нельзя. Тогда здесь творились вещи, которых по определению не могло быть, даже упоминать о них – значило нарушать божеские законы, что себе дороже. И не говорили. По большей части в империи делали вид, что Заклятых Земель попросту не существует. И впрямь забывали о них. Только совсем уж отпетые изгои да заведомые колдуны рисковали пересекать незримую границу. Но таких было немного.

Однако Карниона хранила слишком много преданий, забытых в других пределах империи. И жители ее предпочитали скорее поверить в невозможное, чем отказаться от того, во что верили их предки. И от хождений в Заклятые Земли их уберегал не страх перед Святым Трибуналом и гневом властителей, но убежденность: там действительно творится непостижимое. И чтобы ходить туда, тем более – жить там, надо обладать подлинной Силой.

А потом заклятие пало. Солнце, луна и стороны света, каковые в Заклятых Землях были обманными, вернулись на свои места. Все с ужасом ждали, что на обитаемые области ринутся чудовища, которых перестало сдерживать заклятие. Вместо этого Заклятые Земли покинули их немногие жители, опасаясь, что магия, охранявшая их от императорских солдат, исчезла.

И никто не спешил прийти им на смену. Путь был открыт, но никто не хотел им воспользоваться.

Но проходили годы и десятилетия, и прежние рассказы стали казаться сказками. Даже в Карнионе. И нашлись те, кто пожелал разведать, что происходит на обширных пространствах между Эрдским Валом и Древней землей.

Чудовищ они не нашли. Вымерли чудовища. Может, их и не было никогда.

Зато разведчики обнаружили в Открытых Землях богатые залежи железной руды, а в горах Эрдского Вала – жилы самоцветных камней.

Что это значит, в Карнионе понимали лучше, чем где-либо в империи. Покуда в бывшем королевском домене ломали копья на турнирах, в Древней земле нашли новое развлечение. Торговые компании росли, как грибы. Если раньше банки в Карнионе можно было счесть по пальцам одной руки, то сейчас их насчитывались десятки. В Древней земле имели хождение деньги самых разных стран. И на денежных ярмарках, проходивших в Фораннане и Скеле на Богоявление, Пасху, Михайлов день и День Всех Святых шестьдесят богатейших карнионских финансистов устанавливали обменный курс, а представители торговых компаний, желавшие войти в их число, предъявляли приходно-расходные книги.

Процветание не могло быть достигнуто только за счет привозных товаров, хотя внешняя торговля в Карнионе была весьма развита. Это здесь поняли давно, и мануфактуры в Древней земле также начали работать раньше, чем в других провинциях. Но этого было недостаточно. Открытые Земли являли собой новое обширное поле деятельности. Этим нужно было немедля воспользоваться.

И воспользовались.

Неверно было бы представлять карнионцев нацией торгашей, как это нередко делали в Тримейне и герцогстве Эрдском. Да, торговля и финансовая деятельность не считались в Карнионе низменными занятиями, недостойными благородных людей. Дворяне владели мануфактурами, держали паи в торговых компаниях. Спорные вопросы решал парламент карнионского нобилитата, а не ордалия на рыцарском ристалище. Но именно потому, что денежная знать была едина с родовой аристократией, за свои финансовые интересы они сражались с той же яростной решимостью, что их братья – с агарянами в Южном пограничье.

Благом – и одновременно бедой для Карнионы – было отсутствие единого правителя. Поэтому в свое время Карниона подчинилась тримейнским королям, что дало тем право именоваться императорами. Налоги исправно шли в Тримейн, отделения Святого Трибунала существовали по всей Карнионе, воины Древней земли служили императорам оружием, но в делах торговли и промышленности Карниона была самостоятельна. Поэтому экспансия в Открытые Земли карнионских магнатов не встретила препятствий. Напротив, благонравный Георг-Эдвин был даже рад, что пустующие области наконец заселяются, и готов был дать привилегии тем, кто способен извлечь из земель этих пользу и выгоду. А привилегии были необходимы. Для освоения Открытых Земель на новых шахтах и заводах (которые еще прежде надобно было построить) необходимы рабочие руки. А карнионские бедняки, в отличие от нобилей, вовсе не стремились в Открытые Земли. Им прибыли не светили, а покидать благодатную Карниону не хотелось.

Но если не было вольнонаемных рабочих, проблема решалась другими способами. Ибо в благодатной Карнионе рабство было официально узаконено. Никто не рождался рабом, испокон века в этих краях не было крепостных, но осужденных преступников, чьей участью была каторга, можно было купить. Если таковых рабов не вывозили в колонии, то использовали на особо тяжелых работах в самой Карнионе. Но никогда не было попыток отправлять их в другие области империи – ведь там действовали другие законы.

Однако благодаря привилегиям, данным Георгом-Эрвином карнионским промышленникам, впервые в империи появилась частная каторга. Вернее, каторги – ведь привилегии получил не один человек.

Император, безусловно, хотел как лучше. Возможно даже, его решение было правильным. Однако последствия его были неоднозначны. Каждый магнат полагал себя князем на завоеванной земле. Каждый конкурент был для него врагом и соперником. И коммерческое противостояние легко перерастало в вооруженное. Благо воинские отряды требовались промышленникам не только для борьбы с конкурентами. Каторжники – они и в Открытых Землях каторжники. Большинство из них были также карнионцами. Недавние мятежники, коими после восстаний в Скеле, Нессе и Фораннане были переполнены тюрьмы, благодаря указу императора отправились не на виселицы и галеры, а в рабство к тем же, против кого бунтовали. И только дурак не предположил бы, что они не попытаются бежать. И отомстить.

Карнионские промышленники дураками не были. Новопостроенные заводы и шахты сторожили изрядно. Но побеги все равно случались: необходимо было прокладывать дороги, рубить лес – и тут отчаянные люди всегда найдут возможность сбежать.

А вот дальше… Клейменному каторжнику, завезенному в глубь империи, покинуть Открытые Земли было ох как непросто. Было два выхода. Переметнуться к другому хозяину, стать из раба надсмотрщиком или охранником. Известны были такие случаи. Или податься в леса, прибиться к лихим людям. В Открытые Земли, еще когда они именовались Заклятыми, стекались беглые. Только разбойничать здесь было затруднительно. Разбойникам же нужно кого-то грабить. В те времена, когда здесь почти не было поселений, разбойники выходили на промысел за пределы Заклятых Земель, а здесь только скрывались. Теперь и поселения появились, и дороги прокладывали, и обозы по этим дорогам ездили. Только все это охраняли наемники, о которых говорилось выше. Так что чаще всего беглых, решивших попытать счастья в разбойном ремесле, снова захватывали, снова клеймили, пороли и – не пропадать же добру! – снова отправляли на работы. Чаще всего, но не всегда.

Леса лишь недавно начали вырубать, в горах имелись пещеры и ущелья – было где спрятаться, было откуда нанести удар. Учитывая это, вдобавок к постоянному соперничеству промышленников, обстановка в Открытых Землях была крайне неспокойная.

Многих это обстоятельство вполне устраивало. Одни предпочитают обогащаться под сенью закона, другие – в отсутствие такового.

Кроме того, имелись в Открытых Землях и другие силы, о существовании которых далеко не всякому было известно. А те, кто знал, искали способ использовать их к своей выгоде. Даже если это было очень опасно. И нарушало не только писаные законы. Ведь это были Открытые Земли, где дело – прежде всего.

Дорога вела к Уриарку, где недавно обнаружили залежи олова. Дорога пока что была старая. А со старыми дорогами творилось в Открытых Землях что-то странное. Прежде всего непонятно было, откуда вообще взялись дороги в краю без городов и деревень. Да еще вели они в никуда и обрывались то посреди леса, то среди чистого поля. Пробовали копать там, где они обрывались, – ничего не находили. Не особо по этому поводу смутились. Ясно было, что в любом случае новые дороги нужно будет прокладывать. А пока что лесом по дороге проехать можно, а дальше – полем придется без дороги.

Ехали, понятно, охранники. Рабочие – три десятка рыл – перли пехом. Без кандалов, что доказывало – эти бывшие ткачи, красильщики и чесальщики шерсти уже успели познакомиться с местной спецификой. Хозяева расстарались на мушкеты для охраны, но и простой плеткой тоже многого можно было достичь.

Охранники честно пасли свою паству, пресекая всякую возможность бунта, ежели таковая наблюдалась – или мерещилась. По сторонам не шибко глазели. Это был не торговый караван и не обоз с провиантом, на который в лесу могут напасть и средь бела дня. На конвой с работягами вряд ли кто покусится, предполагали они. И напрасно они так предполагали.

Снаряд взорвался, когда конвой огибал невысокий склон, почти сплошь заросший орешником. Поскольку затащить на высотку пушку, не прорубив эту чащобу, было невозможно, брошен он был наверняка человеческой рукой. И достаточно опытной. Взрыв явно носил предупредительный характер. Лошади охранников заржали, одна из них поднялась свечкой и сбросила седока, подконвойные сбились в кучу.

Последнее было совсем не тем, чего от них ожидали нападавшие.

– Разбегайся, братва! – раздался глас в буквальном смысле сверху – из зарослей над дорогой. – Шахты Уриарка без вас обойдутся!

Работа охранников особого ума не требует, и вряд ли кто из них подумал, что нападение было подстроено конкурентами их нанимателя. Но вот опыт – его не пропьешь (разве уж очень постараешься). Поэтому ответом на непристойное предложение стала мушкетная стрельба. Однако оравший тоже вряд ли был новичком в своем деле. Выкрикнув означенное предложение, он не остался на прежнем месте, а скрывшись под сенью орешника, дождался, пока охранники отстреляются, и явился перед глазами собравшихся.

– Чего сказано? Бей охрану, разбегайся! Дорога Висельников отвечает!

Он был коренаст и черняв, со щетиной на щеках и подбородке, отличающей тех, кто имеет склонность к бритью, но мало возможностей для удовлетворения этой склонности. Облачен он был в камзол из серой замши, некогда щегольский, а сейчас изрядно поистершийся, плисовые штаны и тупоносые сапоги. Шевелюру прикрывал суконным беретом. Что до возраста, то юношеский он давно миновал, но до старческого было ему весьма далеко.

Новый призыв возымел успех. Рабочие разделились. Одни кинулись врассыпную в лес, другие, у которых накипело на сердце, кинулись на охранников.

Довольный таким развитием событий, коренастый готов был также отступить, но не успел. Один из охранников предпочел пренебречь усмирением подконвойных и направил на него коня, выхватил из ножен кривой клинок наподобие сабельного. Возможно, храброго стража вдохновляло то обстоятельство, что никаких соратников у нападавшего не наблюдалось.

– Что ж ты какой упорный попался, – пробормотал коренастый. Но если он проявил достаточный гуманизм в начале заварухи, жертвовать собственной жизнью, дабы сохранить чужую, он не собирался. В лоб охраннику нацелился пистолет – игрушка в империи сравнительно новая и, в отличие от пистоля, довольно редко встречавшаяся в Открытых Землях. Не зря, как выяснилось. Пистолет был заряжен заранее, но то ли порох отсырел, то ли еще что – и последовала осечка. Коренастый с проклятием отшвырнул бесполезное оружие. В левой его руке словно бы из ниоткуда возникла дага, и он успел подставить ее под падающее сверху лезвие. Это казалось нелепым – парировать кинжалом рубящий удар. Но тут охранника поджидал сюрприз. Дага оказалась не простая. От главного лезвия откинулись два боковых, с помощью которых коренастому удалось схватить саблю, словно бы клещами, и сломать ее.

Однако он не видел, что сзади на него надвигается еще один страж конвоя – тот, что после взрыва упал с лошади, а теперь несвоевременно очухался и, не тратя времени на то, чтобы перезарядить оружие, решил воспользоваться прикладом как дубиной.

Но удар был упрежден выстрелом. На склоне появился новый участник событий. Он стрелял из короткоствольного мушкета – петриналя, прикрепленного к широкой нагрудной перевязи. Свалив охранника и убедившись, что сотоварищ, управившись с противником, исчез с поля битвы, он тоже рванул в лес. Бежали оба в самую чащу, но явно не потому, что впали в панику, а потому, что если бы кто-то из верховых рискнул за ними последовать, то вряд ли бы преуспел.

Они так дружно и слаженно ныряли в заросли, перескакивали буераки, умудряясь находить проходы там, где их, казалось, не было вовсе, что не оставалось сомнений – местность эти двое знали хорошо.

Впрочем, «дружно» – было определение неверное. Как только стало ясно, что погони нет, коренастый резко остановился, повернулся, схватил своего спутника за грудки и принялся его трясти.

– Ты, сволочь такая, уснул, что ли, у себя в засаде? Подставить меня решил, морда эрдская?

– Полегче, – флегматично отозвался тот, кого обозвали «эрдской мордой». – Не то мушкет выстрелит.

– Не выстрелит – ты перезарядить не успел, – быстро сказал коренастый, но на всякий случай отодвинулся. – Ты почему меня не прикрыл? Почему бомбу не бросил?

– Так нет их у нас, – преспокойно отвечал его сотоварищ. Он значительно превосходил ростом любителя бомбометания, шириной плеч не отличался, но, судя по легкости, с которой таскал тяжеленный петриналь, слабаком не был. Возраста он был примерно одного с коренастым. Носил короткую темно-русую бороду. Одет в коричневый шерстяной кафтан до колен с деревянными пуговицами и капюшоном. Сейчас капюшон съехал, открывая лоб с большими залысинами, придававшими владельцу обманчивый вид мыслителя. На поясе у него висели тесак и пороховница, а готовые патроны были закреплены на той же нагрудной перевязи.

– То есть как это нет?

– А очень просто. Кончились. Ты же и израсходовал, Ингоз. Ежели бы у вас в Карнионе сначала думали, прежде чем что-нибудь сделать…

– Это у нас в Карнионе не думают? Да у нас великие мудрецы были, и школы, и монастыри, когда вы у себя в Эрде в шкурах вонючих ходили и сырое мясо жрали!… Слушай, Пан, а что теперь? – спросил Ингоз совершенно иным тоном.

– Ну, не сам же я тебе эти игрушки сделаю.

– А надо… Мы, конечно, с тобой парни бравые, Пандольф, но надо же сохранять стиль. Мы не можем позорить Дорогу, действуя как простые разбойники.

– Ненавижу ваше карнионское выпендривание, – заявил Пандольф, усаживаясь на траву, чтобы перезарядить петриналь. – Тебе волю дай, ты на каждую пулю, на каждую бомбу будешь ставить клеймо «ДВ».

– А я ненавижу вашу эрдскую скупость, – не остался в долгу Ингоз, также плюхаясь на землю. – Небось каждую порошинку считаешь…

– Должен же кто-то считать то, что ты расходуешь. Прибытку-то нету.

– «Прибытку»! Мы не грабители! Мы работаем за идею!

– А какая у нас сейчас идея?

Этот простой вопрос поставил Ингоза в тупик. Он вытащил из ножен дагу и принялся ее рассматривать.

Не дождавшись ответа, Пандольф провозгласил:

– Так что идея у нас теперь одна – идти к Кружевнице.

– Неохота мне лишний раз пересекаться с этой помешанной.

– Мне тоже. И хотел бы я посмотреть на того, кому встреча с ней в радость. А только надобно выбирать: или, как ты выражаешься, не сохранить стиль, или идти к ней и получить новые бомбы и гранаты.

– И ругани тоже полный воз, ага… – Ингоз замолчал, продолжая обследовать дагу, затем рыкнул: – Святая Айге! Это сукин сын мне рычаг перерубил-таки. Теперь боковые клинки не откидываются. И еще пистолет бросить пришлось…

– Так не бросал бы.

– Ну, хрен с ним, пистолет не жалко. Легко пришло – легко ушло. А вот дага работы редкостной, здесь такую не добыть. Через торговый дом Брекингов заказывал… Видно, это судьба. Придется переться к Кружевнице.

– Ну так пошли тогда. Нечего рассиживаться. Два дня пилить, не меньше.

Пандольф оказался прав. Путешествие заняло именно два дня. У тех, кто не был знаком с Открытыми Землями, на плутание по глухим лесам и угрюмым оврагам ушло бы гораздо больше времени. Но Ингоз и Пандольф, служившие Дороге, умели прекрасно обходиться не только без дорог, но и без тропинок.

Впрочем, у дома, возле которого они во благовремении оказались, тропинка была, уводившая к журчавшей неподалеку реке – одному из притоков Ганделайна. Деревья и кусты поблизости от дома были выкорчеваны, причем не всегда при помощи топора.

– Что-то тихо подозрительно, – пробормотал Ингоз, взирая на дом на пригорке. – И дым из дымохода не идет.

– Может, дрыхнет? – предположил Пандольф.

– Вообще-то вряд ли она день от ночи отличает, но… как-то непохоже.

– Ну, если бы она вышла поупражняться, мы бы услышали.

– И то верно. – Ингоз снова с сомнением взглянул на дом. Несмотря на то что жилище было выстроено в лесу, оно не было деревянным, а сложено из большущих необработанных камней, наподобие построек на Южном побережье. И, как эти же постройки, дом был в один этаж, но весьма вместителен. Кроме того, рядом имелся сарай. Зато не было никаких признаков огорода и наличия в хозяйстве домашней скотины. – Ладно, пошли, что ли…

Они приблизились к дому, и Пандольф, даже не подумав постучать, рванул на себя дверь. Правда, уже с порога сообщил:

– Эй, Кружевница! Это мы! Так что не стреляй и ничем не швыряйся!

Никто не выстрелил. Вообще ничего не произошло.

– Эй! Сайль! Беглая! – продолжал Пандольф перечислять прозвища хозяйки. – Ты дома?

Молчание было ему ответом.

Ингоз тем временем озирался, хотя картина, представшая взору, была ему хорошо знакома.

Вместо очага, какой в обычае в подобных постройках, здесь была сложена печь, в данный момент холодная. Поскольку климат в Открытых Землях довольно мягкий, можно было догадаться, что печь здесь не только для обогрева. На полках вдоль стен выстроилась посуда, как-то не наводившая на мысль о кулинарии.

Посреди комнаты красовались, преграждая путь в глубь дома, верстак и токарный станок, а за ними – перегонный куб. Рядом был стол, никак не обеденный. Казалось, что на нем царил беспорядок, но это был беспорядок со сложной системой – разложенные стопками листы бумаги, густо исчерканные, инструменты, напоминавшие разом и о лавке ювелира, и о камере пыток, непонятно чему принадлежавшие металлические детали. У токарного станка лежала маска, отнюдь не карнавальная, но и не стеклянная, какие использовали алхимики и составители ядов. Она была из грубой кожи, закрывавшая все лицо, дабы уберечь его от ожогов и порезов. Судя по тому, в каком состоянии находилась маска, меры безопасности приходилось принимать не напрасно. Такой же вид имели брошенные рядом перчатки.

Прочую мебель составляли скамья и невесть как сюда попавшее резное дубовое кресло. Всякие намеки на постель и какие-либо личные вещи отсутствовали. Что не значило, будто их не было вовсе. За перегородкой была еще одна комната. Если там сейчас и находился кто живой, то либо спал мертвым сном, либо не желал выходить.

Пандольф соваться туда не стал, а терпеливо уселся на скамейку.

– Пить хочется, – с тоской произнес Ингоз.

– А ты возьми, там на полках бутылей много.

– Ага, нашел дурака. Слышал я, как залез сюда какой-то бродяга и приложился к бутылке с полки. И всю глотку себе сжег.

– А я тебе по старой дружбе железную глотку сделаю, – сипло прозвучало от порога. – Или даже серебряную.

Пандольф заржал. Ингоз всем своим видом выразил неодобрение дурному тону шутки. Впрочем, неизвестно, шутка ли это была. Тут никогда не следовало доверять сказанному.

Через порог шагнуло существо с бадьей воды в руках. Облачено существо было в холщовую рубаху с закатанными до локтей рукавами, парусиновые штаны и залатанную кожаную безрукавку до колен. Ноги существа, несмотря на осеннюю погоду, были босы. Волосы, неопределенного цвета, перемазанные сажей, были схвачены выцветшей тряпицей, чтоб не лезли в глаза.

– Привет, Кружевница! – провозгласил Пандольф.

Не отвечая, хозяйка дома поставила бадью возле печи, подошла к креслу, разместилась в нем, положив худые руки на подлокотники. И обвела пришельцев взглядом светло-карих глаз.

– Вот, Сайль, по делу мы к тебе… – начал Ингоз.

Она молчала. Черты лица у нее были правильные, но она как будто сделала все, чтобы лишить его всякой привлекательности. Природные веснушки были почти не видны из-за грубого загара. Зато отчетливо видны мелкие порезы и ожоги, полученные, несомненно, когда Кружевница забывала надеть маску.

– Ну, короче, – подал голос Пандольф, – припасы у нас кончились. Нам нужно…

– Им нужно! А у меня припасы не кончились?

– Не ври, Кружевница. У тебя пороху столько, что впору императорский дворец взорвать.

– Пороху! – Она фыркнула. – Так сами бы себе снаряды и мастерили. Дело-то плевое, проще, чем тесто раскатать. И как будто мне порох только нужен! Я вам в прошлый раз что сказала: бумаги мне принесите, чернил или грифели. Мне что, пальцем на стене писать? Опять же я на своем станке не всякую деталь сработать могу. Я вам список давала, что принести, – и где?

Пандольф открыл рот, готовясь дать отпор, но Ингоз его перебил:

– А кстати, у меня тут с дагой непорядок. Можешь посмотреть?

Совершенно забыв о злобных выпадах, Сайль выхватила оружие у него из рук.

– Рычаг менять надо.

– Это я и сам понял, уж совсем за дурака меня не держи…

– Прямо как дети маленькие. Дашь им хорошую вещь – обязательно поломанную принесут.

– Ты не ворчи, ты скажи – починишь или нет?

Сайль выбралась из кресла, положила дагу на стол.

– Ладно, починю. Но чтобы по моему списку все было!

– Договорились. Слушай, пить охота…

– Пей. Вон вода, ковш у печки.

Утолив жажду, Ингоз окончательно приободрился и спросил:

– А пожрать не найдется?

Вот этого ему говорить не стоило. Спокойствие, которое вселило в Сайль лицезрение даги, мигом испарилось.

– Ты, может, решил, что тут харчевня? Некогда мне всякой хренью заниматься! Если хотите жрать – приносите с собой! Или пусть вам бабы ваши готовят!

– Откуда же здесь бабам взяться, в Открытых Землях?

– Хоть какая-то польза от этих земель есть – что здесь бабья не водится!

Обстоятельство, что на много миль вокруг не обнаружить ни одной женщины, как будто улучшило ее настроение.

– Вот что. Я, пока вас не было, кое-что придумала. Сейчас покажу, как работает. Выметайтесь пока и снаружи подождите.

Ингоз и Пандольф не стали спорить. Оба знали, что Кружевница в рабочем настроении гораздо опаснее, чем в скандальном.

– Нет, она точно сумасшедшая, – пробормотал Пандольф, когда они вышли из дома.

– Воллер говорит – и отец ее такой же был.

– А он откуда знает?

– Получается, знает. Не в болоте же он такое сокровище на наши головы отыскал.

Голосов они не понижали, по опыту зная, что Сайль на такие слова не обижается.

Она показалась не из дома, а из пристроя – очевидно, имелась боковая дверь. Теперь Кружевница обулась в крепкие башмаки, на плече у нее висела кожаная сумка.

Ни Пандольф, ни Ингоз не предложили ей поднести сумку. Не потому, что были так уж дурно воспитаны. Оба знали: прежде времени она не отдаст. И неизвестно еще, что в той сумке лежит.

Кружевница уверенно двинулась в лес, приятели потопали за ней. Испытания при них проводились неоднократно, и удивляться было нечему. Но теперь Кружевница не испытывала творения рук своих в непосредственной близости от дома. Он, конечно, был каменный, но мог и не выстоять. Потому, после некоторых опытов, приходилось уходить подальше. Впрочем, не все опыты были вызваны чисто научным интересом. Просто не все бродившие по Открытым Землям сразу уяснили, что в этот дом соваться не следует. Возможно, история с выпитой кислотой была страшилкой, которой Пандольф с Ингозом запугивали собеседников, а за неимением таковых – друг друга, но она была вполне правдоподобна.

Шли они долго и остановились перед изрядной глубины оврагом. Не исключено, что в баснословные времена, когда Открытые Земли именовались Заклятыми, здесь пролегало русло реки. (Рассказывали, что тогда реки и дороги меняли направление, появлялись и исчезали, но теперь в это мало кто верил.) Теперь внизу плескалась только жидкая грязь, оставшаяся после дождей начала осени. Лягушек не было слышно, хотя в Открытых Землях об эту пору они еще не засыпали.

Сайль сбросила сумку и извлекла оттуда нечто напоминавшее кирпич. Только из кирпичей фитили не торчат.

– Это еще что? – полюбопытствовал Ингоз.

– Граната.

– Не похоже.

– Это для особо одаренных… Огня мне выкресай.

Ингоз извлек из кармана огниво, выбил искру, а Кружевница поднесла к нему фитиль, заметив:

– Отойдите-ка в сторону.

Ингоз и Пандольф отступили, а Сайль, убедившись, что фитиль не потухнет, размахнулась и швырнула свое творение в овраг.

Мгновение, пока граната летела, казалось, растянулось непостижимым образом. Затем раздался взрыв, отчасти обрушивший противоположную сторону оврага. Вверх взметнулись земля, мокрый песок, палые листья и ошметки тины, застревая на обнажившихся древесных корнях.

Тишина, наступившая после этого, пугала больше, чем грохот. Словно все живые твари, а не только лягушки спешили убраться прочь отсюда.

– Тесто, говоришь, раскатать… – неопределенно произнес Пандольф.

Ингоз тоже не смолчал.

– И много у тебя этих… э-э… штук?

– Пока немного. Надо будет – еще сделаю. Но это так, до ума еще не доведено. Вот кабы без фитиля обойтись было можно… честно говоря, уже и сейчас можно… – вдохновенно повествовала Сайль. – Если выстрелить по этой хреновине – взорвется. Проверено. А ну как осечка? Так что буду работать дальше. Чтоб от удара срабатывало, например.

– Это что – само в руках взрываться будет? – возмутился Ингоз. – Или в сумке?

– Ага! – Пандольф ухмыльнулся. – Представь, Кружевница, – несет он это в кошеле на поясе, споткнется о пень, бац! – и кишки наружу.

– Сам ты пень! Я тебе в мешок все заложу и полюбуюсь, как самого дорогого не останется… Сайль, ты не шибко увлекайся. Не нужны нам гранаты самовзрывающиеся. Давай какие есть.

– То нужно, то не нужно… капризные вы стали, хуже баб, – буркнула Кружевница, поворачивая назад. – Забирайте что есть и проваливайте. Но если вы опять с пустыми руками припретесь…

– Да ладно тебе… по второму-то кругу зачем? Все мы тебе принесем, что заказывала, святым Бреннаном клянусь, – пообещал Ингоз.

– И жратвы! – поддержал товарища Пандольф.

– Потому вас живыми и отпускаю… а то у меня тут, – она постучала пальцем по сумке, – всякая всячина есть… овраг, опять же, недалеко…

– Ну и шутки у тебя, Кружевница…

– А кто вам сказал, что я шучу?

Она не улыбалась. И глаза ее, при взрыве осветившиеся рыжим огнем, были тусклы.

Больше они не разговаривали до самого дома. И там, получив на руки новый запас гранат, Пандольф с Ингозом не стали заводить речи о том, чтоб здесь переночевать. Лучше в лесу у костра, чем в этом негостеприимном доме.

– Ну что за стерва! – ругался Ингоз, когда они отошли подальше. – Убить бы ее, а Воллеру сказать, что ее волки загрызли.

– Не поверит. Скорее она сама загрызет всех окрестных волков и перекусает змей.

В доме светилось окно и слышался металлический визг.

Сайль Бенар, иногда именуемая Кружевницей, с большим недоверием относилась к роду человеческому в целом. Мужчин она недолюбливала, но женщин не любила вовсе. И если поневоле приходилось общаться с людьми, то мужчины были предпочтительнее. Правда, Открытые Земли большого выбора по части общения не предоставляли. Женщин здесь было немного. За все годы, что Сайль обитала в этих краях, она не видела ни одной и склонна была считать это удачей.

Те, кто называл ее Кружевницей, полагали, что «Сайль» – тоже прозвище, ибо по-карнионски это слово означает «беглянка». Однако следует знать, что этим именем ее стали называть задолго до того, как она встала на Дорогу Висельников. Но, разумеется, не с рождения. А родилась она отнюдь не в Карнионе, но в Свантере, большом торговом эрдском городе, крещена в главном тамошнем соборе с соблюдением всех надлежащих обычаев и получила красивое и благопристойное имя Элисабетта. А уж много позже, когда семья ее осела в Нессе, ее имя на местный лад укоротили сперва в Сабет, а потом в Сайль.

Впрочем, своего первоначального имени она не любила. Разумеется, она не могла помнить ни Свантера, ни дома на Епископской площади, ни пышных крестин, где восприемниками малютки были наипервейшие тамошние богачи. Но об этом ей неоднократно рассказывала мать. А все связанное с матерью Сайль вспоминать не желала.

Родители ее приложили для этого все усилия.

Отца ее звали Лоренс Бенар. Откуда он был родом и где получил образование, он никогда не распространялся, а Сайль не спрашивала, но, судя по некоторым его замечаниям в их позднейших разговорах, учился он за пределами империи Эрд-и-Карниона. Предположительно в Италии и Германии. Но до того, как обзавестись семьей, он вернулся в империю и переезжал из города в город, то поступая на службу к какому-нибудь просвещенному вельможе, то предлагая услуги магистратам и гильдиям. Деньги мастера Лоренса не слишком волновали. Гораздо больше его привлекала возможности претворить в жизнь тот или иной замысел. А замыслы у него бывали самые разные. От вполне созидательных до весьма разрушительных. Он был из тех немногочисленных людей своего века (правда, прежде их было еще меньше), кто полагал, будто точные и естественные науки должны находить немедленное приложение в повседневной жизни и сие есть отражение замыслов Господних, ибо Вселенная есть не что иное, как хорошо отлаженный механизм.

Одним покровителям мастера Бенара нужны были новые мосты и укрепленные стены, другим – заводные игрушки. Он делал и то и другое. Иногда его осыпали золотом, иногда – спускали на него собак, и приходилось срываться с насиженного места, ища приюта на другом конце империи. Таким образом Лоренс Бенар очутился в Свантере, где обрел очередного просвещенного вельможу. Граф Свантерский держал при своем дворе астролога, алхимика, медика, художника, почему бы не быть и механику? Кроме того, развлекала графа труппа комедиантов, собравшихся из разных провинций, ибо в герцогстве Эрдском своих актеров, а тем паче актрис не водилось.

Главную актрису и признанную красавицу труппы звали Верина. Лоренс Бенар влюбился в нее со всем пылом, на какой способен немолодой человек, мало знающий о том, что происходит за пределами его мастерской, и не замедлил предложить ей руку и сердце. Любила ли она его? Бог весть. Но, несмотря на молодость, в некоторых областях жизни познания ее были больше, чем у Бенара. Поклонников у Верины было много, иные были и красивы, и богаты, и щедры, но никто не предлагал ей законного брака. А желание иметь семью временами посещает даже самых легкомысленных женщин. Поэтому золотоволосая красавица, не чинясь, приняла предложение Лоренса. Они обвенчались, и в положенный срок у них родилась дочь. А потом домашние актеры надоели графу, и он прогнал их прочь. Скитания труппе были не вновь, трагедии они ломали на подмостках, а не в жизни, не стали устраивать их и сейчас.

Они покинули Свантер, и Лоренс Бенар вместе с ними. Его-то никто не трогал, но он не собирался расставаться с женой и дочерью. При различных дворах империи и во дворцах знати вошли в моду представления с участием сложных театральных машин – почему бы ему не попробовать себя в этом? Благодаря мастеру Лоренсу во время представлений летающие колесницы, влекомые крылатыми конями, несли олимпийских богов, драконы изрыгали пламя, били водометы, разверзались пещеры и пропасти – и во всем том искусственном мире обитала Сайль, тогда еще Элисабетта.

Ее начали выпускать на сцену в раннем детстве – в образах ангелов, эльфов, духов и в прочих ролях, где требовался малый рост, а пуще того – малый вес и большая ловкость. В актерских семьях принято сызмальства приучать детей к ремеслу, и Верина не видела причин, почему она должна поступать иначе. Сайль не возражала, хотя призвания к актерскому ремеслу у нее не было. Она играла, потому что для нее это и была игра, только игрушки в ней были побольше, чем у других детей. Еще интереснее было узнавать, как действуют эти летающие колесницы и огненные драконы. Отец охотно объяснял ей, обнаружив, что дочь, при всем малолетстве, слушает его внимательнее, чем жена (хотя неизвестно, что Сайль из его рассказов понимала). В сущности, каждый из родителей тянул ее в свою сторону, но в ту пору противоречий между ними не возникало.

Конец ознакомительного фрагмента.